Людмила Геннадьевна Иванова
Вечер на инструктиве
И вот, заканчивается неделя, и мы сидим на паре этого властного преподавателя, к нам заглянули и остались Иван с Борисом, которые, сев за последнюю парту, вели себя очень отвратительно, смеясь, болтая и шепча всякие шуточки, а рядом, в соседнем ряду сидела она. Тоже за последней партой, впрочем, как всегда.
– Вы, наверное, знаете о подростковом кризисе? В этом возрасте учеба становится не интересной, и все отличники начальной школы, становятся троечниками, иногда и двоечниками, – размахивал руками Игорь Михайлович и, вдруг внезапно спросил. – Поднимите руки, кто был отличником в начальных классах?
Подняли семь человек, и он у каждого спросил:
– А потом? «Скатились»? – хитровато прищурившись, спрашивал он и каждый, смеясь, кивал головой в знак согласия, подтверждая его слова.
Жанна тоже подняла и он, обернувшись к ней, оглядев ног до головы, задержавшись на ее платочке, с сомнением спросил:
– И Вы были отличницей? – иронично изогнув бровь, ухмыльнулся он.
– Почему была? – раздался спокойный голос Жанны. – Я и есть отличница, – просто ответила она.
Обернулись все, желая убедиться в только что услышанных речах, а преподаватель замешкался и, пытаясь прийти в себя, спросил:
– А в подростковом возрасте?
– И в подростковом, – подтвердила она, мы обернулись на нее, не зная верить ей или нет, внешне на отличницу она совсем не тянула.
Я услышала, как Ваня, повернувшись к Борису, удивленно, шепотом спросил:
– Это она отличница? – а Борька в ответ недоуменно пожал плечами, словно его тут вообще не было и он ни при чем.
Игорь Михайлович ни как не стал комментировать этот феномен, но семинар стал вести уже менее грубо и воодушевленно.
Только Жанна сидела, как ни в чем не бывало, как статуя и что-то записывала, давая понять, что ей все остальное уже не интересно.
ХХХХ
Когда прошло почти два года учебы и мы уже знали кто есть кто: кто отличник, у кого можно списать или обратиться за помощью, кто за бортом и чья жизнь не вызывает интереса даже у них самих, кто пишет всегда лекции и старательно готовится к каждому занятию. А в нашем кругу принято жить в удовольствие и получать от нее все, что она дает, мы молоды, сексуальны, много видели и знаем. Такие знания есть не у всех. Только у избранных. По крайней мере, так думали многие, совершенно не понимая, что эта избранность принадлежит не им, а их родителям, которые работали и работают день и ночь, неся бремя ответственности, при этом только и делают, что пашут, пашут, пока их дети развлекаются, считая себя избранными из серой массы. И многие считают, что такая избранность позволяет им относиться категорично ко всему, в том числе и к людям, присваивая выводы родителей. Сильны стереотипы и установки, они как черное и белое, они как светофоры, которые показывают, где постоять и когда ехать. Без них, наверное, был бы хаос среди людей. Ведь, если бы по дороге все ездили без правил, кому как хочется, что бы было? Хаос. Люди рождаются без границ и правил, со своими особенностями и задатками. Через освоение правил поведения и общения, посредством установок, стереотипов, личных примеров родителей они приобщаются к миру, к социуму… Сначала дети узнают обобщенные категории (как узнать плохого дядьку, где опасно), потом правила, которые перерастают в определенного рода установки (так нельзя, ей больно, это чужое), и только потом, немного вырастая, человек начинает ими оперировать и действовать. Они как точка отсчета в мире всего. Иначе можно утонуть, заблудиться и уйти раньше своего времени. Главное их понимать. Только иногда возникает ситуация наоборот, когда для тебя установка не светофор, а Библия, на которую ты молишься и ей подчиняешься, так рождаются стереотипы и категоричность.
Но в те дни я думала не так. Я была далека от серой массы студентов, я так думала. И только один человек мне не был понятен и не вписывался в формат ни одной категории – это была Жанна. Она была сама по себе, гуляла, с кем хотела, сидела, где хотела, одевалась, как хотела и, как выяснилось случайно, оказалась круглой отличницей. А выяснилось так. Она невзлюбила одну преподавательницу и всячески ее игнорировала, это вообще было очень неожиданно с ее стороны, так как она всегда была лояльна к преподавателям. А тут хоть кол на голове чеши, неудивительно, что ей назначали пересдачу. Я вообще считала, что она как все, пятерки, четверки, тройки, и поэтому не особо удивилась, но ради любопытства решила пойти и посмотреть, что будет на пересдаче. Придя в аудиторию, я села у окошка, видя, как Жанна садится рядом с вечным пересдатчиком Артуром. И вдруг, Артур как отпрыгнет от Жанны. Все повернулись к нему, а Иван с преподавательницей в голос спросили:
– Что с тобой?
Артур, в ужасе посмотрев на Жанну, воскликнул:
– Вы видели ее зачетку? У нее же ни одной «хорошо» нет!!!
– Что, одни «Удовлетворительно»? – ехидно отметил Иван.
– У нее одни «Отлично»!!! Посмотрите! Я такого никогда не видел! – в ужасе он всем показывал зачетку Жанны, но потом, видимо поняв свое счастье, угомонился и сел рядом ней, смотря на нее уже как на Божество, оставалось только кивать головой в почтении и говорить: «Слушаюсь и повинуюсь!».
А Жанна просто улыбалась все это время, наблюдая весь этот цирк. Только потом грустно сказала:
– Ну, вот и кончилась моя беззаботная жизнь…
Я поразилась. Мы столько учились вместе, мы знали, что она очень умна, но никто особенно-то и не догадывался, что в нашей группе есть такая отличница, совсем не похожая на отличницу. Мои стереотипы разбивались один за другим.
Глава 2
Наступили мои ненавистные выходные. Вообще, все, что связывало меня с учебой, вызывало во мне бешеное сопротивление, мне совсем не хотелось ехать в какой-то лагерь у черта на куличках и петь, плясать и играть в какие-то тупые игры, как мне раньше казалось, более того, нас будут этому обучать…. «Ужас! Я еще не пела и не плясала как дурочка!», – вертелись мысли в моей голове.
Но я поехала. Летом нам предстояла практика в качестве вожатых в детских оздоровительных лагерях. Мы ехали в автобусах, кто-то радовался, кто-то был хмурым, кто-то еще не проснулся толком. И как оказалось после, мне было интересно посмотреть на всех с другой стороны, вне стен университета, кого-то даже сложно было узнать. А Жанна просто сидела и смотрела в окошко, она как всегда со всеми и ни с кем, но ее выражение лица излучало любопытство и интерес.
– Эля! – услышала я голос Вани. – Привет!
– Привет!
– Ты не знаешь, что там будет? – улыбаясь своей чарующей улыбкой, спросил Иван.
Я пожала плечами:
– Понятия не имею.
– А, – протянул он, – пойдем с нами? Мы сидим там! – и он указал рукой в самый конец автобуса.
«Кто бы удивился!!!», – подумала я, а вслух ответила. – Пойдем! – согласившись, я стала продвигаться в их сторону и, проходя мимо Жанны, немного задержалась, чтобы поздороваться и увидела, что она сидит в наушниках.
– Привет! – поздоровалась я. – Что ты слушаешь?
– Привет! – кивнула она и, сняв наушник, дала мне послушать. Там звучала какая-то незнакомая мне мелодия, которая раньше не встречалась, запомнились только нотки аккордеона и она меня совсем не вдохновила. После я отыскала ее, и даже долгое время слушала в машине. Но это было позже, значительно позже. А Жанна, протянув руку за наушником безразлично прокомментировала:
– Так, инстументал, – а я, немного послушав, вернула наушник и прошла в конец автобуса.
ХХХХ
Ехали мы весело. Очень весело. Молодые люди были в ударе и шутили без умолку и, конечно же, в центре шуток и юмора был Иван. Мы смеялись всю дорогу, а приехав, разбрелись по корпусам, а затем и по комнатам, а потом нас познакомили с нашими инструкторами, посмотрев на которых мальчишки сразу решили «забить» на все.
Ночь прошла без происшествий, если не считать скрипучих кроватей, колючих одеял и жуткого холода, а с утра началось…. Спокойная жизнь просто кончилась. Нас таскали везде, где мы могли пройти. Мы бесконечно были заняты: песни, речевки, построения, зарядки, завтраки, конкурсы, обеды, ужины, кругосветки и вечные построения! Ужас! Это был ужас для меня! Я собиралась объявить бойкот и уехать домой, но одно событие, перевернуло мое желание, и я осталась.
Ближе к обеду приехала наша кураторша, которая считала всех по головам. И мы все знали, что лучше потерпеть здесь, со всеми, нежели потом в одного с ней, легкомыслия она не прощала. Придя к нам в корпус, вся такая легкая, умная и строгая она радостным голосом сообщила, что нам предстоит вечером выступать на сцене, соответственно нужно придумать тематическую сценку. На это у нас полдня. Разошлись все по комнатам озадаченные.
И мы придумали, конечно. Прекрасную сценку. Шествие амазонок и Александр на своем любимом коне Букефале. Единственное, на чем мы застряли это то, как сделать коня. Все приуныли, молчали и не знали с чего начать. И тогда встала Жанна.
– Да чего тут сложного?! Что никогда голову животных не делали? – и начала объяснять, что нужно делать и как.
Потом повернулась к кураторше, и мягким голосом попросила материалы. Та ушла куда-то и через несколько минут вернулась с кипой самых различных материалов. И Жанна стала руководить процессом изготовления головы. Головой был Иван. Куда делась эта неприступная и безразличная ко всему кошка? Это была искренняя, живая и заботливая девушка. Она руководила всеми и заботилась одновременно, не позволяя грубо шутить и высмеивать участников, сразу пресекая насмешки. Почему-то ей ни кому не хотелось возражать.
Мы подготовились прекрасно, прогоняя сценку в третий раз, я поразилась, как Жанна красива, роль одной из амазонок ей прекрасно шла. Она долго не соглашалась участвовать, но все настаивали. И, наконец, Иван произнес строчку из «Бармалея» К. Чуковского.
– Ну, пожалуйста, мой милый, мой любезный Бармалей, – все засмеялись, услышав, как он говорит голосом Айболита, к моему удивлению, Жанна тоже рассмеялась и согласилась.
Когда мы прогоняли в очередной раз нашу сценку, зашла одна из инструкторов и сообщила, что нашей команде первую победу принес плакат на тему войны, нарисованный Жанной Дмитриевой. Мы, не успев отойти от прогонки сценки, восхищенно воззрились на Жанну.
– А ты, оказывается, не только головы коней умеешь делать, – пробормотал Иван, рассмешив участников.
– Не только, – загадочно подтвердила она.
