Марианна Крамм
Твоя Мари. Дневник. Часть 1

Я люблю его руки, не знаю, почему, но мне нравится, когда он касается меня руками, а не чем-то там еще. Поворачивает голову набок – елки, а вот это я не люблю – когда не я контролирую его движения, а он сам управляет моей головой. Это уже не минет, а изнасилование… Слезы заливают глаза, я задыхаюсь, давлюсь, мне плохо… Что сегодня посетило моего Верхнего, какая шиза… Наваливается сверху и зажимает сосок между пальцев – больно так, что уже не слезы из глаз, а искры…

– На цветок похоже – жалко, тебе не видно, на бутон… – сука, какой бутон, к едрене-фене, когда так больно? Эстет чертов!

Внезапно он разжимает пальцы и касается губами. Становится еще больнее, но только на секунду, а потом… Вот это да… меня просто в дугу выгибает от оргазма, я даже не понимаю, что происходит, как происходит – мне просто офигительно хорошо. Я чувствую, как бегут мурашки с воробья размером, и от этого новая волна… Я сейчас собственное сердце в горле чувствую, еще секунда – и оно просто выпрыгнет…

– Ну, что надо сказать своему Мастеру за такой экстаз? – он ложится рядом и целует меня в шею.

Я не в состоянии даже дышать, не то что говорить… какие там слова – когда все так…»

Я очень злился, когда она не слушала меня и улетала летом куда-то в жаркую страну – то Греция, то Турция, то Испания. Ей категорически нельзя было находиться на палящем солнце, но Мари, конечно, плевать хотела на свой диагноз в первые годы. И только когда получила сильнейший солнечный ожог, уложивший ее в реанимацию, резко прекратила свои вояжи, стала наносить летом солнцезащитный крем, носить вещи с рукавами и зонтик от солнца. Я не мог ей запретить эти поездки – не хватало власти, что ли. Вот Олег справился бы с этой проблемой запросто, а я не мог и потому всякий раз боялся последствий – а что мне еще оставалось?

Что я пережил, когда она лежала в реанимации, даже сейчас вспоминаю с содроганием. У Мари начались проблемы с кровью, появилась пигментация, но все это было ничто по сравнению с тем, как она чувствовала себя в моральном плане.

– Знаешь, мне всегда казалось, что все это ерунда… – говорила она, прижавшись ко мне на лестнице черного хода, куда я проникал при помощи небольшой суммы денег, отдаваемых за ключ дежурному сантехнику. – Вроде как – ну, болею, что тут такого, все чем-то болеют. И про солнце не верила.

– Как ты диплом-то получила, господи, – вздыхал я, обнимая ее и прижимаясь губами к волосам, которые теперь пахли больницей.

– Да при чем тут диплом… ты же знаешь – мы, медики, самые худшие пациенты, потому что сами все знаем.

– Надеюсь, теперь ты прекратишь свои вояжи под палящее солнце? Или недостаточно пострадала для этого?

– Ну, наконец-то что-то в этой жизни будет по-твоему, – усмехнулась она, поправив наглухо застегнутый воротник спортивной кофты, скрывавший огромное пятно на груди.

С помощью отца я достал ей крем, выводивший пигментацию, объяснив, что после его применения любые солнечные лучи ей противопоказаны. Но Мари, похоже, и сама здорово испугалась, потому что с тех пор в ее сумке с апреля по октябрь всегда лежал солнцезащитный крем, а одежда с длинными рукавами и небольшой зонт стали неотъемлемыми атрибутами в те месяцы, когда в нашем регионе появлялось солнце.

«Наверное, спустя годы я уже не ощущаю той обиды на Дэна, которую носила в себе после его нелепой выходки вот с этим – «я отдаю тебя Олегу». Ну, может, не совсем не ощущаю, но она стала куда менее сильной. Да и вообще все это перестало играть в моей жизни какую-то совсем уж драматическую роль.

А тогда… Мне казалось, что большего предательства, чем женитьба, Денис совершить никогда не сможет. Однако утверждение об отсутствии дна, потому что всегда кто-то стучит снизу, оказалось верным. Не знаю только, почему именно я должна была прочувствовать это на себе.

Я долго боролась с собой, решая, что мне делать в сложившейся ситуации. Да, сгоряча и на бушующих эмоциях я позвонила Олегу. Но, когда немного остыла, подумала – а зачем я это делаю? Я не саба, я даже не нижняя в полном смысле этого слова, а потому вполне могу послать обоих. И, скорее всего, я так и сделала бы, если бы… Ну, да – если бы в какой-то момент не вспомнила руки Олега и то, как он умеет ими работать. Ну, и свое ощущение от близости с ним – даже не физической, там все было в то время не очень, а от того, как мне спокойно рядом с ним. Я ничего не боюсь, ни о чем не думаю – я прислушиваюсь к своим ощущениям, погружаюсь в них и получаю такое удовольствие, из которого совершенно не хочу выныривать. И все потому, что мне не приходится держать весь экшн под контролем.

И потом… Олег проявил столько понимания и такта, что я даже растерялась. Он окутал меня собой, как одеялом, чувствовал настроение, ни на чем не настаивал – вообще никак не давил. Это во многом и определило наше будущее. Я окончательно убедилась, что могу доверять ему абсолютно, слепо, закрыв глаза, потому что он никогда не сделает чего-то во вред мне.

Денис, конечно, не смог смириться с этим. Ну, еще бы – это же явно выходило за рамки его плана. Он, похоже, и не думал, что у нас с Олегом все сложится. Олег поначалу тоже говорил, что я не в его вкусе, что ему нравятся совершенно другие женщины, что у нас может быть только Тема – ну, это меня, как раз, устраивало. Однако «никакой любви» продлилось совсем недолго, уж не знаю, что стало причиной, и мы легко переходили к ванили, даже не замечая, как это происходит. Определенно, Денис на это не рассчитывал…

Он начал доставать меня письмами, звонками, подкарауливал на базе – и не лень же было ездить на другой конец города… Выбирался из машины с видом побитой собаки, смотрел несчастными глазами. Я видела его трясущиеся руки, и от этого становилось почему-то противно – ну, вот как я была с ним? Человек не мог придерживаться собственной линии поведения, попытался выглядеть крутым, не выдержал – и теперь вот так ползает на брюхе, чтобы вернуть все, что было. Но как можно заставить меня забыть о его словах? Как я смогу снова с ним быть – после такого? Никак. Но он этого не понимает и, похоже, никогда не поймет, а потому не отступится.

Надоело…»

Очередной мой надрывный вопль «Вернись ко мне!» Мари выслушивала в парке завода телевизоров. Завода уже не было, а парк разросся, его кто-то выкупил, благоустроил, и мы довольно часто туда ездили раньше – просто гуляли по аллеям или сидели в уличной кафешке, если погода позволяла.

В этот раз мы сидели на лавке в довольно глухой аллейке, там почти не ходили люди, и Мари, присевшая на край, выглядела настороженной, словно ждала подвоха. Меня это очень раздражало – как будто я зверь и в любую секунду накинусь на нее. Но у меня была иная цель – я должен был вернуть ее, вернуть любой ценой, потому что просто подыхал без нее все эти два месяца, что она была уже с Олегом.

– Маш… ну, хватит, проучила, я все понял…

– Я проучила? То есть, это была моя инициатива? Надо же…

– Ну, не придирайся к словам. Какая разница, кто решил…

– Большая! – отрезала она. – Ты решил, что можешь отдать меня как вещь. Как вещь, которой я никогда не была. Ну, так будь последователен – господин не должен так унижаться перед вещью.

Мне захотелось ее ударить, но я понимал, что этим только усугублю и без того непростую ситуацию. Я даже правую руку сунул под бедро, придавил к лавке. Как назло, Мари заметила этот жест:

– Вот-вот, правильно. Держи свои руки при себе.

– Хватит, Машка. Не провоцируй.

– Я?! И в мыслях не было. Если это все, что ты хотел сказать, то я пойду.

– Олег ждет? – не выдержал я, и она улыбнулась снисходительно:

– Даже если и так, тебя это больше не касается.

– Машка… давай по-человечески, а? Ну, я дурак, натворил глупостей, очень раскаиваюсь – чего ты еще хочешь? Скажи, я все сделаю, – я действительно готов был сейчас на любое безумство, только чтобы она сказала – хорошо, я вернусь.

– Мне давно ничего от тебя не нужно. Разве что… – я с надеждой смотрел на нее и даже дышать боялся, но Мари опять ухмыльнулась: – Чтобы ты оставил меня в покое.

Это было как удар под ложечку, я-то ждал другого, потому пропустил, как всегда, и задохнулся:

– Ты…

Она встала, поправила выбившийся из-под куртки шелковый платок и опустила на глаза темные очки:

– Все, Денис, мы закончили. Давай на этом и остановимся, чтобы не сделать друг другу хуже. Вместе мы уже никогда не сможем, так что давай учиться жить отдельно и просыпаться в разных постелях. Так будет лучше.

– Но ведь тебе, как и всем, в принципе, нужен тот, кто сможет дать тебе все, чего ты захочешь и в чем будешь нуждаться, – все еще пытался уцепиться я хоть за что-то.

Мари смерила меня насмешливым взглядом:

– Человек, который может дать мне всё, что нужно, это я сама. Так что смирись. Ни Олег, ни ты тут ни при чем.

Ну, спасибо, что уровняла нас хоть здесь… И я бы, возможно, смирился, если бы она просто не согласилась вернуться ко мне. Но она ведь осталась с Олегом – вот что не давало покоя. С Олегом! Как я мог настолько не знать своего друга, с которым вырос, не понимаю…

Мари оказалась права – а ведь я видел, какие женщины у Олега были до нее, и это отличалось настолько, что было странно подумать – как человек смог так кардинально изменить свои вкусы? Мало-мальски напоминала Мари только та японка, что была у него в лайф-стайле в самом начале, и то… Довольно высокая Мари не особенно походила на миниатюрную кроткую девушку, покорно сидевшую возле колена Олега, сложив руки и ловя каждый его взгляд. Ни телосложением, ни манерой держаться они схожи особенно-то и не были. А уж если брать тех девушек, с которыми он вообще когда-либо встречался, так я до сих пор не могу понять, в какой момент в его голове что-то щелкнуло, и он перестал обращать внимание на высоких, крупных шатенок с широкими бедрами и большой грудью.

Мне ни за что не пришло бы в голову, что Олег, только увидев пару снимков, в буквальном смысле развернется на сто восемьдесят, и пределом его мечтаний станет моя Мари. Ну, понятно, задним-то умом мы все…

И позже, когда я видел, как она смотрит на него, как понимает с полувздоха, я испытывал даже не злость, а унижение – со мной она никогда такой не была. Это значило только одно – я снова хуже Олега.

В детстве мне всегда ставили его в пример, но тогда это не раздражало – мы настолько хорошо с ним дружили, хоть он и был старше на три года, что меня никак не задевали мамины, например, слова о том, что Олег лучше учится, что ходит в музыкальную школу, что успевает заниматься спортом – он тогда плавал с ластами. Я рос с ощущением, что Олег во всем опережает меня, но никогда ему не завидовал – у меня было свое. Я рисовал, у меня даже была пара персональных выставок, и родители очень этим гордились. К спорту я всегда был равнодушен, хотя лет в четырнадцать увлекся «железками» и начал захаживать в «качалку» в подвале соседнего дома. Но делал я это вовсе не для того, чтобы доказать кому-то, что я в чем-то лучше – мне просто нравилось ощущение усталости после тренировки и то, как медленно менялось под действием упражнений мое тело.

Бодибилдером я, конечно, не стал, да и цели такой не было, но фигуру существенно улучшил. До сих пор иногда хожу в спортклуб, хотя уже не так регулярно и часто.

Мари, кстати, относилась к моему увлечению равнодушно – как, мне кажется, и вообще ко всему, что было у меня помимо нее. Правда, позже в разговоре выяснилось, что я всегда заблуждался на ее счет, погружаясь в свои ощущения и рисуя ее в своем воображении холодной и отстраненной. Это была всего лишь картинка в моей голове, а настоящая Мари просто очень хорошо маскировала свои чувства, стараясь оградить себя от душевной боли. Она почему-то была уверена в том, что рано или поздно я ее предам.

И она оказалась права – я сделал это трижды.

«Я всегда испытываю какую-то обреченность, когда понимаю, что мы так и будем жить в одном городе. И ладно бы – в городе… Но ведь он же купил квартиру всего на расстоянии двух домов от меня! Будто нарочно… И теперь что – навсегда один ларек во дворе, одна парковка? Как я буду с этим жить? Невозможно ведь постоянно оглядываться…»

Квартиру я купил в том районе не специально, просто так вышло. Когда уходил от Ники, решил, что сын не должен страдать из-за нас, не должен терять друзей, хорошую школу, секцию, в которой занимался. Да и мой отец жил рядом, а он во внуке души не чаял. Так что большого выбора у меня не было, нужно было жить в таком месте, чтобы не тратить много времени на разъезды. И только что сдавшийся дом на Машкиной улице оказался как раз кстати – и по расположению, и по деньгам. Но в то время мы еще были вместе…

Потом ей наверняка было трудно все время помнить о том, что в любой момент я могу выйти из ларька в ее дворе, припарковать машину где-то поблизости, если в моем дворе не было мест – да что угодно. А в то время, когда мы так нелепо расстались, я вообще отсвечивал под ее окнами не хуже фонаря. Представляю, каково было Мари всякий раз на меня натыкаться. Но меня это только подстегивало – я должен был ее вернуть, как бы она ни сопротивлялась.

Мари могла избегать меня в обычной жизни, но на тусовках, конечно, ей приходилось наблюдать за мной и моими попытками вызвать у нее ревность. Олег, естественно, старался оградить ее от этого, как мог, но увы – получалось не всегда.

Поскольку его репутация в тусовке оказалась куда лучше моей, а имя куда громче, он почти сразу стал весьма желанным Донжоном, его приглашали уже без моей рекомендации. А Олег непременно брал с собой Мари, и та соглашалась, хотя со мной всегда спорила и находила поводы для отказа. Разумеется, Олег никогда не работал публичных экшенов – он и раньше так не делал, а уж с возрастом вообще начал относиться к подобным выступлениям скептически:

– Никогда не понимал желания демонстрировать на публике свою интимную жизнь.

– Что в ней интимного? Никто вроде публично сексом не занимается, – возражал я, и Олег вздыхал:

– Да дело же не в этом. Для меня флагелляция ничем не отличается от секса, это как часть, как прелюдия. Нет, тут дело личное – хотят люди публички, хлыст им в руки, но я такого не понимаю. Зачем в условной спальне зрители?

Я хохотал, не понимая, что он прав. Ко мне осознание пришло намного позже, когда я уже был один, без Леры даже. Я вдруг понял, что больше никогда, наверное, не захочу экшн «на толпу», даже если это будут только свои. Но это случилось гораздо позже, а тогда мне очень хотелось именно этого – работы на публике, видеть отдачу, слышать какие-то комментарии потом, показывать, что я умею. Меня считали хорошим Верхним в плане ударных и шибари – в нем я, кстати, даже слегка превзошел Олега благодаря своему художественному образованию и любви делать все эстетично. Олег просто технично и жестко связывал тело, как, в общем-то, и делали самураи, от которых это искусство пошло, а мне же всегда нужно было иметь на выходе красивую картинку.

И вот все это мне тогда страшно хотелось демонстрировать другим. И вот тут была загвоздка – отсутствие нижней, которая бы удовлетворяла моим запросам. Я видел рядом с собой только Мари – но ее у меня больше и не было. Она ходила на тусовках рядом с Олегом, на ее правом запястье красовался широкий кожаный браслет, первое время вызывавший недоуменные взгляды всех, кто ее знал раньше. Однако как-то комментировать это никто не брался – внешний вид Олега начисто отбивал у людей охоту хоть слегка задеть его нижнюю.

Я, конечно, себе в подобном не отказывал, словно проверял, на сколько хватит выдержки у моего друга. Закончилось кнутами, и я позорно приземлился на пятую точку – до сих пор помню и свист кнута, и подсечку за обе голени, и то, как летел в траву, буквально скошенный рывком. Мне даже было плевать, что это видела моя на тот момент нижняя – унизительнее было так проиграть на глазах Мари.

Наверное, если бы она тогда выразила хоть какую-то эмоцию – не знаю, злорадство, сочувствие, что угодно – и мне было бы легче. Но она смотрела сквозь меня равнодушно, как будто я был стеклом, за которым она видела только Олега. Уже тогда она видела только его… А вместе на тот момент они были не больше месяца.

Тогдашнюю нижнюю я выгнал на следующий день и начал перебирать, как бусинки в четках – одна, другая, третья… В тусовке было не так много женщин, способных привлечь мое внимания, и всех их я в буквальном смысле пропустил через свою комнату для экшенов. Результат не радовал – ни одна из них не смогла заинтересовать меня хотя бы на пару раз.

У Севера всегда была парочка «околотематических» девиц – из тех, что начитаются-насмотрятся и думают, что это очень интересно и волнующе. Тема – это совершенно не то, что показывают в художественных фильмах или о чем пишут в книжках с мягкими отталкивающими обложками, на которых изображают мачо с кубиками пресса и томную блонду в наручниках с пушком. Такие девицы в принципе не годились ни на что серьезное, разве что на шибари, и то не каждая, но это было хоть что-то по сравнению вообще ни с чем.

Я же в то время начал жестить в экшенах, не мог иной раз остановиться, захлебываясь адреналином и злобой так, что останавливалось дыхание. Я знал, кто может решить эту мою проблему, но просить о помощи считал для себя унизительным. Ровно до тех пор, пока однажды не очнулся среди экшена и не увидел, что спина нижней разодрана в кровь, и концы «кошки» уже мокрые, а сама нижняя давно не подает никаких признаков жизни.

Самое же ужасное было в том, что Север пытался меня остановить, когда понял, что все идет не по плану, но не смог – я его просто не слышал. И тогда Славка вылил мне в лицо кружку холодной воды, что меня сперва обескуражило, а потом отрезвило. К счастью, на кресте была Ирка, нижняя Севера, а не то мне бы несдобровать… Но Ирка всегда была не против попасть мне под руку, так что даже такие вот последствия ее не напугали, и мы потом еще несколько раз катали вместе.

«Не знаю, в какой угол мне бить поклоны. Денис наконец начал встречаться с кем-то за столько лет. Никакая Америка его тоже не исправила, конечно, скорее, наоборот – там он пытался найти себе Тему, но все, видимо, оказалось совершенно не так, как он представлял. Обилие возможностей не всегда ведет к положительному результату.

Странно другое… Он не нижнюю себе нашел, а Верхнюю. Не в том смысле, что сам сполз вниз, а в том, что встречаться начал с Лерой, управляющей Олега в том филиале, что расположен на моей базе. Если бы я еще и не знала, что она не по мальчикам…

Что они делают вместе, не могу представить. Да, собственно, и зачем мне это? Ищут одну нижнюю на двоих, наверное. Ой, все, это не мои проблемы. Главное, что теперь он переключит свое назойливое внимание на кого-то другого и отлипнет, наконец, от нас».

Моя ты зайка… Да если бы даже я нашел сто нижних, они все равно не заменили бы мне тебя. Даже тот факт, что мы с Леркой как-то спелись, не вычеркнул тебя из моей головы и сердца.

Мы с ней познакомились случайно. Я приехал к Олегу в офис за какой-то запчастью – он заказывал ее для меня специально и в магазин не отослал, оставил у себя. Приехал я, значит, а у него в кабинете сидит высокая крупная шатенка с короткой стрижкой – такая деваха-свой парень, в джинсах, в белой футболке и кожаной жилетке. Я еще тогда хмыкнул про себя – ну, ничего себе, Олег взял на работу девку абсолютно в своем вкусе, интересно, что скажет на это Мари.

Оказалось, что с Мари они знакомы, и что это скорее Олегу стоит опасаться, потому что Лера по девочкам. Но она действительно оказалась таким свойским парнем, что мы пару раз попили кофе, поболтали, а потом я пригласил ее к себе. Мне почему-то показалось, что она «из наших», вот я и решил проверить.

Лерка оказалась «из сочувствующих», как мы потом со смехом это определили. Я вызвал какую-то девицу Севера, и мы неплохо развлеклись. Я ставил Лере руку на удар, объяснял кое-что, она с интересом все запоминала и повторяла – в общем, как-то незаметно мы сблизились и стали встречаться для небольших экшенов с кем-то из девок Севера. Тот не возражал, иногда даже присоединялся.

В общем, никаких видов на Леру как нижнюю у меня не было, да и слишком уж нарочито она выставляла свою ориентацию, так, что порой мы с Севером забывали, что она – баба.

Кончилось тем, что я пригласил ее на дачу, совершенно выпустив тот момент, что там будут и Мари с Олегом, и что Олегу по определенным причинам присутствие его сотрудницы может быть неприятно. Честное слово – я сделал это не нарочно, просто не подумал.

Выражение лица Мари, когда она увидела Леру, было бесценно… Нет, она не взревновала – знала, кто это, – но готова была вцепиться мне в глотку как раз из-за Олега. Из-за того, что он сейчас испытает, когда войдет в ворота. И только теперь я понял свой косяк, но менять что-либо было уже поздно. Сейчас надо было сделать все, чтобы они не уехали – мы планировали большой экшн и рассчитывали на участие Олега как Донжона. А если бы он уехал, все сорвалось бы – Север категорически заявил, что больше со мной без Олега катать не станет. Был, конечно, еще Макс-Историк, но и он в случае чего со мной бы не справился, а я в то время уже нормально терял берега в экшене. Так что сейчас мне надо было как-то уговаривать Мари…

Поговорив с ней, я почувствовал себя уязвленным – она так беспокоилась за Олега, что мне стало обидно. Я не мог припомнить случая, когда бы вызвал у нее такие волнения. Но главное было сделано – Мари согласилась не фыркать и остаться, а я пообещал, что буду прикусывать свой язык. Ну, это обещание я, конечно, нарушил буквально спустя десять минут, однако Мари и Олег остались. Правда, Мари выкинула финт похлеще – она подставила мне под руку Ирку, заручившись прилюдным согласием Севера на это.

Другая на месте Ирки разорвала бы Мари в клочки за такое, но Ирка всегда любила блудняк, потому согласилась с радостью. А Мари, почувствовав, что я впадаю в неадекват, попыталась ее отговорить, за что и поплатилась – Ирка высказала ей то, что, видимо, они давно обсуждали между собой с нижней Историка и с кем-то еще.

Услышав слово «ревность», Мари слегка побледнела, но Ирку отбрила в своем стиле так, что было понятно, кто кого сделал в итоге. Наблюдать за экшеном с близкого расстояния она, конечно, не стала, сидела на крыльце с Леркиной девушкой Лизой. И вот та, кстати, взбрыкнула – новые таланты Леры, открывшиеся здесь так внезапно, ее напугали и возмутили. Ну, собственно, неподготовленному человеку происходившее на поляне и не могло понравиться, потому что выглядит подобное всегда страшно.

Мари что-то объясняла Лизе, отвернув ее спиной к поляне, так что я мог видеть лицо самой Мари, когда в перерывах поворачивался к крыльцу. Ее, конечно, происходившее не задевало никак. Но даже она не смогла уговорить Лизу остаться, и та уехала в город, забрав Леркину машину.

Меня же потянуло на подвиги, и я повел Лерку наверх как раз в тот момент, когда Олег катал там с Мари. Шок у Валерии был такой, что она, спустившись на веранду, замахнула полстакана водки и долго молчала. А уж когда ночью вниз спустилась за водой Мари, Лера вообще потеряла голову – по ее понятиям, Мари должна была лежать трупом, а не покуривать сигаретку под стакан воды.

Позже, лежа со мной в кровати – мы уже тогда изредка встречались под одним одеялом – Лерка спросила:

– Скажи, а вот Мари… ну… как она такое выдерживает? Там ведь веса нет никакого, никакой жировой прослойки в теле, а Олег Николаевич лупит ее кнутом с плеча…

Я прижал ее к себе и засмеялся:

– Дорогуша, Олег Николаевич Верхний такого уровня, как тебе и не снилось, это первое. А второе… мазу с таким болевым порогом, как у Мари, ты не получишь, возможно, никогда, уж мне можешь поверить.

– А… ты был с ней?

Я не хотел об этом говорить. Ну, не хотел – и все, потому что начинал выглядеть в собственных глазах каким-то неудачником – нижняя ушла к другому, что ж ты за Верхний-то такой…

– Был, – буркнул я, – но все, хватит, давай спать, я что-то умотался сегодня.

Утром я проснулся рано, задолго до Леры и вообще до всех в доме, вышел в кухню и обнаружил там Мари. Она уже успела сварить кофе и сидела теперь с сигаретой, поджав под себя ноги и глядя в окно. Я подошел к столу, и Мари вздрогнула, обернулась:

– Ты почему всегда подкрадываешься?

– Нравится заставать тебя врасплох, – я улыбнулся, давая понять, что не настроен ругаться с самого утра. – Как себя чувствуешь?

– А не видно?

– Видно, потому и спрашиваю.

– Раз сижу здесь, значит, жива.

Я взял джезву, вылил остатки кофе в чашку и сделал глоток:

– Как ты это пьешь?

– Как все.

Я вылил кофе в раковину и сварил новый, так, как любил – со специями, сел напротив Мари и тоже закурил.

– Что у тебя с ней? – вдруг спросила Мари, кивнув в сторону комнаты, где все еще спала Лера.

– Легкий флирт без обязательств.

– А-а… а я уж подумала…

– И что же ты подумала?

– Что ты решил играть на чужом поле.

– И что это значит?

Мари пожала плечами:

– Ничего.

– Но ты же зачем-то спросила?

– Она очень переживала вчера, как Лиза до дома доберется, вот я и подумала… а тут ты… Странно все это.

Я обнял обеими руками кружку и долго смотрел, как потихоньку исчезают пузырьки пенки по краям.

– Она неплохая девка, Мари.

– А я разве спорю? Но она же Верхняя, как и ты.

– Дальше будет видно, – уклонился я.

Ну, не говорить же ей, что так далеко я Леру не рассматриваю. Она слишком очевидно играет на той же стороне, что и я, а мне никогда такое не нравилось. Правда, со мной в постель она легла без возражений и даже, кажется, какое-то удовольствие получила, но это все равно, конечно, не то, и я понимал, о чем говорит Мари. Но – поживем, увидим, как говорится. Все равно никого лучше сейчас под руку не подворачивалось.

– Мари! – раздалось негромко с лестницы. – Ты внизу?

Она встрепенулась:

– Да. Ты бегать собрался?

Заскрипели ступеньки, и через минуту в кухню ввалился Олег в спортивном костюме и беговых кроссовках. Словно не замечая моего присутствия, он подошел к Мари, наклонился и поцеловал ее в губы – долго, мне показалось, что они задохнутся сейчас в этом поцелуе.

– Все, я побежал, а не то… – оторвавшись от Мари, Олег повернулся ко мне: – Со мной не пойдешь?

– Нет, – отказался я. – Вчера слегка перебрали, голова гудит…

– Вот и пробежался бы.

– Не хочу.

– Ну, как хочешь.

Не хотел я с ним бегать – мне выпадала возможность посидеть с Мари, пока его не будет, однако тут меня ждал облом – как только за Олегом закрылась дверь, Мари ушла наверх, и я услышал, как щелкнул шпингалет.

«Дружить ни с кем не собираюсь. Я вообще не дружу с женщинами, мне с ними скучно. Я лишена обычной потребности болтать с подружками, бегать по магазинам, обсуждать мужиков и тряпки, советовать друг другу косметику… и чем там еще занимаются нормальные женщины, когда собираются в стайку больше двух? Нет, мне это не нужно, а в Теме не нужно вдвойне. Если уж совсем подпирает – есть Лялька.

Чужой опыт никого ничему не учит, я давно это поняла. Люди предпочитают набивать собственные шишки, даже если перед этим видели, как это делают другие. И нет смысла мешать им, потому что всегда останешься крайней. Да и устала я спасать других. Не хочу больше.

Я не могу рассказать о главном – а второстепенное никого не убеждает. Денис болен, но никто этого не замечает. «Мари» в его голове давно уже существует отдельно от меня, он проецирует ее на всех женщин, и, когда новая модель не совпадает с лекалом, начинает кромсать ее, а это больно. Если Лерка не поймет этого, рискует быть покалеченной и морально, и физически. Но она, кажется, не хочет этого понимать. Безусловно, она счастлива от того, что ей отломился такой мужик, как Дэн – ну, опустим «тараканов» в его голове, без них-то он вполне себе… И внешне, и вообще. Да и Верхний он хороший, тут я не кривлю душой. Не будь у него загонов по поводу Д/с – и у нас все могло быть иначе, потому что в СМ он меня абсолютно устраивал, и принимать боль из его рук было приятно. Но крыша у него поехала, вот в чем проблема…

И все мои попытки объяснить это кому-то натыкаются на фразу о ревности. Да не ревную я его – с чего бы? Я просто не хочу, чтобы он искалечил еще кого-то, а самого себя – в первую очередь. Ведь он тоже мучается, не получая вожделенную «Мари», и состояние его только усугубляется с каждой неудачей.

Почему я все время о нем думаю? Мне должно быть безразлично все, что с ним происходит. Я его жалею, наверное. И это еще одна причина, по которой никогда не вернулась бы. Мужчина не должен вызывать жалость, а уж Верхний – тем более. Если я вдруг начну по какой-то причине жалеть Олега – уйду сразу же, даже если потом умру».

Моя жесткая девочка сама очень боялась жалости со стороны. Я помню, как наткнулся на ее почти ненавидящий взгляд, когда она проходила самый первый курс «химии», и он ее просто убивал. Мне на самом деле было отчаянно жаль ее, хотелось как-то поддержать, подбодрить, но Мари этого не позволяла.

– Ты делаешь только хуже! – шипела она, буквально по стене выползая из ванной, где ее перед этим выворачивало наизнанку. – Вообще не приходи сюда, если будешь смотреть такими собачьими глазами!

Мне тогда удалось выбить ей одноместную палату в отделении онкологии, потому что в общей Мари в буквальном смысле сходила с ума от разговоров и назойливых расспросов других пациенток. И так-то не особенно дружелюбная, заболев, Мари превратилась в настоящего мизантропа. Я это понимал и старался сделать, что мог. А мог я не много – вот только эту отдельную палату да молчать, когда она просила.

Я старался вытащить ее на улицу, если позволяла погода, но октябрь в том году выдался холодный, снег выпал и лег рано, все серое, небо низкое – все прелести поздней осени. Если получалось, мы гуляли с Мари в парке у онкоцентра, выходили на берег и сидели там на скамье над обрывом.

– Будь я не такой трусихой, шагнула бы отсюда, – сказала Мари однажды, глядя вниз, и у меня все похолодело внутри:

– Только попробуй!

– Ты опять прослушал… я же сказала – было бы, но не было. Я боюсь высоты, этим все сказано.

– Маша… – я обнял ее. – Маша, все наладится. Ну, люди ведь выздоравливают.

– Не с моей формой, ты же знаешь.

– И с твоей формой живут.

– Да. И какая это прекрасная жизнь… – она вдруг согнулась пополам, спрятала лицо в коленях, и я испугался:

– Что случилось?

– Тошнит, – процедила она сквозь зубы. – Это что же – теперь все время так будет?

Спустя много лет она вновь произнесет эту фразу, лежа головой на моих коленях в сквере возле госпиталя Бурденко в Москве, выйдя после гамма-ножа, призванного избавить ее от метастазов в мозге…