Мари Сойер
Дело Ведьмы

Вернувшись в дом и, быстро схватив лопату, Ванда оседлала жеребца. Пустив коня во весь опор, она добралась до кладбища, когда луна уже довольно ярко освещала надгробия, а часы давно пробили полночь. Девушка опрометью кинулась к могиле своей прабабки и быстро начала копать. Два часа работы не прошли даром, лопата гулко ударилась о крышку гроба.

Ванда попыталась сама вытащить последний приют усопшей. Но сил у молодой девушки для этого не хватало. Оставив попытки вытащить деревянный ящик из могилы, она попыталась открыть крышку. С третьей попытки ей это удалось, крышка гроба послушно открылась.

Ванда перевела дух, откинула огненные пряди со вспотевшего лба и едва не закричала, увидев останки своей родственницы. На обнаженных костях не было ничего, не было останков погребального савана, из всего этого следовал ужасный, кошмарный вывод: усопшую женщину похоронили голой! Девушка самым внимательнейшим образом осмотрела каждый дюйм скелета и гроба и, не обнаружив ничего интересного, уже стала отчаиваться, как вдруг яркая полоска лунного света выхватила четыре трещинки в бархатной обшивке. Она ощупала небольшие впадинки и поняла, что кто-то устроил тайник в одной из стенок гроба. Пальцы сами собой попытались открыть его, и неожиданно это получилось. Небольшая деревянная дощечка упала на руку, открыв маленькое углубление, в котором лежал серебряный медальон-пентаграмма на тонком кожаном шнурке. Ванда заглянула в тайник ещё раз и обнаружила там записку от своей прабабушки:

«Милая Ванда!!! Вот наконец и настал тот день, когда тебе исполнилось шестнадцать. Если ты читаешь это письмо, значит, ты уже нашла медальон, а через два года ты обретёшь книгу силы, когда-то принадлежавшую мне, и станешь настоящей ведьмой! С днём рождения, и я искренне желаю тебе удачи, а ещё помни, что я тебя очень, очень сильно люблю, и, возможно, мы с тобой когда-нибудь встретимся! Твоя прабабушка, Ванда Симпсон».

Ванда перечитала записку трижды прежде, чем до неё дошёл её смысл. Каким-то образом её прабабка знала, что именно в день своего шестнадцатилетия Ванда придёт на это кладбище, отроет могилу и найдёт медальон и эту записку. Наконец то, во что поверить было не так просто, обрело доказательства. Ванда Симпсон, похороненная здесь, действительно была ведьмой. А это значит, что все слухи были правдивы, и через два года девушка обретет колдовскую книгу, принадлежавшую её прабабке, и сама станет ведьмой. Она надела медальон на шею и побежала к тому месту, где оставила Блейка. Оседлав жеребца, она галопом помчалась по направлению к деревне.

Добравшись до дома, Ванда опрометью бросилась в свою комнату и начала складывать вещи. Она хотела уехать сейчас, пока тётя Фелиция не вернулась с праздника. Объяснить своё желание у неё не получалось. Девушка просто чувствовала, что ей надо бежать отсюда как можно скорее. За все годы жизни интуиция ни разу её не обманула, вот и теперь она слепо доверилась внутреннему чутью. Побросав вещи в заплечный мешок, с которым она приехала, Ванда, схватив своего котёнка Найта, выбежала во двор. Уже садясь в седло, она заметила фигурку Фелиции, возвращавшейся с праздника. Девушка пустила коня во весь опор и умчалась прочь. А местная знахарка так и осталась стоять у крыльца, слушая удаляющийся топот копыт.

Фелиция тихо зашла в дом, зажгла свечу и, подойдя к окну, тихо произнесла в пустоту:

– Ну вот и случилось то, что и должно было случиться…

Ванда удалялась от деревни всё дальше и дальше, при этом думая, что ей делать и куда ехать. Она скакала без остановки до тех пор, пока все населённые пункты, встречавшиеся на её пути, не остались позади. Наконец, она остановилась в лесу и, спрыгнув с седла, села на землю.

– Ну, милые, и что нам теперь делать?– спросила она, рассёдлывая коня. – Конечно, вы молчите, вы ведь просто не можете мне ничего сказать, а жаль. Впервые за всё время, когда я ушла из дома, мне ни разу не было так одиноко. Ну почему, объясните мне, почему я убежала из дома тёти? Не знаете? Вот и я не знаю. Может, стоит вернуться и посмотреть, всё ли там в порядке, а если всё хорошо, остаться там ещё ненадолго? Как думаете?

Естественно, Ванда так и не услышала ответа, но приняла решение, что завтра же вернётся в деревню, в которой жила Фелиция, и убедится, что не случилось ничего дурного. Ночь девушка провела без сна. Как только она закрывала глаза, перед ними вставали образы выжженной дотла деревни, а уши явственно слышали стон умирающих. Утром, лишь заслышав далёкий крик петуха, Ванда вскочила, терзаемая дурными предчувствиями. Заседлав коня, она, даже не подумав о завтраке, помчалась в сторону той деревни, которую не так давно спешила покинуть. Даже издалека были заметны столбы дыма, поднимавшиеся над деревней.

Когда девушка добралась до деревни, ей открылась ужасающая картина: сгоревшие дома, вырезанный скот, умирающие люди, которые молили о помощи. Ванда ехала вдоль деревни, пытаясь найти кого-нибудь, кто смог бы рассказать ей о том, что здесь произошло. Доехав до церкви, девушка увидела девочку, плакавшую на крылечке. Подойдя к ребёнку, будущая ведьма спросила:

– Ты можешь рассказать о том, что здесь произошло?

Сквозь всхлипы девочка подняла глаза на нее и сдавленно произнесла:

– Нас покарали…

– Кто покарал? За что? Да объясни же ты толком, что здесь произошло?!

– Вчера сюда пришли люди короля и покарали нас за ограбление шерифа… Все дома сожгли, а большинство жителей погибло… Мои мама с папой, они сгорели в доме, они не успели выбежать, а я всё это время была в лесу, и они меня не нашли!..

– А что с Фелицией?! Ты знаешь, что произошло со знахаркой?

Они связали её и увели в город…

– За что?! Зачем? Зачем они увели мою тётю?!

– Они кричали, что она ведьма, а ещё её высекли прутом и заставили идти в город пешком, без обуви…

– Они посмели высечь мою тётю и заставить её идти по камням босиком?!

Ответа Ванда так и не услышала, девочка вновь залилась слезами.

– Прекрати рыдать! – закричала она на ребёнка.

Девочка затравленно вскинула заплаканные глаза, но истерика мгновенно прекратилась.

– Послушай, – уже спокойно продолжила девушка, – у тебя остался кто-нибудь из родственников, у кого бы ты могла жить?

– Нет! – девочка вновь заплакала.

– Хватит! Если тебе некуда идти, ты поедешь со мной, я не могу тебя бросить одну в выжженной деревне! Меня зовут Ванда, а тебя?

– Марта.

–Хорошо, Марта, сейчас мы попытаемся устроить твоим родителям похороны, а потом поедем в город, я не могу позволить сжечь на костре мою тётю, совершенно безосновательно обвинённую в ведовстве.

– Но как же мы сможем похоронить моих родителей, ведь они сгорели, навряд ли от них что-нибудь осталось.

– Ничего, мой отец был священником, и я примерно представляю, как должны проходить проводы в последний путь.

– Как? Как же так?!

– Ну, вначале надо сколотить гроб, потом…

– Да я не об этом!

– А о чём?

– Ты сказала, что твой отец – священник, а ты, ты ведь наследница Ванды Симпсон!

– Откуда ты знаешь?!

– Да здесь все о тебе знают!!!

– Хватит обо мне. Пошли искать останки твоих родителей. Потом поедем в соседний поселок, закажем гроб и панихиду.

Ванда и Марта зашли в то, что совсем недавно было домом, а сейчас представляло огромное пепелище. Кости, сильно обгоревшие и местами потрескавшиеся, обнаружились сразу. Один из скелетов лежал у стены, где, наверное, было окно, а второй рядом с тем местом, где до пожара располагалась дверь. Десятилетняя девочка снова начала плакать, но Ванда не стала её успокаивать, смерть родителей слишком тяжёлое испытание даже для взрослого человека, а для пятилетнего ребенка вообще непосильное, чтобы заставить его держать себя в руках и проявлять мужество. Девушка собственноручно вынесла скелеты, положила их в сени церквушки и, как обычно испытав недомогание, которое всегда проявлялось, когда она находилась около любых храмов, пошла готовиться к поездке в соседний посёлок. Визит к священнику не принёс ожидаемых результатов…

– Я не буду отпевать двух скелетов, неизвестно когда отправившихся в лучший мир, – именно это говорил Марте священник, вежливо, но весьма настойчиво выпроваживая её за дверь своей монашеской, но отнюдь не скромной обители.

– Ну, и что он сказал? – спросила Ванда, стоявшая на довольно большом расстоянии.

– Он сказал, что не будет заниматься похоронами моих родителей. – Марта стояла, опустив глаза и едва сдерживая слёзы.

– С какой стати! Он – так называемый служитель Господа!

Сейчас она находилась в состоянии, когда ей было всё равно, что будет с ней. Девушка быстро подошла и резким толчком распахнула дверь кельи священнослужителя.

– Что вы себе позволяете? – выкрикнул монах, отрываясь от горлышка и пряча за спину довольно объёмную, содержащую в себе первоклассное монастырское вино, бутылку.

– Почему вы не хотите провести погребальный обряд?

– Ну вот, и вы туда же! Они умерли, не причастившись и не получив отпущения грехов, да и вообще, они умерли не по правилам…

– Значит, теперь уже и умирают по каким-то определённым правилам! А разрешение короля пока не требуется?!

– Нет, разрешение монарха не надобно. Да и вообще, что вам от меня надо?!

– В третий раз повторяю: мне нужно, чтобы вы провели обряд погребения умерших родителей той девочки, которая только что к вам приходила! Неужели вам не жалко ребёнка?!

– Я уже сказал вам, что не собираюсь отпевать двух этих умерших. У меня для этого есть довольно много причин: во-первых: они умерли, не причастившись, во-вторых, не получив отпущения грехов, в-третьих, они умерли не в моей пастве и в-четвёртых…

– …вам просто не хочется выходить из дома, а хочется остаться здесь и продолжать уничтожать запасы вина!!!

Священник, ничуть не смутившись, продолжил:

– В-четвёртых, из всего этого можно заключить, что Господь не примет души этих людей

– В таком случае, будьте прокляты вы и ваш Господь, не принимающий души людей, искренне любивших его!

– Милая, если бы они действительно любили Господа, они бы не умерли, не причастившись и…

Но Ванда уже не слышала последних слов. Гневно хлопнув дверью, она быстрым шагом направилась к тому месту, где её ждала Марта.

– Ванда, что с тобой случилось?

– Со мной? Со мной всё в порядке, просто немного устала.

– Но твоё лицо и руки…

Девушка заглянула в лужу и увидела, что её лицо, шею и руки покрывают глубокие кровоточащие царапины.

– Марта, принеси молока, – еле слышно прошептала она и лишилась чувств.

Очнулась Ванда два часа спустя на заботливо положенном под голову одеяле. Оглядевшись вокруг, девушка увидела Марту, тихо, но уж очень горько плачущую.

– Что ещё случилось? Почему ты плачешь? – прошептала она плохо слушающимися губами.

– Ванда! Ты жива! – воскликнула Марта и заплакала ещё горше.

– А что? Какой я ещё должна быть? Или вы все уже объявили меня безвременно усопшей?

– Нет-нет! Что ты! Просто ты вернулась вся в крови, потом упала и пролежала так почти весь день, ну… и я подумала…

– Хватит! Я не священник, чтобы слушать твою отповедь!

Ванда поймала на себе недоумённый и обиженный взгляд девочки и, почувствовав резкий укол совести, смягчилась:

– Прости, просто так много пришлось пережить, вот я и не сдержалась, прости ещё раз. Поехали в деревню, нам ещё нужно многое, очень многое сделать…

– Что?

– Ну, похоронить твоих родителей, а потом ехать в город и попытаться помочь Фелиции.

– А как же похороны?! Неужели нам самим придётся сделать это?

– Конечно же, нет, если только ты не хочешь, чтобы кости твоих родителей так и лежали на земле, пока их не растащат голодные собаки.

– Но ведь этим должен заниматься священник.

– Священник отказался, настойчиво уверяя меня в том, что твои родители умерли якобы не по правилам.

– Что?

– Ничего. Просто ему не хочется отрываться от бутылки и покидать уютную постель, где его ожидает молоденькая любовница. Поехали, солнце садится, а завтра вечером я уже хочу быть в городе.

Марта и Ванда абсолютно молча сели в седло, и остаток дороги каждая из них провела в своих мыслях.

Глава 3

Обряд похорон прошёл быстро и без излишеств. Окончив свою миссию, они оседлали коня и крупной рысью поскакали по направлению к городу. Ночь настигла их в пути, и путницы, спрыгнув с лошади, начали выкладывать на мягкую луговую траву те остатки пищи, которые ещё можно было использовать по их прямому назначению. Доев последние крохи, Ванда подвела неутешительный итог: еды у них не осталось, но хуже этого было только то, что им нужна была ещё одна лошадь. Блейк слишком быстро выдыхался, везя двух наездниц и котёнка, постоянно шнырявшего туда-сюда и очень быстро превращавшегося в кота. Она рассказала обо всём этом девочке, и спутницы приуныли. У них не было ни денег, ни еды, ни лошади, ни даже решения, что делать дальше и как помочь знахарке, обвинённой в ведовстве. Когда они наконец-таки добрались до города, и без того острый вопрос «где взять деньги» встал здесь ребром.

После длительного пути и Ванда, и Марта еле держались в седле, но все же они нашли в себе силы доехать до участка шерифа, однако услышали они очень и очень немного. Фелиция находится под судом и обвиняется в ведовстве. На вопрос, чем ей можно помочь, им пришлось услышать довольно бесполезный ответ:

– Молитвами. Возможно, суд во главе с епископом смилостивятся, но для этого она должна признать себя ведьмой, а всё своё имущество отдать церкви, – прогнусавил шериф.

Ванда, прекрасно понимая, что Фелиция никогда не согласится признать себя ведьмой, а всё имущество, которое у неё было, сгорело в пожаре, устроенным самими представителями власти, что ничем, кроме молитв, тёте не помочь, начала прощаться с шерифом, предусмотрительно умолчав о родстве с обвиняемой. На улице она встретила Марту, и они вместе отправились на поиск ночлега. Но увы! Эту, как и многие предыдущие ночи, они провели на улице, но не на мягкой луговой траве и не в тёплом стогу сена, а на каменных и холодных плитах городской площади. Ванда обняла тихо плачущую Марту и в сердцах воскликнула:

– Ну за каким чёртом быть ведьмой, если приходится ночевать на улице, не имея даже крошки хлеба, что бы поужинать!

Не успел этот крик души эхом стихнуть в длинных улицах города, как откуда-то из-под седла выпал чёрный кожаный мешочек, быстро подхваченный Мартой.

– Двадцать серебряных!– воскликнула девочка, открыв и заглянув внутрь. – Почему? Почему ты молчала об этом?! Мы мёрзли на улице, голодали, а сейчас сидим на городской площади, подобно нищим, а ты пожалела одну серебряную монету, на которую мы могли бы жить как королевы!

– Марта, послушай, я, правда, даже не подозревала о существовании этих денег, я клянусь тебе!

– Ты – лгунья! Сегодня утром мы вместе чистили и седлали Блейка, кормили Найта, и никаких денег ни в сумке с едой, ни в седле, ни под седлом, ни где-либо ещё не было! А знаешь, что это значит? А это значит, что эти проклятые деньги ты прятала у себя! Вот только я не понимаю, когда же ты успела их перепрятать?! – прокричала Марта и осеклась.– Подожди, если мы всё время были вместе, значит, ты никак не могла перепрятать деньги, я бы сразу это увидела, значит, этого мешочка там действительно не было… Боже! Ванда, да ты и в самом деле ведьма!

Ванда стояла и пораженно молчала, недоумевая, как десятилетняя девочка объясняет ей, словно неразумному дитю или упрямому старику, что это сейчас произошло не без её участия, а если сказать прямо, без её участия этого бы не произошло вовсе.

– Марта! Марточка! Знаешь, что это значит? А это значит, что моя тётя сможет спастись! Понимаешь, мы спасём Фелицию, понимаешь?

Ванда схватила Марту за руку и потащила её и Блейка к ближайшей, а возможно, и единственной существующей в этом городе гостинице.

Глава 4

Фелиция огляделась по сторонам камеры, куда её бросили. Одного содержания в этом помещении было достаточно для того, чтобы вконец потрясти и измучить попавшую туда невинную женщину и заставить признаться во всех преступлениях, в которых её обвиняли.

Тюрьма находилась в специально оборудованном подвале, а в камере имелось несколько толстых брёвен, вращавшихся вокруг деревянного столба или винта; в этих брёвнах были проделаны отверстия, куда и просунули руки и ноги несчастной знахарки. В отверстия верхних брёвен вкладывались руки, а в отверстия нижних – ноги, после всего описанного выше брёвна сжимали настолько тесно, что жертва не могла пошевелить ни руками, ни ногами.

Фелиция закрыла глаза и снова вспомнила все ужасы, произошедшие с ней за последние дни. Вот к ней в дом вламываются представители закона и сообщают, что её доставят в город по подозрению в ведовстве. Её, привязанную к седлу лошади, босиком волокут по дороге, ведущей в населённый пункт, а её деревню выжигают, нещадно истребляя людей. Они не дошли до города всего несколько миль, когда знахарка заметила приближающуюся повозку инквизиции. Теперь ей предстояло испытание водой. Фелицию раздели и, крестообразно связав, так, что левая рука оказалась привязанной к правой ноге, а правая рука – к левой, палач три раза на верёвке опустил её в реку. При каждом подъёме она инстинктивно старалась набрать как можно больше воздуха в лёгкие и, наверно, только поэтому сумела сохранить себе жизнь, тем самым обрекая себя на ещё большие муки. Следующим на очереди находилось испытание иглой, проводимое для того, чтобы отыскать печать дьявола.

По убеждению, дьявол при заключении сговора ставит печать на какое-нибудь место на теле новообращенной ведьмы, делая его нечувствительным к любой боли, и укол в это место не вызывает крови. Поэтому палач специально искал на всём теле подозреваемой такое нечувствительное место и делал бесчисленное количество уколов, дабы убедиться течет ли кровь. В конце концов, когда знахарка уже почти потеряла сознание от холода и боли, палач или инквизитор (она не поняла, кто это был) объявил, что печать дьявола найдена, и подозреваемая отправляется в инквизиторскую тюрьму, дабы выяснить, в чём именно заключается её преступление и какого рода колдовство она использовала.

Фелиция открыла глаза и снова обозрела место своего заточения…

Она не знала, сколько часов прошло с того момента, как её сюда бросили, и до того, когда железная дверь открылась, в камеру вошел охранник и хриплым голосом произнёс:

– Пора.

Он подошёл и начал освобождать от оков подсудимую. Как только Фелиция попыталась встать, ноги, много часов лишённые возможности двигаться, подогнулись, и женщина упала не в силах пошевелить руками или ногами. Заключённой казалось, что путь по темным каменным и сырым коридорам занял целую вечность, но когда её ввели в пыточную, где уже собрались все члены инквизиции и палач, она была готова блуждать по этим коридорам всю жизнь, лишь бы не входить сюда. Женщина обозрела адские машины и, почувствовав, как дрогнуло сердце, лишилась чувств. Палач бесцеремонно окатил её холодной водой, возвращая женщину в сознание.

Очнувшись, Фелиция обнаружила себя привязанной к столбу, а инквизиторы тем временем отлаживали орудия для предстоящей пытки. Несколько минут спустя ей пришлось пройти через унизительную процедуру приготовления. Палач раздел её догола и внимательнейшим образом рассмотрел каждую пядь обнажённого тела, чтобы убедиться, не сделала ли несчастная себя при помощи волшебных средств нечувствительной к действию орудий пыток или не спрятан ли у неё где-нибудь колдовской амулет или иное волшебное средство. После всех приготовлений Фелицию усадили на деревянный стул. Один из инквизиторов подошёл к ней и, положа руку ей на плечо, вкрадчивым голосом произнёс:

– Фелиция, ведь ты прекрасно понимаешь, что мы всё равно узнаем, какое преступление ты совершила. Уж не лучше ли тебе самой признаться и покаяться?

– Мне не в чем каяться.

– Значит, не признаёшь себя виновной?

– Нет, не признаю.

– Милая, вот видишь, это называется «жом». Мы поместим большой палец твоей руки между винтами, сожмём их, и, поверь, ничего приятного ты не испытаешь. Так ты по-прежнему не хочешь признать свою вину?

– Я не виновна!

– Жаль, моя милая, что ты не хочешь проявить благоразумие и смирение. Приступайте!

Палач схватил руку знахарки и с величайшим удовольствием воплотил описанную выше пытку в действительность. Фелиция вскрикнула, видя, как из лопнувшей кожи сочится кровь.

– Милая, покайся, ведь ты должна осознавать, что будет только хуже, это только начало, – продолжал свои увещевания инквизитор.

Поскольку это не привело к признанию жертвы, инквизиторы решили ужесточить дальнейшие способы получения раскаяния. Следующим уровнем пытки был так называемый «испанский сапог». Палач заключил ногу жертвы между двумя пилами и сжимал их сильнее после очередного отрицательного ответа на вопрос о признании и раскаянии. Сквозь истошные вопли женщины он сжал эти тиски до такой степени, что кость распилилась, и вышел костный мозг. Крики несчастной были слышны далеко за пределами пыточной, служа напоминанием для других заключённых о том, что ждёт их самих. Так прошло несколько часов. По закону жертва могла быть подвержена пытке только один раз, поэтому судьи часто делали перерывы, чтобы подкрепить свои силы хорошей едой и вином, а тем временем жертва могла часами находиться вздёрнутой на дыбе или сидящей на «деревянной кобыле».

– Эй! Палач, вздёрни-ка её на дыбу, пускай подумает пару часов, пока мы обедаем.

Приказ был исполнен незамедлительно, и инквизиторская коллегия удалилась, оставив несчастную мучиться в таком положении. Вряд ли даже сильный мужчина в течение длительного времени выдержал бы пытку на дыбе и не покаялся во всех предписанных ему прегрешениях, лишь бы снова очутиться ногами на твёрдой земле. Суть пытки сводилась к следующему: руки подвергавшегося пытке связывали на спине и прикрепляли к верёвке. Тело же оставалось свободно висеть в воздухе или клалось на деревянную лестницу, в одну из ступеней которой были воткнуты острые колья. С помощью верёвки, переброшенной через блок, расположенный на потолке, человека поднимали и так вытягивали, что нередко происходил вывих «вывороченных» рук, находившихся при этом над головой. Тело каждый раз внезапно опускали, а потом медленно поднимали, причиняя человеку нестерпимые муки. Фелиция промаялась на дыбе довольно долгое время, прежде чем вернулись её мучители и продолжили истязание несчастной.

Следующей частью сего адского действа было «ожерелье». Кольцо с острыми гвоздями внутри одевали на шею жертвы. Острия гвоздей едва касались шеи, но при этом ноги подвергавшегося пытке поджаривались на жаровне с горящими углями, и человек, судорожно извиваясь от боли, сам натыкался на гвозди «ожерелья». Инквизитор неторопливо задавал до идиотизма похожие по своему смыслу вопросы: «Ты признаешь себя ведьмой?», «Признаешь ли ты своё участие в шабашах, нанесении вреда скоту, урожаю и людям?» или же «Признаёшь ли ты тот факт, что участвовала в сношениях с дьяволом и всячески старалась ему угодить?» Наконец, сквозь бессвязные вопли боли он сумел различить довольно чёткие слова:

– Да! Признаю! Я всё признаю! Будьте вы прокляты!

Инквизитор кивнул, давая палачу знак, что пытка окончена и теперь можно приступать к чтению приговора и оглашению вины.

– Итак, Фелиция Харт, ты признаёшься виновной в ведовстве, сношениях с дьяволом и в пособничестве ему, а также в порче урожая, истреблении скота, человеческих жертвоприношениях, отступничестве от Великой Католической Церкви и ереси. Суд признал тебя ведьмой, и завтра на рассвете ты будешь сожжена заживо на главной площади города.