Мария Высоцкая
Погрешность
Глава 6
– Лиза, с днем рождения! – Ульяна сгребает подругу в охапку, целуя в обе щеки.
– Спасибо, моя родная. – Самарина с энтузиазмом развязывает атласную бледно-розовую ленту, украшающую мятную круглую коробку. – Ты обалдела? – не моргая смотрит на Улю. – Это же… это… – надевает на руку брендовый браслет из белого золота. – Спасибо, мой любимый дружочек.
– Пожалуйста, – отвечает подружке. – Кстати, я сегодня от тебя съеду, родители вернулись в город. Спасибо, что позволила перекантоваться.
– Как жаль, я так привыкла к тебе за эту неделю.
Ульяна выходит в репетиционный зал, поочередно поправляя лямки боди. После основной репы она решила взять себе дополнительную тренировку, зал все равно сегодня простаивает, а так от него будет толк. Лиза забегает следом, правда, заниматься она не намерена.
– Уль, – смотрит на свое отражение в зеркалах, – я, вообще, сегодня хотела всех в клубе собрать, отметить.
– Ты же помнишь, что завтра первый чистый прогон перед худруком? – Никольская обхватывает щиколотку пальцами и тянет ногу наверх. Опорная нога медленно приподнимается на мысок, вторая рука покоится на талии.
– Помню, но я уже гостей позвала, – девушка закусывает указательный палец, поворачивая корпус из стороны в сторону, – ты придешь?
– Я подумаю. Все, не мешай мне, – Улька отмахивается от Самариной, начиная разминаться.
Лизка шлет воздушный поцелуй и убегает прочь.
Весь час дополнительной нагрузки Ульяна раздумывает о том, как ей правильно поступить. Обижать Лизу совсем не хочется, но и завалить прогон тоже не входит в ее планы. Закончив и ополоснувшись под душем, девушка решает, что приедет на праздник жизни всего лишь на час. Ровно час.
Ближе к вечеру созванивается с братом.
– Дёмочка, приве-е-е-ет. Ну ты как? Отдыхаешь от мамули с папулей? – прижимает телефон к уху и кидает сумку с одеждой в салон машины, быстро садясь за руль.
– Звонишь поиздеваться?
– Нет, поделиться. Я всю неделю жила у подруги. Ключи забыла в доме, а родители свалили к тебе, – сетует, сворачивая крышку с бутылки минералки. Пить хочется адски.
– Я даже не удивлен, – Демьян усмехается. – Как с Громовым? Не отказалась еще от своей авантюры?
Ульяна нервно барабанит пальцами по рулю, но придумывать ничего не приходится. Макс пробивается по второй линии, облегчая Ульке жизнь. Теперь есть официальный повод отмазаться от брата.
– Дёмочка, слушай, тут Макс на второй линии висит. Целую. Обнимаю.
Быстренько переключившись на другого собеседника, Ульяна завела машину и несколько раз щелкнула рычажком дворников.
– Привет, – пропела в трубку Максиму.
– Привет. Я соскучился.
– Я тоже, – ответила на автомате, думая совершенно о другом. Ее беспокоило то, что утром, в день, когда она ночевала у Громова, он просто бросил ее там одну на съедение своей мымре и свалил на работу. Она старалась об этом не думать, но братец, сам того не подозревая, напомнил ей о той дурацкой сцене. Так мало того, что Громов ушел тем утром, он еще ни разу за эти гадские семь дней ей не позвонил, не дал о себе знать. Это бесило. Почему-то она решила, что теперь-то дело точно сдвинется с мертвой точки. Ошиблась.
– Я тоже, тоже очень скучаю, – сказала ровно то, что от нее хотел услышать Макс, – милый, прости, я только из зала, устала, глаза слипаются.
– Конечно, отдыхай. Созвонимся.
Сбросив вызов, Ульяна улыбнулась и кинула телефон на соседнее сиденье, до Лизкиных «посиделок» осталось часа четыре, а еще нужно успеть привести себя в порядок.
***
Народу в зале клуба было немного. Забронированный на компанию столик располагался на втором этаже. Ульяна приехала последней, мама, вернувшаяся из аэропорта, как раз перед самым выходом не упустила шанса устроить дочери головомойку. Отец молча стоял позади, иногда пытаясь сглаживать углы, правда, маман настолько вошла в раж, что никакие рациональные доводы уже не помогали.
Выскользнув за дверь таунхауса под крики родительницы, Ульяна поправила стоячий ворот двубортного платья-пиджака с шалевыми лацканами угольно-черного цвета без рукавов. Акцентированная линия плеч и множеством вытачек создавали яркий силуэт «песочные часы» и делали ее идеальную фигуру просто неподражаемой.
Ускорившись, девушка запрыгнула в такси и слегка раздраженно хлопнула дверью чуть резче чем следовало.
В клуб ее пропустили без слов, было довольно рано, толпа желающих попасть внутрь еще не озверела, как и сами фейсконтрольщики. Перекинув тонкий ремешок сумки на правое плечо, она поднялась по лестнице, отыскивая глазами свою компанию. Ярко-красное платье, мелькнувшее вдалеке, быстро решило все вопросы. Не было сомнений, что это Лиза. Она еще неделю назад выкупила эту странную вещицу для празднования.
– Привет, – Никольская расплылась в улыбке приветствия.
Вечер начался мирно. И час, который Ульяна выделила себе на веселье, пролетает словно пара минут. К моменту, когда она собирается уйти, Лизка успевает поднакидаться мартини и поссориться с Севой, своим молодым человеком.
Еще через десять минут Лиза как ошалелая несется на улицу, Всеволод бежит следом. Они кричат, громко, как в бразильских мелодрамах. Никольская, уже собиравшаяся уезжать, стоит в немом оцепенении, не знает, как себя вести. Самарина замечает подругу в порыве своего раздражения и, отскочив от Севы, утягивает Ульянку за собой. Девушки быстро перебирают ногами, стуча высокими каблуками по асфальту. Им вслед летят какие-то обвинения и ругательства, но Лизонька непреклонно шагает на другую сторону улицы. Тянет Никольскую за собой. Прекрасный день рождения. Только о таком она и мечтала.
Ульяна поджимает губы, притормаживая Самарину. Осматривается. Они прошли метров триста, и Сева не поплелся за ними следом.
– Уль, прости. Я, как всегда, все испортила, – Лизка хлюпнула носом, прижалась к стене и медленно сползла по ней к асфальту. Ее красное платье разметалось по тротуару.
– Да ладно. Бывает. Поднимайся, не сиди на земле.
Ульяна подтянула подругу наверх. Перспектива остаться ее не устраивала, но и бросить Самарину она не могла. Время поджимало, к тому же она нарушила все данные себе сегодня обещания.
– Слушай, Уль, пошли обратно, а? Потанцуем, – ожила Лизка. – Найдем кого-нибудь. Будет весело. А этот пусть катится – придурок.
– Что вообще произошло? – Ульяна нахмурила лоб. – Я не поняла даже. Что у вас опять случилось?
– О-о-о-о, я, видите ли, веду себя неприлично. Я что, вешаюсь на кого-то, тр*хаюсь с кем-то? Просто отдыхаю! Если он как го*но в проруби и с лицом таким же сидит, мне к нему себя пристегнуть, что ли? – Лизка жестикулирует, повышает голос, а потом начинает заливаться смехом.
– Давай лучше такси, – Ульяна вытаскивает телефон.
– Ладно, наверное, ты права. Пора сворачиваться.
И ведь они даже почти уехали. Почти. После вызова машины из здания напротив вышла пара мужчин. Вывеска над дверью, откуда они появились, горела неоновым светом: «Кальянная-бар Хаски». Один из них пересек тихую улицу, и чем ближе он подходил, тем больше напряжения в мышцах чувствовала Никольская. Лиза же, наоборот, мгновенно включилась в разговор с незнакомцем, стоило ему только их окликнуть. Самарина была настроена на продолжение.
Ульяна знала этот бар, хорошее, дорогое и достаточно закрытое место. Дёма часто там отдыхал с друзьями, сама она посещала его только раз.
Приглядывая за Лизой, Улька пролистывала ленту инстаграма, а телефон пискнул оповещением, которое расстроило. Таксист отменил заказ. Черт! Самарина тем временем уже была готова уйти куда угодно и даже перешла дорогу с этим типом.
– Блин! – выругалась Никольская. Убрала телефон в сумку и, перебежав на другую сторону улицы, зашла внутрь помещения. На входе ее встретил суровый охранник. Девушка мило ему улыбнулась, показала паспорт и прошла дальше.
– Я, кстати, Аркадий, – между делом сообщил новый Лизкин знакомый. Оказывается, они еще не успели уйти далеко. Стояли буквально через ширму.
– Лиза! – Ульяна повысила голос, и подружка выглянула из-за перегородки.
– Улечка моя.
– Поехали домой.
– Девчонки, суббота, вечер, какое домой? Проходите, расслабьтесь, – вклинивается этот мужик.
– Уль, давай останемся.
Никольская раздраженно пробегает глазами по заведению и перестает дышать. Громов. Там, на диване, сидит Громов, он один, без своей крыски. Улька радостно улыбается, напрочь забывая о продолжающей ее уговаривать Лизке. В зале полумрак, но почти нет дыма. Только запах. Весьма приятный.
– …так что?
– Останемся-останемся, – облизывает пухлые губы, – ты иди, Лиз, я позже подойду.
Убедившись, что Лизок уселась за барную стойку с этим Аркашей, Никольская пересекает зал. Ее высокие каблуки постукивают в такт шагов. Оказавшись рядом с полукруглым диваном и низким столиком, на котором стоит кальян, девушка присаживается на самый краешек пуфика, расположенного тут же, напротив Громова. Мужчина прищуривается, а потом, усмехнувшись, раскидывает руки по спинке дивана, касаясь ее довольно откровенным взглядом.
Ульяна закидывает ногу на ногу, упираясь ладонями в мягкую ткань пуфа, слегка откидываясь назад. Ее длинные волосы рассыпаются по спине. Вырез платья немного разъезжается, открывая обзор на ложбинку между грудей.
– Какая встреча, Ульяна собственной персоной, – Громов лениво ухмыляется, салютуя ей бокалом. – В этот раз станцуешь голой на столе?
– Не дождешься, Степочка, – резво подается вперед, упираясь пальцами в стеклянную поверхность, – впрочем, если ты захочешь…
Громов выдыхает густой пар ей в лицо, ухмыляется. Проходит довольно откровенным взглядом по Ульянкиной фигуре. Расстегнутая пуговица на платье, растрепанные волосы, она не ходит так в повседневной жизни, даже если это вечеринка. Она не позволит себе выглядеть так…
Она намеренно его провоцирует. Открыто. Но все ее поползновения никак не связаны с чувствами. Она обижена, до сих пор обижена за то, что он сказал ей три года назад. Он задел ее женское самолюбие. Теперь она плетет интриги, пытаясь замотать его в кокон из своей паутины.
– Ты пытаешься мне мстить? – с губ срывается смешок.
Ульяна обнажает зубы, но Громов замечает, как дрогнули уголки ее губ, как забегали глаза.
– Ульяна, что за детский сад? Ты же взрослая девочка.
– Да пошел ты.
Никольская кривит лицо, будто съела лимон. Ее задевают слова о взрослой девочке, потому что это завуалированная нотация – ты ведешь себя как ребенок.
Вспорхнув, она довольно быстро исчезает на территории бара. Пьет, с кем-то болтает, старается абстрагироваться. Ей нужно сделать вид, что ей весело. Нужно с кем-то познакомиться. Нужно вызвать в Степочке ревность. Он будет ревновать, она уверена, что будет. Громов собственник. И что бы он ей ни говорил, она его цепляет. Он не позволит ей просто так уйти из этого бара с другим, нет, только не Громов.
Пока Ульяна мило болтает на баре с будущим смертником, Громов, тщательно скрывая эмоции, наблюдает за разворачивающимся здесь шоу. Его раздражает эта девчонка, настолько, что он не может отвести от нее глаз. До сих пор легкие доверху забиты ароматом ее духов.
Она смеется, морщит нос, а у него в голове ее синий взгляд. Блестящий, наполненный жизнью и улыбками. Чертово наваждение.
Ее появление в кабинете стало для него неожиданностью, ее действия ввели в шок. Потому что от нее он подобного не ожидал, от кого угодно, но только не от нее. Когда увез в гостиницу, был уверен, что она отступит, впрочем, все так и вышло. Но эти ее забытые ключи…
Хотя даже здесь он вывернул все в свою пользу. Привез Никольскую к себе. Намеренно хотел столкнуть ее со Светкой, чтобы понимала, что ничего из ее поползновений не выйдет.
Хотел проучить ее, но кажется, лишь проучил сам себя. Она до сих пор охвачена своей идеей мести. Провокаторша. Только вот теперь это его забавляет. Злит, да, все еще немного злит. Но как-то иначе, он и смотрит теперь на нее иначе. Она ему интересна, он хочет ее узнать. Хочет достучаться до нее настоящей, а не до этой шебутной оболочки.
Ульяна что-то шепчет сидящему напротив нее пареньку, склоняется все ближе. Громов и сам не понимает, как это происходит, просто в какой-то момент он срывается с дивана, пересекает зал, оттаскивая ее оттуда подальше.
– Ревнуешь? – она послушно идет за ним, смеется, не успевает, но продолжает широко улыбаться.
Она же сейчас победила. Ее план сработал. Радость Никольской не знает границ. Она рассчитала все до мелочей.
Степа тащит ее по коридору, по довольно темному коридору. Прижимает к стене, сгребая ее запястья в своей ладони, и заводит их над девичьей головой. Они почти не видят друг друга, от этого все чувства обостряются до предела. Громов кладет ладонь на узкую талию, шумно втягивает воздух, касаясь носом Ульянкиного виска.
– Смелая?
– Очень смелая, – шепчет ему в лицо, приподымаясь на цыпочки, – поцелуй меня. Поцелуй, – не говорит, требует. Тянется к нему, растворяется в моменте.
У нее тихий, обволакивающий голос. Мягкие губы. Степан разжимает пальцы, выпуская ее руки из захвата, и они мгновенно окольцовывают его шею. Ульяна тянется к нему, прижимается всем телом как можно теснее. Чувствует его эрекцию, возбуждается сама. Ей льстит тот факт, что он ее хочет, бегает, отнекивается, говорит, что ему плавать, а сам хочет.
– Что ты творишь, дурная? – улыбается ей в губы, прикусывая нижнюю, обводя языком, съедая помаду.
Она для него как конфета. Самая сладкая, самая вкусная. В единственном экземпляре. У него сносит от нее крышу. Он думает о ней. Он постоянно о ней думает и не хочет себе в этом признаваться. Ведь если признается, все полетит к чертям. Ему не нужны отношения, не нужны эти эмоции, они лишние, он не знает, как с ними жить. Все его отношения были рациональны, и вот вновь появилась она. Зачем? Почему?
– Сте-е-епа, – Ульяна протягивает его имя и, немного подпрыгнув, обхватывает мужской корпус своими стройными ногами. Короткое платье задирается, оголяя кожу.
Громов касается ее бедра, ведет чуть выше, замирает. Прислушивается к ее дыханию, учащенному сердцебиению, получая удовольствие от каждой проведенной рядом с ней секунды. Ему хочется ее трогать, хочется ее раздеть, прикоснуться к незащищенной одеждой коже, сжать в ладонях небольшую, но упругую грудь. Почувствовать себя в ней.
– Поехали отсюда, – дотрагивается до ее растрепанных волос, – поехали…
Ульяна довольно кивает, обнимает его крепче, целует с напором. Пробегает пальчиками по короткому ежику темных волос и тает от касаний его губ. Они уже добрались до ключицы, настойчиво спускаясь ниже. Мужские пальцы расстегнули крупные пуговицы, одернули чашечки бюстгальтера, сжимая напряженные соски. От этих прикосновений по телу прошла волна бешеного возбуждения, смешанного со страхом.
Ульяна отстранилась, опустила ноги на пол, сталкиваясь с сопротивлением. Он не хотел выпускать ее из рук, а она была обязана сохранять разум.
– Степ, давай не тут.
– Да.
Он кивнул, резко отстранился, и ее повело. Он лишил ее поддержки, одернул ее платье и, пропуская вперед, подтолкнул к двери.
– Пуговицы застегни, – остановился и резко впечатал ее бедра в свой пах. Ладонь коснулась внутренней стороны девичьего бедра. Пальцы нагло прошлись по краю гладкого белья, ощущая влагу.
Громов поцеловал ее в шею, сжал грудь под все еще не застегнутым платьем, понимая, что нужно срочно отсюда убираться, иначе он точно не сможет остановиться.
Заказанное такси появилось у входа мгновенно. Степа нетерпеливо затолкал ее на заднее сиденье, крепче прижимая к себе.
Она закрывала глаза, наслаждаясь поцелуями, ходила по тонкой грани между можно и нельзя. В какой-то момент он накинул на нее свой пиджак, расстегнул платье, добираясь до желанной груди. Ульяна крепче стиснула ноги, чувствуя нетерпение и легкое головокружение. Все происходящее сводило ее с ума. У нее никогда не было ничего подобного. У нее ничего не было. Максимум – это петтинг с Максимом и его разговоры о том, что секс только после свадьбы. Впрочем, она и сама не желала сильно торопиться. Не желала до этой самой минуты. Потому что сейчас она просто не могла представить, как возможно отказаться от продолжения? Как? Но она должна! Должна довести свой план до конца.
У гостиницы девушка первая взяла его за руку, улыбнулась каким-то своим мыслям, дождалась, пока он оплатит номер, и заскочила в лифт. Стоило створкам захлопнуться, как его руки тут же притянули ее к себе. Дерзко, без стеснений.
В номер они ввалились ураганом. Матрац промялся под тяжестью тел. Громов стащил с нее платье, втягивая губами кожу на плоском животе, опускаясь ниже. Ульяна вздрогнула, приподнялась на локти, а выпавший из Степиных брюк мобильный ожил на самом краю кровати.
– Иди ко мне, – Степа потянул ее на себя, не обращая внимания на телефон, а вот Ульяна, пришедшая в чувство, завороженно смотрела на экран.
«Светка». Короткое, емкое слово. Внутри похолодело. Нужно было возвращаться к своему плану. Сделать так, как она намеревалась изначально. Девушка дернулась, отстранилась. По коже прошла волна леденящих мурашек.
– Убери руки, – процедила сквозь зубы, поднимая взгляд.
– Что? – Гром еще не пришел в себя, более того, ничего не осознал. Еще ничего не осознал.
– Прости, но все остальное получишь дома, – со смешком кивнула на его телефон, – Светочка удовлетворит твои животные инстинкты, – закончив свою речь, она сползла с кровати, подхватила с пола платье и, застегивая его на ходу, вышла в коридор. А через пару минут на экране Громовского смартфона повисло сообщение: «Спокойной ночи, милый, надеюсь, тебе все понравилось. Твоя Ульяна!»
Громов тряхнул головой, еще раз прочел текст и, прикрыв глаза, рухнул на постель. Девчонка его уела. По полной. Гортанно рассмеявшись, мужчина перевернулся на живот и раздраженно скинул очередной Светкин вызов.
Глава 7
Какого черта? Увидеть Ульяну в кальянной у Хаски было больше чем просто неожиданно, Громов офигел, и не только от ее присутствия. Скорее, от внешнего вида. Это черное облепляющее фигуру платье, позволяющее рассмотреть стройные ноги, изящные ключицы, оно шло ей – невероятно шло.
Еще несколько часов он провел в номере отеля. Не спал. Не мог заснуть. Думал. Много курил, стряхивая седой пепел в пепельницу на балконе. Не знал, как правильно назвать то, что он чувствовал. Симпатия? Возможно, это была она. Просто человеческая симпатия. Где-то зеркальные отголоски их совместного прошлого, не более.
Такие, как он, даже мысли не допускают о каких-то отношениях с такими, как Ульяна. Потому что мелкая, потому что наивная, потому что вокруг полно других совсем непроблемных баб. Таких как Светка. С ней легко, можно не притворяться, быть собой, не подбирать слова. И это хорошо, они уже давно не живут в иллюзиях. Их любовь закончилась, наверное так и не успев начаться. Света получает много бонусов от жизни с Громовым. Ее бизнес, финансовые вложения, машина, все это есть у нее благодаря ему. Рыночные отношения, где каждый четко знает свою роль.
Но сегодня, сегодня было что-то особенное, странное и совсем непонятное. Дурацкое, прошибающее до глубокого беспокойства ощущение. То, как он среагировал на девчонку, не предвещает ничего хорошего.
Она вновь ему понравилась, именно сегодня и именно в эту ночь он увидел в ней девушку, от которой стоит держаться подальше. И дело даже не в том, что все это заранее обречено на провал. Нет. Просто ему не хочется рушить ее иллюзии и мечты. А у нее это на лбу было написано, то, как она к нему относится. В каждом жесте, в каждом взгляде читается этот бешеный, неподкупный интерес. Она так ничего и не забыла. Думает, что мстит, что отыгрывается, а сама лишь глубже погружается в это болото. И будь на ее месте другая, ему бы было все равно. Плевать. Но Улька, он помнит ее девчонкой, помнит ее глаза, наполненные болью в день его отъезда, помнит и никак не может забыть. Он просто не имеет права поступать так с ней вновь.
Вся эта грубость, резкость лишь для того, чтобы она отстала, поняла, что ничего не выйдет, что все это – ее иллюзии.
Когда поехал домой, позвонил Светке, разбудил. А когда распахнул дверь квартиры, она уже стояла на пороге. Красивая, в обтягивающем белом платье, которое ярко отражало то, что на ней нет белья. Темпераментная, но в то же время покорная, готовая на любую авантюру, но в то же время и на подчинение.
Холодная поверхность стола, ее загорелое тело и срывающиеся с накачанных губ стоны. Как в плохом кино. Меняющиеся позы и никаких эмоций. Волосы, цвет которых не виден во мраке ночи, но на какие-то доли секунды ощущение, что они светлые. Не темные, как перья ворона, а белые, словно крыло лебедя. Ульяна! Выдохнул, сжимая руки в кулаки, испытывая разрядку и жуткое раздражение. Светка это почувствовала, понял по взгляду, почувствовала, но смолчала, только широко улыбнулась и, соскользнув со стола, ушла в душ.
***
Следующая неделя выдалась бешеной. Командировка в Москву, лекция, огромный зал, куча спикеров. Где-то между всем этим встреча с Азариным, старым другом еще по Суворовскому, распитая бутылка виски и долгие задушевные разговоры о жизни.
Серега поднимает очередной бокал, салютует, выпивая янтарную жидкость залпом.
– Значит, девятнадцать лет. Огонь девчонка.
– И пуля в голове, – Громов скрывает улыбку за выпитым алкоголем, впервые открыто разговаривая о Никольской.
– Перевоспитаешь. Слушай, Громов, я понимаю тогда, малолетка, сейчас-то тебе чего мешает?
– То же, что и тебе.
– Не, ты, друг, не путай. Моя бывшая женушка свалила в лучшую жизнь к моему конкуренту, с которым оттяпала половину бизнеса. За такое убивают.
– Не поспоришь.
– И я о чем. А ты тут сопли развел.
Громов рассмеялся, обнажая зубы.
– Ты же понимаешь, что я ее сломаю. Ей нужны нормальные отношения. Не со мной. У нее жених есть, такой же юный натуралист. А у меня по пять операций в день, и сиськи – последнее, что я берусь делать. Ты же знаешь мою специфику и договоренности с Озеровым, он меня к себе взял на особых условиях, но не упустил возможность навязать мне и пару обязательных пунктов в контракте, – Громов опустошил рюмку, немного отодвинув ее от себя. – Я после аварий людям с нуля лицо собираю, Серега, иногда такой фарш привозят, без ста граммов не разберешься. Мне после работы иногда единственное, что хочется, это вусмерть нажраться. Какая, на фиг, девочка-конфета?
Азарин кивает, разливает алкоголь по рюмкам, пододвигает одну к Степану.
– А что с Талашиной?
– А что с ней? Нам обоим так удобно. Сколько бы она ни вопила о неземной любви, ты лучше меня понимаешь, какие у нас отношения. Она терпит мои закидоны, я ее за это материально благодарю.
– Да, знакомая ситуация, – Азарин переводит взгляд на окно, улыбнувшись, оглядывается в зал ресторана, где они с Громовым засели где-то час назад. – Кстати, я тут узнал, что ты с Таткой моей виделся, что там эта ненормальная придумала?
– С трех раз отгадай.
– Сиськи, что ли?
– В точку.
– У сестренки сносит крышу. Она в последнее время помешалась на том, как выглядит и сколько миллионов подписчиков у нее в инстаграме.
– Наташка всегда хотела Степыч, я тут в Питер намыливаюсь по работе, может, соберемся? Татка подтянется, Токман. Он вроде там сейчас с проверками какими-то в управлении.
– А что? Предложение одобряю. Давно не собирались.
– Вот, заодно и новоселье тебе замутим. Ты же так до сих пор в дом и не въехал. С девочкой своей нас познакомишь, – на последнем слове Азарин ехидно посмеялся, хотел увидеть Громовскую реакцию.
Да и ждать эта реакция себя долго не заставила. Степа немного нахмурился, но его лоб быстро разгладился. Усмешка застыла на губах, и мужчина, закатив глаза, покачал головой.
***
В Питер он вернулся утром следующего дня с головной болью. Не помнил, как долго они с Азариным вчера кутили, но судя по состоянию, выпили цистерну. Не спешил заглядывать домой, встреча со Светкой не предвещала ничего хорошего, давно уже не предвещает, и чем дальше все это продолжается, тем больше раздражения он испытывает.
В квартиру зашел тихо. Кинул дорожную сумку GOURJI у гардеробной для верхней одежды и неторопливо прошел вглубь гостиной. Света вышла не сразу. Видимо, отмокала в ванной, появившись перед глазами, поправила белый шелковый халат. Она куда-то собиралась. Лица уже коснулся макияж, волосы были аккуратно уложены, а в спальне ее явно ждал приготовленный для выхода лук.
Талашина отметила валяющуюся в прихожей сумку, сложила руки на груди.
– Для тебя нормально вот так пропадать? Если бы я не позвонила, вообще бы узнала, что ты в Москву летал?
– Когда я уезжал, тебя не было дома.
– Ах, конечно.
– Свет, давай хватит. Ни тебе, ни мне это не нужно. Ты со мной зачем живешь? Мучаешься зачем?
Светка крепко стискивает зубы, нервно подается к окну, оглядывается. Подходит к Громову и, будто зная, что они там, вытаскивает из кармана мужского пиджака сигареты. Подкуривает, делает крепкую затяжку, выдыхая дым. Ее трясет мелкой дрожью. На языке вертится столько слов, но она молчит. Гипнотизирует одну точку и молчит.
– Свет.
Громов напирает, и Талашина взрывается, как шар, наполненный водой, заполоняет своим недовольством всю комнату.
– Что, к ней хочешь уйти? К этой малолетке? После всего? – Света меняется в лице. Бледнеет.
– Мне кажется, пора заканчивать этот затянувшийся спектакль.
– Хорошо.
Света отворачивается. Не смотрит ему в глаза. Конечно, она не может его отпустить, нет, только не так. Он не может от нее уйти. Не имеет права. От сказанных им сейчас слов ее тело холодело, внутри что-то обрывалось. Света паниковала, ища выход из создавшегося положения.
У них же все хорошо, ведь мелкие неурядицы могут быть у всех. Проблема в девчонке, пока она не появилась, у них со Степой все было хорошо!
Но сейчас она должна согласиться, согласиться со всеми его условиями. Громов хочет уйти – пусть. Пусть он потешит свое эго. Вряд ли девчонка станет терпеть его закидоны, а они никуда не денутся.
– Хорошо, Степ, я понимаю.
Громов сжимает пальцами переносицу.
– Квартиру оставь себе, – вытаскивает из джинсов свои ключи и кидает их на диван, – на неделе оформим все документы по недвижимости.
– А моя клиника?
Честно говоря, все эти перемены волнуют Талашину не так сильно, как ее бизнес. Если раньше Громов вкладывался в ее клинику, находил инвесторов, то теперь с этим явно станет сложнее, а она никак не может такого допустить.
– Ежемесячного процента от прибыли мне будет достаточно.
– Ладно, – девушка кивает.
– Только давай без драмы?
– Конечно. Степ, я все понимаю, тебе нужно побыть одному. Остыть. Я подожду, – проводит ладонью по мужскому плечу, – я уверена, у нас все будет хорошо.
– Света…
– Просто отдохни, – отвечает на выдохе.
Громов выходит из комнаты, понимая, что говорить что-то бесполезно. Она втемяшила себе в голову очередную «свою» правду. Забрав самые необходимые вещи, Степан выходит на лестничную клетку, на парковке кидает сумку в багажник, вынимая из кармана звонящий телефон. Мама.
– Привет, – с улыбкой отвечает родительнице, садясь за руль.
– Привет. Степ, у тебя все хорошо? Ты уже вернулся?
– Вернулся. Слушай, я даже к вам заеду сегодня ближе к вечеру.
– Ой, будет замечательно. Давно не виделись.
– Ага. Ма-а-а-м, – выворачивает руль, а в голову приходит не самая приятная мысль, – а тебе Талашина не звонила?
В трубке повисает тишина.
– Значит, звонила. Сейчас?
– Да. Степ, может, не стоит так? Она переживает, бедная девочка.
– Интересно. Что еще тебе рассказала эта бедная девочка?
– Степа, не нужно так.
– Ладно, приеду, поговорим.
Кинув телефон на соседнее сиденье, Степан перестраивается в правый ряд, сворачивая на подземную парковку торгового центра. Они с Аркашей договорились о встрече еще пару дней назад. Хаски хочет завлечь Степана в ресторан, пропустить по рюмке чего-нибудь горячительного, но после вчерашних посиделок с Серегой Громов больше чем просто пас.
Отделавшись от Аркаши только разговором, без алкоголя, он уже собирается ехать к матери, огибает эскалатор в направлении коридора к паркингу, впиваясь глазами в Ульяну. Она стоит к нему боком в отделе нижнего белья, напротив манекена с алым комплектом.
– Тебе пойдет, – Громов останавливается за девичьей спиной, понижая голос.
– Не люблю красный, – Ульяна хмурит лоб, отходит чуть дальше, перебирает пластиковые вешалки, словно Громова тут и нет.
– Интересная тактика. Главное, рабочая, да, Уль? – снимает со стойки белый, почти что прозрачный комплект и сует ей в руку. – Вот этот обязательно примерь.
Никольская ведет носом, недоверчиво смотрит на белье, после на Громова, и вешает то обратно.
– Ты зачем сюда пришел?
– Вообще, мог бы наподдать за твои фокусы. Но я сегодня в хорошем настроении.
– Какие фокусы, Степ, ты о чем? У тебя там старческий маразм разыгрался?
Громов откровенно смеется, вскользь дотрагиваясь до ее локтя.
– Пусти! – Уля округляет глаза, раздражаясь из-за его действий. Ей хочется сбежать, она была не готова к этой встрече, не настроена. Еще и место-то какое, салон нижнего белья, лучше для стеба не придумать.
– Разве я тебя держу?
И ведь он правда даже не дотрагивается. Просто смотрит. Как удав. Под его взглядом невозможно пошевелиться. Ее пробирает дрожь и что-то еще…
– Тогда я пошла.
У него начинает звонить телефон, и Улька понимает, что это лучший момент, чтобы сбежать. Но Громов опережает ее действия, крепко сжимает ладонь в своей, отвечая на звонок. Мысли, что ли, читает?
– Не по телефону. Давай завтра. Подъезжай к пяти, – слушает, бросая на девушку взгляд, – договорились, – отключается, убирая телефон в карман джинсов. – На чем мы там остановились?
– Мне нужно идти.
– Точно.
– Торопишься?
– Нет, то есть да, – Ульяна растерянно смотрит на его руку, сжимающую ее ладошку. Громов тоже следит за ее взглядом и убирает пальцы.
– Пошли в ресторан.
– Мы уже были, и мне с тобой там не понравилось, – пожимает плечами.
Ульяна теряется на доли секунды, а Степа уже подталкивает ее в сторону выхода из торгового центра.
– Я не давала согласия, – упирается, застывая на месте как вкопанная, – и никуда с тобой не пойду, Громов. Если ты хочешь запустить в меня ответочкой за ту ночь, то давай не сегодня, дел по горло, – вздыхает и, быстро перебирая ногами, несется в сторону паркинга. Там садится за руль и словно пуля уносится подальше от торгового центра.
Громов пару секунд смотрит ей вслед, убирает руки в карманы брюк и выходит на паркинг. Тот еще денек.
Через час Степан припарковывается у родительского дома, вытаскивает из багажника коробку с маминым любимым тортом и, закрыв машину, взбегает на веранду. В прихожую заходит без стука. Оглядывается, стягивает ботинки, упираясь носком одной ноги в пятку другой, подает голос.
