Джон Дуглас
Закон и беспорядок. Легендарный профайлер ФБР об изнанке своей профессии

На слушании перед вынесением приговора прокурорам разрешили предъявить присяжным предыдущий приговор, вынесенный Коулману за попытку изнасилования, и позволили потерпевшей, Бренде Рэтлифф, дать показания в поддержку обвинения. Двадцать третьего апреля Роджера Кита Коулмана приговорили к пожизненному заключению за изнасилование и к смертной казни за убийство.

Коулман не сдавался. Он подал апелляцию в Верховный суд Вирджинии, но получил отказ. Верховный суд США отказался рассматривать его дело. После этого Коулман добился судебного приказа по правилу хабеас корпус^[6] в выездном окружном суде округа Бьюкенен, выдвинув, согласно Конституции, несколько аргументов против своего приговора. Суд провел двухдневное слушание по представленным доказательствам, а затем отклонил все требования Коулмана, представив свое окончательное решение 4 сентября 1986 года.

Затем осужденный подал еще одну апелляцию в Верховный суд Вирджинии, но суд вновь отклонил его ходатайство по техническим причинам: адвокаты Коулмана не направили апелляцию в течение установленных законом тридцати дней с момента принятия окончательного решения. Из-за технической ошибки они пропустили крайний срок, опоздали на три дня. Коулман безуспешно исчерпал все свои апелляции на федеральном уровне.

Сидя в камере смертников и постоянно заявляя о «фактической невиновности» (в отличие от обычных жалоб на процедурную или юридическую ошибку при аресте или в суде), Коулман собрал новую команду защиты, гораздо более сильную и опытную, чем прежде. Джеймс Макклоски, следователь из Нью-Джерси, будучи убежденным в невиновности Коулмана, работал в течение многих лет, чтобы доказать это. Созданная им организация «Центурион Министрис», штаб-квартира которой расположена в Принстоне, была и остается эффективным проектом по установлению невиновности. Действия организации направлены на отмену приговоров ошибочно осужденным, особенно по делам об убийствах. Кэтлин «Китти» Биэн была адвокатом во влиятельной юридической фирме «Арнольд энд Портер» в Вашингтоне. Оба они работали долгое время совершенно бесплатно.

Помимо изучения каждого этапа следствия и правовых оснований, команда Коулмана проделала образцовую работу по преданию гласности его дела и превращению его приближавшейся смертной казни в событие национального, а затем и всемирного значения. Это может казаться не столь уж важным, поскольку окончательные решения принимают суды, а не общественность. Однако в нашей несовершенной и перегруженной формальностями системе уголовного правосудия результативная публичность способна напрямую повлиять на выбор между жизнью и смертью.

Адвокаты указали на отсутствие свидетелей обвинения и множество свидетелей защиты, на неустановленный мотив преступления и на то, что все улики против Коулмана являются косвенными. Надо сказать, что сами по себе такие улики не являются чем-то плохим. В большинстве судебных процессов косвенные доказательства надежнее показаний очевидцев. К тому же очевидцы убийства встречаются редко, только если оно происходит при совершении другого тяжкого преступления, например, при ограблении банка, или если кому-то из жертв удается сбежать. По самому характеру подобного преступления мало кто в итоге остается в живых, чтобы рассказать правду. Обнаружение беглецов, скрывающихся от правосудия, иногда бывает полезно, но чаще приводит к ошибкам.

Несмотря на все усилия Макклоски и Биэн, а также на неоднократные заявления о невиновности, длительный судебный процесс по апелляции неумолимо продвигался к встрече Роджера Коулмана с электрическим стулом в Вирджинии. Протесты против этого проходили по всему миру. Многие из участников этих протестов требовали провести повторное тестирование оставшихся образцов жидкости, поскольку наука о ДНК не стояла на месте все эти годы. Власти штата отклонили все такие запросы. Тем временем Патрисия, сестра Ванды Маккой, развелась с Роджером. У него появилась подруга, Шэрон Пол, студентка колледжа, с которой он познакомился по переписке из тюрьмы.

По мере приближения даты казни общественный резонанс продолжал расти. Папа Иоанн Павел II, мать Тереза и организация Amnesty International^[7] обратились к губернатору Вирджинии Дугласу Уайлдеру с просьбой о помиловании. На обложке номера Time от 18 мая 1992 года поместили фотографию Коулмана. Сидя у стены из шлакоблоков, в синей рубашке, черных штанах и рабочих ботинках, положив руки на колени, он выглядел как простой симпатичный обыватель. Смысл фотографии был ясен: если это может случиться с ним, то может и с любым из нас.

Над фотографией весьма крупным шрифтом, покрывающим большую часть страницы, располагалась надпись:

ЭТОТ ЧЕЛОВЕК МОЖЕТ БЫТЬ

НЕВИНОВЕН

ЭТОТ ЧЕЛОВЕК ПРИГОВОРЕН

К СМЕРТИРОДЖЕР КИТ КОУЛМАН ОБВИНЕН В

УБИЙСТВЕ СВОЕЙ

ЗОЛОВКИ В 1982 ГОДУ. СУДЫ ОТКАЗАЛИСЬ ПРИНЯТЬ

ДОКАЗАТЕЛЬСТВА, СПОСОБНЫЕ ЕГО СПАСТИ.

ЕГО КАЗНЬ НАЗНАЧЕНА НА 20 МАЯ.

Мистер Уайлдер, бывший адвокат и первый афроамериканец, избранный губернатором Вирджинии, являлся сторонником смертной казни и демократом. Но его не могло не затронуть выражение поддержки Коулману, а также собственная потребность лично подтвердить справедливость. Рано утром 20 мая Коулмана вывели из камеры заключения в доме для смертников Вирджинии в исправительном центре Гринсвилля города Джаррат и отвезли на тюремном фургоне за 70 миль в полицейское управление штата Вирджиния в округе Ганновер, где проверили на детекторе лжи. Как и ожидалось, он потерпел неудачу.

Представьте себе человека утром того дня, когда его собираются казнить. Он не ел и не спал, зная, что его жизнь в прямом смысле зависит от того, как какой-то неизвестный экзаменатор оценит его ответы. Можно ли считать такую проверку надежным показателем чего-либо? Не забывайте, что полиграф работает с помощью косвенных, не специфических показателей, таких как кожно-гальваническая реакция или дыхание, поэтому, на мой взгляд, он показывает эмоции испытуемого в целом, а не правдивость его слов. Если бы я находился в таких условиях и сказал бы, что небо голубое, полиграф вполне смог бы заподозрить меня во лжи. Кроме того, у Макклоски был собственный полиграфолог, готовый проверить результаты. Однако из-за какой-то явной административной ошибки ему дали неправильный адрес, и он не успел добраться до нужного места.

Губернатору Уайлдеру оказалось достаточно этой проверки на полиграфе для того, чтобы отказать в помиловании. «Я хотел убедиться, что все возможности открыты и доступны, чтобы избавить общество от малейших сомнений, будто Вирджиния не заинтересована в предоставлении людям справедливых и адекватных способов получить справедливое судебное разбирательство», – пояснил он группе репортеров. Незадолго до полудня Апелляционный суд четвертого округа США отклонил ходатайство об отсрочке исполнения приговора. Обратный отсчет перед смертью осужденного был запущен.

Тем временем тысячи писем и телефонных звонков заполонили офис губернатора в Ричмонде, и практически все, кто писал и звонил туда, протестовали против казни. По словам одного из помощников губернатора, из тех, кто все же приветствовал исполнение приговора, почти все оказались выходцами из города Гранди и его окрестностей.

Джеймс Макклоски, которого называли «Джим», и Китти Биэн находились рядом с Коулманом в течение нескольких часов и рассказали о его последнем приеме пищи: пицца пепперони, шоколадное печенье с зефиром и напиток «Севен ап». Они отметили, что он стал на удивление спокойным. «Он пребывал в удивительно хорошем настроении», – сообщил Макклоски. Биэн не сдалась, она все еще надеялась на последнее обращение в Верховный суд США.

Казнь на электрическом стуле была назначена на 23:00, но ее отложили в ожидании последнего слова Верховного суда США. В 22:59 суд объявил об отказе. За этот вердикт проголосовали семь судей против двоих, при этом судьи Гарри Блэкмун и Дэвид Сутер выразили несогласие с решением.

Когда Коулмана привязывали к электрическому стулу, ему дали возможность произнести последнее слово. Он сделал заявление: «Сегодня вечером убьют невиновного человека. Когда мою невиновность докажут, я надеюсь, что американцы осознают несправедливость смертной казни, как и все остальные цивилизованные страны. Вот мои последние слова женщине, которую я люблю. Любовь вечна. Моя любовь к тебе будет длиться всегда. Я люблю тебя, Шэрон».

В 23:38 было объявлено, что Роджер Кит Коулман мертв.

На следующий день первые две фразы его последнего заявления разошлись по всему миру. Независимо от того, за или против смертной казни лично вы, эти слова весьма отрезвляют. В культурном и юридическом отношении мы уделяем особое внимание последним словам человека. «Заявление о смерти» может даже стать особым исключением из федеральных правил и законов штата, когда дело касается свидетельских показаний с чужих слов. Уже давно возникло чувство, опять же восходящее к истокам английского общего права, что когда люди готовятся к встрече со своим Создателем, им нечего больше ни добиваться, ни терять в своей земной жизни. В этот миг у них нет причин лгать, и есть веские основания говорить только правду.

На самом деле, когда мы с Марком Олшейкером расследовали печально известное похищение Линдберга в 1932 году для нашей книги «Дела, которые преследуют нас» (The Cases That Haunt Us), нас сбивал с толку только один нюанс. Даже оказавшись на электрическом стуле в Нью-Джерси, Бруно Рихард Гауптман отказался признаться в похищении и убийстве ребенка, Чарли Линдберга – младшего, или даже в малейшей степени своего участия в этом преступлении. Мы без всяких сомнений определили, что Гауптман причастен к злодейству. Хотя, в отличие от многих других, кто рассматривал это печально известное дело на протяжении многих лет, мы убеждены, что он не мог действовать в одиночку. Однако он продолжал настаивать на своей невиновности и утверждать, что ничего не знал о преступлении. Даже когда ему предложили заменить смертную казнь пожизненным заключением, если он пойдет на сотрудничество со следствием и назовет имена сообщников. Он пошел на казнь, стойко сохраняя свою позицию.

Когда мы тщательно составили поведенческий профиль Гауптмана, то пришли к выводу, что его мотивация исходила из личной жесткости и представлений о чести. Гауптман предпочел скорее умереть, чем жить и оставить свою семью, жену и маленького сына, со стыдом (и, возможно, финансовыми проблемами, связанными с этим) признавшегося убийцы.

У Роджера Коулмана не было никакого стимула, чтобы сделать такой выбор. Он не собирался заключать сделку о признании вины или смягчать свой смертный приговор тем, что стал бы «говорить правду». Он крестился в тюрьме, и его капеллан сказал, что этот человек серьезно относится к своей вере, поэтому его последнее заявление чрезвычайно обеспокоило всех, кто заботится о справедливости.

Споры о Коулмане не утихли. «Я обещал Роджеру Коулману, в ночь, когда его казнили, сделать все, что в моих силах, чтобы доказать его невиновность, – объявил Макклоски. – Это были мои последние слова умирающему».

Он сдержал свое слово. Он исследовал утверждения о том, что другой человек в Гранди признался в убийстве Ванды Маккой, и настаивал на том, чтобы были повторно проведены исследования оставшихся образцов жидкости, потому что технология исследования ДНК с тех пор далеко продвинулась вперед. Генеральная прокуратура Вирджинии в лице прокурора Джерри Килгора упорно сопротивлялась проведению этих исследований.

«Власть штата постоянно твердит гражданам, что нам нужна смертная казнь, – заявил представитель “Центурион Министрис”. – Общественность имеет право знать, правильно ли это».

Килгор возразил, что дело рассматривалось в судах более десяти лет и «Доктрина окончательности» требует, чтобы в итоге процесс завершился: «Нам нужен окончательный приговор. Мы в Вирджинии уверены, что Роджер Коулман совершил преступление и был наказан должным образом».

Организация «Центурион» при поддержке четырех газет, в том числе Washington Post, обратилась в Верховный суд Вирджинии с ходатайством перепроверить доказательства, полученные при анализе ДНК. Суду потребовалось больше года, чтобы ответить отказом. Затем последовало обращение к губернатору Марку Уорнеру за аналогичным распоряжением. Уорнер, еще один сторонник смертной казни и демократ, также ответил не сразу, но, судя по всему, его адвокаты серьезно занялись этим вопросом.

К тому времени дело Коулмана стало ключевым в этической и правовой борьбе вокруг высшей меры наказания, а его призрак не давал покоя множеству общественных дискуссий. Аболиционисты считали, что если бы они смогли получить материальные доказательства казни одного невиновного человека, вся моральная опора аргументов в пользу казни разбилась бы вдребезги.

Наконец, 6 января 2006 года, когда Уорнер собирался покинуть свой пост (губернаторы Вирджинии ограничены одним сроком), он объявил, что заказал повторное тестирование образцов жидкости с места убийства Ванды Маккой. Неясно, поддался ли он давлению общественности или искренне хотел узнать раз и навсегда, могла ли Вирджиния совершить ужасную судебную ошибку. Самым простым и искренним объяснением этого поступка, вероятно, является то, что Уорнер сказал Энтони Бруксу с Национального общественного радио (NPR): «Если у нас есть доступ к правде, давайте разберемся с этим. Давайте выясним, что есть правда, так или иначе».

Хотя обе стороны утверждали, что уверены в исходе, период проведения этих исследований определенно стал для всех очень нервным.

Да и для меня тоже. Примерно в это же время, в середине нулевых годов, мы с Марком Олшейкером много говорили о правах жертв. Возникало ощущение, что иногда о гуманности к жертвам забывают из-за перекоса в сторону прав преступников, особенно тех, кто осужден за убийство. В то время также шли жаркие споры о смертной казни. Я поддерживаю эти споры, когда речь заходит об определенных типах преступников.

Меня попросили выступить в Университете Вандербильта в Нэшвилле, штат Теннесси. Там провели серию собраний, посвященных смертной казни, и хотели, чтобы я поучаствовал в одном таком собрании. Скотт Туроу, выдающийся писатель, адвокат и бывший прокурор из Чикаго, уже выступал там. После службы в знаменитой комиссии штата Иллинойс по применению смертной казни, а также после долгого анализа и самоанализа, Туроу пришел к выводу, что не существует эффективного способа добиться абсолютно честного исполнения законов, отсутствия предвзятости, объективности, да и просто защиты от дураков.

Сегодня я не могу согласиться с некоторыми выводами Туроу. Нельзя отрицать, что он считается автором одного из самых полных, рациональных и четких высказываний по этой теме. Я знал, что он представит свою точку зрения очень убедительно и вдохновенно. Хотя я понимал, что атмосфера университета не станет для меня слишком гостеприимной, но предположил, что на форуме должны услышать и другое мнение.

Однако нельзя было представить себе более худшего времени для подобного заявления. Я пойду туда, чтобы поговорить о смертной казни – и вот конкретный случай, доказывающий, как казнили невиновного человека! Я долго и напряженно думал, следует ли мне идти на этот разговор.

Образцы проанализировали дважды с разницей в несколько недель в Центре судебной медицины. Это известная лаборатория в канадском городе Онтарио, там обрабатывают тысячи случаев ежегодно. Двенадцатого января 2006 года аппарат Уорнера объявил о результатах исследований. ДНК Роджера Коулмана полностью, безо всяких исключений, совпала с образцом материала, взятого с тела Ванды Маккой. Вероятность того, что убийца не Коулман – другими словами, что есть другой преступник, чья ДНК полностью совпала с ДНК Коулмана, – составила не более одного шанса против 19 миллионов.

«Мы искали истину, применяя технологию ДНК, недоступную в то время, когда власть штата осуществляла окончательную уголовную санкцию – гласило заявление Уорнера. – Подтверждение присутствия ДНК Роджера Коулмана было приведено в приговоре и в назначении меры наказания. Также мои молитвы были с семьей Ванды Маккой в то время».

Это именно то место, где им и следовало быть.

Реакция СМИ была незамедлительной. «Как может кто-то с такой невозмутимостью, с таким достоинством, с такой внутренней уверенностью говорить эти последние слова, особенно если он виновен?» – процитировала газета Washington Post слова обманутого Джима Макклоски.

«Остановите журналистов – оказывается, насильники и убийцы тоже лжецы», – написал Майкл Паранзино, адвокат с юридическим образованием Йельского и Нью-Йоркского университетов, бывший член Конгресса, основавший организацию Throw Away the Key (что переводится как «Выбросить ключ», то есть посадить в тюрьму надолго).

«Откровенно говоря, я чувствую, что тяжесть мира свалилась с моих плеч, – заявил ведущий прокурор Томас Скотт. – Только представьте себе, если бы все обернулось иначе, мы бы наверняка стали козлами отпущения».

Позже, с огромным достоинством и красноречием, Макклоски признался Энтони Бруксу из NPR: «Это очень… горькая пилюля, но ее нужно проглотить. Правда всегда есть правда. Мы, те, кто ищут правды, особенно в вопросах уголовного правосудия, обязаны выжить или умереть от меча ДНК».

Какие же уроки были извлечены из дела Роджера Коулмана? Пожалуй, их несколько. Несмотря на избитую истину о том, что все мы при определенных обстоятельствах можем убивать, я бы сказал, что большинство из нас не способны на убийство. То есть: убийцы, особенно жестокие убийцы, те, кто принуждают жертв к сексу и намеренно причиняют им боль, не похожи на нас, и пора бы уже это понять. Мы не можем себе представить, как лжем в чем-то важном с моральной точки зрения, даже если честность обернется против нас. У большинства родителей есть опыт более сурового наказания ребенка за ложь, чем за проступок, повлекший за собой ложь. Истина священна для большинства из нас, по крайней мере, как идея.

Когда я вижу, как кто-то страстно заявляет о своей невиновности, неутомимо, из года в год, мой первый и самый человеческий инстинкт, несмотря на весь мой опыт – подумать, что этот человек скорее всего говорит правду. Мы проецируем на этого человека себя и свои чувства. Даже если мы считаем, что он мог сделать что-то неправильное или незаконное, нам нравится думать, что это стало для него неким отклонением, а не глубоко укоренившимся поведением. Это одна из причин, почему хороших и порядочных людей, таких как Джим Макклоски, могут обмануть плохие и коварные парни, подобные Роджеру Коулману. Это одна из причин, почему нам так нравится верить, что маньяков-рецидивистов можно реабилитировать. И, на мой взгляд, это одна из причин того, что во всех отношениях умные женщины влюбляются в заключенных.

Но то, что говорит господин Паранзино, на самом деле довольно близко к реальности. Лица, готовые причинить другим людям страшный вред и страдания, по определению являются социопатами; у них нет совести. Истина для них настолько же не важна, как соблюдение законов и нормальные инстинкты порядочности, свойственные обычным людям.

Итак, как же узнать, на кого больше похож осужденный убийца, настаивающий на своей невиновности, – на Уильяма Хайренса или же на Бруно Рихарда Гауптмана и Роджера Кита Коулмана?

Нет никакого гарантированного способа. Иногда мы чересчур бойко заявляем: криминология не является точной наукой. Но часто можно заметить серьезные подсказки для ответа, как в каждом из этих трех перечисленных случаев.

Уильям Хайренс ранее не был замечен в насилии, особенно в отношении женщин. Поэтому наш опыт и исследования показали, что для него немыслимо настолько быстро перейти от мелких преступлений, краж со взломом и проникновений в жилища к сексуальному насилию, убийству и расчленению ребенка. Да, у него было ружье, но единственный раз, когда он попытался применить оружие, произошел в горячке, когда его преследовали полицейские. Это плохо и вполне могло бы сделать его способным на убийство, если бы он так и продолжал совершать кражи со взломом. Но в его прошлом нет ничего такого, что заставило бы предположить осознанное насилие в отношении женщин. Нечто подобное можно сказать и о Дэвиде Васкесе. Если бы все это было учтено в ходе расследования, то полиция вышла бы на совсем другого подозреваемого, как и в случае с Хайренсом.

Бруно Рихард Гауптман, который, как и Роджер Кит Коулман, отправился на свою широко разрекламированную смерть, громко заявляя о своей невиновности, работал плотником. За свою жизнь он собрал богатый послужной список, соответствовавший тому типу преступления, за которое его судили. Туда вошла и серия вооруженных ограблений, и краж со взломом в его родной Германии с применением самодельной лестницы (единственное ключевое доказательство в деле об убийстве Линдберга). Учитывая огромное количество косвенных улик, а также целую цепочку заведомо лживых заявлений в адрес полиции, поверить в правдивость его слов о невиновности весьма трудно.

Роджер Коулман, конечно же, был ранее судим за насильственные сексуальные действия и за нападение, хотя и утверждал, что оба этих случая стали результатом ложного опознания. Не будь этих обстоятельств, стоило бы скептически отнестись к несоответствию доказательств. Но без этих обстоятельств он, вероятно, не смог бы зайти так далеко по преступному пути, чтобы убить свою золовку столь жестоким образом.

Как писал Уильям Шекспир в пьесе «Буря»: «Что такое прошлое – это пролог».

Еще один урок, что мы должны извлечь из этого дела, – необходимость давать научное заключение самого высшего уровня – ни больше ни меньше.

В наши дни прокуроры беспокоятся о «влиянии CSI»^[8] на присяжных. Популярное телешоу внушает публике мнение, что все убийства или другие насильственные преступления можно раскрыть с помощью научного анализа крови и других жидкостей, отпечатков пальцев, волос, волокон ткани и прочих улик, которые обычно обнаруживаются на месте преступления. Правда в том, что большинство мест преступления не изобилует безусловными вещественными доказательствами, напрямую связанными с неизвестным субъектом. А отсутствие доказательств, как мы говорим, не является доказательством их отсутствия. Так что нам нужно быть реалистичнее в своих ожиданиях.

Судьи на Салемском суде над ведьмами думали, что у них есть определенные призрачные улики, пока Коттон Мэзер и другие не указали, что сам сатана мог быть причиной того, что призраки разных горожан являются больным девушкам.

Однако в наш век все более изощренного научного и технологического развития, когда у нас действительно есть очевидные убедительные доказательства, мы обязаны правильно их применять. Например, по прошествии всех этих лет я до сих пор не понимаю, как присяжные заседатели во время суда над О. Дж. Симпсоном, обвиняемым в убийстве своей бывшей жены Николь Браун, а также Рональда Голдмана, могли воспринимать доказательства точно так же, как и салемские судьи. Они проигнорировали работу лаборатории ДНК, которая, вне всяких сомнений, установила нахождение обвиняемого на месте убийства, и в то же время придали большое значение тому, что кожаная перчатка, пропитанная кровью жертв, по всей видимости, не подходила Симпсону по размеру. Одно свидетельство являлось абсолютным и неопровержимым. Другое зависело от большого количества переменных, включая хорошо известный факт (по крайней мере, в местах с менее умеренным климатом, чем Южная Калифорния), что кожа часто сжимается, когда намокает, и неважно, в воде или в крови! Возможно, мы ушли не так далеко от рассуждений и мыслительных процессов времен Салема, как хотели бы надеяться.

Во время суда над Коулманом наука о крови могла только лишь сузить доказательства до относительно небольшой части людей. Но теперь, если у нас есть образец, и он не испорчен за прошедшее время, сохранен довольно четким, то он может многое рассказать нам о преступлении и помочь определить вину или невиновность. Я полностью согласен с бывшим губернатором Марком Уорнером. Если у нас есть доказательства, мы не должны бояться использовать их, а дальше будь что будет.

Если вы собираетесь отнять у кого-то жизнь за преступление или даже посадить его на всю оставшуюся жизнь, вам, черт побери, нужно заручиться очень большой уверенностью в том, что перед вами тот самый подозреваемый. К счастью, наука помогает нам в этой работе.

Если бы доказательства оказались на стороне Роджера Коулмана, это могло бы стимулировать активность в рядах сторонников отмены смертной казни и сделать его мучеником ради дела, а не тем персонажем, которым он оказался на самом деле: лживым и жестоким убийцей-садистом, не заслуживающим ни капли сочувствия. По крайней мере, благодаря этим доказательствам укрепилась наша вера в то, что семья жертвы, наконец, обретет покой.

Но это еще не конец глобального спора.

«Итоги этого дела не поставят точку в дебатах о смертной казни», – заявил Пол Энзинна, адвокат известной международной юридической фирмы «Бейкер Боттс», когда огласили результаты анализа ДНК Коулмана.

И действительно, этого не произошло. А также из-за этих итогов не следует прекращать постоянные поиски способов, которые позволят улучшить качество правосудия.