Марк Михайлович Вевиоровский
Концерт Патриции Каас 3. Далеко от Москвы. Город Солнечный
– Что-то вы, Анатолий Иванович, меня все на вы да на вы … Сердитесь за что?
– Что ты! Просто устал, наверное. Машиной управлять можешь?
– Обижаете. У нас это был очень главный предмет.
– Тогда садись за руль, а я подремлю …
ГРИША, НАРИСУЙ КАРТИНУ
– Гриша, почему ты не катаешься? Пойдем, прокатимся!
– Я смотрю …
– Правда, моя мама красивая?
– Очень! Смотри, как она смеется! И сапожки, и шубка ей очень к лицу …
– Ты нарисуешь ее? А тетю Дашу? А меня?
– Я вас всех нарисую … Много уже нарисовал – ты же видел.
– Нет, не так. Ты показал наброски, эскизы … А ты нарисуй картину!
– Обязательно!
– А Витю Скворцова рисовал?
– А как же!
У КУТЕНКОВОЙ РОМАН с ЧУМАЧЕВЫМ
– Юра мне сказал, что у Анны Кутенковой роман с Чумачевым.
– Это какая Анна? Или я не знаю ее?
– Скорее не знаешь – она там у них в корпусе уборщицей работает.
– Ну, и что, серьезно у них?
– Ей семнадцати нет, совсем девчонка еще. Зашел к ним – а она у них живет.
– С Чумачевым?
– Он ее пока не трогает, жалеет. Но спит она с ним в одной комнате. Девочка милая, совсем зеленая, добрая, домашняя. Влюблена в него по уши – на вы называет, все хозяйство у них ведет. Испугалась, пришлось успокаивать. А когда успокоилась – такая хозяюшка оказалась, такая заботливая и хлебосольная.
– Ну, и?
– Что и … Провел с Чумачевым беседу о моральном облике – он обиделся. Тогда я ему объяснил простыми словами, как это выглядит со стороны.
– Понял?
– Думаю, да. Хочу съездить к ней домой – ее отец конюхом работал и сейчас лошадей держит. Хочу у нас лошадей завести. Как там каток? Не успел забежать, проверить, покататься.
– Нормально. Я проехалась – лед хороший. Народ уже осваивает. Теплушку надо и туалет поставить рядом, а то ходить далеко.
– Так распорядись.
– Никак не привыкну командовать – все боюсь, что воспримут как придурь жены начальника.
– К тебе уже привыкли, чего бояться.
ДИАНА ПОЗИРУЕТ ГРИШЕ
– Как мне тебе позировать? А где твой альбом?
– Зачем? Я буду смотреть, изучать вас, а потом уже по памяти буду рисовать. Поэтому сидеть истуканом не надо. Мы просто будем разговаривать. И если можно откройте плечи.
– Посиди, я переоденусь.
Дина вернулась в брюках. Грудь ее была прикрыта полотенцем. Она чуть заметно нервничала.
– Почему вы меня стесняетесь?
– Во-первых, ты уже не ребенок, не мальчик, а юноша …
– Но вам же хотелось снять полотенце. Почему вы его не сняли?
– Откуда ты знаешь, что я хотела? Ты – сын Свиридова, не могу же я соблазнять его сына!
– Разве обязательно соблазнять? И чем я хуже других?
– А если так подумает твой отец? Или так подумают другие?
– Только поэтому?
– Не совсем … Ты еще несовершеннолетний, а соблазнять несовершеннолетних просто нельзя …
– Почему?
– По закону. Это считается преступлением.
– Занятно! А я могу вас соблазнять? По закону?
– Ты можешь, но я должна устоять и не дать себя соблазнить.
– Неинтересные законы.
– Ты хочешь меня соблазнить?
– Я хочу, чтобы вы меня не стеснялись. И не боялись, что я буду невежлив по отношению к вам.
Гриша обошел вокруг Дины и провел пальцем по ее шее.
– Тетя Дина, а почему у вас шея чистая, а ниже – веснушки?
– Когда ты меня называешь тетей, я чувствую себя старой. Ну, если не старой, то слишком взрослой по сравнению с тобой.
– Я могу называть вас просто Диной. На ты пока переходить рано, не правда ли? Так как же насчет веснушек?
Гриша заглянул в ложбинку между ее грудей, провел туда палец, чуть отстраняя полотенце и незаметным движением освободил конец полотенца. Полотенце упало.
Дина взглянула вниз, рука Гриши не отдернулась, осталась на месте. Она подхватила полотенце и подняла голову.
Гриша не смотрел на открывшееся тело, а наблюдал за ее лицом и глазами.
– Гриша … А ты на самом деле еще старше, чем кажешься?
– Возможно. Если вы стесняетесь, то … Ваша грудь прекрасна. Кто-то из великих сказал, что если бы не существовало женской груди, то становится художником не было бы никакого смысла …
Дина улыбнулась, отложила полотенце, выпрямилась, откидывая плечи.
– А веснушки постеснялись разместиться на таком прекрасном теле.
Дина наблюдала за Гришей – как он ходил вокруг и разглядывал ее со всех сторон.
– А вот дяде Леве не говорите, что позировали мне вот так – он вас сильно ревнует.
– Да что ты? Неужели ревнует?
– Еще как. Он – старше. И чем дальше, тем больше он будет вас ревновать. Учтите это.
– Ты уже можешь сказать «ты» – учти это.
– Пока не получается. Поправьте волосы … Руки поднимите вверх. Потянитесь … О!
Гриша с таким восхищением любовался ее грудью, что Дине стало даже немного жалко его.
– А теперь расскажите мне про девочку по имени Диана Уайттеккер. Чем она занималась, как одевалась, что танцевала …
Гриша сказал это все на таком хорошем английском языке, что Дина почувствовала себя Дианой Уайттеккер …
ПОЧЕМУ ВЫ С ПОТАПОМ НЕ ЗАВОДИТЕ РЕБЕНКА?
В детской было тихо и спокойно. В углу, малоприметный от двери, сидел Саша Хитров и подшивал детские валенки. Около него пристроились Сережа и Олег. Они не просто внимательно наблюдали за его работой, но и помогали – держали дратву, подавали вар.
В другом конце комнаты под торшером в креслах устроились Даша, Люба и Нина – они занимались починкой детской одежды. Около Даши, положив голову на сложенные руки, на ковре прилег Мальчик.
Посередине комнаты опершись спиной на подушки полулежала Лена Долгополова с книгой в руках. В ее длинных ногах простроились сразу трое – Вася, Петя и Дима. Боря положил ее ступню себе на колени и массировал ногу в тонком чулке. Саша устроился под мышкой у Лены и заглядывал в книгу.
А напротив верхом на детском стульчике устроился Гриша.
Лена читала:
« … Ни один из восходов солнца не бывает похож на другой. Иногда солнце восходит как золотой шар, а иногда как большой игристый алмаз. Его блеск зажигает в мокрой листве тысячи таких же маленьких солнц-алмазов, но один из этих алмазов – самый яркий – нестерпимо горит на небе невдалеке от солнца. Это утренняя звезда Венера.»
– Как жаль, что ты не умеешь <показывать > как дядя Толя.
– Димочка, а вы попросите Толю показать это вам, когда он придет. Это ведь так красиво!
Лена пошевелила ногами, подала Боре другую ногу и мальчики перевалились между ее ног, утраиваясь по новому. Боря погладил ступню другой ноги и стал ее легонько поглаживать.
Лена отложила книгу.
Дима устроился между ног Лены, положил локотки ей на живот и подпер голову руками.
– Почему вы с Потапом не заводите ребенка?
– …?… Знаешь, мы боимся, что это помешает моей работе …
– А ты хочешь ребенка?
– Еще как!
– Тогда не откладывайте. Скажи своему Потапу. Ты меня поняла?
– Дима, поняла-то я поняла … Но ты серьезно думаешь, что это … не помешает мне?
– Вон Гриша наблюдает за нами и думает о том, чтобы сказал бы на это его отец. А он сказал бы …
– Он сказал бы – ну, какая же ты дура, Ленка!
– Я так люблю у вас тут бывать, мальчики! Мне у вас так хорошо …
– Руки грязные? Это ничего, вон тряпка, вытри. Это, Олег, грязь рабочая, почетная, ее стесняться не надо …
– Даша, а такие пуговки там есть? Ага, нашла. А как ты думаешь, правда у меня будет мальчик? А ты кого хочешь? Кого вы с Юрой наметили?
– Боря, ты так хорошо помассировал мне ноги … Совсем легко стало. У меня ноги очень устают – весь день на ногах.
– Приведи Потапа – я ему покажу, как массировать твои ноги, как снимать усталость.
– Откуда ты все это знаешь?
– Я не знаю … Кое-что мне показал дядя Толя …
– Даша, ты чего сегодня бледная такая?
– Да крови у меня начались, да такие сильные …
– Ты скажи своему … Ну, Юре скажи, чтобы он тебя сегодня … не очень … А сама посиди, полежи, мы все сами и без тебя сделаем …
– А ты слышала, как Лена им читала на английском языке?
– Ты знаешь, я немного знаю английский, технический текст могу понять, но чтобы вот так … И как это они понимают?
– Так вон Гриша понимает …
– Ну, он язык учил. И Тоня с ним занимается, и Анатолий Иванович – я сама слышала, как они разговаривали на английском языке. Почище Лены!
ПРОГУЛКИ
– Гриша, ты не озяб?
– Нет, Тоня. А что, я вам мешаю? Так я пойду домой.
– Чему ты мешаешь? Секретов у нас нет, а целоваться на морозе плохо… Лучше расскажи, что вы там натворили у Потаповича.
– Ничего не натворили. А вон там Оля Петрова идет. Одна. Я пойду к ней?
С ОЛЕЙ ПЕТРОВОЙ
Гриша убежал.
– Оля, добрый вечер.
– Добрый вечер, Гриша.
– Почему ты одна? Можно, я пойду с тобой? Если хочешь, я буду просто молчать, и все.
Оля Петрова молча взяла Гришу под руку и пошла рядом.
– Ты знаешь, я так скучаю, – после долгого молчания сказала она, – Даже не ожидала, что буду так скучать…
Гриша молчал.
– Ты знаешь, что мы с ВВ … Ну, встречаемся … понимаешь? Теперь он там, а я тут. А мне так хочется с ним хотя бы поговорить …
Они прошли молча еще несколько шагов.
– После всех операций я совсем перестала считать себя женщиной … Ты помнишь, какая я была. Потом немного успокоилась, стала тренироваться с ребятами, окрепла. Но все равно не считала себя женщиной. А он увидел во мне женщину … Нет, неправда, сперва он увидел человека … Он так нуждался в общении, в сочувствии, во внимании, и я тоже … Ты не поверишь … Ну, ладно, ты уже не маленький … Когда мы сблизились … ну, совсем сблизились, ты понимаешь? Он тогда сказал, что я ему очень нравлюсь и как женщина, но больше всего – как человек, который его понимает. Он такой … такой чуткий и тонкий, а вся его жизнь – сплошное притворство. А со мной он не притворяется, он такой, какой есть на самом деле … Как он там?
Она опять помолчала.
– Мальчики так бережно отнеслись к этому, что прямо удивительно. Ни одной ухмылочки – а ведь такой повод. Какая-то полуинвалид отставной козы барабанщица, которую из жалости взяли в отряд, и блестящий руководитель такого института, Герой, ученый … Мальчики вообще так хорошо ко мне относятся … С самого начала … Наверное, со стороны это кажется странным и даже неприличным … Я знаю, что всякие разговорчики были – что я всех их обслуживаю и всякое такое … Кое-кому это стоило зубов … А мы … мы просто настолько … настолько уважаем друг друга, что я даже не прошу их отвернуться, если раздеваюсь – они сами отворачиваются … да и голышом мы друг друга видели и не раз … А когда мы с ВВ стали встречаться, они были искренне рады! Но ревновали меня к нему … Правда, правда! Еще как ревновали – как братья ревнуют своих сестренок. Я тебе не надоела?
Гриша помотал головой.
– Так хочется написать ему письмо, но не получается … В уме получается, а на бумаге – нет. Да и потом – кто я ему? Подружка? Любовница? Может быть, я уехала – и все, он обойдется и без меня. Или найдет поздоровее или покрасивее? Чтобы могла ему детей родить, не то, что я … Как ты думаешь?
– Я думаю, что он тоже без тебя скучает.
– Откуда ты знаешь? Это ты чтобы меня успокоить…
– Возможно. Но ведь ты – красивая молодая женщина, и как оказывается, далеко не дура…
– Гришка! Ах, поганец!
– Я же еще маленький, мне можно…
– Совсем ты не маленький. Ты уже совсем взрослый молодой человек, мне приятно с тобой гулять и разговаривать, ты – надежная жилетка, в которую можно поплакаться … Нет?
– Да плачься, сколько влезет. Просохну. Хочешь, буду тебя выгуливать по вечерам?
– Как собачку?
– Как одинокую женщину.
– Ну, ты опасный молодой человек …
– Еще бы! Чего там сегодня с тобой мальчики занимались?
– Ой, Гриша! Они занялись моими шрамами! Сперва на лице. После Диминого массажа мне стало меньше тянуть под глазом, и он говорит, что со временем шрам может почти рассосаться. А потом они меня положили и стали исследовать мои шрамы на животе и на ноге. Ты представь себе картинку – я лежу, а эти крошечные умники сидят вокруг и изучают мои шрамы!
Тут Оля кое-что опустила – мальчики заставили ее раздеться догола. И она лежала перед ними совсем обнаженная и больше всего стеснялась того шрама, что затронул ее тело в самом низу живота и переходил на ногу, отчего волосы там росли несимметричным кустиком и не закрывали то, что было закрыто у других женщин.
Дима спокойно и деловито продолжал прощупывать шрам по всей его длине, только отвел в сторону ее ногу, которую она попыталась прижать и укоризненно поглядел на нее.
– Тетя Оля, не надо. Я же не из любопытства. Здесь надо немного не так массировать…
– Димочка, а откуда ты знаешь, как надо? А если знаешь, то делай.
– Только ты не дергайся, хорошо?
И Дима очень осторожно стал проминать складку шрама – Ольга на мгновение дернулась, а потом расслабилась и отдалась во власть маленькой ручонке.
– Так не больно? – спросил Дима. – Должно быть немного болезненно первый раз. Если не больно, то я буду прижимать шрам сильнее …
Но всего этого Ольга Грише не сказала, решив, что это будет уже чересчур.
– И этот удивительный мальчик прошелся по всем моим шрамам и я испытала от этого такое облегчение! Как никак, а шрамы доставляют мне неудобства – при движениях бывает потянет или еще что … А тут я после массажа почти до вечера их не чувствовала, можешь себе представить? И этот консилиум прописал мне массаж лица два раза в день, и массаж шрамов на теле один раз в день перед сном. Но после душа.
Ольга так похоже передразнила серьезную речь мальчиков, что и она и Гриша рассмеялись.
– Вот видишь, как хорошо. Они тебя еще и подлечат.
– Да, неплохо … Но Дима меня все-же немного расстроил …
– Чем же?
– Конечно, он не сказал ничего нового. Но просто подтвердил, что у меня серьезные внутренние повреждения и что детей у меня быть не может …
Гриша молча погладил ее руку, лежащую на сгибе его локтя.
СВИРИДОВ ПРИГЛАСИЛ ГАЛИНУ в КАФЕ
Свиридов пригласил Галину на вечер в кафе.
– Я устала, Анатолий Иванович, и с Валей надо посидеть. Она все одна и одна.
– Я вижу. Но это не начальник приказывает своей секретарше, а Анатолий Иванович приглашает милую усталую девушку Галину, – он взял ее руку и прикоснулся к ней губами, – приглашает милую усталую девушку Галину отдохнуть в кафе. Не с ним, а просто прийти и отдохнуть.
Переодеваясь Галина говорила Валентине.
– Можешь себе представить – Свиридов пригласил меня в кафе!
– Ты еще не спишь с ним?
– Дура ты, Валька! Да в мыслях ничего такого не было … и у него, и у меня. Ты просто его не знаешь … Кстати, спрашивал про тебя – что не приходишь, не поешь.
– Желания нет. Да и голос что-то … Устаю очень.
– Пойдем, просто посидишь.
Сестры уселись в сторонке и в это время к музыкантам присоединился Свиридов.
– Я ведь знаю, как он устал, какой сумасшедший день у него был – и как он легко, весело выбежал и запел. Живая энергия! – сказала Галя Валентине.
После долго скитанья
В дебрях тишины,
После тусклого мерцанья
Ледяной луны,
Без вопросов,
Без ответов
Просто, как всегда,
На асфальт
Упало небо
И пришла
весна.
Гитара и четкая дикция, резкий ритм, ударные и рояль.
Как-будто
Кончилось где-то
Скучное кино.
Как-будто
Белая птица
Вырвалась в окно.
А это значит -
Что солнцу
Больше не нужны
Бумажные цветы,
Бумажные
цветы.
Позади музыкантов вышли мамы и встали, подхватили припев.
А это значит -
Что солнцу
Больше не нужны
Бумажные цветы,
Бумажные
цветы.
Удивительно, как скрипка может быть тоже резкой и ритмичной.
Я забыла,
Как в сугробы
Пряталась земля,
Как казалось,
Что не скоро
Кончится зима.
Потому,
Что все вернулось
В этот день, когда
На асфальт
Упало небо
И пришла
весна.
И весь зал дружно подхватил:
Как-будто
Белая птица
Вырвалась в окно.
А это значит -
Что солнцу
Больше не нужны
Бумажные цветы,
Бумажные
цветы.
Мысленный приказ мамам на фигуры танца – фигуры были простенькие, но многие подумали, что все это тщательно срепетировано.
А это всего-лишь постарались Свиридов и Мальчик …
Как-будто
Кончилось где-то
Скучное кино …
Музыканты продолжали играть, а Свиридов вышел из зала.
– Папа, что? Помочь? – Гриша, встревоженный видом Свиридова, хотел позвать Тоню, но Свиридов остановил его.
– Ничего, сейчас пройдет. Дай платок …
Но Тоня тоже почувствовала неладное и они с Гришей вместе вытирали пот с лица Свиридова. Выскочила Галина, тоже встревоженная.
– Да не волнуйтесь вы, сейчас все пройдет. Минутная слабость …
– Тонечка, пойдем, прогуляемся.
– Пойдем, Толя. Обопрись, давай … Гриша, займи даму – оставляем ее на тебя. Не подкачай!
– Ладно …
Гриша ловко подставил руку Суковициной и та взяла Гришу под руку.
– У меня такая сложная задача …
– Что, занимать меня разговорами?
– Нет, сложнее … Если я стану называть вас тетя Галя – вы обидитесь, если просто Галя – тоже можете обидеться … Ну, просто ума не приложу …
– А почему бы не называть меня Галя и на ты?
– Тогда пошли потанцуем.
Потом они сидели вместе за столом и увлеченно болтали, а когда Галину приглашали танцевать, то у Гриши спрашивали разрешения, и Суковицина воспринимала это с улыбкой, но как должное.
Потом Гриша проводил ее до ее корпуса.
– Спасибо тебе, Гриша. Мне было очень весело и хорошо с тобой. Ты очень приятный кавалер, и танцуешь хорошо. Ну, спокойной ночи?
– Спокойной ночи, Галя. Всего хорошего.
– Знаешь, ты позвони мне – как там себя чувствует командир. Ладно? Позвони потихоньку, а то он еще рассердится.
А Свиридов с Тоней еще не нагулялись. Свиридов шел молча, и говорила одна Тоня.
– Ты знаешь, я сперва не поняла, а потом поняла – это ты меня зовешь и посылаешь посмотреть в окно. Я забеспокоилась, побежала, за мной девочки побежали – а там эта здоровенная псина играет с ребятишками! И так им хорошо и весело, даже завидно стало. А девочки только ахают да охают – такой ужасный зверь, такой страшный пес … Ты как, ничего?
– Ничего … Рассказывай …
– А мы перед этим выбирали фасоны платьев, кое-что примеряли, так Зина как была, так и выбежала – без платья, в трусах и лифчике … К нам девочки из обслуги собрались, мы все вместе смотрели. Все заметили, что мальчики с собакой разговаривают, и пес их очень внимательно слушает. Потом они все вместе катали Дашу на санках, и пес помогал тянуть санки. И еще, когда мальчики катались с горки, у Саши Кузовенина с Борей Васильевым санки опрокинулись на горке. Так пес их вытащил из сугроба зубами и поставил на ноги. Только что не отряхнул от снега! Так заботливо, прямо все мамы удивились и сразу полюбили его. А еще он отпихнул Олега, которого могли задеть санки. Вернее, не отпихнул, а оттащил в сторону. Тебе не холодно? Как ты?
– Все в порядке … А ты не замерзла?
– Нет я тепло одета, я же в брюках. Девочки разахались сегодня – какая вы красивая, Антонина Ивановна, да какая вы стройная, да какая аппетитная в этих брючках! Вера Толоконникова все стесняется брюки надеть – толстая я, говорит, куда мне. Мы чуть не силой ее в брюки засунули – такая приятная пампушечка получилась. Шуточек, смеху – уговорили ее, что спросит разрешения у своего Славика. Если разрешит ей в таком соблазнительном виде ходить – будет надевать брюки, ну, а не разрешит … Там строго … Ты слушаешь? Тебе, наверное, неинтересны все эти наши глупости?
– Что ты! Мне любая мелочь или, как ты говоришь, глупость интересна, если она с тобой связана! Я тебя очень люблю, Тонечка …
Они остановились и поцеловались. И постояли так, прижавшись друг к друга касаясь лицами.
– Я тебя тоже очень люблю …
Они вновь неспешно пошли по освещенной дорожке.
– От Мари весточка пришла. Всем приветы. А комиссару нашему предлагают место первого секретаря горкома у нас, так он спрашивает моего благословения.
– Но ведь это хорошо?
– Хорошо. Я правда собирался его сюда к себе перетащить, тут бы он мне больше помог. Но в городе тоже поможет, там тоже нелегко сейчас все налаживать после кровопускания. В больнице уже пришлось открыть отделение для наркоманов – с завода косяком идут. Ломка у них – достать негде, все связи обрублены …
– А как женщины из дома свиданий?
– Там практически наркоманок не было – во многом это заслуга Дианы.
Через снег с соседней дорожки к ним метнулась тень и превратилась в крупную собаку.
– Сандал?
Пес подбежал, присел, завилял хвостом, заворчал.
– Это он здоровается … Познакомься, это моя жена, Тоня.
А мысленно Свиридов передал псу немного не так – он сообщил псу, что это его самка.
Сандал обнюхал Тоню, поднялся на задние лапы, передние положил ей на грудь и ласково осторожно лизнул.
– Вот и познакомились! Ты такой большой! Как ты хорошо играл с мальчиками сегодня!
Сандал положил голову на ноги Тони и потерся об них, а потом поднял голову, посмотрел на Свиридова и что-то проворчал.
– Нет, Сандал. Гриша – это мой сын.
Сандала позвали.
– Беги, Сандал, беги. А то они без тебя службу нести не могут!
– До свидания, Сандал!
Пес большими скачками убежал на зов.
– Ты ему отвечал? Он тебя спросил о чем-то? Неужели?
– Ты бы знала, как он спросил! Он хотел узнать, есть ли у моей самки щенки!
– Брось!
– Ведь мы с ним обменивались не словами, а понятиями и эмоциями, да и не знает он таких слов, как дети. Для него все дети – щенки.
– Надо же … Ты теперь и с собаками можешь разговаривать?
– Пробовал с другими – не получается. Слушаться слушаются – вон как Дизель, а передавать мне информацию смог пока только Сандал.
– Как ты? Может, пойдем домой?
– Пойдем.
ДИНА и ЛЕВА
– Ле-ва, я уже выезжаю. Встречай меня у штаба, пройдемся по воздуху, а то я сегодня даже на улице не была.
Левушка поджидал ее у штаба. Автобус приостановился, высадил Диану и поехал дальше, в город.
Диана взяла Левушку под руку.
– Хорошо как. И не холодно сегодня. Как у тебя дела, Ле-ва, какие новости?
– Все нормально. Какие новости – обычные дела … А у тебя как? Опять старушки замучили?
– Не говори так о них, нехорошо. Они очень несчастные женщины. Сегодня приезжал Умаров и устроил мне настоящий экзамен.
– Да ну?
– Сел напротив меня, уставился своими желтыми глазами и стал выспрашивать про всех моих старушек. И смотрит не мигая, как птица.
– Страшно?
– Ужасно. Я только забудусь, разговорюсь, а он вопросик подкинет, да все с медицинской терминологией …
– И как ты?
– Справилась. А потом и говорит мне: «ничего, Дунька, все путем, не робей!» Он меня стал Дунькой называть. Ласково.
– Ну и чем кончилась ваша беседа?
– Мы хорошо поговорили и решили устроить консилиум с приглашением Свиридова. Да, я тебе не сказала – я сегодня в бассейне была и меня Свиридов в воду забросил!
– Как же это?
Они уже пришли домой и Диана рассказывала, переодеваясь и накрывая на стол.
– Мне пришлось ехать в штаб, отвозить заявки и забирать планы анализов. Тут меня увидел Свиридов и приказал отправляться в бассейн. Что делать? Я скорей за купальником и в бассейн. Там меня быстренько маленькие мальчики затащили в воду. Потом я разглядела, что наверху есть тренажерный и спортивный залы, заглянула туда. А потом попалась на глаза Свиридову.
– Так как же он тебя бросил в воду?
– Я что-то спросила его про тренировки, про борьбу, хотела показать свое умение, провести прием и спихнуть его в воду, но непонятным образом полетела туда сама. Правда, Лео, я не поняла, как он это сделал, а ведь у меня неплохо было с борьбой, ты же помнишь?
– Помню, как же … Ты еще со мной так здорово расправлялась …
– Потом я загорала и подошли ко мне два молодых кавалера. Совершенно голые. Разглядели меня как следует, уселись на меня верхом и потребовали от меня определенных услуг …
– Это что – мальчики, что ли?
– Ну, да. Оказывается, Свиридов им сказал, что они со мной могут потренироваться в разговорной речи на английском языке. Они очень прилично говорят! Мы очень мило поболтали … Но, знаешь, Лео …
– Что, Диана?
– Вот эти голые мальчики сидели на мне верхом … Так мне захотелось своего такого …
– Ну, не надо, Диана … Не расстраивайся … Сможем взять приемного …
– Ничего, пройдет. Я смотрела на Антонину Свиридову – как она с Гришей. Они так трогательно относятся друг к другу, и старательно это скрывают … Гриша не может пройти мимо нее, чтобы мельком не коснуться ее … И только от нее принимает ласку, никому другому себя приласкать не позволяет …
РАЗГОВОР со СКВОРЦОВЫМ
Скворцов сидел за заваленным бумагами столом и с удовольствием оторвался от них.
– Привет, Толя! Как дела, начальник?
– Чем больше власти, тем плотнее стена между начальником и подчиненными.
– Ты всегда умел наладить отношения с кем угодно, не так ли?
– Но грань между начальником и подчиненным – она частенько нужна, пусть не всем.
– Тебя что-то мучает? Или просто много работы? Ты изменился за это время, пока мы не виделись.
– Меня мучает избыток власти.
– Ну уж. На это, по-моему, никто никогда не жаловался, ни один император.
– Значит, им было легче. А ты как в качестве начальника?
– Мне всегда легче работать, когда от меня никто не зависит – я сам решаю, что и как делать, когда делать …
– Если подумать хорошенько, то это вполне вписывается в неограниченное руководство – когда и как решаешь только ты, и все делают это так, как ты скажешь. Нет?
– Возможно. Но чувство зависимости людей от твоего решения …
– Скучаешь по своим?
– Больше по детям … Отсутствие Лены мне не мешает, она сейчас для меня почти так же, как и наяву …
– Почему? Насколько я знаю, она тебя, во-первых, любит, и, во-вторых, с тобой не ругается и не скандалит.
– Наверное ты прав. Только любовь у Лены проявляется стихийно и приступами. Пришел – ну и ладно. Все в порядке, здоров? Сейчас есть будем, мой руки.
– Ну и что? Разве это плохо? Тоня говорит почти так же.
– Не ври! Я же видел, как она тебя встречает – ведь на это смотреть даже неловко, как она тебя встречает.
– Что ты?!
– Она же вся любовь и внимание – «ОН» пришел. Даже если кругом посторонние люди – хоть маленький, но все равно ласковый жест, прикосновение, улыбка. Взгляд – так такой, за который жизнь отдают. Дежурный вопрос? Как же! Она одним взглядом все увидит и поймет, даже не дожидаясь твоего ответа … Между прочим, ты с ней тоже такой.
– Но я же люблю ее, мою Тонечку! Ты ведь влюблен в нее?
– Влюблен и очень этим доволен. Отношения уже устоялись, постельного развития не требуется, можно спокойно испытывать прекрасное чувство друг к другу. Ревнуешь, что ли? Ну и дурак.
– Естественно. А то ты свою Лену ко мне не ревнуешь, особенно когда я ее в Прибалтику увез? Ревновал ведь?
– Наверно. Только это что-то другое – к ее увлечениям я действительно ревновал, а тут … Какая-то смесь ревности и зависти – вот они там танцуют, вот они там по ресторанам шляются.
– Что, и мысли не было, что мы там можем наконец переспать друг с другом?
– Если и была, то так, мимоходом. Не затрагивая ум. Странно?
– Не очень. Теперь она меня не добивается, относится спокойно, воспринимает как близкого и надежного друга. Терять такую дружбу ради сомнительного удовольствия?
– Вот я скажу ей, как ты это назвал! Может, мы постарели? Или поумнели? Представляешь, когда я разговариваю с Тоней мне сейчас иногда не хватает рядом тебя, твоего плеча …
– Очень трудно входить в курс дел?
– Как сказать … Но интересно! Народ там неплохой, но со странностями. Все от меня чего-то ждут, что ли …
– Тебе стоит знать о существе нашего проекта – все равно узнаешь. Ты теперь хоть немного узнал об излучении и его воздействии. Но раз излучение так многогранно взаимодействует с материей, то почему бы ему не взаимодействовать и с живой материей?
– Неужели попробовали?!
– А как же. Только пробовали давно и бессистемно. И известно нам сегодня не так много. Первое. Излучение в какой-то мере может приводить к развитию телепатических способностей у отдельных личностей. Причем не только тех, кто непосредственно работал на установках. Я, например, на установках никогда не работал, но …
– Ты – телепат?! Хотя странности за тобой водились и раньше …
– Мои способности проявились после аварии там, у академиков, что наводит на мысль о последействии излучения или наведенном эффекте – ведь я туда попал минут через пятнадцать после аварии. Второе. Родились дети с особыми способностями, в том числе и телепатическими. Ты их знаешь – это Олег Ерлыкин и те семь мальчиков, что оставались здесь.
– Ну, про Олега я более или менее в курсе. А Полина? А Семен Гаврилович?
– Полина – да, причем они с Олегом … Я тебе потом подробнее попробую объяснить, настолько это необычно и непривычно. Семен Гаврилович не телепат, а просто очень чувствительный и контактный человек. Правда, только к тем, с кем он душевно близок.
– Так должно быть третье. Проект?
– Если это было неоднократно, то как это сделать сознательно.
– Как вырастить телепата… Да, для разведки это клад…
– Если бы только для разведки, да не в телепатии тут дело. Телепат может мысленно общаться с другим телепатом, а если сюда добавить внушение? А если добавить чтение мыслей?
– А что, они умеют и это?!
– Считай, что я ввел тебя в проблему – подробнее потом. Этих людей немного, но они такие … такие …
– Меня больше всего занимают эти мальчики … Кстати, почему нет девочек?
– Тоже проблема – девочки рождались мертвыми. А они … Представь себе, что ты мысленно воспринимаешь все мысли и ощущения … ну, к примеру, своей жены. Ты ощущаешь все, что воспринимает твоя жена – все-все, до мельчайших подробностей и нюансов. Какую духовную и всякую другую культуру нужно иметь, чтобы продолжать нормально жить с ней рядом? Это условно, но в некоторой степени отражает реальное положение …
– Как это? То есть я все чувствую и все мысли ее слышу? Но ведь от этого с ума сойти можно!
– Можно сойти с ума – ты совершенно прав. Но как не вмешаться? С самыми наилучшими намерениями? А это реальность. Все. Думай, но лучше о работе. Пиши письма – скоро будет оказия. Не заклеивай, тут стопроцентная цензура. Нельзя сообщать о местонахождении, о погоде – ты на юге, кругом вода и нега … А пока пошли, я спою что-нибудь для тебя.
– И еще … Займись очисткой осмия – может понадобиться. Мы в Москве уже как-то делали, а ты попробуй новым методом.
– Так нужен же изотоп?
– Да, 187-й. И дикой чистоты. В первом отделе есть ТУ заказчика …
В КАФЕ
Знакомая мелодия вытащила из-за столов многих – пары закружились по залу. Начали подпевать – кто про себя, кто погромче. И когда все решили, что это музыка для танца – Свиридов неожиданно запел.
Сиреневый туман
Над нами проплывает,
Над тамбуром горит
Полночная звезда.
Сама мелодия определила негромкий голос и грустный настрой.
Кондуктор не спеши,
Кондуктор понимает,
Что с девушкою я
Прощаюсь навсегда.
Припев подхватили хором.
Кондуктор понимает,
Что с девушкою я
Прощаюсь навсегда.
За столом у мам тесно сомкнутые руки под столом.
Ты смотришь мне в глаза
И руку пожимаешь.
Уеду я на год,
А может быть на два,
А может
Навсегда
Ты друга потеряешь …
Еще один звонок
И уезжаю я.
Вера Ложникова прижала руку Никиты Кулигина к своей груди и так и сидела, прижавшись плечом к его плечу.
Последнее прости
С любимых губ
Слетает,
В глазах твоих больших
