Лесса Каури
Золушки нашего Двора

– С почтением?! – рыкнул тот. Быстро подойдя к королеве, притянул ее к себе, принимаясь целовать. Задыхаясь, заговорил: – К демонам почтение! Я знаю, ты любишь меня, а не его! Мы знакомы с детства, Винни, и лишь мое уважение к тебе не позволило мне сделать тебя своей по-настоящему!

Рейвин отпрянула, словно ее окатило холодной водой. Закрыла глаза, вытянулась струной, не отвечая на поцелуи. Только Духи Ветров и Пресветлая знали, чего ей это стоило.

– Ты прав, – очень тихо сказала она. – Я люблю тебя, но, поклявшись в верности у алтаря Индари, намерена сдержать клятву.

Просить Атрона отпустить ее не потребовалось. Он отошел сам, тяжело дыша, сжимая кулаки, будто собирался драться. Остановился на положенном этикетом расстоянии, насмешливо поклонился.

– Какие еще будут приказания, ваше величество?

Рейвин жадно смотрела ему в лицо. Рю Воронн был красив и знал это, но не использовал свое обаяние, предпочитая быть мрачным и замкнутым. Своеобразная защитная реакция, призванная оттолкнуть от него тех лиц женского пола, которые вожделели его, однако самому Атрону были неинтересны. Интересна ему всегда была лишь она, Рейвин, младшая дочь Узаморского князя. Королева помнила возлюбленного мальчишкой, помнила безусым юнцом, юношей, молодым мужчиной. Он всегда был рядом, и в самых горячих мечтах она видела себя его женой, в болезни и старости и пока смерть не разлучит их. Однако мелкий лен и небольшой титул сдерживали юного рю Воронна от скоропалительных шагов. «Мне нужно стать для твоего отца незаменимым, важным… Только тогда у меня есть шанс получить ответ „Да“ на свой вопрос!» Известие о браке с наследным принцем прозвучало для влюбленных как гром среди ясного неба. Согласия дочери отец не спрашивал – поставил перед фактом, даже не усомнившись в том, что она разделит его гордость и радость. «Северянки из-за любви не плачут!» – говорила народная молва, и Рейвин не плакала, когда отец объявлял Атрона главой свадебного кортежа, направляющегося в Вишенрог. Она знала каждую морщинку на его обветренном лице, каждую гримасу узких губ, каждую нотку властного голоса. Ей были известны его сны и предпочтения в лошадях и охоте. Она знала про Ронни все, надеясь, что когда-нибудь это станет достоянием ее семьи. А оно на глазах становилось достоянием прошлого!

В лице Атрона что-то дрогнуло, взгляд прошило болью. Он медленно опустился на колени.

– Ты останешься верен мне? – не глядя на него, спросила она. Тонкие пальцы, сжатые в кулак, побелели.

– Всегда, Винни, – тихо ответил рю Воронн. – Я останусь рядом, и пусть видеть тебя ежедневно станет для меня наказанием! Больше я не заговорю о нас, не попрошу…

Когда она шагнула к нему, она больше не была Винни – хрупкой большеглазой девушкой, похожей на молодую олениху. Она была королевой.

– Встань, прошу тебя! – Узкая ладонь легла на его склоненную голову. – Я принимаю твою клятву и твою службу, Атрон рю Воронн. И… благодарна тебе за все!

Когда он поднялся, их лица оказались в опасной близости друг от друга, их сердца – на расстоянии Тикрейского пролива.

Не сказав более ни слова, Атрон вышел. Королева стояла, будто пригвожденная. Словно любой, даже самый мелкий шажок должен был распластать ее по полу умирающей птицей.

В приоткрывшуюся дверь скользнула невысокая фигурка. Женщина была молода, но некрасива. Известную всей Ласурии белизну кожи дочерей Севера портили мелкие веснушки, щедро рассыпанные по лицу и шее, ореховые глаза казались блеклыми. Вошедшая посмотрела на Рейвин и вдруг бросилась поддержать ее.

– Сейчас, ваше величество, сейчас!..

Доведя королеву до скамьи под окном, женщина поспешила в угол комнаты, где стоял на столе графин с водой. Намочила собственный платок, вернулась, чтобы промокнуть нежное лицо в испарине. Рейвин слабо шевельнулась, вскинулась, пытаясь сесть прямо. С благодарностью посмотрела на помощницу.

– Я рядом, моя госпожа, – сказала та дрогнувшим голосом. – Я рядом…

– Фирона… – тихо произнесла ее величество, – Фирона, дорогая, ты знаешь, что выбор приносит боль, но вдвойне больнее, когда выбора тебя лишают?

Та отвела глаза, поскольку знала не понаслышке.

Королева внимательно посмотрела на нее. У компаньонки княжеской дочери не было ни приданого, ни красоты, ни острого ума. Умение беззаветно любить нынче ничего не значило. Для всех, кроме Рейвин Моринг.

* * *

Его величество поперхнулся. Прокашлялся.

– Не важно, как ЕЕ звали, братец!

– Не важно? – осмелился не поверить шут.

– Не могу произносить это имя, – покаялся король, – пусть пребывает в покое, будто ОНА уже умерла!

– Пусть… – покладисто согласился Дрюня и подлил в его стопку ароматной ласуровки.

– После того разговора с отцом мы с НЕЙ стали встречаться реже, хотя стремились друг к другу по-прежнему. Но у меня совершенно не было времени из-за приготовлений к свадьбе, смерти отца и коронации. Вскоре и ОНА стала избегать меня. Когда я приезжал к избушке в лесу, не находил ЕЕ там. ОНА изменяла облик, ускользала, как тень… Уже потом я сообразил, что к чему: ОНА скрывала от меня, что брюхата. О ребенке я узнал лишь спустя год после его рождения. К тому времени Аркей уже носил на себе ЕЕ проклятие, как Аркаешев медальон! Узнав о нем, я послал к НЕЙ наемного убийцу…

Редьярд замолчал и вылил в себя ласуровку. Дрюня видел, каких трудов стоит его величеству удержать собственные руки от дрожи. В его сердце боролись жалость к другу, интерес к истории и желание напиться так, чтобы перестать вовсе воспринимать подобные откровения. Впрочем, он, Дрюня, напросился сам!

– ОНА давно покинула тот лес, пыталась скрыться за границей, – помолчав, продолжил король. – Однако деньги и связи делают все. Убийца, вышедший на ЕЕ след, оказался с мозгами и, прежде чем выполнить заказ, сообщил мне о ребенке.

– Он убил ЕЕ? – с ужасом спросил шут. Схватив бутыль, отхлебнул прямо из горлышка.

Редьярд встал, подошел к камину. Протянул руки к огню – то ли согреть пытался, то ли спалить.

– Он передал ЕЙ мои слова: или она добровольно отдает сына и остается в живых, или умирает, но я все равно забираю сына. Яго она отдала. С запиской…

Его величество замолчал.

– Ну?… – с мукой в голосе потребовал Дрюня.

– «Ты лишаешь ребенка матери, а я в день твоей свадьбы лишила тебя внуков, – медленно, по памяти процитировал Редьярд, – даже подлость мы делим пополам… Рэд!»

Шут потянулся было к бутылке, но передумал. Ему отчаянно хотелось плакать. В комнате повисла тишина, липкая, белая, как паутина. Даже огонь в камине не трещал, съежился, отпрянув от королевских ладоней.

– Подожди, – словно выплывая из тугого кошмара, встрепенулся шут, – так Яго – твой старший сын? Но это означает…

Король обернулся. Его лицо было бесстрастно – искусная маска умелого политика, и только.

– Это ничего не означает, шут! Яго – мой второй сын, старший – Арк.

– Да как же это может быть? – Дрюня все-таки схватился за бутылку и глотнул для храбрости. – Ведь ОНА прокляла Арка, когда Яго уже был год!

– Нет, – покачал головой Редьярд, – это произошло гораздо раньше, как ОНА и писала, – в день моей свадьбы… Рейвин понесла от меня в ту же ночь.

– Но как? КАК? – пораженно прошептал собеседник.

Его величество тяжело вздохнул. Подойдя к столу, отобрал у Дрюни сосуд, разлил ласуровку по стопкам. Выпил, не чокаясь. Сел.

– Я могу только догадываться, брат… О том, что я заберу Ягорая, она знала загодя. Не спрашивай – как? Ведьма она, в конце концов, или нет? Яго должен был родиться раньше Арка, но первая беременность у Рейвин проходила очень тяжело. Мы даже думали, она ее не переживет! Аркей появился на свет на два месяца раньше положенного срока. Выкрутасы судьбы, братец… Я мог бы пристроить Ягорая в любую семью, выделить содержание с тем, чтобы он рос без забот и не прыгал выше собственной головы. Но я мечтал когда-нибудь увидеть его рядом с собой, здесь, во дворце. Ведь он – носитель крови Ласурингов!

Дрюня знал короля как облупленного. Король врал. Врал нагло и беззастенчиво.

– Братец, – осторожно сказал шут, – из носителей твоей крови, полагаю, можно собрать целую дивизию. Неужели ты всех их пристроил, как пристроил Яго?

Редьярд посмотрел на него абсолютно трезвым взглядом и поинтересовался:

– Ты совсем дурак? Я о большинстве своих потомков даже не предполагаю… Думаешь, Колька в его нежном возрасте записывает координаты каждой норки, в которую запускает своего терьера?

– Эк ты его припечатал! – не удержавшись, хихикнул Дрюня. – Там не терьер, там цельный Стрёма… вроде бы!

– Не позорь псину! – пригрозил король. Щелчком пульнул свою стопку в стену. Стекло разбилось с жалобным звоном. Его величество посмотрел на осколки и тихо сказал: – Яго – сын женщины, которую я любил больше прочих, брат! Вот и весь ответ!

Внимательно взглянув на Редьярда, Дрюня вдруг заметил засеребрившиеся в его бороде седые волоски.

Для слова «люблю» не существовало прошедшего времени.

* * *

Бесконечные, темные, проклятые коридоры Вишенрогского замка… Они казались Рейвин кишками гигантского кракена, поглотившего ее. Она металась в них, ежеминутно теряя ориентиры, впивалась ногтями в собственное горло, чтобы не завыть полярной волчицей, потерявшей стаю. Отец, за что вы так наказали меня? Отчего даровали жизнь с нелюбимым, почитая ее за счастье? Отец!..

Безмолвного крика никто не слышал. Северянки не плакали не только из-за любви – из-за предательства тоже!

Дверь в кабинет Редьярда была приоткрыта. Рейвин заглянула внутрь, не обращая внимания на гвардейцев, взявших на караул. У потушенного камина замер некто, чье лицо скрывал капюшон. Рядом стоял ее муж, держа на руках… дитя. Голенького, смуглого, сладко спящего мальчишку.

– Надо же, – пробормотал его величество, повернув младенца и разглядывая его затылок, – у него здесь родимое пятно, как у меня и у Арка! Как он перенес дорогу, Грой?

– Сладко спал, просыпался лишь, чтобы поесть – вырастет настоящим воином, ваше величество, – голос из-под капюшона звучал глуховато. – Я поил его козьим молоком…

Говоривший резко повернул голову в сторону двери. Рейвин разглядела светящиеся в полумраке кабинета желтые глаза и рванула створку на себя – что толку таиться от оборотня? Шагнула в кабинет… Если бы взор мог говорить, он бы обрушил на разгульного короля всю тяжесть отчаяния и стыда целомудренной королевы, у алтаря Пресветлой поклявшейся ему в верности.

Впрочем, он ведь тоже клялся!

Его величество сунул младенца собеседнику, словно куклу. Тот захныкал во сне, задергал ручками и ножками. Оборотень укутал его в полу собственного плаща, вопросительно взглянул на короля.

– Отвези его моей няньке, Грой. Пусть покамест побудет у нее.

Названный вежливо склонил голову и быстро вышел. На Рейвин пахнуло ароматом сильного мужского тела, разгоряченного долгой дорогой.

– Ну что же ты, жена, застыла изваянием отчаяния? – насмешливо спросил Редьярд. – Почему не обвиняешь меня в очередной измене, не морозишь презрением? Последнее, между прочим, тебе удается лучше всего!

Несмотря на ощущение, что пол уходит из-под ног, королева подошла к нему, держа спину прямо, как учил отец. В душе стало пусто и темно – на пороге кабинета в одно мгновение выгорело все: надежда когда-нибудь полюбить нареченного, уважение к мужу и боль от его многочисленных измен, отчаяние и страх северянки, оказавшейся среди южан как в плену.

– Этот ребенок первый, кого ты притащил во дворец, – тихо сказала она, – не считая тех, кто появился в его стенах от твоих связей с фрейлинами и горничными. Что с ним не так?

– Ну, хоть в уме тебе не откажешь, – пробормотал король. Он был совершенно трезв, что с момента свадьбы с ним случалось чрезвычайно редко, однако выглядел как после тяжелой попойки: ввалившиеся красные глаза, заросшее одутловатое лицо. – Рейвин, я очень хочу выпить, но ты ведь не поддержишь меня в этом благословенном начинании?

Королева молча покачала головой. Было время страха, когда она боялась мужа, в подпитии творившего Аркаеш знает что. Было другое время – надежды, когда она пыталась стать ему настоящей женой и просто закрывала на все глаза. Нынче наступило время веры в себя. Чем бы ни закончился сегодняшний разговор – примирением или заточением в монастырь, она, Рейвин, останется самой собой и заставит мужа принимать ее такой, как есть!

Король разглядывал супругу с непонятным выражением лица – то ли ударит, то ли завалит на стол и задерет юбку. Но ему удалось удивить ее. Широко шагая, он прошел к столу, выставил два стакана и налил в них… воды из графина. Сделал приглашающий жест.

– Присаживайся. Хоть воды со мной выпьешь?

Она села, обхватила холодное стекло не менее холодными пальцами, казавшимися полупрозрачными. Редьярд с ненавистью следил за ней. Такая северная, такая изящная ледяная статуэтка, с которой он вынужден делить постель и жизнь, хотя сердце, да и не только оно, рвется совсем в другие объятия. Женщины! Да будь они все прокляты!

Первый глоток воды скрутил в желудке скользкий тяж. Редьярд плохо помнил последние месяцы: запой, в который он ушел после смерти отца и последующей коронации, слишком затянулся!

– Сколько мы уже женаты? – поинтересовался он, залпом опустошая стакан и наливая еще.

Королева аккуратно отпила несколько глотков:

– Год минул, Рэд…

– Я плохо его помню!

От горькой усмешки в углах ее рта появились морщины, делавшие лицо значительно старше.

– Зато я – слишком хорошо!

– Что, было всякое?

– Было…

Король встал, прошелся по комнате. Рейвин впервые видела его таким… никаким. Даже в пьяном угаре, в хлеву со свиньями, в объятиях простой прачки он оставался великолепным, шикарным, мощным самцом, не зная характера которого можно было бы самой себе позавидовать и поздравить с таким мужем. А сейчас он казался растерянным, если не сказать – раздавленным.

– Мы с тобой не с того начали, Рейв, – хрипло сказал король, останавливаясь за спиной жены. Спиной, натянутой как струна, готовая вот-вот лопнуть. – Мы обманывались друг в друге – ты желала видеть во мне любящего мужа, я в тебе – покорную жену. Ни я, ни ты таковыми не были и не будем!

– Не будем… – эхом повторила королева и согласно склонила голову.

Тонкая шея, маленькая голова, увенчанная копной великолепных темно-каштановых волос. Его первенец, Аркей, унаследовал этот цвет – головенка сморщенного орущего человечка уже при рождении была покрыта густыми темными волосенками, вызвавшими у Редьярда целый шквал противоположных чувств – от умиления до брезгливости.

– Давай начнем заново? – он положил руку ей на плечо, и она вздрогнула – то ли от страха, то ли от отвращения. Что же он делал с ней все это время, раз она не выносит его прикосновений?

– Я тебя не трогаю! – Редьярд убрал ладонь. – И больше не трону, ежели на то не будет твоего желания, обещаю!

Она обернулась так резко, что у него потемнело в глазах. Мгновение в выражении ее лица надежда боролась с рассудком. И рассудок победил.

– Сейчас ты сядешь рядом со мной, Рэд, как то подобает доброму супругу, – негромко и абсолютно спокойно сказала она, – и расскажешь мне все об этом ребенке… И тогда мы вместе решим, что с ним делать!

Король смотрел на эту хрупкую женщину сверху вниз и впервые со дня смерти отца не ощущал себя одиноким.

* * *

Матушку разбудили теплые губы любимого. Она ответила на поцелуй, улыбаясь и не открывая глаза. Опустившийся рядом с ней на пол Кай потрепал преданно изображавшего подушку волкодава по загривку и поинтересовался у обоих:

– Без меня разгульничаете?

– Ой! – окончательно проснулась Бруни. – Я уснула? Ну надо же! А сколько времени?

– Время ужинать, родная! Тебя ждут Туссиана и еще несколько горничных. Они помогут переодеться.

– Но зачем?… – начала было Матушка. И замолчала.

Привычка придворных переодеваться после каждого чиха не раз высмеивалась уличными труверами.

Принц помог ей подняться, засмеялся, когда она пошатнулась – голова закружилась от выпитого. Воистину, гаракенское оказалось коварным вином!

– У меня есть пьяная женщина! – прошептал он на ухо невесте, разворачивая и прижимая ее к себе. – И это так здорово!

Не отвечая, Бруни потянулась к его губам. Пресветлая, как, оказывается, она соскучилась по нему за долгие зимние дни и ночи! Жадно целуя, Кай подхватил ее на руки и отнес на диван.

– А как же горничные? – так же жадно отвечая, поинтересовалась Матушка.

– Мы быстро! – по-мальчишески улыбнулся принц.

Они действительно управились быстро. Лишь позволили себе полежать немного после, молча и счастливо улыбаясь, прижавшись друг к другу на тесном для двоих диване.

Затем Аркей поднялся, чтобы переодеться – слуги для этого ему не требовались, что Матушку несказанно порадовало. Она впервые посмотрела на его сильное тело взглядом собственницы и не собиралась позволять подобное еще кому-то. Потому свежую рубашку подавала ему сама и пуговицы на камзоле – ужин ожидался приватным, и принц не надел мундир – застегивала тоже сама. Кай не мешал ей, кажется, наслаждаясь процессом.

– Тебе нужна гардеробная, – констатировал он наконец, когда она, вытащив рукава его белоснежной рубашки из-под обшлагов камзола, расправила на них кружева.

– Мне не нужно ни единого помещения вне этой башни! – взглянув на него потемневшими глазами, промолвила Матушка.

Аркей улыбнулся и зычно крикнул в сторону двери:

– Войдите!

Спустя пару минут створку открыл Кройсон, впустил первую горничную Сузон и шестерых девушек, несущих упакованное в чехол платье. Все семеро дружно, будто на показательных выступлениях, сделали книксен. Глазенки младших служанок от любопытства блестели, как у мышат, учуявших сыр. Бруни чуть не рассмеялась, так они были похожи на них! Заметив одобрение в глазах Туссианы, она и вовсе воспряла духом.

Сузон аккуратно поставила рядом с ней малиновые туфельки с золотыми пряжками, а девушки принялись распаковывать платье.

– Я подожду тебя в кабинете, – сказал принц и вышел.

– Что пили, моя госпожа? – помогая Бруни раздеться, шепотом поинтересовалась Туссиана.

– Так заметно? – расстроилась та.

– Красивый румянец, – деликатно усмехнулась горничная. – Так что это было?

– Гаракенское розовое.

– Поднимите руки… Вот так… Оно, к счастью, легко выветривается! Катарина!

Темноволосая девушка тут же отозвалась:

– Да, госпожа Туссиана?

– Сбегай к мэтру Жужину за букетиком разумицы. Такие мелкие цветочки, – она повернулась к Бруни, – нежно-розового цвета. Они подойдут к новому платью, а их аромат приведет вас в чувство.

– Туссиана, что бы я без вас делала! – пробормотала Бруни.

Горничная иронично блеснула глазами, однако ничего не ответила.

Новое платье оказалось темно-малиновым, вышитым редкими золотыми звездами. Бруни в жизни не видела подобной роскоши!

– После ужина вас будет ожидать мастер Артазель, – пояснила Сузон, зашнуровывая обновку. – Так туго? Нет? Вот и хорошо… Свои шедевры он шьет только по ночам, говорит, старческая бессонница суть движитель вдохновения! Так что ваше свадебное платье обещает быть чем-то выдающимся!

– Только этого мне не хватало! – вздохнула Матушка, представив себя в белом, пышном и выдающемся – кочан капусты, а не невеста!

* * *

– «Твое участие в его судьбе вызовет слишком много любопытства и кривотолков»… Так Рейвин сказала тогда! – Редьярд снова выпил ласуровку, не чокаясь.

А шут, слушая друга, позабыл о выпивке. Подпер подбородок длинными сплетенными пальцами, глядел с горечью. В год рождения Арка Дрюня еще не был королевским шутом. Просто приятелем, с которым весело проводить время в бесконечных попойках. Те попойки он прекрасно помнил, а вот о событиях, происходивших во дворце, слышал из уст Редьярда впервые.

– И она была права, как, впрочем, и всегда! – вздохнул его величество и вдруг улыбнулся. – Рассудительная Рейвин… Порой мне не хватает ее мудрости, веришь, брат?

– Верю! – улыбнулся в ответ тот и вновь разлил напиток. Королеву он помнил прекрасно. – За ее величество! Виват!

– Виват! – согласился Редьярд. – А ведь были моменты, когда мне хотелось ее придушить!

– Полагаю, у нее тоже были, – лукаво блеснул глазами Дрюня, – но ты продолжай исповедоваться, братец, я слушаю!

* * *

– Присядь, дорогая!

Фирона послушно села. Раз Рейвин разрешила ей сесть в ее присутствии, значит, разговор пойдет серьезный.

– Довольна ли ты службой Первой фрейлины королевы? – между тем принялась спрашивать королева. – Устраивает ли тебя жалованье, выделенные покои?

Северянки не умели притворяться. Фирона поднялась, нервно комкая в руках платок.

– Ваше величество, со мной вы можете быть откровенной! – воскликнула она. – К чему эти заходы издалека? Вы собрались отправить меня обратно в Узамор?

Рейвин посмотрела на нее с изумлением.

– Почему ты так решила, Фирона? Разве я слыву среди людей неблагодарной? Разве забываю тех, кто был рядом со мной в трудное время?

Зрачки фрейлины расширились. Бледность будто присыпала мукой веснушки на некрасивом лице.

– Вы хотите… – прошептала она.

Быстро подойдя, королева взяла ее за руки.

– Только если ты тоже захочешь этого, дорогая! Приданое, пышную свадьбу, все, что полагается, я обеспечу! Не смогу дать тебе только любви будущего мужа. Ее ты должна будешь добиться сама!

Фирона молчала.

– Ну же! – мягко произнесла Рейвин.

Посмотрев в глаза королеве, фрейлина успела увидеть отголосок боли, давно знакомой обеим. Но все же спросила:

– Кто он?

– Ты его хорошо знаешь, – странным глухим голосом ответила Рейвин. – Графу Атрону рю Воронну прочат место Второго посла Ласурии в Крее. Как ты понимаешь, женитьба для дипломата – дело первой необходимости!

– А он согласится? – засомневалась собеседница.

– Если я прикажу – согласится! – холодно произнесла королева, и Фирона, не выдержав, закричала:

– Но как же вы? Как же?!

Рейвин осторожно высвободила пальцы. Отошла к окну. И уже оттуда сказала:

– Я жена и мать! Такова воля Пресветлой, и не мне в ней сомневаться! О твоих чувствах к нему я знала всегда, Фирона, однако это не отдалило тебя от меня… Наоборот! Нынче Индари дает тебе шанс, упущенный мной! Взамен я попрошу лишь об одном… одолжении!

Фрейлина смотрела на свою королеву с восторгом и ужасом, с горечью и обожанием. И с бесконечной преданностью.

– Для вас, ваше величество, я сделаю что угодно! – наконец сказала она.

Рейвин невесело усмехнулась:

– Дорогая, тебе придется стать матерью!

* * *

– А это, собственно, вся исповедь, – улыбнулся король, и облегчения в улыбке проскользнуло больше, нежели сожаления. – Мы с Рейв никогда не любили друг друга, однако с того момента шаг за шагом учились уважать личное пространство другого. Я не был ей хорошим мужем, но стремился делать все для Ласурии. И королева заняла место рядом. Достойное место. Да и матерью она оказалась замечательной. Жалею, что Кольке не досталось ее любви сполна, как Арку! Глядишь, и вырос бы чуток посерьезнее…

– Не вырос бы! – хохотнул Дрюня, разливая последнюю порцию ласуровки по стопкам. С сожалением потряс пустой бутылью. – По Арку видно, что он удался в мать. А Колька, уж прости, братец, вылитый ты, остолоп!

– Велю отрубить голову за неуважение к династии! – беззлобно пригрозил Редьярд. Похоже, после разговора на душе у него и правда стало легче.

– За правду? – возмутился шут. – Ты – тиран и деспот!

В дверь постучали.

– Войдите! – со вздохом разрешил король.

– Ужин, ваше величество! – раздался деликатный голос Яна Грошека из-за створок. – С их величествами королем и королевой Гаракена, их высочествами и его светлостью герцогом Оришем. Семейный ужин!

– Чтоб они все подавились, – пробормотал Редьярд, тяжело поднимаясь.

Пол неожиданно ушел из-под его ног, и король упал бы, если б шут не успел сорваться с места и поддержать его. Пару минут оба стояли, покачиваясь, словно на палубе корабля. Затем понимающе переглянулись, кивнули и в один голос констатировали:

– Ласуровка, зар-р-раза!

– Ваше величество – время! – королевский секретарь наконец решился открыть дверь и заглянуть внутрь: – Нарушаем протокол!

– Надо итить! – провозгласил Дрюня. И перехватив его величество под руку, повел к двери.

Ласуровка – зар-р-раза! – до того момента пившаяся легко и сидевшая в организме тихо, двинула в голову тяжелым кулаком, спутала сознание.

– Пресвятые тапочки! – разглядев лица короля и его тени, пробормотал Ян и сделал знак гвардейскому эскорту выстроиться за ними.

Поскольку ужин был хоть и семейным, но на высшем уровне, все направились в Малую королевскую столовую. Грошек, тяжело вздыхая, деликатно подсказывал, куда его величеству следует поворотить стопы. Где-то на середине пути из-за поворота коридора раздались странные звуки – будто табун лошадей печатал шаг по брусчатке мостовой. Королевский секретарь побледнел, схватился за голову и заметался по коридору, ища возможность скрыться самому и спрятать короля со свитой.

– Никогда не видел, чтобы он так быстро бегал! – толкнув шута в бок, пьяно хихикнул Редьярд.

– А что такое? – заинтересовался Дрюня. Улучив момент, ухватил секретаря за полу камзола. – Стоять! Что происходит?

– Это же драгобужская делегация идет в выделенную им башню, то есть нам навстречу! – с ужасом пояснил Грошек. – А по этикету подгорного народа… – секретарь понизил голос – табун неумолимо приближался, – мы будем обязаны пригласить их на ужин! «Ежели уважающий себя мастер направляется на пир и встретит другого уважающего себя мастера, он обязан пригласить его следовать за собой к уважающему себя мастеру – устроителю пира. А тому вменяется в обязанность угостить всех пришедших на славу во имя Руфуса и Торуса!» – процитировал он по памяти. – Буллит триста пятьдесят шестой Регламента поведения почтенных мастеров!

– Ой! – посерел лицом Дрюня, а его величество сказал несколько слов, которые королю знать не полагалось.

– Прикажете затаиться? – поинтересовался у него офицер караула.

Как назло, в прямом коридоре таиться было негде. Разве что укрыться гобеленами с изображениями купающихся дев и рыцарских забав.

Из-за угла, печатая шаг, вышел драгобужский клин, ведомый рыжим Виньогретом. Дойдя до короля и свиты, клин лязгнул подкованными ботинками и остановился. На его величество уставилось с пару десятков мрачных глазок из-под насупленных бровей.

– Говори за меня! – сиплым голосом приказал король секретарю.

Тот, дрогнув папкой в руках, выступил вперед. Низко поклонился, прочистил горло.

– Уважаемый мастер Виньогрет и вы, уважаемые мастера гномы! – хорошо поставленным голосом произнес он. – Позвольте от всего большого ласурского сердца порадоваться нашей встрече в это позднее время и пригласить вас на ужин в честь невесты его высочества Колея – принцессы Ориданы Гаракенской!

Уважаемые мастера, переглянувшись, поклонились единым движением, подметя пол длинными бородами. Маленькие глазки загорелись радостью и предвкушением. Ей-ей, зрелище было страшное!

– Уважил так уважил, твое ласурское величество! – прогудел Виньогрет и поклонился снова. – С радостью принимаем приглашение!

Редьярд радушно улыбнулся и пробормотал шуту уголком рта:

– Лети стрелой в столовую – пусть составляют столы и несут яства! А я пока повожу их по дворцу!

– С… стрелой? – изумился Дрюня. В его глазах плескались выпитые стопки зар-р-разы ласуровки.

– Давайте я сбегаю! – вызвался Ян. Непрерывно кланяясь, миновал толпу Синих гор мастеров и порскнул в сторону столовой.

– Други мои! – грянул король, приобнимая Цехового старшину – опираться на низенького гнома для устойчивости ему было удобнее, чем на Дрюню-долговязого. – Идите за мной!

– А где мы? – спустя полчаса хождения во дворцовой утробе шепотом поинтересовался он у офицера караула.

– Это четвертый этаж восточной башни, – таким же шепотом отвечал офицер, – нам теперь полчаса возвращаться назад!

– Вот и прекрасно! – нахмурился король и громко икнул. – Так и было задумано! Други! – он поворотился к следовавшим за ним гномам. – Идемте, трапезная уже близко!

По лицам гвардейцев группы сопровождения – слава Пресветлой! – ничего нельзя было прочесть.

* * *

– Отца еще нет? – изумился принц Аркей, пропуская Бруни вперед – в Малую королевскую столовую.

– Никак нет, ваше высочество! – отрапортовал один из гвардейцев-красномундирщиков. – Ждем!

– Найдите его, срочно! – тихо приказал принц и, любезно улыбаясь, прошел к столу. Поклонился его величеству королю Йорли Гаракенскому, его старшему сыну, наследному принцу Харли. Поцеловал руки присутствующим дамам: ее величеству Орхидане и ее высочеству Оридане. Вежливо кивнул герцогу Оришу. Отодвинул стул для невесты. Представил ее присутствующим.

Принцесса, нахмурив бровки, изучала пустующие со стороны Ласурии стулья, что-то мучительно просчитывая.

– Прошу извинить моего отца, – делая знак садиться, сказал Аркей, – дела государственной важности задерживают его, однако это ни в коем случае не должно нам помешать предаться приятной во всех отношениях беседе!

– Конечно нет! – воскликнул принц Харли, черноволосый, смуглый и носатый, как его отец и дядя. – Насколько успешны ваши переговоры с гномами, мой друг? От их исхода зависит доход нашей страны, вы же понимаете? – и он заржал породистым скакуном.

Отец недовольно посмотрел на него.

Бруни, расправляя на коленях салфетку, подумала, что с таким, как этот Харли, на рынок ходить не стоит – проторгуется, раз сразу выкладывает все карты на стол.

– Мы беспокоимся о результате переговоров, – мягко улыбаясь, пояснила королева. Очень похожая на дочь, маленькая, темноволосая и темноглазая, она обладала редкостной красотой, от которой Оридана со своими резкими – в отца – чертами лица взяла лишь небольшую часть.

– Понимаю, – улыбнулся в ответ Кай и сделал знак слугам разливать напитки и наполнять тарелки. – Крей-Лималль – партнер, с которым нелегко договариваться!

– Вам это известно лучше других… – скупо заметил его величество Йорли, поднимая бокал. – Первый тост – за удачу!

Матушка лишь пригубила – розовое гаракенское, казалось, плескалось в ней по самую макушку, однако благодаря разумице, резкий, но не противный запах которой немного просветлял разум, глупости вроде смеха невпопад или икания наружу не просились.

Подняв взгляд, она заметила, что принц Харли внимательно разглядывает ее. Было в нем что-то от молодого охотничьего пса – то ли подергивания тонких крыльев носа, то ли нервная энергия, буквально плещущая наружу из темно-карих, почти черных, глаз.

– Я слышал, вы, моя дорогая будущая родственница, простая трактирщица? – с любопытством спросил он. – Неужели это правда?

Гаракенский король поморщился, гаракенская королева, тяжело вздохнув, отвела глаза. Фигли Ориш укоризненно покачал головой. Лишь Оридана смотрела на Матушку с интересом, незамутненным посторонними чувствами. Собственно, ее брат смотрел похоже, и Бруни неожиданно поняла, что, невзирая на всю неуместность вопроса, она никак не может счесть его оскорблением. Положив ладонь на плечо напрягшегося Кая, его невеста прямо ответила на взгляды венценосных гостей и произнесла: