Марина Орлова
Земляк
Лешак и Митич обменялись долгими взглядами. Затем Лешак поднял с земли веточку и бросил в костёр.
– Это другое. Если б она за оленем бежала и в овраг упала, сама лапу сломала – тут я не могу вмешиваться. Жизнь есть жизнь, она по своим правилам течёт. Решает, чьё время пришло. Но капканы, динамит, если химию сверху распыляют – это решение не жизни, а людей. Нарушение правил. Такое я исправляю.
– И немножко мстишь, – злорадно усмехнулся Митич.
Лешак рассмеялся глухо. Этот довольный смех странно сочетался с неподвижной деревянной маской.
– Бывает, бывает… Всякой сволочи что ж не отомстить. Мм, Алекс? Верно я говорю?
– Конечно, – уверенно ответил мужчина, а сам почему-то вспомнил своё ружьё, неделю назад купленное в магазине «Всё для туризма и охоты». Хоть это и не динамит, но Алекс решил, что, если ружьё найдёт, нужно будет от него избавиться. Впрочем, оно ему и не нужно, стрелять всё равно не умеет.
– Точно, – подал голос Митич. – Сразу видно, Алекс – наш мужик. Правильно мыслит.
– Да, ты не ошибся… – Голос Лешака звучал тише, как будто издалека, всё больше заглушаемый гулом ветра в кронах сосен. – Этого у тебя, Митич, не отнять, хорошо в людях разбираешься…
Глаза Алекса почему-то стали слипаться с такой силой, будто он месяц не спал. Приглушённые голоса звучали неразборчиво, костёр потрескивал, мурлыканье Снежинки всё нарастало, баюкая… И через несколько секунд Алекс провалился в сон.
***
Санёк в ужасе распахнул глаза и рывком сел на кровати. Огляделся. Он был в своём номере, на турбазе. В постели, раздетый до белья, всё как обычно. За приоткрытым окном светило высоко стоящее солнце, белая тюль колыхалась от ветерка.
– Приснилось, – сам себе сказал мужчина.
Откинул покрывало, вскочил с кровати.
Рюкзак лежал у двери понурым одутловатым мешком. Санёк порылся в его содержимом. Всё было на месте, кроме упаковки бинта и бутылки водки. Зато водкой пахло от одежды, висящей на спинке стула.
– Всё ясно, – уверенно продолжил Санёк. – Перебрал. Странно, что голова не болит. Наверное, угля выжрал две пачки.
Он вещал твёрдо и чётко, как диктор на первом канале. Нужно просто убедить себя, что всему этому есть разумное объяснение. И всё будет в порядке.
Успокоенный – почти – этой мыслью, мужчина оделся и направился в столовую. Как раз к обеду.
***
Оставшиеся две недели отпуска тянулись долго. Почему-то теперь лес не радовал. Был он какой-то не такой, словно бы пустой. Как будто Санёк постоянно ждал чего-то, какого-то знака, особенной встречи, а её всё не было и не было, и с каждым днём надежда таяла. Неужели всё это действительно был сон? А если и нет, то, видимо, больше Санёк им не нужен. Больше его в тот красивый и живой лес не позовут. Эта мысль вроде как должна была радовать – любому здравомыслящему человеку ясно, что ночных прогулок со странным рогатым лесником и пахнущим болотом зомбаком стоит избегать, – но почему-то оставляла внутри чувство пустоты и обиды. Словно Санька лишили чего-то важного. Показали на минутку, а потом забрали – и больше не дадут.
В последнюю ночь перед отъездом мужчине не спалось. В лунном свете был ясно виден плотно набитый рюкзак, стоящий у двери. Санёк то и дело открывал глаза, смотрел на него. Завтра домой…
В три часа ночи не выдержал, вскочил с кровати. Всё равно сна ни в одном глазу, что толку крутиться с боку на бок.
Санёк оделся и вышел на улицу, говоря себе, что лишь прогуляется по территории турбазы – это должно помочь от бессонницы.
Однако он сразу пошёл в сторону леса, шагал и шагал всё дальше, всё глубже, куда-то в темноту, шумящую ветром в вышине и пахнущую сосновой смолой, – без мыслей, даже самому себе стесняясь признаться, на что надеется. Лешии, зомби… Что за чушь, не бывает такого! Да и белых тигров в заповеднике нет, Санёк спрашивал у сотрудников турбазы. Всё это ему приснилось. Но он упорно шёл всё дальше и дальше.
Пока не заметил огонёк костра. Сердце забилось радостно, в груди потеплело. Ломанулся туда – торопливо, без тени сомнения, – не глядя под ноги, а только вглядываясь в оранжевый свет, чтобы не потерять.
Вскоре стало видно, что у костра и вправду сидят две фигуры. А через пару шагов под ногой Санька громко хрустнула ветка – и одна из фигур повернула в его сторону голову с раскидистыми рогами.
– Вот ломится, а! – голос Лешака привычно шумел в кронах деревьев и звучал в голове. – Хуже лося в гон. Пол-леса распугал.
– Да… – мужчина расплылся в счастливой улыбке, всё больше приближаясь к костру. Наконец-то вывалился на поляну. Оглядел сидящую у огня парочку, будто старых друзей. – Я вот… Гулял. Не спится что-то. И вот, пришёл…
– Это мы видим, – кивнул Лешак. – Ну садись, раз пришёл.
Митич подвинулся, освобождая место с краю поваленного дерева. Алекс сел.
Все молчали. Смотрели на вьющийся по веткам огонь, на пляшущие в воздухе искры, на тлеющие красным угли.
И вдруг мужчина бухнул – как на духу:
– Не хочу уезжать.
Лешак промолчал, только бросил веточку в середину костра.
А Митич сказал:
– Я бы на твоём месте тоже не хотел. Прости за прямоту, конечно, но ты им не нужен. Ни коллегам, ни семье. Да и не уважают они тебя. Вернёшься – так и будешь Саньком до конца. Пока жизнь в могилу не скатится.
Алекс вздохнул. Слова были резкие, но до боли правдивые. Чего обижаться на правду? Так всё и будет. Если он вернётся.
Помолчав, решился:
– А можно с вами остаться?
В воздухе повисла тишина. Алекс терпеливо ждал.
Наконец Лешак сказал:
– Остаться можно. Только захочешь ли? У нас туристических виз нет, чтобы туда-сюда кататься. Землячество – это навсегда.
– А… а что это? Как? – сбивчиво забормотал Алекс. В этот момент он чувствовал, что готов согласиться почти на всё, что предложат. Даже если велят в болоте утонуть – он не откажется сразу, подумает. Слишком уж обрыдла ему та жизнь, что ждала дома.
– Ритуал такой, – пояснил Митич. – Чтоб отвязать человека от места, где он родился, и привязать на другое. Станет этот лес тебе родиной, а ты станешь нам земляком. Вот только если Лешак привяжет – уже не развяжешь. И надолго уехать не сможешь.
– Так что, даже и домой можно будет съездить? – заметив, что его слова звучат двояко, Алекс торопливо пояснил: – В смысле, вещи забрать, деньги со сберкнижки снять. И сразу вернусь. Так можно?
– На несколько дней, – уточнил Митич. – Но через неделю чахнуть начнёшь, сюда тянуть будет.
– Да меня уже тянет! – с облегчением рассмеялся Алекс. Условия оказались даже более мягкие, чем он надеялся. Перспектива новой, совершенно другой жизни замаячила впереди, чувствуясь всё более реальной.
– Нужно время на подумать? – спросил Лешак.
– Нет, – уверенно ответил Алекс. – Я уже две недели думал. Не могу туда больше. Ни минуты не могу.
– Н-ну, раз решил, – Лешак поднялся с бревна, – отговаривать не буду.
Он отошёл от костра и встал так, чтобы впереди было свободное место. С приглашением указал Алексу.
– На спину ложись.
Мужчина подошёл. Опустился возле коренастых сучковатых ног. С колотящимся сердцем вытянулся на земле и зачем-то сложил руки на груди, как покойников в гроб кладут.
– Драматизировать необязательно, – хихикнул поодаль Митич.
А Лешак ничего не сказал. Он был серьёзен. Словно погружён в ответственное дело. И это настроение передавалось Алексу, который гадал, закрыть ли глаза или оставить так.
Закрывать было страшно. Поэтому он видел, как Лешак, вставший на колени рядом с ним, зачерпнул рукой-веткой землю и медленно, торжественно посыпал вдоль тела. Казалось, что он что-то бормочет, но в шуме леса было не разобрать. Ещё одна горсть земли. И ещё одна.
Алекс сам не заметил, как уже всё его тело было засыпано равномерным холмиком почвы – тяжёлой, глинисто-вяжущей, не пошевелиться. Следующую горсть Лешак высыпал на лицо, и Алексу пришлось зажмуриться. Вот теперь стало страшно. Его окружал густой запах свежевскопанной почвы и сосновой смолы с кислой ноткой ягод, вроде бы клюквы.
