Мария Высоцкая
Семья. Измена. Развод

Глава 1

– Разведись с ней, Миш.

– Чушь не неси, – муж хмурится. – Лучше делом займись.

– Ладно-ладно. Расслабься, милый, – Ирина кладет ладони на плечи моего мужа. Массирует, пока Миша прикрывает глаза, откидываясь затылком на подголовник кресла.

Они в кабинете вдвоем. А я дура, которая спонтанно забежала к нему на работу обсудить подарок ко дню рождения сына и наткнулась на вот такую картинку. Теперь стою и подглядываю в щелку приоткрытой двери.

Муж и его верная помощница. Судя по всему, работой их отношения не ограничиваются.

– Поехали ко мне.

– Не сегодня, – Миша открывает глаза.

– А если так? – Ирина опускается перед ним на колени, параллельно закручивая свои волосы в пучок.

Князев ухмыляется. Смотрит на нее плотоядно, а меня трясти начинает. Я не хочу становиться свидетельницей всей этой грязи. Никогда в жизни.

Толкаю дверь и захожу внутрь. Чувствую две пары прикованных ко мне глаз.

Миша упирается кулаком в стол и так на меня смотрит, будто на месте убить готов за то, что я им помешала. За то, что вообще посмела прийти без предупреждения.

– Я зашла обсудить день рождения Марка. Если ты помнишь, это твой сын, – сажусь в кресло напротив мужа.

Его помощница все еще стоит перед ним на коленях. Внимания на нее не обращаю. Делаю вид, что мне все равно, но, если честно, просто боюсь столкнуться с ней глазами. Не вынесу этого. Просто не вынесу.

– Могла позвонить, – Миша застегивает ремень на брюках и отталкивает Ирину.

Та мгновенно вскакивает на ноги. Поправляет рубашку, пуговицы на которой расстегнуты почти до талии, и, схватив со стола какие-то папки, убегает прочь.

Оборачиваюсь лишь тогда, когда хлопает дверь.

– Была тут неподалеку. Не думала, что ты… Так занят.

– В следующий раз лучше звони.

– Непременно.

– Чай, кофе? – Князев ведет себя так, словно ничего не произошло.

Так, будто не он только что был не против развлечься с этой девкой, длина юбки которой едва прикрывает пятую точку.

– Не утруждайся. Ты знаешь, – поднимаюсь на ноги, – я передумала с тобой разговаривать. Мне противно. Поеду лучше. Прости, что помешала.

Из кабинета выхожу на подкашивающихся ногах. Мишка, конечно, за мной не следует. Его мои душевные переживания не волнуют. Никогда не волновали.

Я знаю, что наш брак никогда не был настоящим. Он иллюзия. Красивая жизнь, картинки в соцсетях, пышная свадьба, большая любовь – все это фикция.

Между нами нет чувств, но я рассчитывала хотя бы на минимальное уважение. К сожалению, этот человек не способен даже на это.

В машину сажусь, а у самой слезы на глазах. Мне что, больно? Меня трогает увиденное?

Это был брак по расчету. Мне было двадцать три, отец настоял, а я не могла ему перечить. До сих пор не могу. Сразу оторопь берет, а мне ведь недавно стукнуло тридцать.

Кошмар какой.

Они со всех сторон на меня давили, и я сдалась. Не выдержала напора и просто подчинилась.

Ехать сейчас домой – это точно попасть в аварию. Нужно успокоиться. Прийти в себя.

Вытираю слезы, а они все катятся и катятся. Сердце почему-то сдавливает, и кричать хочется. Неужели у меня все-таки есть к нему чувства? К этому чудовищу? Неужели я стала его частью за эти годы? Мы же никогда не любили друг друга. Никогда.

Я в свадебном платье, с кольцом на пальце, стояла и ненавидела человека рядом с собой. Меня тошнило от первого поцелуя. Я прорыдала всю брачную ночь, лежа на кровати в номере отеля совершенно одна. Проклинала его. Отца своего. Всех гостей, которые нам счастья желали. Я вообще любила другого…

Любила человека, который пострадал из-за моих чувств. Отец его просто уничтожил, не физически – морально. Просто выжил из города, в труху перетер все, что у него было. Бизнес, связи, имущество, нашу с ним любовь. Все.

Мы не смогли это пережить, я вышла замуж, только чтобы папа оставил Влада в покое, чтобы больше не трогал.

Так в моей жизни появился Миша.

Холодный. Циничный. Расчетливый. Хваткий. Бесчувственный.

Михаил Князев – мой муж. Партнер моего отца по бизнесу. Человек, занимающий не последнее место в сельскохозяйственном секторе.

Мы были с ним близки одну-единственную ночь, именно после нее появился Марк. Хватило одного раза. Мистика. Но я была благодарна кому-то там сверху, что он сжалился надо мной и подарил ребенка, не обрекая меня на множественные попытки. Я бы умерла тогда, если бы мне пришлось спать с мужем снова и снова. Точно бы умерла.

Выезжаю с парковки минут через пятнадцать, когда могу нормально соображать, а слезы больше не смазывают картинку. До дома добираюсь дольше обычного. Ползу, как черепаха, в правом ряду.

У меня ужасное состояние, а дома ждет ребенок. Я не могу рисковать своей жизнью. Больше не могу.

Марк – это единственный человек, который любит меня просто так. Маленький человечек, который дарит улыбку. Мой сынок.

Бросаю машину у ворот особняка и сразу иду в детскую.

Как только вижу сына, успокаиваюсь. Внутри кошки скребут, конечно, но это все такая мелочь сейчас. Подхватываю сына на руки и крепко прижимаю к себе. Вдыхаю его сладкий запах, зацеловываю пухлые щечки.

Марк сопротивляется, тянется к своим игрушкам, а я пошевелиться не могу, чтобы его отпустить.

Наверное, сын то единственное, за что я благодарна Мише.

– Мама, пусти.

Сынок начинает вырываться активнее, и я разжимаю руки.

– Я же играю, – недовольно морщит нос, чем безумно напоминает своего отца.

– Играй-играй. Виктория, можете идти, – наконец-то вспоминаю, что за нами наблюдает няня. – Я сама дальше справлюсь.

– Хорошо.

– Мам, а папа когда придет? – Сын ставит кубик на башню, которую собрал, а потом с хохотом рушит свое творение.

– Вечером. Пойдем мыть руки и обедать.

– Не хочу.

– Пора, – поднимаюсь и жду, пока сын сделает то же самое.

Ему скоро исполнится пять. Он вовсю проявляет характер и с каждым днем все чаще начинает канючить.

– Марк.

– Не буду.

– Я папе пожалуюсь, – использую последний аргумент.

– А он тогда приедет быстрее?

Сын смотрит на меня широко распахнутыми глазами, а у меня ком в горле. Он безумно любит Мишу. Постоянно по нему скучает. Спрашивает о нем по сто раз на дню, пока его отец развлекается там с секретаршами.

Нет, Князев хороший папа. Он старается уделять Марку время, но этого, кажется, все равно недостаточно.

– Мам! – Марк уже лезет в мою сумку за телефоном. – Я сам ему позвоню и скажу, что не хочу есть.

– Марк, – вытягиваю руку, но она так и застывает в воздухе.

Нужно успокоиться, но я не могу. Не могу. Опять слезы наворачиваются. Опять трясет. Сын уже тыкает по экрану пальчиками, а у самого улыбка до ушей.

– Я занят, Даша, – слышу грубый голос мужа в динамиках по громкой связи.

– А вот и не угадал! – визжит сын, – Это я, папа, – хохочет и роняет смартфон. – Ты когда приедешь? – подхватывает телефон с пола.

– Скоро, сынок.

– Когда скоро?

– Вечером.

– А во сколько часов?

– В семь.

– Это вот сейчас?

Миша смеется.

– Ты же знаешь, что сейчас не семь.

– Приезжай сейчас. Мама плачет.

Вздрагиваю и касаюсь щеки пальцами. Мокро.

– Дай-ка ей трубку, Марк.

Сын протягивает мне телефон и так на меня смотрит, что мне дурно делается. Не могу себя контролировать. Слабачка. Всегда такой была.

– Да, – облизываю губы и подношу телефон к уху.

– Что за показательные выступления ты там устраиваешь?

– У нас все хорошо, – отвечаю, а сама улыбаюсь Марку. – Конечно, ждем тебя на ужин, – сочиняю какой-то бред, слушая тишину. – И мы тебя целуем, – улыбаюсь еще шире и сбрасываю звонок.

– Мамочка, ты почему плачешь?

– Пальчик болит, – показываю сыну мизинец, и он тут же начинает на него дуть.

Треплю темные волосики сына и прикрываю глаза.

Нужно взять себя в руки. Сын не виноват в том, что у него такие родители. Не виноват, что между нами нет любви, а только боль и ненависть.

Не виноват в слабости своей матери, которая не может разорвать этот порочный круг.

Мне страшно. Я до жути боюсь своего мужа. Отца. Они отберут у меня ребенка. Заберут Марка. Я это знаю. Вслух этого никто никогда не произносил, но отчетливые намеки я получала не раз.

– Давай пластырь приклеим?

Марк уже готов бежать за аптечкой. Киваю, и он тут же несется на кухню. Иду следом.

Заматываем симулирующий палец и все-таки садимся обедать.

Миша приезжает в семь, как и обещал. С порога морозит меня взглядом, но губы у него улыбаются сыну.

Замираю, а перед глазами сцена, что я увидела в кабинете мужа. Раствориться хочется, а лучше стереть себе память. Сердце как ненормальное стучит. Меня пропитывает ненависть и тоска.

Дикая обида за то, во что они все превратили мою жизнь. За то, что он сделал с моей жизнью.

Марк тарахтит о том, что сегодня делал, взахлеб. Хохочет, когда отец его щекочет, а сразу после ужина тащит Мишу наверх собирать железную дорогу.

Смотрю мужу в спину и впервые в жизни действительно серьезно думаю о разводе. Ведь так больше продолжаться не может. В конце концов, суд же всегда остается на стороне матери…

Глава 2

Я никогда не видела любовниц Миши в лицо. Он всегда ограждал меня от любых контактов с этими женщинами. Знала, конечно, что если он не спит со мной, то, естественно, делает это с другими, и до недавних пор меня это устраивало. Мы прекрасно жили как соседи.

У меня тоже были интрижки, но главное, мы всегда требовали друг от друга, чтобы все это не касалось сына.

Просто вчера, когда я увидела его с другой женщиной, то впервые посмотрела на нас всех со стороны. Меня наизнанку ночью вывернуло. Снилось, как муж «любил» другую женщину. В деталях, мельчайших подробностях.

Он развлекался с ней, а мы с сыном наблюдали за этим недоразумением. Так жутко было. А главное, больно, больно, что мой ребенок тоже запачкан в этой грязи.

Я проснулась посреди ночи, вся мокрая, в ужасе вскочила с постели и выбежала на балкон. Стояла там, пока пальцы на ногах чувствовать не перестала.

То, что в тот момент творилось у меня в душе, пугало. Какое-то жгучее отчаяние и боль. Потом еще час рыдала в подушку. Еле успокоилась.

То, что я приняла за проросток любви, выходя из офиса мужа, было не чем иным, как стыд. Стыд перед сыном за то, что через пару лет мы изуродуем его жизнь и психику этой псевдосемьей.

Это ведь сейчас Марк еще маленький и ничего не понимает. Но он будет расти, будет видеть нашу семью изнутри. Когда-нибудь спросит, почему мы спим в разных комнатах, почему видел папу в городе с какой-то тетей. Все поймет, разочаруется в браке, отношениях. Случайно заметит наш скандал, плачущую мать, которая ненавидит его отца только потому, что он есть. Как винит его во всем, что с ней случилось.

Наш мальчик переживет ад, а причиной этого ада буду я.

Женщина, которая струсила. Которая не смогла бороться.

За семь лет брака я свыклась с тем, что Князев – мой муж. Стерпелась. Не полюбила, но жить с ним мне стало комфортно.

Так бывает, когда страх поглощает тебя, ты начинаешь искать лазейки, чтобы его усмирить. Внушаешь себе, что все хорошо, что могло быть хуже.

Привыкаешь. Успокаиваешься. Начинаешь жить дальше, так, словно ничего плохого не происходит. Да, жизнь несправедлива, да, так вышло, что меня не спросили, хочу ли я за него замуж, да, я имею право на него злиться, только что от этого изменится?

В какой-то момент мы ведь даже начали с мужем нормально общаться, шутить. Появилась романтика, сближение, не физическое, душевное. Я оттаяла. Поверила, что вдруг и правда этот навязанный брак все таки будет счастливым. Первый год после рождения Марка мне по наивности казалось, что у нас получится семья. Настоящая. Но я ошиблась.

Увидела, как Мише пишет женщина. Так, словно он ее мужчина.

Он целовал меня, входил в доверие, говорил, что все ради нас сделает, что Марк поможет нам стать семьей, а сам был с другой.

Как только я сказал ему об этом вслух, о том, что у него есть женщина, он отдалился, и все вернулось на круги своя – холод, циничность, отрешенность.

Мы снова стали соседями, только теперь у нас еще и сын был.

Марк внес в мою жизнь невероятное количество ярких красок. Он показал, что я живая. Что до сих пор могу чувствовать. Любить. У меня появился человек, которому наконец-то были нужны мои любовь и забота. Который нуждался во мне, а я так же отчаянно нуждалась в нем.

Снимаю кастрюльку с кашей для Марка с плиты и достаю тарелочку. Пока организовываю завтрак, слышу, как муж говорит в гостиной по телефону. Что-то по работе.

Бужу Марка и тащу его в ванную.

Он терпеть не может утренние водные процедуры. Почистить зубы, умыться – это самая огромная проблема. Вечером все это делает на ура, но утром приходится постараться.

– Не хочу. Не буду. Ну мам! – скулит, стоя на лесенке у раковины. – Мама, – поворачивается, а у самого все щеки мокрые. Такие огромные слезы по ним катятся.

Маленький манипулятор.

– Давай. Мы же умываемся с утра. И я, и папа. Марк.

– Не-е-е-ет, – дует губы, закручивая вентиль, чтобы вода не текла из крана, и бросает тюбик зубной пасты обратно в стаканчик.

– Что за слезы с самого утра?

Голос мужа за спиной пугает. Отшатываюсь в сторону, а потом сталкиваюсь с ним взглядом в зеркале.

Миша хмурится, явно удивляясь моей реакции.

– Ты маму, что ли, не слушаешься? – смотрит на Марка.

– Слушаюсь, – сын недовольно сопит и хватает в руку щетку.

Зубы чистит быстро и кое-как. Умывается так же. А потом заявляет, что закончил.

– Ну вот видишь, какой ты молодец, – хвалю ребенка за такую обыденную, можно сказать, вещь и сжимаю его ладошку в своей. – Завтракать?

– А что?

– Каша.

– Каша? – Марк морщит нос и высовывает язык.

– Каша, – повторяю, но уже строже. Если его не накормить с утра, то он с легкостью может устроить в саду истерику и спокойно проходит голодным весь день, пока не приедет домой. Такое уже бывало. Воспитательницы в шоке, ну а я просто не могу ругать за это своего ребенка. Не могу, и все тут.

– Пап, а мы в выходные поедем на самокате кататься в парк?

– Поедем, – Миша садится за стол.

Уже по привычке ставлю и перед ним тарелку с кашей. Они с Марком переглядываются. Муж берет ложку, ест. Марк с довольной моськой повторяет за ним. Отец для него авторитет. Если он ест кашу, такой взрослый дядька, значит, Марку автоматически это тоже становится нужным.

– В пятницу у Самсоновых годовщина, – муж ловит мой взгляд, – нам нужно там быть.

Киваю. Самсонов – губернатор области, Миша уже давно поддерживает с ним дружеские отношения. Мы часто посещаем их праздники, а они с женой не пропустили ни одного нашего. Исключением был мой день рождения на теплой веранде, в этом году я хотела отметить его в тихом кругу друзей и родных без лишнего пафоса. Правда, через неделю Князев все равно закатил банкет уже в нашем доме, с самым «зваными» гостями, чтобы отпраздновать мое тридцатилетие.

– Ты со мной теперь не разговариваешь, Даша?

– Нет, почему? Разговариваю. Все хорошо, – пожимаю плечами и наливаю Марку чай.

– Булочку хочу.

– С маслом и сыром?

– Ага.

Пока режу белый хлеб и сыр, чувствую Мишин прожигающий взгляд где-то между лопаток.

Отдаю сыну бутерброд и слащу чай. Пока перемешиваю в кружке с динозавриками сахар, на мужа стараюсь не смотреть.

Марк с энтузиазмом поедает бутерброд, хлюпает чаем, а как только на тарелочке остаются одни крошки, бежит в гостиную.

Тут же поднимаюсь из-за стола и начинаю собирать посуду. Нужно срочно чем-то занять руки. Нервы на пределе. Миша давит одним своим присутствием. Уехал бы уже на работу, что ли?!

– У тебя ко мне какие-то претензии? Я наш договор не нарушал, ты сама пришла. Могла бы позвонить, чтобы ситуация не была такой абсурдной.

Знаю. Все это я прекрасно знаю. Как и то, что мои реакции делает только хуже.

Но стоило один раз своими глазами увидеть, а не просто знать, что где-то там это происходит и вот результат.

Глупо. Как же это глупо.

Молчу. Складываю тарелки в посудомойку. Медленно, аккуратно.

Миша встает рядом и упирается бедром в столешницу.

– Даш, я тебя не понимаю, мы не договаривались о целибате, – Князев складывает руки на груди и ждет моего ответа.

Выдыхаю. Откладываю чашку в сторону и выпрямляюсь.

Внимательно рассматриваю лицо мужа. За семь лет оно стало привычным, можно сказать, родным. Но то, что я увидела в его кабинете, хоть и было случайностью, в любой момент может стать закономерностью. А я этого не хочу.

Не хочу видеть его с другими женщинами. Не хочу сама искать «любовь» на стороне, а потом разыгрывать идеальную семью. Не хочу, чтобы мой сын жил в такой семье. Вряд ли, когда он вырастет, то скажет нам спасибо за этот спектакль.

– Давай разведемся, Миш.

Выпаливаю и снова хватаюсь за посуду. Чувствую, как начинают дрожать колени.

– Занимательно. С чего вдруг?

– Я больше так не могу. Не могу так жить, понимаешь? – на секунды повышаю голос и тут же поворачиваю голову в сторону гостиной, где бегает Марк. – Семь лет, – продолжаю тише. – Это слишком много. Я не хочу жить так всю жизнь.

– Нет, – Князев упирается ладонью в навесной шкафчик, обшаривая меня цепким взглядом.

– Зачем тебе это? – смотрю на него. – Для чего?

Князев отворачивается, он вечно уходит от прямых ответов на эти вопросы. Хотя я ведь знаю, что дело в бизнесе. В его договорённостях с моим отцом.

А он знает, что я не посмею бежать. Не посмею перечить. Мне хватило двух прошлых раз. Первый, через месяц после свадьбы, тогда они отловили меня в Москве и притащили обратно. Я месяц сидела в доме без права выйти на улицы. Второй, уже после рождения Марка. Ему только-только два года исполнилось.

Я почти полгода выстраивала доверительные отношения с начальником СБ мужа, скопила денег и почти доехала до границы, но нас выловили.

Тогда-то в первый раз и мелькнул жирный намек, что, если я еще хоть раз устрою что-то подобное, сына не увижу.

– Развода не будет. Мы уже не раз это обсуждали.

– Я больше не хочу жить с тобой под одной крышей. У меня, может быть, тоже есть мужчина.

Князев обжигает меня взглядом, но очень быстро берет себя в руки. Его хладнокровию стоит позавидовать.

– Так вот и встречайся с ним на нейтральной территории. Так, чтобы никто не знал!

Глава 3

– Мама, можно я сегодня не пойду в садик? – Марк влетает в кухню ураганом и обнимает мои ноги.

– Нельзя, – Князев подхватывает сына на руки, – пошли собираться. Я тебя сам отвезу. Мама себя плохо чувствует.

– У нее пальчик болит?

– Пальчик, ага, – Миша подбрасывает Марка в воздух, ловит, а тот визжит, оглушая всех в радиусе пяти километров.

– Я его одену, – вытягиваю руки, чтобы забрать ребенка, но муж поворачивается ко мне спиной.

– Я сам. Не напрягайся.

Провожаю их взглядом и присаживаюсь на стул.

Я опустошена. Раздавлена свалившейся правдой. Я и раньше знала, но отгораживала нас с сыном от происходящего. Пряталась от реальности.

Искала ту самую лазейку, а когда нашла, не желала и носа из нее показывать.

Да, будет глупо прикидываться полностью несчастной. Все эти семь лет я отлично жила, если не брать в расчет наш брак.

У меня есть любимая работа, прекрасный сын, друзья, хобби. Я много путешествую, коллекционирую картины…

У многих нет даже малой части того, что есть у меня. Многие даже не поймут этих душевных терзаний, что меня сейчас посетили, просто потому, что у каждого свои проблемы. У большинства более приземлённые. Но разве мне от этого легче?

Я так сильно ненавидела этого человека, что в один прекрасный момент, начала принимать это чувство за какую-то симпатию. Мазохистскую.

Именно так моя психика защищалась все эти годы. Разыгрывала в голове спектакль, что муж-то не так плох. И живу-то я в принципе тоже нормально. Не хуже других, где-то даже лучше. Зачем нагнетать?

Выдыхаю и поднимаюсь в спальню. Принимаю душ, переодеваюсь и еду на работу.

Как только Марк пошел в садик, я сразу вернулась на канал. Наш местный, где я веду новости. Еще до свадьбы закончила журфак. Долго работала в местной редакции, а потом перешла на телик.

Пока сажусь на грим, смотрю видео, что воспитатель Марка скинула в общий чат.

Умиляюсь, как мой ребенок читает стихи, и делаю глоток кофе.

– Даш, может, волосы наверх уберем сегодня?

– Давай лучше просто хвост.

– Окей.

Как только Рита заканчивает приводить мои волосы в порядок, открываю шкаф и выбираю, в чем буду сидеть в эфире. Все эфирные вещи хранятся в рабочем гардеробе по секциям. На одной половине шкафа, в его нижней части, мои, сверху – Катины, в соседней половине – наших мужчин-ведущих.

Переодеваюсь.

До эфира чуть больше часа. Все это время читаю новости, чужие в прессе, и свои, которые сформировала и выписала на основе дневной сводки.

В студию попадаю за десять минут до выхода в эфире. Поправляю волосы, раскладываю папку с листами перед собой и делаю быстрое упражнение на дикцию.

Зажимаю ручку между зубов и читаю пару абзацев сводки с листа.

Как только начинается включение, фокусирую взгляд на телесуфлере.

Сегодня у меня обеденный эфир, поэтому за Марком заезжаю около пяти. Забираю ребенка из сада и везу на занятие по плаванию, на котором и сама присутствую. Подбадриваю его нырки под воду.

Домой приползаем около семи. Ужинаем, играем, делаем пару упражнений на дикцию. Марк просто в восторге, тараторит без умолку. Смеется. Я тоже.

Когда слышу шум подъехавшей к дому машины, переглядываюсь с сыном.

Марк вскакивает на ноги и с визгом бежит вниз, не переставая выкрикивать: «Папа приехал!»

Собираю разбросанные игрушки, раскладываю все по корзинам и, погасив в детской свет, спускаюсь на первый этаж.

Миша стягивает галстук и бросает его на диван в гостиной. Закатывает рукава рубашки и садится на пол, где Марк уже расставил машинки. Игрушки у нас валяются по всему дому, нет смысла ставить корзинки только в одной комнате, он все равно их растащит и разложит в каждой.

В половине девятого помогаю сыну надеть пижаму и укладываю его спать. Сама еще минут сорок лежу с ним рядом, прислушиваюсь к тихому сопению.

Интересно, что ему снится?

К себе иду вымотанная. Натягиваю сорочку и забираюсь под одеяло. Беру с тумбочки книгу и открываю страницы, между которых вложена закладка.

Слышу отчетливые шаги за дверью и очень удивляюсь, когда она открывается.

– Поговорим? – Миша появляется в моей спальне впервые за… Я даже не знаю, за сколько лет. Проходит вглубь комнаты.

– Давай, – перебираюсь на край кровати.

– Я все обдумал сегодня, – Миша выдергивает стул из-под моего столика для макияжа. Садится. – Если тебе нужен развод, можешь подавать заявление. Но сын останется со мной.

Тут же покрываюсь холодным потом. Начинает знобить лишь от одной мысли, что он отберет у меня ребенка.

– Ни за что. Марк будет со мной.

– Ты же прекрасно понимаешь, что суд в этом городе ни при каких обстоятельствах не оставит тебе ребенка, Дашка. Ты это знаешь и все равно просишь… Не выйдет по-хорошему, снова решишь сбежать? Через сколько тебя нашли в прошлый раз? Кажется, девять часов, – Миша пожимает плечами. – Я никогда не принуждал тебя меня любить или как-то хорошо относиться, мне хватает твоей ненависти, поверь. Но сына я не отдам. Можешь съехать, пожить одна. Подумать. Решить. Будешь приходить к Марку в гости.

– Ты меня шантажируешь? Открыто упиваешься своим превосходством в этом вопросе, да? Просто играешь чувствами нашего ребенка.

– Нет. Я просто решаю вопрос и, когда этого требуют обстоятельства, делаю это жестко.

– Ты врал мне, когда говорил, что если у нас будет ребенок, то мы сможем развестись, – резко поднимаюсь на ноги. – Врал о том, что он будет связью между семьями и бизнес не пострадает. Врал, когда делал вид, что тебе так же противна эта свадьба. Ты врал, а сам наслаждался моей болью. Упивался ею, прекрасно зная, какой человек мой отец на самом деле. Он же совсем не добрый самаритянин, каким его все вокруг считают. Если бы я тогда отказалась от свадьбы, он бы убил Влада, а меня упрятал в психушку. Ты это знал и не отказался от свадьбы. Наоборот, потакал ему, ради денег. Ради своей выгоды. Тебе было плевать, что я тоже живой человек. Тебе все эти семь лет было на это плевать. Сколько я еще буду так жить? Играть в эту дурацкую семью? Я хочу любить. Хочу, чтобы меня любили и уважали. Я не подписывалась на ваши договоры. Вы насильно вынудили меня со всем согласиться, Миша.

– Влад…

Князев закатывает глаза, чуть покачивая головой. Из всего моего монолога он услышал только имя. Имя человека, которому я испортила жизнь.

Он всегда для Миши был какой-то красной тряпкой.

– Твоя измена…

– Измена? – муж выдыхает. – По-моему, ты преувеличиваешь.

– Ты обещал, что это не будет меня касаться.

– Ты не позвонила.

– Да какая разница? Ты спишь с ней у себя в офисе, и все об этом знают. За спиной на меня пальцем показывают.

– А тебе есть до этого дело?

– Мне не нравится выглядеть дурой, – хмурюсь. – Мне не нравится, что вскоре об этом узнает и наш ребенок. Ты хотя бы задумываешь о том, что он растет, Миш? Что ты ему скажешь, когда он станет подростком и узнает о том, какая у нас семья? Что? Прости сын, я не люблю твою мать и держу ее в заложниках все эти годы? Так? —усаживаюсь обратно на кровать.

Грудь покачивается в вырезе сорочки, и я отчетливо вижу, что Миша фокусирует на этом свой взгляд. Сглатывает. Тут же прикрываюсь руками.

– Слушай, – Князев трет лицо ладонями, – когда все пошло не так, а?

– С самого начала, ты разве не заметил?!

– Мы же ведь могли по-нормальному, – продолжает философствовать.