Михаил Михайлович Сердюков
Месть

Чаепитие с богом

В просторной комнате, среди мебели из красного дерева, сидели двое мужчин. Несколько секунд назад они пожали руки. Человек среднего возраста в хорошо отглаженных брюках и белой рубашке представился Сергеем, а мужчина в летних шортах с карманами по бокам – Андреем Михайловичем. Они были спокойны и сидели молча, словно играли в молчанку. Плотный красный ковер с узорами расположился под ногами гостей, создавал домашний уют. В воздухе стоял аромат древесных духов вперемешку с запахом сирени. Над входной дверью напротив них висели механические часы в деревянной оправе. Они ходили так тихо, что необходимо было приложить усилия, чтобы услышать их.

– Все началось со стихов Бродского, – начал Андрей Михайлович. – Вы любите стихи?

– Люблю, – коротко ответил Сергей.

Сергей пробежался взглядом по клиенту. Андрей Михайлович сидел в коричневых босоножках, одетых на черные носки, и красной футболке с принтом Микки Мауса на груди. Его седые волосы и серая борода никак не сочетались с его возрастом и вызывали неоднозначные чувства. Внешний вид подростка и нестандартное расположение глаз – они располагались далеко друг от друга – делали Андрея Михайловича комичным персонажем из нашумевшего фильма Спилберга «Инопланетянин».

– Вот и я люблю, – сказал Андрей Михайлович. – Раньше читал Маяковского, Есенина, реже – Бунина, а тут ко мне попался сборник Бродского – такой, знаете, видавший виды. Я бы сказал, потертый жизнью, а раз он потертый, то, значит, толковый сборник. Такой вывод я сделал. – Мужчина задумался и перевел внимание на окно, за белыми занавесками просматривалась полоска синего чистого неба. – Если книга чуть ли не разваливается в руках, то, значит, ею зачитывались. А раз ее читали, то она наверняка знала тепло людских рук и кому‑то помогла скоротать не один вечер. – Он посмотрел на Сергея. – Вот скажите, если бы вы были книгой, то какой бы стали: домашней на полке или книгой в чьем‑то рюкзаке?

Сергей закинул ногу на ногу, повторяя положение тела мужчины напротив. И поправил свои аккуратно зачесанные волосы:

– Книга не может выбирать, – ответил он.

– А если использовать эту идею как метафору? Если бы книга имела такую возможность? Прямо как человек. Человек же способен делать выбор?

– Способен, – сухо заметил Сергей.

– Вот если бы вы были той самой книгой, которая, как и человек, способна делать выбор, то какой бы стали? Книгой с полки, как за вашей спиной, – Андрей Михайлович кивнул на стеллаж с разношерстной литературой в шесть рядов, – или той, которая знала десятки читателей и не боялась быть порванной, которая приносила пользу и, возможно, поплатилась за это своим состоянием?

– А разве род моей деятельности не дает вам ответ? – поинтересовался Сергей.

– То, что вы выбрали профессию психолога, не говорит о том, что вы делаете это с такой же отдачей, как сборник стихов Бродского, гуляя по рукам. Хочу быть с вами честным. – Гость сделал паузу. – Вы слишком лощено выглядите: хорошо выглаженная рубашка, брюки, ровный пробор на голове, идеальная окантовка бороды, – все это говорит о вашем перфекционизме. В вас нет импровизации, свободы. Вы знаете, как жить правильно, но не знаете, как жить играючи. Я осмелюсь предположить, что если вы танцуете, то заученный танец, и совсем не отдаетесь музыке.

– Вы всегда выбираете метафорический способ изложения мыслей? – поинтересовался Сергей.

– А вы всегда избегаете прямых ответов и переводите внимание с себя?

– Хорошо, если я отвечу, какой книгой стал бы, вы продолжите историю про Бродского?

– Конечно, я как раз для этого сюда и пришел, – усмехнулся Андрей Михайлович. – И, чтобы начать, я должен понять, тому ли человеку собираюсь открыться.

Сергей спустил правую ногу на пол и крепко уперся на обе пятки. Он немного подался вперед, прихватив планшет с чистым листом с подлокотника кожаного кресла.

– Вы хотите знать, какой книгой я бы стал, если бы у меня был выбор? – Сергей откашлялся. – Растрепанной. Если жить, то жить на полную катушку, таков мой девиз. Нет ничего тоскливей, чем делать что‑то наполовину. Это не мой стиль. Моя философия – отдаваться без остатка. Погружаться в дело с головой.

– Поэтому у вас столько сертификатов и дипломов на стене?

Действительно, рядом с дверью висело множество разноцветных документов под стеклом. На них пестрели печати и голограммы. Подписи профессоров и докторов наук.

– Я не слышал о том, чтобы у Иисуса или Будды был хотя бы один сертификат, как у вас. И не читал о том, что они выглядели так опрятно, как вы. Они, скорей, походили на изгоев, вот они для меня «потрепанная книга», а вы – книга с полки.

– К чему этот фарс? – Сергей откинулся на кресло. – Если вы сомневаетесь в моей компетенции и мои заслуги вам ни о чем не говорят, то зачем пришли сюда и ведете со мной это диалог? Почему не кончить сессию и не покинуть помещение в поисках потрепанного бродяги?

– Вы знаете, как общаются дельфины?

– К чему этот вопрос?

– Вы знаете, как дельфины узнают план местности в радиусе сотни метров, или нет? – настаивал Андрей Михайлович.

– Они делают это с помощью эхолокации, – небрежно ответил психолог.

Клиент не торопился продолжать беседу. Он поправил футболку, провел рукой по своей колючей щетине и посмотрел на часы на стене. До окончания встречи, которая, к слову сказать, стоила десять тысяч рублей, оставалось пятьдесят минут.

– Именно, Сергей, именно! Я же могу обращаться к тебе на ты?

Сергей развел руки в стороны, покачивая головой. Андрей Михайлович улыбнулся и продолжил:

– Как дельфины используют эхолокацию для пространственного ориентирования, так и я применяю этот метод для познания окружающих меня людей. Я задаю рамки и предлагаю поразмышлять на тему в определенном контексте. Я провоцирую и смотрю, как будут вести себя люди. Только нетипичные события выбивают из колеи, а выбитый из колеи человек испытывает…

– Стресс, – продолжил психолог.

– Бинго! – подмигнул посетитель. – Только в стрессе человек способен продемонстрировать свое истинное лицо. А меня не интересует картинка и маски, мне важно увидеть человека в своем первозданном обличии, в своей натуральной форме.

– И к чему вы ведете? – задумчиво спросил Сергей.

– Это не мне решать! Это я у тебя на приеме, а не ты у меня, – играючи ответил посетитель.

– Бросьте уже, что это за игра? – Скулы у Сергея чуть сжались.

– Ты злишься? – подхватил Андрей Михайлович. Из приоткрытого окна донеслись звуки проезжающих мимо автомобилей с тревожными сиренами скорой помощи.

– Злюсь, – признался Сергей.

Посетитель кивнул:

– Я рад, что ты понимаешь свои чувства и не боишься их называть. Все же не зря у тебя на стене висит столько документов. – Он снова улыбнулся.

Психолог поставил руки пред собой домиком. Андрей Михайлович в ответ попытался прижать чуть растрепанную шевелюру. Сделал он это не для того, чтобы выглядеть опрятней, а скорее машинально, как бы почесывая свою голову.

– Теперь, когда вы проверили меня на вшивость, вы готовы продолжить свою историю про Бродского?

– Бродский? Да. Бродский! – Андрей Михайлович радостно поерзал на кресле. – Как я говорил, все началось со стихов. Ты слышал когда‑нибудь такие строчки: «В каждой музыке Бах, в каждом из нас Бог»?

– Ну а как же? Слышал! Баста написал целую песню на это стих. – Сергей торжествовал. Его подбородок потянулся к потолку, а плечи расправились. Посетитель заметил изменения и улыбнулся. Улыбка была вовсе не радостной, скорее она походила на умилительную. Такой сорт улыбок обычно появляется на лицах родителей, ставших свидетелями первых успехов детей.

– Ну, Басту я не знаю, не тот возраст, но, прочитав эти строки в сборнике, я подумал: если в каждой музыке живет гений Баха, то, по логике произведения, в каждом человеке существует Бог? И если он внутри, то почему я его не слышу? Странно иметь что‑то и не понимать, что это у меня есть, – заметил Андрей Михайлович.

– Могу я обращаться к вам по имени? – спросил психолог посетителя.

– Я предпочитаю, чтобы меня называли Андрей Михайлович.

– Хорошо, Андрей Михайлович. – Эффектно расправленные плечи психолога сжались, а домик из его ладошек опустился к животу. – Я полагаю, как и любая поэзия, стихи Бродского – это сплетение метафорических приемов, не более.

– А что, если я скажу, что ты ошибаешься? И я нашел Бога?

– Тогда мне станет понятней, почему вы так активно прощупывали меня. – Психолог отложил планшет на массивный подлокотник кресла, так ничего туда и не записав.

К Сергею приходили люди с разными странностями: одни воспринимали себя непобедимыми полководцами, другие слышали наставления Вселенной и были убеждены, что имеют с ней особую связь. Психолог внимательно посмотрел на Андрея Михайловича, пока тот изучал узоры под коричневыми мокасинами психолога. Посетитель ничего не говорил. Его глаза бегали с любопытством, точно он смотрел не на шерстяной ковер, а на экран летнего кинотеатра.

– И что было дальше? – поинтересовался Сергей.

Андрей Михайлович поднял голову, словно ожидал этого вопроса, и мягко посмотрел на собеседника.

– Это хороший вопрос, очень хороший вопрос! Дальше я стал искать Бога внутри себя. – Он снова почесал свою седую шевелюру. – И вы знаете, к чему я пришел?

– Признаться, никогда не увлекался игрой «угадайка».

– А ты не так прост, как кажется на первый взгляд! – Андрей Михайлович поднял указательный палец. – В наблюдениях я пришел к тому, что разговоры в голове звучат как постоянный диалог. Так? Только диалог с кем?

Психолог прикрыл рукой рот и небрежно кивнул, приглашая посетителя продолжить.

– Для диалога нужны двое: тот, кто говорит, и тот, кто слушает. – Андрей Михайлович поглядел на Сергея. – И если я постоянно разговариваю внутри себя, то кто меня слушает?

– Бог?

– Именно, Бог!

– И что вам дало это открытие?

– Как что? – Андрей Михайлович удивился. – Я нашёл Бога, а не абы что! Он всегда был со мной и общался с помощью тишины! Разве это не удивительно?

– Переозвучу вопрос. Что изменилось в вашей жизни после того, как вы нашли Бога?

– Вы хотите обесценить мое открытие? – с подозрением спросил посетитель.

– Андрей Михайлович, ваше умение не отвечать обезоруживает. Вы всегда задаете вопросы вместо того, чтобы просто ответить?

– А ты хочешь, чтобы я отдал тебе привилегию вести разговор?

– Так значит, за вашим нежеланием отвечать на открытые вопросы кроется страх потери контроля? Интересно. – Сергей взял свой планшет и что‑то туда записал.

– Только не надо вот таких дешевых «крючков». Не нужно говорить «интересно» и награждать меня долгой паузой с наигранной фиксацией своего открытия на листе.

– Вас это смущает? – озадачился психолог.

– Не то что смущает, меня это бесит! Таким образом ты создаешь ореол своей значимости, не более. – Посетитель задумался. – Я пришел сказать, что нашел Бога, и это не нужно никуда записывать

Мужчины молча смотрели друг на друга. Психолог нахмурил брови и пожал плечами:

– Вы хотите узнать, что я думаю на этот счет?

– Да, – коротко ответил Андрей Михайлович.

Сергей замешкался. Он поправил воротник на рубашке и отряхнул штаны, будто они были в пыли.

– Я думаю о том, что для вас все же Бог?

– Для меня? – Андрей Михайлович лукаво растянул тонкие губы. – Бог – это все, что существует вокруг нас. Бог – это весь наш мир, и мы живем внутри него, подобно рыбе в воде.

– После такого ответа у меня еще больше вопросов.

За окном поднялся ветер, где‑то внизу листья звонко зашуршали, ударяясь друг о друга. Сергей обратил внимания на этот шум и кивнул в сторону окна с немой просьбой разрешить ему закрыть окно. По лицу Андрея Михайловича было понятно, что он не против.

– Бог и внутри меня, и снаружи, и даже больше – я сам и есть Бог.

Сергей легко встал с дутого кожаного кресла и, отмерив путь до окна тремя шагами, громко хлопнул им и повернул ручку. Уличные звуки прекратились в один миг.

– Вы меня снова как‑то проверяете? – спросил Сергей. – Это еще один способ вашей провокации?

Психолог дошел до своего рабочего стола, которое располагалось прямо за пустым креслом. Он оперся на угол.

– И когда вы только перестанете играть со мной?

– Тебе разве не нравится эта игра? – Глаза гостя расширились. – Тебе же так скучно от клиентов с бытовыми проблемами. Они такие предсказуемые и пресные. Приходят сюда и беспрерывно жалуются на свою никчемную жизнь, на дурацкие отношения да на отсутствие смыслов. Они садятся на это кресло, – он сильно ударил руками по подлокотникам, – и плачутся о том, чего у них никогда не было. – Его лицо напряглось от отвращения. – Люди не сильно‑то отличаются от муравьев, и в этом заключается основная истина – нет никакой особенности ни в одном человеке. Пусть твое имя будет во всех учебниках по истории, ты все равно останешься простым человеком, таким же, как и все.

Сергей сдерживал себя, чтобы не взорваться. Он был согласен не со всеми высказываниями клиента, но, так как профессиональная этика не позволяла ему ярко выражать свою позицию, психолог терпел.

– Другая истина заключается в том, что от боли не убежишь, она будет, как бы ты ни старался, – это плохая новость. А хорошая – боль обязательно сменится радостью, нужно лишь немного потерпеть. – Андрей Михайлович почесал бороду. – Выходит, что радость – это всего‑то отсутствие печали. И одно никак не может без другого.

Сергей нахмурился.

– К чему это?

– Да к тому: чтобы что‑то понять, нужно найти этому противоположность. Так? И если рыба, находясь в воде, не способна осознать, что она окружена водой, пока ее из воды не вытащат, то как ты можешь понять, что мы внутри Бога? Откуда меня тогда должны вытащить? Из жизни?

– Андрей Михайлович, хочу признаться, вы интересно все рассказываете, только зачем? – уверенно произнес Сергей. – Зачем вам приходить ко мне, платить деньги за то, чтобы я послушал идеи об истине? Ваши громкие заявления о своем божественном существовании?

Посетитель задумался и застучал пальцами по мягкому подлокотнику кресла. Удары были беззвучными, глухими, но активными. Чуть погодя подключились и ноги. Он одновременно дергал всеми конечностями, пока неожиданно не замер. Андрей Михайлович посмотрел на Сергея исподлобья и повел головой, так, будто у него продуло шею.

– Ты когда‑нибудь бывал в летнем лагере «Салют»?

– При чем тут это?

– Ответь: да или нет?

– Это было давно, кажется мне было двенадцать! – с подозрением ответил Сергей. – Только подумать, прошло около двадцати шести лет, я уже и забыл, что бывал там.

– Медведица, – добавил мужчина. – Быстра речка, скажу, просто так не поплавать, особенно когда ты слабый подросток

Сергей задумался, вспоминая свое детство: как он играл в футбол в лагере с приятелями, как ходил в лес за дровами для пионерского костра и как впервые танцевал на дискотеке с девочками. Тогда ему приглянулась девочка по имени Катя, его первая любовь.

– Истиной можно назвать и тот факт, что ребенок сильно зависит от взрослых. – Гость растекся по скользкому креслу, почувствовав превосходство над Сергеем. – Вот почему каждому человеку стоит как можно скорей повзрослеть и сепарироваться от них, а с другой стороны, нас так воспитывали, что мы просто заточены под необходимость быть зависимыми от чужих приказов и безукоризненно подчиняться им. Стоит услышать речь в приказной форме, как тут же отключается любое стремление к свободе. Будто приказ – это пульт управления человеком. – Он усмехнулся от своего сравнения. – И это не мудрено: нам так тщательно прочистили мозги с первого класса, что в зрелом возрасте приходится проделывать солидные усилия, чтобы очиститься от вшитых обществом программ. Но вот это уже не истина, это вера. Понимаете?

– Андрей Михайлович, для чего мне это нужно знать? Зачем мне ваши идеи о вере и истине? Просто объясните, для чего, в конце концов, я тут стою и слушаю ваши поучительные дифирамбы?

– А разве не за этим приходят к тебе на прием? Разве люди платят тебе, прошу заметить, немаленькие деньги не для того, чтобы ты их просто слушал с умным лицом, делая пометки у себя на листке? – Он кивнул на планшет.

– Мои клиенты приходят, чтобы с чем‑то справиться, – заметил Сергей. – Решить для себя важные вопросы, разорвать, скажем, негативные паттерны поведения. – Он попытался не моргать. – Вот вы с чем хотите справиться? Что хотите решить?

– Ты меня, вообще, слушаешь? – надавил Андрей Михайлович. – Я же тебе говорю – я обнаружил внутри себя Бога. БОГА! – На его лбу выступила глубокая морщина поперек бровей. – Вот тебе, кроме того раза в летнем лагере, приходилось общаться с Ним или, не дай бог, играть Его роль?

– Простите?

– Разве ты забыл, как возомнил себя всемогущим Господом и решил, что все ребята из отряда должны плясать под твою дудку? – Голос Андрея Михайловича стал твердым. – Ты не помнишь, к чему привело твое желание посмеяться над ними?

– Я вас не понимаю.

– Ты не против, если я поведаю историю об одном мальчике, который решил, что он особенный? Что он в праве злостно шутить над своими приятелями?

Психолог повел головой. Его немного качнуло, словно он был не у себя в кабинете, а в вагоне поезда. Тучи плавно закрыли солнце, и в комнате стало сумеречно. Разноцветные кресла и ковер утратили яркость. На лице Сергея зависла тревога, а Андрей Михайлович сильней прежнего растянулся в улыбке. Сложив руки вместе, он как‑то загадочно заскучал в ожидании реакции психолога.

– Вы правильно заметили, что это ваша сессия, и если вам будет легче оттого, что вы расскажете историю про одного мальчика, – Сергей протянул последнее слово, – то с удовольствием ее послушаю.

– История увлекательная, но сперва ответь мне, ты веришь в Бога?

Сергей почувствовал раздражение. Андрей Михайлович играл с ним, как котик с бумажной бабочкой на нитке. Психолог все больше и больше терял контроль над происходящим. Разговор напоминал игру в «дурака», где у клиента на руках были исключительно козырные карты, и он подкидывал их друг за другом, упиваясь своим положением.

– Идея Бога была изобретена для того, чтобы управлять людьми.

– Надо же, какая банальщина, – усмехнулся Андрей Михайлович. – Ну да ладно, и на каких основаниях ты пришел к такому выводу?

Психологу не понравился выпад посетителя, но, чтобы не обнажать свою уязвимость, он вновь постарался этого не показывать. Выпрямившись, он твёрдо встал на ноги и скрестил руки у груди.

– Я человек науки и предпочитаю иметь дело с очевидными данными, а любые доводы, не имеющие своего выражения в объективной реальности, для меня автоматически превращаются в манипуляцию с единственным желанием – обретение власти.

– Что ты имеешь в виду?

– Знаете, почему директора больших компаний делают солидную прослойку между собой и линейным персоналом?

Андрей Михайлович махнул рукой, пригласив Сергея продолжить.

– Если у директора с подчиненным будет непрерывный и прямой контакт, то пропадет любая магия управления, – сказал психолог. – Человек боится неизвестности. Все, что ему понятно, совсем не пугает. Свободное пространство для фантазий вызывает страх. Если сотрудник практически моментально видит обратную связь на свои действия, то отпадает необходимость что‑то дорисовывать или предполагать. Страх отступает. Без неизвестности нет и страха, а если нет страха, то нет и мотивации.

– И как это связано с верой в Бога?

– А так, что Бог – это директор директоров! К нему вообще нет никакого доступа. Фантазия включается на максимум и подкидывает такие страшные картины, что обделаться можно, – твердо сказал Сергей. – Сам человек лучше других знает, что его пугает.

Андрей Михайлович не шевелился, держась за подлокотники своего кресла.

– Скажем, боится человек червяков. В аду будут именно они. Пугают черти? Без чертей там не обойдется. Главное, не говорить, что конкретно ждет человека в аду. Грешник сам все завернет в нужную ему упаковку. Такая особенность психики становится очень привлекательной для того, кто хочет управлять людьми. Будешь делать, как мы тебе говорим, – попадешь в рай, а если ослушаешься – в ад. В раю классно, в аду – жутко. Вот ты и выбирай, что делать и где тебе потом быть.

– Получается, что Бог нужен, чтобы Им пугать взрослых людей, как детей бабайкой?

– Получается, так.

– Что‑то не вяжется. – Андрей Михайлович вытянул и скрестил ноги. – Если Им только пугают, то кто тогда создал этот мир? – Он осмотрелся по сторонам.

– Если Он создал этот мир, то как, по-вашему, Бог оказался внутри вас?

– Ты, вообще, хорошо помнишь строчки Бродского, которые я тебе читал?

Сергей ничего не ответил.

– Ну что ты за психолог, если так плохо меня слушаешь? – Мужчина покачал головой. – В каждом человеке – Бог! Вот с чего я начал. Получается, Он не только во мне, Он в каждом человеке. И если Бог внутри каждого, то Он придуман не для контроля, как ты утверждаешь. Это мы были рождены, чтобы найти его внутри. – Андрей Михайлович ударил по лбу Микки Мауса у себя на груди.

Сергей немного потоптался у стола и неспеша вернулся на свое кресло, взял планшет и открыл ручку. Склонившись над белым листом, он молча изучал свой корявый почерк. Почерк был настолько несуразный, что даже сам Сергей с трудом понимал, что написал несколько минут назад.

– А тот мальчик из моей истории, знаете, почему решил найти Бога?

Психолог поднял голову. Кончики его пальцев заныли, так, будто он недавно огрел себя молотком, и острая фаза боли постепенно отступала.

– Мальчик не искал Бога вовсе, он решил стать им, – не дожидаясь ответа, сказал Андрей Михайлович. – Он так филигранно отточил искусство манипуляции, что сколотил вокруг себя настоящую банду, и когда утвердился в своей власти, тут же стал вытворять страшные вещи.

Сергей посмотрел на свои ногти. У него появилось сильное желание отгрызть кусочек. Он хотел расправиться со всеми ногтями на своих руках. Несмотря на то, что его маникюр был в порядке. Он с одержимостью изучал ногти, представляя, как грызет их и выплевывает на красный ковер под своими ногами.

– Ребята из отряда больше не сопротивлялись его указам. Они беспрекословно выполняли любые прихоти. – Андрей Михайлович посмотрел на сертификаты у двери. – Ты же, как успешный психолог, знаешь, как это работает – сформированный в начале отношений фундамент дальше работает сам собой. Слабая и сильная позиции создаются в первые несколько секунд знакомства. Кто успел занять позицию сверху, дальше смотрит на остальных как на насекомых. Не всегда власть дается за лидерские качества, чаще ее занимают благодаря комплексу неполноценности. Так случилось и с героем моей истории. – Он задумался. – Его родители развелись и проживали сложное для себя время. Им было так плохо, что мальчику не доставалось и йоты заботы и любви. Он понял: чтобы получить хоть немного внимания, нужно вести себя вызывающе. Формула была несложной: чем хуже он себя вел, тем больше получал внимания. В лагере парень стал хулиганом, и другие ребята не смели с ним спорить. Они боялись говорить ему что‑либо поперек, потому что мальчик мог натравить на своих обидчиков целую свору приспешников. Можно ли его считать богом в глазах детей?

– Я знаю, что вы хотите мне сказать. – Сергей через силу оторвал взгляд от своих рук. – Но откуда вы…

– Конечно, его можно считать богом! Бог – это то, перед чем преклоняются. Я вот преклоняюсь перед тишиной внутри себя.

– Это было очень давно! – взъерошено бросил психолог.

Андрей Михайлович будто не слышал реплики. Задумчиво покачал головой, соглашаясь с самим собой. Откашлялся в кулак и продолжил:

– Парень, будь он неладен, таки почувствовал, что дети покорно преклоняются перед ним, – неторопливо протянул он. – Не любите вы играть в «угадайку», но я все же спрошу: знаете, что он сделал, когда почувствовал свое превосходство?

– Он стал издеваться над детьми!

– Бинго! – Андрей Михайлович ударил ладонью о ладонь. – А говоришь, что не любишь эту игру. Не любишь и тут же попадаешь точно в цель, – съерничал он.

Сергей и раньше чувствовал, как земля уходит у него из-под ног. Как он теряет точку опоры и плывет, подобно листку в быстром ручье непредвиденных событий. Он много работал над собой, чтобы исключить подобные ощущения из своей жизни. Сергей не любил терять контроль над ситуацией и становиться заложником своих эмоций. В такие моменты он чувствовал себя ребенком, не способным взять ответственность за свою жизнь.

– Почему вы решили рассказать мне эту историю? – поинтересовался Сергей.

– А ты разве не понимаешь почему? – удивился клиент. – Разве тебе эта история ничего не напоминает?

– Напоминает.

– А вот за это тебе плюс. – Мужчина улыбнулся. – Мне нравится, что ты не пытаешься оправдаться или сменить тему. Значит, действительно проделал много работы над собой. Но, как говорится, гештальты нужны для того, чтобы их закрывать. Ведь закрытый гештальт – это сексуально.

Разговор так глубоко засасывал Сергея, что он уже практически не видел мужчину напротив. Память возвратила его в прошлое. Запах столовой, футбольное поле и лица друзей. Андрей Михайлович запустил в нем что‑то детское, и психолог будто вернулся в то незрелое состояние.

– Прежде чем я тебе расскажу, кто я так такой и зачем пришел сюда на самом деле, давай-ка я поведаю, при чем тут все же Бог. Тот самый Бог, который живет в каждом из нас.

– Как скажете, – согласился Сергей, вспомнив, что разрешение происходить чему‑то является отголоском сильной позиции. Он держался из последних сил за возможность быть главным в своем собственном кабинете и боялся упустить хотя бы эту возможность сохранить свое лицо.

– Бог – это не только тишина внутри. Бог повсюду, и на все Его воля, – сказал Андрей Михайлович. – Ты только прислушайся. Слышишь? – Он сделал долгую паузу. – Ничего. Тишина. В этом и заключен Бог. Он слушает нас и молчит. – Мужчина собрал ладони в замок. – Вот многие думают, что Бог – это свет, а я считаю, что Бог – это тьма. В космосе все состоит из темной материи и тишины. А света сколько? Так, точки! Бог больше точек и звуков. Он больше всего на свете, и Он скрывается в том, чего больше всего. Темнота и тишина – вот что такое Бог. И не только Бах звучит в каждой композиции, но и Бог, потому что Бах – это звуки, а Бог – тишина между ними.

– И все же, почему вы так носитесь с этим Богом? Этой тишиной. Тьфу, невыносимо, – не выдержал Сергей, – еще дразните меня историей про мальчика из лагеря, и все не договариваете. – Он сжал скулы. – Хотите знать, бывал ли я в «Салюте»? Бывал! Задирал ли сверстников? Было дело! Только при чем тут эта чертова тишина и Бог? – Перед глазами Сергея запрыгали черные точки и опустилась темная пелена. Он уже не мог сдерживать себя. Внутренний огонь обжигал его и захватывал, не давая возможности быть последовательным.

– Ну наконец‑то… – На лице Андрея Михайловича, подобно тягучей смоле, растянулась улыбка… – Наконец‑то я вытащил тебя наружу. А то мне уже казалось, что ты и впрямь изменился, стал солидным человеком с кучей грамот. Но нет, людская суть не меняется. Ты все тот же подросток: заносчивый, самовлюбленный эгоист. Маски недолго держатся на кривых лицах эмоционального уродства. Я всегда верил в то, что стоит слегка подковырнуть затычку, и из бочки польется то, чем она наполнена. И мне не нужно иметь химическую лабораторию у себя под рукой, чтобы сказать, чем наполнен ты.

– Вы пришли сюда унижать меня?

– Я пришел сюда закрыть свой гештальт, – перебил Андрей Михайлович. – Это ты его начал в лагере «Салют», и теперь я пришел сюда сыграть с тобой в игру! Чтобы расставить над все точки на «i».

– Какую еще, к черту, игру?

– Ты знаешь про «русскую рулетку»?

– Вы, вообще, в своем уме? – Сергей вжался в кресло.

Андрей Михайлович спокойно изучал психолога, словно тигр, загнавший жертву в угол.

– Мы не будем стреляться. Мы с тобой просто решим, кто из нас более здоров. Ты или я.

– В каком это смысле здоров?

– В психологическом, – улыбнулся Андрей Михайлович. – Какие симптомы психологического здоровья ты знаешь? Так, для общего развития. А то я человек с улицы и не особо разбираюсь в критериях. А ты другое дело, заслуженный психолог.

– Кто вы такой?

– Скажем так, я тоже был в лагере «Салют» вместе с тобой, в одном отряде.

– Что‑то я вас не припоминаю.

– Зато я тебя очень хорошо помню.

Андрей Михайлович посмотрел на электронные часы на стене: до конца сессии оставалось меньше пяти минут. Сергей тоже обратил внимание на время и откашлялся несколько раз, прогоняя свои переживания.

Мужчины медленно обернулись друг к другу. Между ними возникла зрительная дуэль. Что психолог, что его посетитель не желали отводить взгляда и тем более что‑либо говорить. Они боролись глазами, без слов. Нарушение молчания приравнивалось к позорному проигрышу. Никто не желал проигрывать. Андрей Михайлович изредка моргал, а Сергей не позволял себе даже этого. Его глаза стали сухими.

– Сергей Алексеевич… – В комнату вошла миловидная девушка в летнем сарафане. Звонкий голос немного сбавил напряжение между мужчинами, но ни один из них никак на нее не отреагировал. – Сергей Алексеевич, – повторила девушка, – у вас посетитель.

Девушка поправила свои белые кудрявые волосы и замялась, переступая с ноги на ногу.

Андрей Михайлович оставил взгляд Сергея и повернулся к секретарше. Девушка оказалась совсем молоденькой. Когда он шел на прием, то, к своему сожалению, не заметил ее. А сейчас она стояла на черных длинных шпильках и вызывала в нем приятные чувства восхищения и юношеской бойкости.

Андрей Михайлович улыбнулся секретарше, и та, неуверенно улыбнулась ему в ответ. Только Сергей продолжал смотреть на гостя, от злобы играя челюстями.

– Посетитель подождет, милочка, – сказал Андрей Михайлович.

Девушка растерялась и закрутила головой, смотря то на Андрея Михайловича, то на своего руководителя.

– Но… Сергей Алексеевич… – протянула секретарша, пятясь назад, – у нас же клиент. – Она запнулась. – Там! – Она указала в сторону коридора.

– Ничего страшного, Сергею Алексеевичу нужно еще немного поговорить со мной, – сказал Андрей Михайлович, – у меня очень тяжелый случай. Правильно? – Он повернулся к Сергею.

– Правильно… – безучастно ответил тот.

– Вы можете нас оставить. – Андрей Михайлович кивнул на дверь.

– Но… – девушка снова указала на коридор с ожидающими Сергея клиентами.

– Не беспокойтесь о клиенте. Просто скажите, что тут человек с Богом разговаривает. – Андрей Михайлович покрутил пальцем у виска. – Клинический случай, – прошептал он, держа обратную сторону ладони у рта.

Сергей не понимал и половины того, что происходило в его кабинете. Психолог словно вернулся в прошлое и вспомнил картину из своего детства.