Цербер армейского тыла. Генерал Макс фон Шенкендорф и журнал боевых действий его штаба

© Жуков Д.А., Ковтун И.И., Кулинок С.В., авторы-составители, 2022

© ООО «Издательство «Вече», 2022

© ООО «Издательство «Вече», электронная версия, 2022

Сайт издательства www.veche.ru

«Мой район должен быть умиротворен и совершенно очищен»^[1]

Нацистский «новый порядок», установленный в 1941–1944 гг. в захваченных областях СССР, принес советскому народу тяжелейшие испытания. С первых дней оккупации германские и союзные им военные и гражданские органы приступили к реализации программы по завоеванию «жизненного пространства» на Востоке, используя для достижения этой цели самые радикальные методы. Опираясь на силу и произвол, служебные инстанции вермахта активно занимались грабежами и геноцидом отдельных категорий советских граждан (в первую очередь, евреев). С особой жестокостью велась борьба против подполья и партизанского движения, для подавления которого проводились боевые операции, носившие карательный характер. В ходе многочисленных зачисток, рейдов и крупномасштабных экспедиций сжигались деревни, конфисковывались скот и имущество, арестовывалось и угонялось на принудительные работы население…

Особенного накала противостояние достигло в тылу группы армий «Центр», где в период 1941–1943 гг. была создана и на практике опробована немецкая доктрина по борьбе с партизанами, получившая широкое распространение не только на Восточном фронте, но и далеко за его пределами – в Италии и на Балканах. Автором этой доктрины был начальник тылового района группы армий «Центр» генерал от инфантерии Макс фон Шенкендорф. Под его руководством охранные войска превратились в дополнительный инструмент террора. Убийства граждан, сохранивших лояльность советской власти, массовые экзекуции евреев, разрушение населенных пунктов были важными составляющими этой концепции.

Из-под пера Шенкендорфа, довольно быстро снискавшего себе лавры одного из ведущих специалистов Третьего рейха по «малой войне», вышло несколько инструкций и памяток, в которых он изложил свои взгляды на контрпартизанские действия. Почти все его заметки и предложения легли в основу наставлений ОКХ и ОКВ по борьбе с партизанами, отдельных директив Гитлера, многих распоряжений высшего руководства СС и полиции. Шенкендорф также стоял у истоков создания коллаборационистских частей. При помощи этих формирований он не только пытался компенсировать недостаток в собственных силах, но и стремился через них шире вовлечь в процесс сотрудничества с германскими властями местное население.

Деятельность Шенкендорфа, а также подчиненных ему войск и гражданских органов управления нашла свое отражение во многих источниках, имеющих большое значение в деле глубокого изучения нацистской оккупационной политики и партизанского движения в Белоруссии и западных областях Российской Федерации в 1941–1943 гг. Основная часть этих материалов отложилась в германских, американских, белорусских и российских архивах. В большинстве случаев эти документы неизвестны широкой общественности, поэтому их публикация, безусловно, открывает новые страницы немецкой оккупации.

Значительный научный интерес представляет журнал боевых действий командующего прифронтовым районом группы армий «Центр» за период с 1 июля по 31 декабря 1942 г. В это время в захваченных областях РСФСР и БССР шло развитие партизанского движения, а со стороны оккупантов предпринимались серьезные усилия, чтобы подавить любое сопротивление. Именно летом – осенью 1942 г. охранными войсками группы армий «Центр», частями СС и полиции при участии восточных батальонов и подразделений службы порядка проводились масштабные операции против брянских, смоленских, калининских, белорусских и украинских партизан. По заранее утвержденным в штабе Шенкендорфа планам операции следовали одна за другой, словно волны, поглощавшие огненным валом целые регионы. Результаты боевых действий тщательно фиксировались штабными работниками и служили основанием для анализа сложившейся обстановки и проведения новых мероприятий.

Следует подчеркнуть, что журнал командующего тыловым районом группы армий «Центр» оформлялся в строгом соответствии с правилами, разработанными в ОКХ и 27 августа 1938 г. направленными в сухопутные войска^[2]. Указанные правила в том числе требовали представлять боевые действия максимально правдиво, даже если они имели неблагоприятный исход. Предписывалось как можно полнее отражать положение противника. Информация такого рода имела важное значение, так как касалась, в первую очередь, объективной оценки боеспособности врага, изменений в его тактике и моральном состоянии^[3].

Фактически речь шла о достоверности предлагаемых сведений, на чем стоит заострить внимание, поскольку данный подход, несомненно, повышает степень доверия к таким источникам. Например, Шенкендорф неоднократно отправлял в ОКХ донесения о критической ситуации летом 1942 г. и настаивал на возвращении ударных частей охранных дивизий, выведенных из-под его подчинения для применения на фронте^[4]. В обращениях генерала нет и намека на то, чтобы приукрасить создавшееся положение, что подтверждает и служебная переписка группы армий «Центр»^[5], – в итоге представленная точка зрения командующего вполне соответствовала действительности.

Немало места в журнале уделено принципам организации и ведения обороны. Встречаются записи, где поднимаются вопросы защиты железных и шоссейных дорог, создания опорных пунктов, укрепления системы охраны в районах, граничивших с партизанскими краями и зонами. Столь пристальный взгляд на проблему обеспечения безопасности транспортных линий связан с тем, что, начиная с мая 1942 г., количество диверсий на железнодорожных магистралях неизменно возрастало. В целях защиты коммуникаций от нападений командованию прифронтового района пришлось выделить значительные силы, ранее предусмотренные для участия в антипартизанских операциях.

Журнал также включает в себя документы по проблеме сотрудничества бывших красноармейцев с немецкими властями. Эта тема освещается через призму использования восточных батальонов, команд службы порядка в борьбе с партизанами. Тыловой район группы армий «Центр» превратился в экспериментальный полигон, на котором происходило практическое применение русских коллаборационистов. Генерал Шенкендорф оказал на этот процесс самое большое влияние и сыграл существенную роль в развертывании «местных формирований». Уже в октябре 1941 г. в районах дислокации охранных частей группы армий «Центр» находились на службе 15 000 человек из вспомогательных сил, выполнявших задачи по поддержанию порядка и безопасности^[6].

Вместе с тем, несмотря на рост антисоветских вооруженных формирований, у немцев в скором времени возникли известные сложности, связанные с разложением и переходом «добровольцев» к партизанам. В журнале приводятся факты дезертирства и последующих проверок всего личного состава восточных рот и батальонов. Почти во всех русских формированиях, входивших в резерв корпуса охранных войск группы армий «Центр», имели место случаи дезертирства. Для самого Шенкендорфа создание иностранных батальонов тоже имело неприятные последствия – его начальник штаба, подполковник Бём, лично был отстранен от обязанностей генерал-фельдмаршалом Гюнтером фон Клюге за просчеты, допущенные в работе с коллаборационистами^[7].

Сведения о пропагандистских мероприятиях появляются на страницах журнала нечасто, несмотря на то, что генерал Шенкендорф был первопроходцем в вопросах использования средств психологической борьбы против «народных мстителей»^[8]. Пропаганда понималась им как мощнейший инструмент влияния на умы населения, и он резко критиковал командиров охранных соединений, не распространявших агитационных материалов^[9].

Журнал содержит отдельные фрагменты, касающиеся проведения так называемых дружественных акций, организованных пропагандистами вермахта при тесном взаимодействии с подразделениями охранных войск, увеличения числа оккупационных периодических изданий, распространения плакатов, листовок-обращений и прочих образцов медийной продукции. В то же время сотрудники органов пропаганды критиковали охранные части, особенно когда военнослужащие вермахта занимались бессмысленными грабежами, чем подрывали в глазах населения имидж германской администрации^[10].

Интерес представляют эпизоды, имеющие отношение к карательной практике. При этом следует отметить, что если штабные работники и обращали внимание на акты насилия в ходе борьбы с партизанами, то отмечали их штрихами, не вдаваясь в подробности. При чтении сообщений с мест боев и зачисток иногда возникает впечатление, что случаи уничтожения гражданского населения носили единичный характер.

Однако данная позиция не должна вводить нас в заблуждение. За сухими строками рапортов, сводок и отчетов подчиненных Шенкендорфа, хорошо набивших себе руку в составлении служебных документов с использованием нацистских эвфемизмов^[11], – стоит целый комплекс репрессивных мероприятий, начиная от унизительных личных проверок и заканчивая коллективными мерами наказания. Офицеры, отвечавшие за ведение журнала, прекрасно знали об этом; они давно преодолели все морально-психологические барьеры и не воспринимали акции по умиротворению как нечто из ряда вон выходящее. Холодный бюрократический язык, не лишенный циничных замечаний, как нельзя лучше подходил для того, чтобы отображать будни истребительной войны на Востоке.

Что касается самого Шенкендорфа, следившего за поведением охранных войск, то его взгляд на преступления своих подопечных трудно считать однозначно негативным. Образ генерала, с «врожденным чувством гуманности» и далекого от какого-либо согласия «с идеологической программой Гитлера», созданный в целом ряде научных и мемуарных публикаций^[12], имеет мало общего с реальной действительностью. Шенкендорф «пользовался полной свободой от любых юридических обязательств. Категории войны и международного права были в значительной степени за пределами его воображения»^[13]. Командующий не выступал против преступного содержания германской завоевательной политики, а критиковал лишь отдельные методы ее проведения, что в конечном счете не отменяло карательную практику. Поэтому его приказы, запрещавшие войскам применять чрезмерное насилие, могли вовсе не соблюдаться, если обстановка изменялась в худшую для оккупантов сторону.

Особенностью журнала боевых действий является то, что в нем предельно четко обозначен момент утраты немецкой стороной инициативы в борьбе с советскими партизанами. Попытки любыми средствами вернуть ее обратно и привели Шенкендорфа к продолжительным антипартизанским операциям, ужесточению мер в отношении гражданского населения, новому этапу взаимодействия вермахта с органами СС и полиции, интенсификации мероприятий по экономическому ограблению захваченных территорий и т. д.

Документальный корпус журнала содержит большой фактологический материал, позволяющий увидеть, по каким направлениям развивался нацистский оккупационный режим. Среди этих направлений уничтожение партизан считалось одним из приоритетных. Журнал насыщен информацией о боевых действиях, что существенно расширяет наши знания по этому вопросу. Увы, немало важных событий осталось за пределами источника. В интересах более полного освещения проблемы борьбы с партизанским движением в тыловом районе группы армий «Центр» необходимо обратиться к ее истокам, а также подробнее рассмотреть деятельность лиц, отвечавших за подавление сил советского сопротивления.

I. Генерал Макс фон Шенкендорф и охранные войска группы армий «Центр»

Военно-политическое руководство Германии с самого начала рассматривало войну против Советского Союза в качестве битвы двух диаметрально противоположных мировоззрений. В своих программных речах, произнесенных перед высокопоставленными деятелями нацистской партии и военачальниками, Гитлер достаточно ясно обозначил цели предстоящего похода. Среди них – завоевание обширных территорий для колонизации, ликвидация «еврейского большевизма», сокращение местного населения и удаление оставшейся его части из экономически выгодных областей, эксплуатация природных ресурсов в соответствии с политическими интересами Рейха^[14].

Значительная роль в осуществлении этих замыслов отводилась вооруженным силам. Высшие военные органы – Верховное командование вермахта (ОКВ) и Главное командование сухопутных войск (ОКХ) – еще до начала вторжения в СССР издали ряд основополагающих директив, сориентированных на ведение расово-террористической войны. В частности, 13 мая 1941 г. вышел приказ начальника ОКВ генерал-фельдмаршала Вильгельма Кейтеля^[15] о военной подсудности на оккупированных советских территориях. В этом распоряжении все преступления «враждебных гражданских лиц» (под которыми подразумевались коммунисты, партизаны и евреи) изымались из юрисдикции военных и военно-полевых судов. Приказ предписывал войскам применять массовые карательные меры в отношении населенных пунктов, в которых воинские части и подразделения подверглись нападению^[16]. 23 июля 1941 г. вышло дополнение к этому приказу, где в том числе говорилось, что любое сопротивление будет пресечено не только юридическим наказанием, но и «когда оккупационные власти посеют такой ужас, который лишь один способен отбить у населения какое-либо желание к любому неповиновению»^[17].

19 мая было издано специальное распоряжение Кейтеля № 1 («Директива о действиях войск в России»). В нем выдвигалось требование о принятии строгих и решительных мер против большевистских агитаторов, партизан, саботажников и евреев, а также высказывалась необходимость «тотального подавления любого активного или пассивного сопротивления»^[18].

Распоряжение от 6 июня 1941 г., известное как «приказ о комиссарах», и дополнение к нему от 8 июня требовали от войск немедленного уничтожения политических комиссаров всех рангов, в случае если они будут захвачены в бою или окажут сопротивление. Их уничтожение было значимым компонентом ликвидации важной части советской элиты^[19]. «Приказ о комиссарах» также приравнивал советских политруков к партизанам. От комиссаров следовало ожидать полного ненависти и жестокого обращения к военнопленным. Поэтому брать их в плен было нельзя, а следовало «устранять» по приказу офицера вне зоны непосредственных боевых действий^[20].

При подготовке нападения на Советский Союз высшее военное командование достигло согласия с органами рейхсфюрера СС в вопросах, касавшихся использования в тылу сухопутных войск формирований «Черного ордена», предназначенных, как было отмечено в «Инструкции об особых областях к директиве № 21» от 13 марта 1941 г., для выполнения «специального задания»^[21]. Решительных возражений по поводу того, чем будут заниматься подчиненные Гиммлера, со стороны военных не последовало, хотя они знали, какие, например, акции умиротворения проводили в Польше оперативные команды полиции безопасности и СД, батальоны полиции порядка и полки из состава частей СС «Мертвая голова»^[22]. Теперь же речь шла о мероприятиях гораздо больших масштабов, в прифронтовой полосе и в районах, где предусматривалось гражданское управление рейхскомиссаров.

Цели и задачи операции «Барбаросса», а также неконвенциональные методы, которые немцы собирались использовать, чтобы реализовать свои планы на Востоке, были тесно взаимосвязаны с концепцией молниеносной войны. Эта концепция меньше всего учитывала возможность возникновения массового партизанского движения. Германский Генеральный штаб считал повстанческие действия тактической аномалией, а выступление добровольцев из толпы – бандитизмом, поэтому советских партизан следовало устранять без особых промедлений^[23].

Нельзя сказать, что подобные взгляды представляли собой инновацию, то, с чем немецкая армия прежде не имела дела. При вторжении в Чехословакию и во время оккупации Польши возникали случаи, когда войска сталкивались с партизанами. Практика конфискации оружия, введения комендантского часа, запретов на собрания была знакома и считалась вполне традиционной. Действительно новым было другое: понятие «партизан» в содержательном плане получило весьма широкое толкование и выводилось из расового мировоззрения нацизма, которое, наряду с преступными приказами для вермахта, определило криминальную модель поведения германских военнослужащих и существенно увеличило круг потенциальных жертв блицкрига^[24].

ОКХ также занималось созданием аппарата для обеспечения безопасности в занятых областях СССР. На территории, подконтрольной военной администрации, должны были действовать полевые и местные комендатуры, группы тайной полевой полиции (ГФП), подразделения полевой жандармерии, охранные батальоны, бригады и дивизии. Помимо этого, по договоренности с Гиммлером, планировалось использовать моторизованные полицейские полки, отдельные части и соединения, подчиненные высшим фюрерам СС и полиции^[25].

По мере продвижения линии фронта военным следовало передавать захваченные районы под юрисдикцию гражданских властей. В переходный период органы военного управления предполагалось постепенно упразднить. Командующих войсками, чьи формирования еще могли находиться в гражданской зоне оккупации, приказано было оставлять при рейхскомиссарах в качестве представителей ОКВ для решения военных, политических и экономических вопросов^[26].

Учитывая, что в СССР в 1930-е гг. велась планомерная подготовка к партизанской войне, Главное командование сухопутных войск приняло решение о создании охранных дивизий, которые должны были стать главной опорой служебных инстанций вермахта в захваченных областях. 3 марта 1941 г. командующий армией резерва генерал-полковник Фридрих Фромм^[27] подписал приказ, узаконивший существование этих соединений в вооруженных силах. На основании данного приказа было сформировано 9 охранных дивизий^[28].

Появление значительных сил безопасности поставило перед германским командованием вопрос о порядке подчинения охранных войск. В целях регламентации их деятельности было решено свести охранные дивизии в специальные объединения и выделить каждой группе армий по тыловому корпусу (101-й – группа армий «Север», 102-й – «Центр» и 103-й – «Юг») ^[29].

Ничего похожего ранее в немецкой армии не было, так как вопросы охраны и обороны тыла отчасти лежали на самих тыловых службах и транспортных учреждениях, личный состав которых обязан был быть боеспособным, знать тактику, владеть в совершенстве оружием^[30]. Теперь эти задачи ложились на охранные войска. Для управления ими, в соответствии с «Особыми указаниями по обеспечению» от 3 апреля 1941 г., вводились должности начальников тыловых районов^[31].

С утверждением полномочий начальников тыловых районов произошло деление оккупированной территории на три зоны ответственности, подконтрольные военным органам: 1) район боевых действий, где исполнительная власть была сосредоточена в руках командиров дивизий и корпусов и подчиненных им войск; 2) тыловой район армии, находившийся примерно в 20–50 км от зоны боевых действий, где власть принадлежала специально назначенным в каждой армии комендантам; 3) тыловой район группы армий, включавший самую большую часть захваченной территории, где обычно были развернуты основные силы охранных войск^[32].

Границы тыловых районов групп армий простирались до областей, находившихся под административным управлением рейха, до имперских комиссариатов «Остланд» и «Украина». Тыловые районы групп армий находились под командованием генералов, которые непосредственно подчинялись главнокомандующим группами армий. Задачи эти командиров можно сформулировать следующим образом: 1) управление оккупированными районами; 2) поддержание порядка и безопасности; 3) ответственность за сохранность железных дорог и главных линий снабжения фронта, а также всех пунктов обеспечения войск, находящихся на фронте^[33].

На должности командующих охранными войсками назначались в основном возрастные генералы, получившие боевой опыт в кайзеровской армии, на полях сражений Первой мировой войны. У большинства из них еще хватало амбиций, но уровень профессиональной подготовки оставлял желать лучшего^[34]. Из числа старых военачальников, наделенных правом командовать дивизиями по охране тыла, лишь некоторые обладали необходимыми качествами. Одним из них был генерал Шенкендорф.

Здесь мы должны сделать небольшое отступление, чтобы рассказать о человеке, сыгравшем ведущую роль в развитии и применении охранных войск вермахта.

Макс Генрих Мориц Альберт фон Шенкендорф родился 24 февраля 1875 г. в Пренцлау и был старшим среди трех братьев. Его имя было дано ему в честь знаменитого пращура – поэта-романтика и пламенного патриота прусского королевства эпохи наполеоновских войн^[35]. Дворянский род Шенкендорфов вел свое начало с XIII века. Из него вышло немало чиновников и военных. В 1938 г. Шенкендорф, работая над семейной историей, заметил: «Помещик, офицер и чиновник – вот те профессии, которыми семья помогала строить прусское государство… Жертвенность, усердие, верность долгу и любовь к Отечеству являлись отличительными чертами, которые мы обрели благодаря нашим предшественникам»^[36].

Следуя по стопам отца, полковника Альберта фон Шенкендорфа, ветерана войн за объединение Германии, Макс поступил в престижный кадетский корпус и в 1894 г. получил звание лейтенанта, начав службу в 47-м Познанском пехотном полку. В 1903–1906 гг. он успешно прошел обучение в Прусской военной академии в Берлине. В сентябре 1908 г. ему присвоили чин капитана и перевели в 39-ю пехотную бригаду в Ганновере, а в декабре 1911 г. назначили командиром 10-й роты 64-го пехотного полка, что было для Шенкендорфа особенной честью, так как во время Франко-прусской войны 1870–1871 гг. этим подразделением командовал его родитель^[37].

С началом Первой мировой войны, в августе 1914 г., 64-й полк находился в составе 6-й пехотной дивизии (III армейский корпус), которая вела наступление в Бельгии. Здесь Шенкендорф приобрел первый опыт борьбы с «потенциальными партизанами». Подразделения 64-го полка, останавливаясь на ночлег, обычно брали в заложники местных жителей, в том числе священников, и расстреливали их, если замечали у населения хоть малейшую склонность к неповиновению. Уже тогда Шенкендорф оправдывал действия своих подчиненных «логикой возмездия» и пришел к выводу о необходимости масштабной эвакуации гражданских лиц из района прифронтовой полосы^[38].

Осенью 1914 г. германское наступление остановилось на севере Франции, а затем войска отступили к линии Эна, где перешли к позиционной обороне. Шенкендорф принимал участие в ожесточенных боях под Вайи и временно исполнял обязанности командира батальона. В декабре его истощенную роту вывели с фронта. Сильное нервное напряжение и смерть отца негативно отразились на его здоровье. Капитан попал в госпиталь, где оставался до середины февраля 1915 г., пытаясь излечиться от тяжелых приступов мигрени. После выздоровления он хотел вернуться на фронт, но вместо этого его оставили в тылу и назначили начальником сборного пункта для новобранцев III армейского корпуса^[39].

В то время Шенкендорф испытывал к штабам и тыловой службе отвращение. Но, как вскоре выяснилось, он оказался именно тем человеком, который, как никто другой, подходил для такой работы. За короткий срок им было организовано несколько курсов по боевой подготовке. Занятия носили по большей части практический характер, когда на полигоне, с использованием артиллерии и учебных оборонительных сооружений, траншей и рвов, оттачивались навыки, необходимые пехотинцам.

Модель Шенкендорфа, благодаря своей приближенности к реальным условиям боя, превзошла все то, что прежде применялось на имперских маневрах, и привлекла к себе внимание вышестоящего командования. Офицера быстро повысили в звании до майора и возложили на него всю работу с новобранцами в III армейском корпусе, с которой он блестяще справился. Талантливый инструктор по боевой подготовке и тактике достиг еще больших высот: генерал от инфантерии Эрих Людендорф^[40] поручил ему написать новый боевой устав сухопутных войск рейха в соответствии с современными методами ведения войны.

В первой половине 1917 г. Шенкендорфа поставили руководить курсами германского верховного главнокомандования по подготовке командного состава ротного звена, затем курсами по переподготовке немецких восточных дивизий, за что он получил личную благодарность от генерал-фельдмаршала Пауля фон Гинденбурга^[41]. Шенкендорфа назначили командиром 3-го егерского батальона, на базе которого была развернута «учебно-тренировочная часть», где отрабатывались новейшие приемы боевых действий и проводились курсы для младшего и старшего офицерских составов. За несколько месяцев их посетило почти 1000 командиров рот и батальонов^[42].

Шенкендорфа тем временем утвердили на должности командира полка особого назначения, подчиненного непосредственно верховному главнокомандованию. На занятиях постоянно присутствовали представители Генерального штаба и командования сухопутных войск. Однако самой большой наградой для Шенкендорфа, ярого монархиста, лютеранина и поклонника прусских военных традиций, стало то, что 10 августа 1918 г. полковые учения посетил император Вильгельм II. Командир полка не отходил от кайзера ни на шаг и удостоился чести присутствовать на завтраке высочайшей особы^[43].

Следует отметить, что во время Первой мировой войны Шенкендорф занимался не только боевой подготовкой войск, но и несколько раз возвращался на фронт, где принимал участие в боях (в частности, под Верденом и за Шампань). В ходе войны его неоднократно переводили на разные театры военных действий. Везде, где ему приходилось бывать, он изучал страну и особенности жизни, а результаты своих наблюдений записывал в дневник. Франция, например, вызывала у него смешанные чувства: с одной стороны, его восхищала эстетическая обстановка сельского населения и гостеприимство, а с другой – выводило из себя постоянное отсутствие порядка. Осенью 1915 г. III армейский корпус перебросили на Балканы. Шенкендорф исполнял обязанности военного советника и офицера связи с 57-й австрийской пехотной дивизией. Впечатления о Сербии и ее славянских жителях остались у будущего генерала неприятные: «Сербия – забытая Богом страна, богатая страна, но ее бескультурье не поддается описанию. Само население крайне необразованное и грязное, как и его дома, которые вряд ли можно назвать человеческими жилищами»^[44]. Точно такие же мысли посетили Шенкендорфа в Румынии, куда его откомандировали летом 1917 г. после окончания курсов офицеров Генштаба. Румын он на дух не переносил, называл «нечистой расой» и буквально ужасался их «нечистоплотностью»^[45].

Первая мировая война завершилась крахом Германской империи. Шенкендорф очень болезненно переживал это событие и впал в депрессивное состояние. Основные опоры его жизни – император и армия – исчезли в небытии. Парламентскую демократию он ненавидел и разделял известное мнение, что военных предали, нанеся им подлый удар в спину.

Несколько месяцев Шенкендорф и его семья влачили жалкое существование, пока о нем не вспомнил бывший начальник штаба III армейского корпуса генерал-майор Ганс фон Сект^[46], назначенный в июле 1919 г. главой Войскового управления (под этим наименованием фактически скрывался Генеральный штаб, запрещенный Версальским мирным договором). Шенкендорф, как квалифицированный специалист, был принят в 100-тысячные вооруженные силы. В период 1920–1923 гг. он командовал II батальоном 9-го пехотного полка в Потсдаме, где ему присвоили звание подполковника. В 1924 г. офицера перевели в Гёрлиц и назначили командиром 8-го пехотного полка^[47]. Шенкендорф, произведенный к тому времени в полковники, вернулся к привычному для себя делу – боевой подготовке. У подчиненных он пользовался большим авторитетом. Его характеризовали как строгого, но заботливого командира.

В 1928 г. Шенкендорф обобщил свой опыт Первой мировой войны и послевоенной службы в 250-страничной книге под названием «Служба в действующей армии. Наставление для офицера». Наряду с изложением принципов подготовки войск в условиях фронта, одна из глав сочинения касалась вопросов «малой войны». Шенкендорф, обладая прекрасными знаниями и аналитическим умом, разработал сценарий действий рейхсвера на случай столкновения с превосходящими силами противника, делая акцент на методах партизанской борьбы. Значительно меньше тогда его интересовали приемы подавления повстанцев, хотя данная тема тоже не ушла от внимания писателя^[48].

В начале октября 1928 г. Макс фон Шенкендорф был произведен в генерал-майоры и через три месяца занял должность командира VI общевойскового соединения в Ганновере. Он оставался на этой секретной должности в течение года, прежде чем получил звание генерал-лейтенанта и покинул рейхсвер 28 февраля 1930 г.^[49]

Выйдя на пенсию, Шенкендорф вновь оказался без работы. В стране бушевал острый экономический кризис, больно ударивший по всем слоям населения. Используя обширную сеть контактов, отставной генерал возглавил в Ганновере организацию по подготовке молодежи к службе в вооруженных силах. С осени 1933 г. он руководил региональным отделением «Народного союза немецких военных захоронений», отвечал за порядок на военных кладбищах и организацию поездок по местам боевой славы Первой мировой войны. В 1936 г. он встал во главе ганноверского филиала «Союза немецких солдат», который занимался спортивной и боевой подготовкой граждан, отслуживших в вермахте^[50].

Шенкендорф позитивно воспринял приход Гитлера к власти. Он и его жена Лена Софи, урожденная фон Лангендорф^[51], 1 мая 1933 г. вступили в НСДАП. Вся дальнейшая общественно-патриотическая и мемориальная работа ветерана Первой мировой войны строилась в соответствии с установками нацистской партии. Бывший генерал восторженно отзывался о фюрере и видел в нем подлинного освободителя Германии^[52].

Незадолго до нападения на Польшу Макса фон Шенкендорфа восстановили в армии. 28 августа 1939 г. он принял под командование 12-е управление пограничной охраны в Верхней Силезии. После быстрой победы 64-летний генерал-лейтенант остался в составе оккупационной администрации. В октябре 1939 г. его назначили военным комендантом Познани. На этой должности Шенкендорф наблюдал за действиями кавалерийских частей СС и уже тогда отмечал исключительно положительное отношение к тому, как они решали задачи по обеспечению безопасности, часто сводившиеся к экзекуциям^[53].