Лия Арден
Во главе кошмаров

5

КАССИЯ

Гипнос не просто отпустил меня с Переправы, он даже настоял, что я должна взглянуть на Пелес, столицу Палагеды, и побывать в доме своей матери, прежде чем решить, где именно хочу жить.

Я провела на Переправе лишь ночь и день. Мысль о том, чтобы очутиться в незнакомом месте в окружении неизвестных мне палагейцев, не внушала доверия. На Переправе хотя бы есть Веста и Кай, пусть последний и продолжает упрямо меня избегать.

Решающими стали слова Руфуса, который отвёл меня в сторону и напомнил простую истину:

– Твой дедушка не вечен, Кас. Ты искала кровных родственников. Вряд ли тебе интересно поближе познакомиться с отцом, – Гипнос безрадостно усмехнулся в ответ на мою гримасу отвращения. – Майрон будет достойным опекуном. Он немного строг и кажется скупым на эмоции, но он потерял дочь и жену двадцать лет назад. Он успел зачерстветь.

– Ты хочешь меня отослать с Переправы?

– Не я, на этом настаивает Камаэль, – поправил Руфус, а я напряглась, убедившись, что Кай всеми силами пытается от меня избавиться. – Но он прав, я задолжал правду о твоей родне. Ты же хотела их найти, отдавая осколок. Тебя никто не выгоняет. Если не понравится у Майрона, ты всегда сможешь вернуться к нам. Веста сделала это для тебя, – он достал из-за пазухи браслет.

Гипнос обернул украшение вокруг моего левого запястья и затянул узел. Я тряхнула рукой, проверив, не спадёт ли. Браслет был из чёрного шнурка, который оплетал белые, чёрные и зелёные камни.

– Это мрамор, базальт и хризолит. Куски Веста вытащила из стен нашего дома. Вернувшись на Переправу, пожелай попасть домой, и браслет укажет путь. Это на случай, если Переправа неожиданно забросит тебя далеко, – пояснил Руфус, пока я рассматривала камни. – Изначально украшение было иллюзией, но подобные мелочи я способен сделать реальными, поэтому он не пропадёт за пределами Переправы, даже если ты снимешь его с руки.

– Спасибо.

Майрон терпеливо ждал в окружении своей свиты. Морос о чём-то говорил с Каем и Вестой, они изредка поглядывали на нас с Руфусом, но тоже не торопили. Гипнос прав. Я хотела познакомиться с кровными родственниками, и дедушка – моя единственная возможность узнать семью матери. Не хотелось пожалеть об упущенном в будущем, второго шанса у меня может и не быть.

– Мы будем видеться, обещаю. Ты хоть и косвенно, но мой третий ребёнок, Кас. Ради твоей жизни я вырвал кусок Переправы, а она – часть меня, – с нажимом напомнил Руфус. – Пока никому не показывай, что ты тоже способна творить иллюзии. Вначале мы тебя обучим, поняла?

Я кивнула и оцепенела, когда Руфус порывисто меня обнял. Он делал так всего пару раз в «Подворотне», но тогда это было сдержанно. Теперь же в прикосновениях ощущалось больше искренности и какого-то волнения. Я уткнулась ему в плечо, обмякнув в объятиях и позволив себе ненадолго забыть обо всей лжи и притворстве.

С Вестой мы расстались, пообещав вскоре снова встретиться. Прощание с Каем вышло скупым, мы обменялись кивками, и всё. Словно между нами не было той тяги и это не мы едва не переспали.

Мне нестерпимо хотелось ударить его, просто чтобы вывести из себя, потому что меня его перемена злила до разноцветных пятен перед глазами. Но я не стала ничего говорить или делать. Между нами определённо что-то произошло в детстве, и я не хотела спрашивать напрямую, уверенная, что получу новую порцию лжи. Узнаю всё сама. Необходимо выяснить как можно больше, чтобы впредь ничто не могло застать меня врасплох.

Потом я лишь отдалённо понимала, что от меня хотят, поэтому покорно следовала за Майроном и Моросом. В неловкой тишине, сопровождаемые вереницей свиты, мы направились куда-то влево, вероятно, к выходу в Пелес. Гипнос с детьми остался у себя.

– Где мы? – задала я первый вопрос.

Мы покинули Переправу, пройдя сквозь внезапно появившийся знакомый туман, и очутились в круглом помещении с куполом. Архитектурой оно напоминало вчерашний зал в Даории, но размером сильно ему уступало.

– Это приёмная в администрации, кириа, – ответил один из помощников Майрона, используя речь людей. – Здесь регистрируют приходящих и уходящих через Переправу.

– Кириа? – переспросила я, не поняв слова.

– Это означает «госпожа», – подсказал идущий рядом Морос. – «Кириа» – обращение к женщинам из знатного рода, к мужчинам обращаются «кирий».

Я уставилась на его лицо, всё ещё не привыкнув к голосу Дардана с внешностью Жнеца. По его губам скользнула улыбка, моё смятение его забавляло. На Моросе была одежда палагейцев: штаны и подпоясанная туника, не мешающая широкому шагу благодаря разрезам по краям. Но все детали наряда, как и у Кая, были чёрными, поэтому в окружении мужчин в светлых плащах он бросался в глаза.

– Спасибо, – неуклюже выговаривая звуки, я поблагодарила советника на палагейском.

Следующее помещение напоминало пункт досмотра. Кто-то сверял документы, кто-то вёл собеседование. Я видела, как проверяли наличие ахакора: без него в мир людей не пропускали. Я попыталась подсчитать желающих отправиться на Переправу. Их было мало, кого-то прямо при мне отослали, отказав в прохождении.

– Что здесь происходит? – едва слышно уточнила я у Мороса.

– В администрации контролируют миграцию. Это похоже на ваш таможенный контроль. К людям могут попасть далеко не все желающие. Процесс строго контролируется, здесь же наносят ахакор, являющийся неотъемлемым условием для жизни в Санкт-Данаме.

– Разве для ахакора не нужен представитель Клана Металлов?

– Уже нет. Раньше они действительно принимали участие в его нанесении, селились в Пелесе в качестве послов. Но из-за произошедшего с Илирой и расшатанного перемирия те немногие даории, которые жили здесь, покинули Палагеду. Поэтому с тех пор татуировка наносится механическим способом. Это дольше, мастера-палагейцы вынуждены быть аккуратными, чтобы самим не отравиться смесью чернил и металла, но вполне рабочий способ. При определённых обстоятельствах палагейцы или даории могут поставить себе ахакор у меня в компании в Санкт-Данаме, там есть проходы в Эридан. Несколько раз в неделю приходят представители от Клана Металлов и помогают. Это быстрее и менее болезненно. Например, такая уступка существует для несовершеннолетних.

Пока мы шагали мимо, многие работники и посетители поворачивались к нам, склонялись в приветственных поклонах. Я вертела головой, не уверенная, делали они это исключительно ради Майрона или им известно о Моросе.

Нас никто не останавливал и не задерживал, чтобы проверить документы, хотя мы не носили ахакоров. Я внимательнее присмотрелась к правым рукам дедушки и его свиты. Их предплечья были замотаны бинтами, скорее всего, они уже свели татуировки после посещения Даории.

Я продолжала идти, рассматривая палагейцев и интерьер, полной грудью вдыхала запахи и прислушивалась к словам, пытаясь их понять.

– Вы же не серьёзно?! – вырвалось у меня, когда мы вышли из здания.

Я так резко замерла, что советник позади врезался в мою спину. Он сразу рассыпался в извинениях, но я не обратила внимания, переводя недоумённый взгляд с Майрона на Мороса. Последний затрясся от беззвучного смеха. Все остальные явно не понимали, почему увиденное вызвало у меня такой шок.

– Вы хотите сказать, что ездите на лошадях? – с меньшим напором уточнила я, не желая их оскорбить.

Я люблю лошадей, прекрасные создания. Но я не умею на них ездить. Пробовала пару раз, и это намного сложнее, чем кажется, да и кони в Палагеде высокие, с длинными ногами и лоснящейся шкурой. Я засмотрелась на горделивых животных, но садиться в седло не собиралась.

Майрон щёлкнул пальцами и что-то приказал появившемуся лакею. Тот сбежал по ступеням и исчез, свернув за угол.

– Это не смешно, – недовольно буркнула я всё ещё веселящемуся Моросу.

– Весьма забавно.

Мои брови приподнялись, как только перед лестницей остановился экипаж, запряжённый четырьмя лошадьми.

– Майрон вызвал для тебя карету, принцесса, – с ласковой издёвкой объяснил Морос. – Но не советую привыкать. Это временная поблажка просто потому, что тебе незнакомы их традиции.

В университете я изучала Палагеду и здешние устои. На лекциях рассказывали, что местная знать ездит исключительно верхом. Это показатель силы, гордости и благородства. Архонт, не способный сесть на коня, – слаб. А слабак не смеет стоять во главе Дома. Но людей и тем более наших учёных не особо жаловали в Палагеде, и последние свидетели, лично побывавшие хотя бы в Пелесе, умерли больше века назад. Профессора предполагали, что здесь, как и у нас, за это время произошёл технический прогресс. Словом, мы изучали их культуру столетней давности, но почти ничего не знали о современных реалиях.

Однако палагейцы и даории живут в два раза дольше людей, и можно было догадаться, что их привычки меняются значительно медленнее, если меняются вообще.

– Поедем вместе. Сможем обсудить твои вопросы по дороге, – заявил Морос, шагая к карете, остальные сопровождающие сели на коней.

Я посмотрела на Майрона, не зная, как дедушка отреагирует на мою слабость. Желудок противно сжался, мы даже не успели толком поговорить, и мне не хотелось разочаровывать его так сразу. Майрон поймал мой взгляд и сдержанно кивнул, он не улыбался, но и недовольства не демонстрировал.

Теперь, когда мы перестали идти единой толпой, я успела заметить, что прохожие таращатся именно на меня. Многие замирали, их рты удивлённо приоткрывались, другие перешёптывались.

Вспомнив о броской внешности, я поторопилась забраться в экипаж. Морос постучал по низкому потолку, и карета тронулась с места. Брат Гипноса расслабленно вытянул ноги и откинулся на парчовую спинку узкого сиденья. Я села в противоположном углу.

Благодаря побывавшим в Палагеде у людей имелись картины, зарисовки, описания, схемы и даже чёрно-белые фотографии Пелеса. У него геометрическая застройка, улицы идут строго параллельно и перпендикулярно, деля районы на кварталы, отвечающие социальной структуре населения.

Главенствующий центр – акрополь, расположившийся на возвышении и господствующий над городом. Он застроен культовыми сооружениями, общественными зданиями и резиденциями архонтов. Здания сгруппированы по статусам и важности на террасах акрополя. На вершине располагаются храм богов и военные арсеналы, чтобы всегда иметь доступ к оружию, ниже – усадьбы архонтов, дальше – казармы и дома ближайших советников. Рядом – библиотеки, театры, открытые сцены для собраний или публичных выступлений Совета архонтов. Ближе к городу, на самой нижней террасе, раскинулась рыночная площадь. Чем слабее врождённые способности палагейцев, тем ниже они стоят по социальной лестнице, соответственно, тем дальше живут от центра.

Карета определённо ехала вверх, а значит, здание администрации располагалось где-то у подножия акрополя. Не упуская возможности, в лучах начинающегося заката я внимательно разглядывала архитектуру, оценивая и сопоставляя Пелес с Санкт-Данамом. Люди отдали предпочтение скорости постройки и её высоте, а минимализм с обилием стекла стал решающим в крупном мегаполисе, но здесь время будто замерло.

Пелес напоминал античный город, но выглядел новым и помпезным, словно был возведён совсем недавно. Несмотря на преобладание камня в качестве строительного материала, умелое использование деталей или облицовки из светлого мрамора делали город визуально чище. Оранжевые лучи отражались в стёклах окон. Все дома были выше, чем я ожидала, этажа в четыре, с высокими потолками. Большинство построек выглядело уникально, каждая со своим настроением и характерным архитектурным ордером. Композиции из колонн и пилястров в сочетании с горизонтальным антаблементом^[1] придавали зданиям мощь, изящество или стройную силу – в зависимости от задумок зодчих и выбранных ими свойств ордерной колоннады.

И всё же увидеть город вживую – это совсем другое.

Карета катилась мягко, улицы были мощёными, но поверхность идеально выровнена, напоминая асфальт. По узким тротуарам шагали палагейцы. Я нигде не видела толп, жители передвигались свободно. Обилие садов и фонтанов раскрашивало Пелес, создавая гармонию города и природы. Я не слышала криков или ругани, только смех и громкие разговоры, понять которые мне не удавалось из-за цокота копыт.

Я ахнула, когда карета свернула и среди домов показалась вершина акрополя.

– Это ваш храм? – не отрывая глаз от возвышающегося вдалеке здания, уточнила я.

Морос лениво отодвинул занавеску, чтобы посмотреть, что привлекло моё внимание.

– Всё верно, – подтвердил он и потерял интерес.

Его пренебрежение озадачивало. Храм даже издалека поражал размерами и красотой. По высоте он был минимум вдвое выше любого из увиденных мной зданий Пелеса. Не говоря уже о трёх могучих статуях богов-покровителей у входа. В учебниках говорилось, что каждый из них высотой в три человеческих роста.

– Почему вы там не живёте?

– Когда-то жили, – поделился Морос, не глядя в окно. – Затем Гипнос создал Переправу, и мы поселились на ней. После гибели Танатоса я ушёл, а теперь нет смысла возвращаться сюда. У меня есть новый дом, а храм в отсутствие своих богов стал скорее государственным сооружением, несущим характерное идейно-художественное значение. Это не дом, а просто памятник, напоминающий о покровителях.

– Почему вы бросили Палагеду?

– Мы не бросали её. Мы были в трауре, – недовольно возразил Морос. Казалось, нахождение в Пелесе его угнетает, принося лишь дурные воспоминания. – Гипнос хотел пережить его в покое, а я жаждал войны. Но месть не вернула бы Танатоса, поэтому я ушёл, чтобы не втягивать наших подопечных в кровавую бойню с Даорией.

– Но вы всё-таки решили отомстить сейчас.

– Да, потому что мойры ничему не научились. Если их прошлые манипуляции привели к взрыву на Переправе, то нынешний план должен был стать концом для Палагеды. Они жаждали Единого царя для обоих миров.

Микель.

– Думаешь, из Микеля выйдет плохой царь?

– Дело не в том, каким правителем он будет. Мойры хотели вновь объединить Палагеду и Даорию. Илира, наследница Дома Раздора, умерла, не оставив детей-палагейцев. Архонт-мужчина долго не продержится. В Совете начнётся борьба за власть. Перессорившись между собой, они станут уязвимы. В середине всех этих склок должен был бы явиться царь Микель с его смешанной кровью.

– Он мужчина. Архонты и Дом Раздора не приняли бы его, – возразила я, хотя уже догадалась, что при озвученном раскладе желания архонтов значили бы мало.

Губы Мороса растянулись в безрадостной улыбке, подтвердив мою догадку.

– Царей во главе с Микелем и мойрами это бы не волновало. Столкновение интересов и нежелание архонтов сдаваться привело бы к затяжной войне, а та, скорее всего, к упадку Палагеды. Вследствие насильственного завоевания палагейцы потеряют самоидентичность, став колонией Даории.

– Всё равно архонты не потерпели бы такого. Даже проиграв в войне, сильнейшие семьи…

Я умолкла, глядя на жалостливую улыбку Мороса. На языке появился горький привкус от очевидной мысли.

– Они бы вырезали всех архонтов и их семьи, прервав таким образом первоначальные родовые ветви. Архонтов бы не стало, – сама себе возразила я, а Морос кивнул, довольный моей быстрой догадкой.

Я обмякла на сиденье. Политика в университете меня утомляла, и теперь хотелось выругаться из-за того, что я уделяла ей недостаточно внимания.

– Если Микель обещанный царь, то кто я?

– Ты раздор, – с наслаждением протянул Морос, словно это был лучший комплимент, но я его воодушевления не разделила. – Раздор для всех. Для двух миров, для богов, для царей и архонтов, для Гипноса и Камаэля, для Мелая и Микеля. Ты принесла раздор во все сферы существования, и миру уже приходится стремительно меняться.

Морос перечислял с мстительным восторгом, будто зачитывал мои регалии, я же с каждым пунктом его списка сильнее мрачнела, ощущая себя проблемой колоссальных масштабов.

– О том, что ты родишься, никто толком не знал, Кассия. Ни я, ни брат, ни даже мойры. Твоей нити судьбы не существует, потому что ты не должна была пережить своё появление на свет.

Я несколько раз торопливо моргнула, не определив, что чувствовать по этому поводу.

– Поэтому наши сёстры не видели ничего о тебе. Клото, будучи проводником мирового баланса, сплетает нить судьбы для каждого со дня его рождения. Она плетёт не так, как ей хочется, а как велит мироздание, – с неторопливой, покровительственной интонацией пояснил Морос. – Ты хоть и была зачата вместе с братом, но будущей нити Клото для тебя не предчувствовала. В итоге мойры знали только про Микеля и были уверены, что их план идеально претворяется в жизнь, – поделился Морос, явно воодушевлённый чужим провалом.

– Разве нельзя было сделать УЗИ, чтобы понять, что родится двойня? – пробубнила я.

Гримаса Мороса напомнила выражение лица профессора, когда студент умудрился выдать несусветную чушь в ответ на простейший вопрос. Брат Гипноса пригвоздил меня взглядом к сиденью и намеренно выдержал гнетуще длинную паузу, заставив меня ощутить собственную глупость.

– Ты мыслишь, как современный, но… человек, – заминка придала последнему слову почти что уничижительный характер. – Даории и палагейцы плохо переносят ультразвуковые излучения. Не все технологии мы можем использовать.

Я открыла рот, но торопливо закрыла, поняв, что Мороса не обрадовало вмешательство в его рассказ. Покровительственно кивнув моей капитуляции в споре, он продолжил:

– Главная перемена произошла после твоего рождения. Увидев тебя мёртвую, Илира изменила желание. Я был там. Гипнос позвал, чтобы я помог скрыть вас. У самой Илиры я забрал воспоминания о том, что она родила двоих. Гипнос сумел сохранить для неё лишь несколько минут жизни, чтобы она попрощалась с родителями, а Мелаю он дал шанс посмотреть на своих детей. Вы оба были в корзинке, и если бы Мелай принял предложение, то вся правда раскрылась бы уже тогда. Будучи более сентиментальным и к тому же отцом, Гипнос искренне хотел дать ему шанс. Но Мелай не просто не взглянул, он заявил, что вы ему не нужны. Мой брат, безумно любящий своих детей, был разгневан и разочарован решением принца Металлов.

Сердце подскочило, когда карета случайно наехала на камень. Рассказ Мороса гипнотизировал, из-за чего пейзаж за окном перестал меня интересовать.

– Твой брат имеет нить судьбы, но мойры не могли его найти, потому что я отобрал ваши воспоминания и личности. А твоё существование нам полностью удалось сохранить в тайне. Хоть ты и живёшь, но пророчицы – сивиллы – не видят твой образ чётко, а мойры не хранят твою нить. Её незачем было плести, так как твоя судьба – родиться мёртвой. Поэтому мойры, не зная о твоём пребывании в мире живых, разыскивать тебя не стали. Ты была в безопасности.

Мне не требовалось спрашивать, чтобы догадаться, что мойры не в восторге от этого.

– Что произошло на встрече после смерти Лахесис? Вы убили кого-то ещё? – перевела я тему.

Предчувствие, что Морос и Гипнос сами приготовили мне какую-то судьбу, зудело, но я не была готова слышать, как мной снова намерены двигать на игровой доске. Требовалось хоть немного времени, чтобы переварить услышанное.

– Нет, мы продемонстрировали, что больше не намерены стоять в стороне. Убедили их в серьёзности своего предупреждения…

– Убив свою сестру, – встряла я, пока он преподносил содеянное более красиво, но Морос продолжил, не моргнув и глазом:

– …и ушли, забрав всех подданных с собой, чтобы цари и мойры не убили невинных.

В горле встал ком, я уставилась в окно, концентрируясь на пейзаже, а не на воспоминаниях.

– Что стало с людьми, которых ты привёл как Дардан? Теперь они знают, кто ты?

– Мы вернули их домой в целости и сохранности. И нет, они не знают. Я забрал их воспоминания. Нам не нужно, чтобы в конфликт между Палагедой и Даорией ещё и люди вмешивались.

– Почему ты прикидываешься Дарданом Хиллом? Где настоящий наследник корпорации?

Улыбка Мороса стала хищной. Несмотря на его привлекательную внешность, из-за холодного взгляда любая ухмылка Жнеца выглядела угрожающей.

– Не прикидываюсь. Я и есть Дардан Хилл, – заявил он. – Я также был Итаном Хиллом – отцом Дардана. Был Артуром Хиллом и Джоном Хиллом до него. Я основал фирму более пяти сотен лет назад и продолжал её развивать. Невзирая на публичность и известность, я держал личную жизнь в секрете, столетиями храня тайну.

– Но зачем? – с трудом выдавила я, шокированная масштабным обманом.

Хиллы были основой нашей взаимосвязи с Палагедой и Даорией. Компания «Меридий» занималась буквально всей исследовательской деятельностью, поэтому бизнесмены Хиллы довольно быстро стали представителями от людей наравне с высокопоставленными чиновниками от правительства.

Но не было никакой семьи Хилл. Всё это время существовал один только Морос, сменяющий личины.

– Я «подводящий к гибели», Кассия, – снисходительно напомнил он. – Я нашёл идеальное место для контроля взаимоотношений трёх миров. На меня работают палагейцы, даории и люди, позволяя мне быть в курсе всех проблем.

Проклятье. Он ведь может как помогать, так и намеренно подводить к конфликтам. Карета дёрнулась, затормозив. Движение вышло резче, чем я ожидала, и мне лишь чудом удалось схватиться за сиденье.

– Поэтому лучше занимать место по ходу движения, а не против, – насмешливо заметил Морос.

– Этот совет пригодился бы в начале поездки, – отрезала я, не торопясь пересаживаться: хотелось сохранять максимально возможное расстояние между мной и Моросом. Его лицо Жнеца внушало старые опасения. – Вы дали людям зарево, но сами ездите на лошадях. Разве это логично?

– Вполне. Ты здесь пятнадцать минут, но уже думаешь, что всё поняла?

Я сжала губы, чтобы не ответить резкостью на провокацию.

– Ты не человек, Кассия. Ты принадлежишь Палагеде и Даории. Поэтому учись, задавай вопросы прежде, чем выносить суждения. Иначе твои выводы – не более чем бесполезные или даже оскорбительные домыслы, – строже отчитал Морос.

Мои щёки обожгло от стыда. Он прав, я изучала палагейцев и даориев, не бывая в их мирах. Это как зубрить чужой язык в вакууме, дистанцируясь от носителей.

– Здесь есть другие транспортные средства? – переборов упрямство, примирительно поинтересовалась я.

Морос удовлетворённо кивнул, сложив руки на груди.

– Есть. Между городами курсируют поезда и машины на зареве. Их можно использовать как в качестве общественного транспорта, так и для доставки товаров, но заезжать на территорию городов им запрещено. Палагейцам не нравится создаваемый шум, поэтому все товары доставляются на специальные склады за пределами города, а после развозятся повозками. Конечная же станция поезда близка к центру города, но в достаточном отдалении от акрополя.

– Разве не было бы удобнее иметь машины в городе? Или какой-то более быстрый общественный транспорт?

– Возможно, но пока он не нужен. Палагейцы не столь плодовиты, население в десятки, если не в сотни раз меньше, чем в мире людей. Для машин потребуется перестроить большинство дорог. На данный момент лошадей вполне достаточно. Нет смысла ломать структуру города без острой нужды. Устойчивость древних традиций особенно заметна в Пелесе, потому что столица – колыбель нашей культуры.

– Что насчёт водопровода и канализации?

– Есть и то и другое.

– Оружие?

– Если ты про огнестрельное, то сама знаешь ответ, – нахмурился Морос. – Оно запрещено. Не подумай, что палагейцы отсталые. Был придуман порох, ружья и взрывчатые вещества, но после трагедии на Переправе нами было поставлено условие полного прекращения опасного производства. Мойры поддержали это решение. Поэтому Палагеда и Даория лишились подобных разработок.

– Но как раз мойры виноваты во взрыве.

– Да, и это усугубляет их вину. Однако масштабы разрушений напугали даже сестёр.

– Интернет?

– Нет.

Мои брови взлетели вверх при столь категоричном ответе.

– Вы не поддерживаете общедоступность информации?

– Информацию мы передаём с помощью книг. У нас есть типографии, и нужную продукцию создают быстро и в достаточных объёмах. Таким способом сведения проходят строгий отбор на достоверность, прежде чем попасть к читателям, что нельзя сказать об интернете, где любую чушь можно выдать за истину, – с язвительной улыбкой возразил Морос, а затем разочарованно качнул головой. – Падение критического мышления всё острее ощущается в мире людей, Кассия.

Я нехотя кивнула: свободный доступ к интернету принёс как много хорошего, так и неограниченное количество плохого, включая бесконечный поток ненадёжных источников, данные из которых постоянно приходится перепроверять в словарях и учебниках.

– Мобильный телефон? – предприняла я новую попытку, потому что изобретение быстрой связи весьма полезно.

– Нет, – спокойнее ответил Морос.

– Почему?!

– Я уже упомянул про ультразвуковые излучения. И на всякий случай повторю, Кассия, не все технологии людей для нас приятны или безопасны. Что касается мобильного телефона, то дело в радиоволнах и сигналах, палагейцы и даории их не переносят. Ты помнишь, как мы определяем чужую силу? Чувствуешь мою сейчас?

Я сосредоточилась на ощущениях. От Мороса исходила вибрация, схожая с эхом силы Весты. Слабая и умиротворяющая, она казалась в разы незаметнее, чем гул от архонта.

– Почему она слабая?

– Она не слабая, я рождён от Никты и Эреба, а они от самого Хаоса. Моя вибрация органична, поэтому она почти не выбивается из окружающего мира. Но сила палагейцев и даориев была создана вмешательством моих братьев и сестёр. Она… в чём-то инородна, поэтому… шумит, – аккуратно подобрал слова Морос, бросив задумчивый взгляд в окно. – Я могу усилить свой гул, но лишь если желаю показать истинную мощь. Например, при встрече с архонтами, но сейчас в этом нет необходимости.

– Сигналы телефона чем-то мешают?

– Да, палагейцы и даории их чувствуют. Те трещат и гудят, как непрекращающийся шум, от них болит голова. Поэтому здесь подобные средства связи запрещены, а любое развитие технологий в этой сфере зашло в тупик.

Я во все глаза уставилась на Мороса, услышав то, что в университете никогда не упоминали.

– Тогда как вы живёте в Санкт-Данаме? Там ведь сигналы везде. Я видела, как Кай, Элион и остальные пользовались телефонами. Ты пользовался!

– У меня и Гипноса такие сигналы не вызывают дискомфорта. Вероятно, именно из-за органичности нашего собственного гула. Камаэль и Веста также к ним нечувствительны. В них течёт кровь моего брата, – оценив мой интерес, Морос делился подробностями с заметным воодушевлением. – Палагейцам и даориям помогает, как ни странно, ахакор. Они перестают замечать вибрации, потому что татуировка с человеческим металлом блокирует их собственный гул.

– Я думала, они носят ахакор, чтобы не влиять на нас… то есть на людей, – неловко исправилась я.

– Это тоже, но по большей части такое оправдание просто удобно. Оно вызывает доверие у человеческого населения.

– А Микель и представители Клана Металлов? Они единственные не носят татуировки. И я сама? Мой ахакор был иллюзией.

– Наконец-то, Кассия! Если ты и дальше будешь такой же внимательной к деталям, то, возможно, быстро нагонишь соотечественников в развитии, – искренне похвалил Морос, отчего я почувствовала себя собакой, которая научилась понимать команду «сидеть». – Клан Металлов единственный отличающийся. Скорее всего, это связано с тем, что металл хороший проводник, поэтому электромагнитные волны мира людей не вызывают у них неприятных ощущений. Ты тоже не восприимчива к радиосигналам либо из-за родства с царём Металлов, либо из-за куска Переправы, вложенного в тебя Гипносом. Да и твой ахакор хоть и был иллюзией, но работал как настоящий. Может, через месяц брат расскажет тебе, как такой создать.

– Почему Руфус отдал меня тебе, а ты решил пристроить меня к Райденам?

Морос захлопнул рот, веселье и надменность уступили место неожиданной растерянности. Он скрыл смятение за считаные секунды, натянув маску скучающего равнодушия, но я видела перемену.

– Тебе стало небезопасно в том возрасте на Переправе.

– Опустим факт, что ты солгал мне в лицо, когда я пришла с разговором о Райденах, но ответь, зачем Руфус спрятал меня от Кая и Весты? – упрямо надавила я. Нетрудно было сложить более полную картину из рассказов Гипноса и его дочери. – Поэтому ты решил передать меня Райденам? Чтобы Кай не нашёл через тебя и своего отца?

Настроение Мороса изменилось, лицо стало хмурым. Он не выглядел разозлённым, но теперь моя догадливость его не веселила.

– В чём дело? Я уже нагнала соотечественников в развитии? – едко передразнила я.

Уголки его губ едва заметно дрогнули в намёке на улыбку. Колёса кареты мерно поскрипывали, вторя цокоту копыт. Повозка наполнилась долетавшим через окно шумом и чужими разговорами, пока мы молчали и не моргая смотрели друг другу в глаза.

– Мы не рассказываем тебе всего, Кассия, потому что ещё не время, – мягко начал Морос, но я нахмурилась сильнее, не ведясь на успокаивающий тон. – Для тебя же лучше будет, узнавай ты всё постепенно.

– Немножко правды прямо сейчас не повредит.

Морос устало выдохнул, проводя ладонью по лицу.

– У Гипноса всегда рождались упрямые дети, ты прекрасно вписываешься в его семью, – пробубнил он себе под нос, но появившаяся на губах улыбка отдавала печалью. – Хорошо. Всё верно. Брат доверил тебя мне, чтобы спрятать от Камаэля. Гипнос был настолько серьёзен, что запретил даже ему рассказывать, где тебя искать. Твоя собственная иллюзия в этом помогала. Я отдал тебя Райденам, потому что они идеально подходили. Богатые, законопослушные, хорошо образованные, и главное, неподалёку, чтобы я сам знал, где ты. Но одурманенный наркотиком убийца спутал все планы. Тогда мне с трудом удалось вытащить тебя из огня.

– Гипнос знал, что все эти годы я была в приюте?

– Нет. После пожара я спрятал тебя у себя на несколько месяцев и убедил брата, что с тобой всё хорошо. Поверив, он удержался от поисков. Мы прекрасно знали, что Камаэль и Веста следили за Гипносом и мной, но у них ничего не вышло. Помнишь свой изменившийся цвет ахакора?

Я невольно посмотрела на предплечье правой руки. По-прежнему было странно видеть чистую кожу, с которой пропала татуировка, а вместе с ней и едва заметные следы от ожогов.

– У тебя никогда не было ожога, – подтвердил Морос, словно прочитал мои мысли. – Нужно было забрать твои воспоминания, начиная с пожара и до момента попадания в приют. Но на тебе сохранялась собственная иллюзия, и я нечаянно мог её разрушить. Обычно изъятие воспоминаний – процесс безболезненный, но из-за иллюзии ты вопила от боли, и я прошу за это прощения.

Меня бросило в холодный пот. Образы прошлого об этом ещё не вернулись, но тело мелко задрожало, как если бы помнило ощущения и без чётких картин.