Матиас Бодкин
Убийство по доверенности

– Постарайтесь вспомнить, что именно, это важно.

– Я сказал, что плачу ему таким же презрением, что я люблю Люси Пейтон и готов жизнь за нее отдать, если понадобится.

– А не говорили ль вы, что, мол, лучше бы ему не зажиться на этом свете? Сами видите, все к тому и ведет. Кучер мне именно так и сказал. Вспомните – не говорили?

– Может быть; даже скорее всего, но я был в такой ярости, что едва ли думал, что говорю. Я и в виду не имел…

– Кто присутствовал в комнате, когда вы ссорились?

– Кузен Эрик и дворецкий.

– Дворецкий, я полагаю, и разболтал?

– Думаю, что так. Во всяком случае, не Эрик. Его эта история поразила так же, как и меня. Он пытался вмешаться, но от этого дядюшка только еще больше рассвирепел.

– Сколько вы получаете от своего дяди?

– Тысячу фунтов в год.

– И, я полагаю, он мог лишить вас этих денег?

– Разумеется.

– Но он не властен лишить вас поместья. Вы прямой наследник и в настоящий момент являетесь владельцем Беркли?

– Да, но в тот момент, уверяю вас, и в мыслях не было…

– Кто идет за вами в порядке наследования?

– Кузен Эрик. Он на четыре года моложе меня.

– А потом?

– Троюродный брат. Я его едва знаю; у него плохая репутация, и они с дядюшкой друг друга терпеть не могли.

– А ваш дядя и Эрик ладили?

– Не очень-то. Он ненавидел отца Эрика – своего собственного младшего брата – и был жесток к мальчику: оскорблял покойного отца в его присутствии, называл подлецом и все такое. Бедняге Эрику тяжело жилось. Дядюшка смягчился, только получив деньги; тогда он забрал Эрика в поместье и ни в чем ему не отказывал, только нет-нет да и обижал его своими злыми насмешками или бранью. Впрочем, несмотря на все это, Эрик его, кажется, любил.

– Ближе к делу. Больше вы дядю тем вечером не видели?

– Нет, живым я его больше не видел.

– Вы знаете, что он делал утром?

– Только по слухам.

– Слухи обычно и есть лучшие свидетельства, хотя полиция так не считает. И что же вы слышали?

– Дядюшка был помешан на охоте. Я уже сказал, что он поссорился из-за этого с полковником Пейтоном. В двадцати милях отсюда он арендовал болото, чтобы стрелять там куропаток, и никогда не пропускал начала сезона. Он отправился туда с главным лесничим, Ленноксом. Я собирался с ними, но после всего случившегося, конечно, не пошел. Он вернулся, против обыкновения, в полдень и прямо прошел в свой кабинет. Я работал у себя в комнате и слышал, как он шагает мимо моей двери. Позже Эрик видел его спящим в кабинете на диване. Через пять минут после того, как Эрик ушел, я услышал выстрел и побежал туда.

– Вы осматривали комнату, когда обнаружили труп?

– Нет. Эрик хотел, но я подумал, что не стоит. Я просто запер дверь и спрятал ключ до вашего приезда.

– А не могло это быть самоубийством?

– Невозможно. Стреляли в затылок.

– У вашего дяди были враги?

– Его ненавидели браконьеры – их он не щадил. В него уже однажды стреляли, но дядюшка оказался половчее и раздробил этому парню ногу. Сначала он отправил его в больницу и лечил за свой счет, а потом отдал под суд, и бедолага получил два года.

– Тогда, может быть, его и убил браконьер? – спросил Бек.

– Не представляю себе, как такое возможно. Я был в своей комнате, а она выходит в тот же коридор. К дядюшке можно было пройти только мимо моей двери. Я выбежал в тот самый момент, когда раздался выстрел, и никого не видел.

– Может быть, убийца выбрался через окно?

– Эрик сказал, что они с садовником в это самое время стояли внизу.

– Что вы тогда думаете по этому поводу, мистер Невилл?

– Понятия не имею.

– Вечером вы с дядюшкой расстались после ссоры?

– Именно так.

– Утром дядюшку находят убитым, а вас видят – я не хочу сказать «застают» – в его комнате сразу вслед за тем?

Джон Невилл покраснел, но сдержался и только кивнул в ответ.

Оба продолжали свой путь в молчании. До огромного особняка Невиллов, который возвышался над окружавшими его деревьями озаренный лучами заходящего солнца, оставалось не более сотни шагов, когда детектив снова заговорил:

– Вынужден признать, мистер Невилл, что дела пока что складываются далеко не в вашу пользу. Я думаю, что констебль Уордл имел полное право вас арестовать.

– Еще не поздно, – отвечал Джон Невилл. – Вон он, на углу, я передам ему ваши слова.

Он уже собрался идти, когда Бек его окликнул:

– А ключ?

Джон Невилл молча протянул ему ключ. Детектив, также не говоря ни слова, взял его и, тихонько насвистывая, пошел к калитке, а потом поднялся по каменным ступеням. Эрик, предупрежденный кучером, встретил его в дверях.

– Вы обедали, мистер Бек? – учтиво осведомился он.

– Делу время, потехе час. Я перекусил в поезде. Могу я несколько минут наедине поговорить с лесничим Ленноксом?

Леннокс, долговязый, узкоплечий, немолодой, смущенно вошел в комнату, явно робея в присутствии лондонского детектива.

– Садитесь, Леннокс, садитесь, – добродушно сказал мистер Бек. Самый звук его голоса, дружелюбный и мягкий, успокоил Леннокса. – Ну, расскажите мне, почему сегодня вы так рано вернулись с охоты?

– Видите ли, сэр, дело было так. Два часа мы там пробыли, а потом сквайр мне и говорит: Леннокс, говорит, устал я от этой возни, пойду-ка домой.

– Что, не задалось?

– Да нет, сэр, куропатки были жирные, как поросята, и прямо сами в руки лезли.

– Плохому танцору, стало быть?..

– Это сквайр-то, сэр? – возопил Леннокс, мгновенно утратив всю свою робость, как только на сквайра пала тень подозрения. – Да в нашем графстве отродясь не бывало стрелка лучше, чем сквайр, – даже и рядом поставить некого. Настоящей старой закалки был человек. Когда его звали охотиться на ручных фазанов, он, бывало, говорил: «Это все равно что стрелять на птичьем дворе». А как его собаки птицу подымали! Пойти на охоту без хорошей собаки ему было все равно что без ружья. А ружье у него было старое – заряжалось с дула. Старое, мол, надежней и стреляет точнее. Да и вернее, чем все эти ваши новомодные штучки, и не надо чистить после каждого выстрела. Молодые ему говорили, что с этими-то, которые без бойка и заряжаются с казенки, вроде бы обходиться проще, а он им отвечал: «Тогда и собаку учить ни к чему. Что толку ее натаскивать, ежели тебе перезарядить как раз плюнуть?» Промаха он не давал, сквайр-то, ну разве что когда погорячится. Я сам сто раз видел, как со своим старым ружьем он затыкал за пояс всех этих юнцов, которые воображают, будто им равных нет, – с тем самым ружьем, из которого его самого теперь… Сто раз я видел…

– Почему же вчера он ушел, если охота удалась? – прервал мистер Бек поток воспоминаний.

– Да сами знаете, и жарко было чертовски, хоть, честно говоря, не в том дело. Сквайра на охоте и адский огонь бы не остановил. Утром он был здорово не в духе, а настроение – оно знаете как мешает? Флора спугнула целую стаю – собака молодая, и не ее была вина, что она зашла с подветренной стороны, – только сквайр ее чуть не пристрелил. Через пять минут поднимает она другую стаю и делает стойку, все как положено. Птицы прямо на него летят, каждая с копенку, ленивые, как вороны, а он мажет из обоих стволов – и перышка не задел, – я такого не видывал с тех пор, как мальчишкой был. «Меня бы пристрелить, а не собаку», – говорит и бросает мне ружье перезарядить. И только я пороху насыпал, как он начал клясться, что больше ружья и в руки не возьмет. И пошел себе через поле, к лошадям. Куропатки у него прямо из-под ног взлетают, а он ну хоть бы что – так и уехали с ним домой. Как добрались, я хотел взять ружье и разрядить или хотя бы патроны вынуть, а он послал меня ко всем чертям и унес его как есть заряженное в кабинет, куда просто так никто не заходит, разве что позовут. А через час вдруг слышу выстрел. Да я хозяйское ружье из тысячи узнаю! Бегу со всех ног…