М. В. Баженов
Антропологические аспекты «культуры стыда». Основы «географии» «стыдесной земли»

Гуманитарные науки (теория художественной культуры, история культуры и другие частные науки о культуре, например) – это изучение истории и культуры, исходя из представлений, что «как нет на Земле общества вообще, так же нет и культуры вообще – это абстракции. А реально на нашей планете существовали и продолжают существовать множество локальных культур и обществ»^[99]. Многообразие практик стыда подтверждается как историей, так и современным состоянием человеческой культуры. Тогда, вроде бы, представление стыда на уровне теории возможно только на основе индивидуализирующей стратегии исследования.

Исходя из всего вышесказанного, результаты культурологического исследования стыда следует анализировать отдельно от результатов изучения стыда социальными науками и социальной философией: у культурологии (культурной антропологии) не только объект с социальными теориями разный, но и подход к изучению своего объекта может быть иной – индивидуализирующий, а социальные теории – генерализирующий.

Культурологическое исследование стыда, которое мною предполагается осуществить, будет своеобразными «Записками стыдесной земли»^[100], своеобразной «физической географией» – «континента Стыд». Значит, к изучению стыда в таком случае следует применить индивидуализирующий подход – точно также изучаются материки (континенты) в курсе «Физическая география материков», когда упор делается на выделении индивидуальных (природных и демографических) особенностей каждого материка (континента).

А потому, хотя бы вкратце, в монографии, посвященной культурологическому исследованию стыда, будут представлены история «освоения» «континента Стыд» («стыдесной земли»), описание «ландшафта» этого «континента» (этой «земли») в настоящее время, а также описание его «населения», т. е. мое исследование будет заключаться в стремлении понять явления культуры, связанные с «человеком стыдящимся», в их единичности, уникальности – так же, как физическая география описывает объекты земного ландшафта, народы, его заселяющие, как единичные, уникальные объекты. Вот почему это исследование будет опытом проведения исследования стыда в рамках культур-центристской исследовательской программы.

Хотя… А как понять индивидуальное без указания на наличие у него каких-то свойств, имеющихся не только у него, но и у других объектов, без указания управляющих им законов, которым подчиняются еще и другие объекты? Например, в курсе «Физическая география материков» изучение особенностей каждого материка (континента) опирается на знания об общих законах развития и функционирования геологических оболочек Земли и ее народонаселения. А потому в моей монографии (написание которой запланировано после завершения работы над данной монографией) при анализе культурных аспектов стыда будет применяться и натуралистическая исследовательская программа – в целях обнаружения общих черт в тех культурах, для которых стыд значим для оценки поведения индивида. Помним, что выше было сказано о том, что культурология выступает как общая теория культуры, основывающаяся в своих обобщениях и выводах на знаниях конкретных наук. В таком контексте, исследования например, Ю. М. Лотмана, анализирующего общие механизмы культуры, которые определяют соотношение страха и стыда как регуляторов индивидуального поведения, несомненно, следует отнести к области культурологии.

О значении понятия «стыд» для культурологии

У культурологии (культурной антропологии) в качестве предмета изучения стыда имеется свой особый аспект стыда, поскольку причины возникновения переживания чувства стыда определяются не только индивидуально-психологическими или социальными факторами, которые изучаются психологией и социологией. Чего обычно стыдится человек, с какой интенсивностью это происходит, зависит и от культурных факторов. К этим факторам относятся общие проявления жизнедеятельности человека – обычаи, нравы, язык, стили одежды, воспитание. Каждый из перечисленных факторов по-своему влияет на чувство стыда.

«В современном гуманитарном знании, – пишет А. В. Прокофьев, – социализированное представление о сущности стыда связано, прежде всего, с работами по культурной антропологии, использующими разграничение „культур вины“ и „культур стыда“. У истоков обсуждения этой оппозиции стояла М. Мид, разделившая общества на те, которые регулируют поведение своих членов на основе внешних, то есть инициируемых другими людьми, и внутренних, то есть действующих внутри индивидуального сознания, санкций. Стыд, возникающий в результате осведомленности других о нарушении, выступает у нее как центральная внешняя санкция, а вина, наряду с ожиданием сверхъестественного воздаяния, – как внутренняя^[101].

Наиболее строго предложенное Мид разграничение двух типов обществ было выдержано Р. Бенедикт в работе о специфике японской культуры „Хризантема и меч“»^[102]. Рассматривая такие регуляторы человеческого поведения, как стыд и вина, в качестве стержневого измерения культур, М. Мид и Р. Бенедикт противопоставляют западные культуры вины восточным культурам стыда^[103]. Вслед за Р. Бенедикт, отмечает Б. Килборн^[104], и некоторые другие исследователи проводили различие между культурами, основанными на вине, и культурами, основанными на стыде, – например, Е. Р. Доддс^[105], Дж. Б. Перистайни^[106], Г. Пайерс, М. Сингер^[107].

Но в культурологии есть и другой подход^[108], при котором стыд выступает такой формой социального контроля, которая связана с самоосуждением, а антагонистом стыда – указывает И. С. Кон – выступает страх перед насилием извне^[109]. Поскольку страх, стыд и вина («угрызения совести») выступают в качестве одного из оснований деления культур, возникает необходимость само основание деления объяснить – что в бытии этих переживаний есть такого, что служит для культурологов принципом выделения типов культур.

«После выхода в 1946 г. книги Р. Бенедикт, – пишет Т. Г. Стефаненко, – психологи и культурантропологи проявили значительный интерес к анализу стыда и вины в качестве регуляторов социального поведения. Однако результаты сравнительно-культурных исследований привели многих из них сначала к осознанию зыбкости границ между культурами вины и стыда, а затем и к отказу от этой типологии. <…> В настоящее время большинство исследователей согласны с тем, что нет дискретных культур вины и стыда, и все известные психологические механизмы социального контроля сосуществуют в каждой из них»^[110].

Ю. Накамура указывает на то, что японский социолог Кэйити Сакута^[111], «опираясь на работы Макса Шелера, отказывается считать культуру стыда специфически японским явлением. По его мнению, стыд – общее для всего человечества понятие, возникающее в ситуации, когда действия человека сопровождаются пристальным вниманием окружающих (выделено мною. – М. Б.). Основные тезисы Шелера состоят в следующем: стыд рождается в условиях, когда налицо расхождение между „общим“ и „частным“ векторами личности… Как говорит Сакута, эффект стыда особенно силен, когда на всеобщее обозрение выставляется то, что человек, следуя общепринятым нормам, хотел бы скрыть. Тут-то и возникает стыд как культурологическое понятие, о котором ведет речь Бенедикт»^[112].

В связи с серьезными замечаниями по поводу использования термина «культура стыда» следует прояснить его содержание в монографии, являющейся «Записками стыдесной земли», путем описания конкретных проявлений этой «культура стыда», не ограничиваясь только японской культурой.

Но прежде предстоит работа по решению проблемы, а откуда вообще взялась эта самая «культура стыда», каковы ее основания?

Глава 1
Почвообразующая (материнская) порода «стыдесной земли» (природа, основание, сущность стыда)

«Если бы человек создал человека, ему было бы стыдно за свою работу»

Марк Твен

«Человек есть одновременно тупик и выход!»

Макс Шелер

Уточнение термина «природа человека стыдящегося»

Почему нужно уточнять содержания термина «природа человека стыдящегося», становится понятным на примере уточнения содержания термина «природа человека» в книге П. С. Гуревича «Философия человека»: «Понятия „природа“, „сущность“ человека часто употребляются как синонимы. Однако между ними можно провести концептуальное разграничение. В марксистской системе рассуждения понятие „природы“ соотносилось обычно с биологическим естеством человека, в то время как „сущность“ человека усматривалась в его социальности, в его общественной природе. Разумеется, этот взгляд не является общепринятым в современной философии. В принципе под „природой человека“ подразумеваются стойкие, неизменные черты, общие задатки и свойства, выражающие его особенности как живого существа, которые присущи хомо сапиенс во все времена независимо от биологической эволюции и исторического процесса. <…> Перечисляя те или иные качества, присущие человеку, философы приходят к выводу, что среди них есть определяющие, принципиально значимые. <…> У хомо сапиенс, стало быть, есть постоянные и специфические признаки, но в какой мере они приоткрывают тайну человека в целом? Человеческая натура проявляется в разном, но в чем-то, надо полагать, обнаруживается верховное, державное качество человека. Выявить эту главенствующую черту означает постичь сущность человека. Какое качество можно считать специфически человеческим?»^[113].

Таким образом, по Гуревичу, природа человека – это совокупность стойких, неизменных черт, присущих человеку во все времена и в любом обществе и отличающих его от других живых существ, а сущность человека – это его главная черта. Именно в смысле неизменной черты, присущей каждому человеку во все времена, понимает природу человека и Аристотель: «Мы желаем быть здоровыми, и мы желаем быть счастливыми.…»^[114], т. е. «по «натуре», «по природе» все люди хотят быть счастливыми.

Иной вариант понимания природы человека предлагает Гергилов: «Дистанция, которую он (человек. – М. Б.) может держать по отношению к самому себе, – это и дистанция по отношению к своей собственной природе. Даже противопоставляя себя ей, он, в то же время, не прекращает, оставаться природным существом»^[115]Здесь «природа человека» однозначно понимается как принадлежность человека к природному миру (в основном это – животные его аспекты бытия), как естественная сторона бытия человека в противоположность искусственной, т. е. окультуренной.

Но главное для исследования стыда даже не то, как соотносятся содержание понятий «природа человека вообще» и «сущность человека вообще», важнее вопрос о том, имеется ли у понятия «природа человека стыдящегося» (или «природа стыда») родовое понятие, т. е. через какое более общее понятие можно (нужно) определить понятие «природа человека стыдящегося» (или «природа стыда»). Е. С. Калоева замечает: «Наиболее дискуссионной проблемой касательно стыда выступает определение его природы, является ли она биологической, социально обусловленной или соотношением обеих»^[116]. В этом замечании отражается вариант понимания человека, характерный для «классического» советского марксизма. Одна из основных тем философской антропологии «классического» советского марксизма так и звучит – «биологическое и социальное в человеке».

Но почему бы не взглянуть на человека шире? Е. В. Хомич пишет: «Сложность философского определения человека состоит в невозможности однозначного подведения его под какое-либо более широкое родовое понятие (например, природа, Бог или общество)»^[117]. В данном случае упоминается еще один вариант родового понятия – бог. А, может, родового-то понятия и вовсе нет, и «человек стыдящийся» самоосновен? И истоки стыда – в самом человеке?

Мною предполагалось написать монографию, посвященную непосредственному описанию «стыдесной земли»^[118], если говорить языком метафоры, т. е. предложить читателю географию «стыдесной земли». В данном случае термин «география» (др. – греч. γεωγραφία/geographia, «землеописание» – от γῆ/gē, «земля» + γράφω/graphō, «пишу, описываю») понимается как «свод знаний о пространственно-временных особенностях какой-либо территории, объекта, явления или процесса…»^[119]. Значит, в упомянутой монографии следовало, как уже было указано во Введении, представить описание истории «освоения» «континента Стыд», его «ландшафта» в настоящее время, а также его «населения».

Но я – как автор будущей монографии – забыл о том, что под поверхностью планеты Земля – по мере удаления от нее вглубь Земли – располагаются разные геологические слои – земная кора, состоящая из слоя осадочных пород, гранитного и базальтового слоев, верхняя мантия, нижняя мантия, внешнее ядро и внутреннее ядро. Зная эту сложную структуру Земли, обязательно возникает вопрос – уже относительно «рельефа» «стыдесной земли» и подстилающих его «геологических слоев» – а какой из «геологических слоев» (структурных элементов) в наибольшей степени влияет на «рельеф», на форму «поверхности» этой «земли», т. е. нужно ли учитывать (а если нужно, то в какой степени) нижележащие «слои» в качестве причин тех или иных особенностей «рельефа поверхности» «стыдесной земли» в разных «местностях»?

Предлагаю также для лучшего понимания предложенной метафоры исследования стыда как своеобразной географии «стыдесной земли» воспользоваться отработанной в советском марксизме моделью понимания форм движения материи, изложенную в незаконченном труде Ф. Энгельса «Диалектика природы»^[120], согласно которой отношения между разными формами движения (формами изменения) – отношения субординации, иерархии, т. е. отношения «выше/ниже», а, значит, эти формы движения можно понимать как своеобразные «слои» человеческого бытия.

Бытие отдельного человека, индивида определятся его социальной жизнью (социальной формой движения по Энгельсу – высшей формой, высшим слоем бытия), тем, что он – биологическое существо (биологическим движением по Энгельсу), тем, что в его организме происходят разнообразные химические процессы (химическое движение по Энгельсу), а еще точно известно, что человек – участник различных физических взаимодействий (физическое движение по Энгельсу). И он перемещается в пространстве (механическое движение – низшая форма движения, низший слой человеческого бытия).

Проведем теперь аналогию между поверхностью Земли и «человеком стыдящимся»: если бытие человека «многослойно», то что именно (какая форма движения, какой «слой» человеческого бытия) непосредственно влияет на разнообразные свойства стыдящегося человека, а значит, какой «геологический слой» непосредственно влияет на «рельеф» «стыдесной земли»?

Почва возникает в результате воздействия организмов на горные породы в определенных условиях климата и рельефа. Особый вид горной породы – материнская порода: «Материнская порода или подстилающие горные породы – самый нижний горизонт почвы, на котором происходят основные почвообразовательные процессы»^[121]. «Материнская порода» нашей («стыдесной») земли – одна? Какая именно это горная порода? Или не одна, и есть разные «подстилающие горные породы»? С этими вопросами и будем сейчас разбираться.

Согласно научным знаниям о Земле нижние слои литосферы (геологические слои) непосредственно на формирование рельефа Земли не влияют – лишь опосредованно через верхние. Тогда на основе метафоры «стыдесной земли» можно предположить, что низшие формы движения (механическая, физическая и химическая формы движения) на поведение «человека стыдящегося» влияют опосредовано через биологическую и социальную формы. Анализом влияния этих форм движения на «рельеф стыдесной земли» мы сейчас и займемся.

Но, стоп! Наша визуальная метафора прямо-таки навязывает нам включение в анализ факторов формирования земного рельефа влияния атмосферы Земли. Атмосфера – это небо, вернее даже, Небо, если говорить о жизни людей. Для любого мифа очевидно, что небо над головой – это не физический (т. е. чисто природный) объект, а мир духов, богов. Значит, напрашивается необходимость введения в нашу совокупность факторов, формирующих «рельеф стыдесной земли», еще и – если рискнуть этот фактор так назвать – божественной формы движения. Вот с него, с этого фактора – и сверху вниз далее – и начнем поиск основы («почвы»), ответственной за возникновение стыда.

И опять я что-то забыл! Нельзя забывать еще один вариант – можно предположить, что все основные процессы формирования земного рельефа определяются самими почвообразовательными процессами, т. е. тем, что происходит в самой почве, которая – как верхний слой поверхности Земли – и создает этот рельеф. Это значит, что для понимания того, что происходит с «человеком стыдящимся», нужно учитывать такую форму движения, которую можно назвать самодвижением и связать происхождение стыда с особенностями самого человека.

До сих пор ход рассуждения определялся смыслом (содержанием) самой визуальной метафоры «стыдесной земли». А если взглянуть на результаты философских исследований человека и проанализировать историю основных антропологических течений с точки зрения анализа факторов, формирующих «рельеф стыдесной земли»?

А. В. Перцев в статье «В. Брюнинг, или круг всемирной философии» вслед за В. Брюнингом^[122] выделяет основные линии в предшествующей философской антропологии и важнейшие основные типы философской антропологии. Во-первых, «существует традиционная философия, которая соотносит человека с жестко фиксированным объективным порядком. <…> Здесь человек… рассматривается как часть неизменного миропорядка, в котором все сущее имеет определенное место и который регулируется высшим бытием, Богом»^[123]. Два других типа антропологии – указывает А. В. Перцев – рационализм и натурализм, когда человек полностью детерминирован и подчинен совокупностью рациональных принципов или, в пределе, совокупностью физических и биологических законов природы. «Если антропология рационализма, – отмечает А. В. Перцев, – в новейшее время находит лишь очень редких приверженцев, то антропология натурализма достигает вершины своего развития приблизительно на пороге XX века…»^[124]. Следующий тип антропологии полагает личность, которая «все более и более порывает свою связь с объективными нормами. Человек горд своей независимостью и своим „в-самом-себе-бытием“. Он – замкнутое в себе самом структурированное существо, выделяющееся из прочего бытия именно благодаря своей структуре»^[125].

И, наконец, антропологические учения, согласно которым отдельный человек «противопоставлен жестко фиксированному набору порядков и структурных образований, в которых „объективирует“ себя человеческое сообщество. Общие опыты, волеизъявления, деяния и убеждения взаимно дополняют друг друга, образуя некое целое, переживающее каждого индивида в отдельности и в ходе передачи из поколения в поколение все более и более прибавляющее в „плотности“ и крепости. Эта структура того, чему обязательно нужно следовать, устанавливает пределы произволу индивида»^[126].

Таким образом, в качестве основных типов философской антропологии, сформировавшихся в процессе исторических изменений философии, согласно анализу этого процесса А. В. Перцевым, можно выделить геоцентризм, рационализм, натурализм, антропоцентризм (такого понятия в работе А. В. Перцева нет, но учения персонализма, экзистенциализма, которые он рассматривает в своей статье вслед за В. Брюнингом, по-моему, можно обобщить термином «антропоцентризм») и социоцентризм (и этого понятия у А. В. Перцева нет, но есть термин «трансцендентализм», и хотя «в трансцендентализме трансцендентальный субъект… может представать в самых различных формах»^[127], но в истории философии и социологии он, чаще всего, реализуется в качестве культурных (социальных) форм, т. е. объективной культуры, противостоящей индивиду-субъекту, а потому социум и его культура становится тем, что определяет бытие индивида, значит, как мне кажется, здесь уместно использовать термин «социоцентризм»).

Что-то эта типология мне напоминает… Ну, конечно – отмеченную выше совокупность факторов, формирующих «рельеф стыдесной земли»! Есть расхождения, но, по моему мнению, они не принципиальны. Например, рационализм нужно куда-то «пристроить» в предложенном мною списке факторов, формирующих «рельеф стыдесной земли». Но в целом, идея поиска основы («почвы»), ответственной за возникновение стыда путем анализа факторов, формирующих «рельеф стыдесной земли», подкрепляется и предложенным А. В. Перцевым (вслед за В. Брюнингом) анализом типов современной философской антропологии и ее истории.