Лариса Зверинская
Инженерный тупик 1991

– Я знаю, что с тобой происходит. Это такой вид алкогольного психоза, допился ты почти до белой горячки уже. У нас в семье был похожий случай, мы тогда обратились к специалисту, и он помог. Успокойся и подожди несколько дней, я свяжусь с этим… человеком через знакомых и опишу ситуацию, думаю, он согласится заняться твоим случаем.

Васька был настолько подавлен и напуган, что даже не спросил – что за специальность у этого спасителя. Татьяна вздохнула с облегчением, враньё пока вроде бы прокатило.

– Пошли на работу, никому пока ничего не рассказывай. Я тоже буду молчать, если ты будешь держать себя в руках и не напиваться до чёртиков зелёных. Пойми, это опасно в твоём случае! – завершила своё выступление Татьяна.

Васька молча кивнул, и они поплелись на работу. Занятые своими мыслями, они по дороге даже не зашли в горячо любимую всеми сотрудниками института пирожковую. В ней обычно на весь отдел закупалось штук двадцать вкуснейших жареных пирожков с повидлом по двенадцать копеек штука. Потом эти пирожки всем коллективом, в драку, поглощались с чаем.

На работе всё было как обычно – сотрудники убивали время кто как мог. Никто ничего не делал, поскольку делать было нечего. Накинулись было на Татьяну с Васькой с претензией, почему пирожков не принесли, но как-то вяло, на такой жарище даже любимые пирожки не полезут. Причём никто не спросил о результатах посещения «Азимута», в том числе и начальник.

Васька сразу побрёл на стенд, через некоторое время остальной народ тоже туда потянулся. На стенде ничего не делать было ещё проще и комфортнее – начальство туда вообще практически не заглядывало, можно было и в шахматы сыграть, и поиграть в «вертолётики» на старых компьютерах.

А Татьяна осталась сидеть в комнате, пытаясь мысленно восстановить картину того чаепития, с которого, по словам Васьки, у него ЭТО началось. Сам Васька, похоже, пребывал в прострации и полном безразличии ко всему. «Защитная реакция организма», – подумала Татьяна.

Она через некоторое время очень подробно смогла вспомнить события того дня, и знала теперь, с кем надо говорить. С её позиции всё это выглядело тогда следующим образом.

Неторопливо полз к завершению очередной бесконечный рабочий день – то ли вторник, то ли среда. Приближалось время обычного отдельского чаепития, именуемого «файф-о-клок», несмотря на абсурдность такого названия – обычно действо происходило отнюдь не в пять часов, а около трёх. Но уж очень всем нравилось произносить эти американские или английские словечки, которые прилетели, видимо, вместе с заграничной персоналкой, как вирусы – «хай!», «о кей», «файф-о-клок» и тому подобное.

Дежурной по чаепитию в этот день оказалась Нина, которая развела какую-то необычно бурную хозяйственную деятельность: перемыла все чашки, вымыла с содой заварочный чайник, чем-то шуршала. Татьяна сидела на своём месте за столом, видела боковым зрением, что подруга на неё всё время как-то искоса поглядывает.

Татьяна расценила это как упрёк: вот я вожусь, стараюсь для общества, а ты сидишь и ничего не делаешь. Она встала, подошла к чайному столу, увидела, что всё уже готово, надо только чай заварить. Взялась за чайник, и тут Нина сказала:

– Вода уже остыла, надо подгорячить и потом заваривать. Будь добра, сходи в туалет, прополощи тряпку – я только что стол вытирала, очень липкий был. Чай я сама заварю, когда вода закипит.

Сейчас, после Васькиной выходки, Татьяне казалось, что Нина тогда хотела от неё избавиться по какой-то причине, но в тот момент она ничего странного в этой просьбе не увидела. Пошла с тряпкой в туалет к раковине. Горячую воду в институте давно отключили из экономии, поэтому постирушка заняла некоторое время.

Когда вернулась, чай уже был заварен. Чай использовали хороший, индийский, «со слоном», из набора, которые ещё время от времени продавали в институте. Но запах витал в комнате какой-то странный, и Татьяна спросила:

– Чем это у нас пахнет? Необычный какой-то запах, ты в чай траву добавила, что ли? Я пить не буду, боюсь реакции организма. Себе в чашке заварю.

Нина спросила каким-то напряжённым голосом:

– Что, запах чувствуется? Это я травяной сбор заварила в отдельной кружке, не беспокойся.

– Сама пить будешь? Отчего? – поинтересовалась Татьяна.

– Да нет, это я для Алёшки заварила, – ответила Нина, не глядя на подругу. – Он какой-то дёрганый последнее время. Помнишь, жаловался вчера, когда чай пили, что не спит ночами? Вот я и решила ему успокоительного подсунуть.

– Ты думаешь, он твою траву от чая не отличит? Воняет ужасно. Да он, может, и не захочет успокаиваться, – возразила Татьяна.

– А я скажу ему, что всем такой заварила, а то все психованные стали, – быстро нашлась Нина. – А ему в отдельную чашку налила, чтобы остыл побыстрее, а то он вечно спешит: сел – хлебнул – сушку схрупал – побежал.

– Ну, посмотрим. А где чашка-то эта? – заинтересовалась Татьяна.

Нина неохотно принесла со своего стола чашку, полную какой-то жидкости цвета чая. Впрочем, Татьяна к запаху уже принюхалась и перестала его замечать. Они сели за стол, захрустели сушками.

Стали подходить сотрудники, присоединяться к чаепитию, никто ничего вроде не замечал. Нина чашку с травой держала при себе, сидела вся какая-то красная и напряженная.

Татьяна, помнится, тогда подумала: «Что это она так волнуется, вроде, причин никаких нет?»

Тут в комнату влетел Алексей, плюхнулся на свободное место. Нина оживилась, подвинула ему чашку и, играя своими тёмными блестящими глазами, начала болтать, явно пытаясь привлечь внимание начальника.

И тут в комнату ворвался весёленький Васька с воплем:

– Пьёте, гады? А на стенд позвонить не могли? Мы там трудимся в поте лица…

Тут трудящийся увидел наполненную чашку, схватил её и залпом выпил. Никто не среагировал, кроме Нины, она буквально подскочила на стуле и сдавленным голосом что-то пробормотала. Татьяне даже послышалось матерное ругательство, что звучало в отделе крайне редко и в исключительных ситуациях.

А дальше началось самое интересное. Васька вроде как икнул, закашлялся, плюхнулся на свободный стул, но тут же вскочил и ринулся в «зашкафье» – закуток, выгороженный в просторной комнате двумя шкафами, поставленными под прямым углом к стене и друг к другу.

Такое помещеньице существовало почти в каждом уважающем себя отделе и служило для уединения в разных случаях, чаще всего для переодевания и примерок при сделках купли-продажи.

В данный момент там как раз происходило такое действо с участием Женьки и её подружки Марьяны из соседнего отдела. Из «зашкафья» доносилось хихиканье и звуки возни. Марьяна незадолго до этого выбегала и зачем-то утащила туда стул и «общественную» коробку с иголками и нитками.

Васька, естественно, не знал, что за шкафами кто-то есть, и ворвался туда с бешеной скоростью. Тут же раздался девчоночий визги возмущённые вопли. Василий с каким-то перекошенным лицом выскочил назад в комнату, обежал по длинному кругу чайный стол с сидящими за ним сотрудниками и буквально вылетел в коридор. Через пару секунд всеобщего молчания Алексей спросил:

– Кто-нибудь понял, что это было?

Из-за шкафов раздался недовольный голос Марьяны:

– Да мы тут Женьке платье примеряем, его укоротить надо. Она на стуле стояла, только стаскивать через голову начала, а тут Васька врывается! Вы же слышали, что мы тут возимся, неужели нельзя было не лезть пятнадцать минут!

– Мы и не лезли, это Васька влетел, проглотил чай за секунду и ринулся зачем-то к вам, – ответил Алексей.

Собственно, на этом инцидент тогда и завершился. Посмеялись и забыли. Но теперь… После Васькиного нападения Татьяна поняла, что ей надо кое-что уточнить. У Нины.

Татьяну мучило жгучее желание тут же устроить Нинке допрос, но пришлось сдерживаться. Надо было подождать, пока народ уберётся на стенд, или уйдут домой те счастливчики, чья сегодня очередь прогуливать.

Ибо одновременно всем свалить никак нельзя, надо оставить дежурных для соблюдения видимости работы. А вдруг начальство зайдёт и обрадуется – вот он, повод побольше народу поувольнять.

Часа в два наконец случай представился, к этому времени все куда-то разбрелись. Ничего не подозревающая Нинка сидела за своим столом и перебирала какие-то бумажки.

Татьяна решила напасть внезапно и, подойдя к ней со спины, резко спросила:

– Нина, ты чем неделю назад Ваську напоила? И зачем? Учти, всё это очень плохо может кончиться. Сегодня такое произошло! Я молчать не буду!

Полная «фигуристая» Нина замерла и выпрямилась на стуле, руки сжались в кулаки. Она медленно повернулась к Татьяне, красная как свёкла, даже шея и грудь в глубоком вырезе платья пылали.

– Что случилось? – с усилием выдавила она.

Татьяна решила идти напролом, пока противник не оправился от шока.

– А то случилось, что Васька после того случая совсем умом тронулся! – на повышенных тонах начала она свою обвинительную речь. – Маньяк он теперь натуральный, сегодня на меня напал ни с того, ни с сего! Опасен он теперь, а ты виновата в этом, напоила мужика каким-то пойлом. Что это было, говори немедленно, а то всем расскажу про твои манипуляции! Может, ты нас всех уже чем-то опоила и мы друг друга теперь передушим или перережем! – вдохновенно нагнетала Татьяна. Иначе ведь Нинка опомнится и ни за что ни в чём не признается.

Подействовало. Сломалась красавица! Глаза забегали, руки сцепились, полилось признание в грехе:

– Это не ему предназначалось, Васька случайно чашку схватил. Это… это… приворотное зелье было.

– Что???

– Да!! Я для Алёшки заварила! А чего он на меня внимания вообще не обращает! А он мне нравится, вот! – истерично выкрикнула Нина.

Несмотря на драматизм ситуации, Татьяна расхохоталась: в этот момент Нинка выглядела точь-в-точь как Нонна Мордюкова в «Женитьбе Бальзаминова». Она вскочила со стула и стала напирать на Татьяну, тесня к шкафу. Высокая грудь бурно вздымалась, ноздри трепетали, чёрные глаза сверкали, тёмные кудрявые волосы упали на лоб. Кустодиевская красавица в гневе! Зрелище не для слабонервных.

Сейчас Татьяну второй раз за этот день припечатают затылком, а за что? Надо сдать назад.

– Ладно, ладно, успокойся! Мне дела нет до твоих шашней, надо понять, что с Васькой случилось и как это исправить.

Давай думать, без истерики. Что за зелье ты ему тогда заварила? – попыталась она остановить Нину.

Та притихла. Помолчала немного, подумала. Татьяна знала, что ход мыслей Нинки, хоть они и дружили уже не первый год, ей не угадать, ибо обе они принадлежали как бы к разным мирам в плане восприятия жизни.

Татьяна родилась и всю жизнь жила в Ленинграде, огромном шумном городе. Её детство прошло в большой коммунальной квартире на Петроградской стороне, населённой представителями всех слоёв тогдашнего советского общества. Ну, или почти всех.

В десяти больших комнатах, нанизанных на длиннейший тёмный коридор, обитали, в частности, семья инженеров – родителей Татьяны, дворник с женой-дворничихой, работница фабрики, больная туберкулёзом, продавщица ювелирного магазина, семья художников, учительница… Детей дошкольного возраста было всего двое, и их баловали все жильцы.

Маленькая Таня и сын дворничихи Вова особенно любили бывать в комнате у художницы тёти Сони, которая им всегда была рада и давала посмотреть очень красивые книжки. Иллюстрации в них были нарисованы акварельными красками и вклеены между страницами.

На этих сказочных картинках плясала на зелёной поляне среди снегов Огневушка-Поскакушка, выбивал копытом из скалы серебряные монеты Олень Серебряное Копытце, являлась Даниле-Мастеру прекрасная и опасная Хозяйка Медной горы. Никогда потом Татьяна не видела в книгах такой красоты, видимо, до переиздания этих книжек дело не доходило.

Тётя Соня была известным художником – оформителем детских книжек, и иногда водила соседских детей на встречи с писателями и другими деятелями искусства. Её муж рисовал в основном пейзажи и виды Ленинграда. Глядя на его работы, Татьяна с детства привыкла ощущать себя частью необыкновенного прекрасного города. Став старше, находила на улицах и набережных знакомые по картинам места, ставшие родными по детским воспоминаниям.

Нина же родилась и выросла в глухом провинциальном городке-полудеревне, с его вполне патриархальным бытом, колодцами, огородами и уборными во дворах. Семья была не маленькая, у Нины было два старших брата и младшая сестрёнка, и её мама не работала, занималась огородом и домом.

Естественно, дети помогали по хозяйству, и крестьянский труд был Нине хорошо знаком. Отец работал в администрации, семья считалась обеспеченной и интеллигентной, но, конечно, среда обитания сформировала характер Нины определённым образом.

Это касалось, в частности, её представления об отношениях между мужчинами и женщинами. В понимании Нины, сформированном коллективным разумом этого поселения, у каждой бабы должен быть мужик, причём не обязательно законный муж (двадцатый век внёс некоторые коррективы).

Мужика надо было заиметь любым способом, а Нина уже несколько лет как была в разводе. Поэтому признание Нины Татьяну сначала ошарашило, но потом она, зная Нинку уже не первый год, поняла, что это похоже на правду.

Надо было как-то убедить подругу всё рассказать, и Татьяна предложила:

– Ты расскажи лучше мне одной, что это было, я постараюсь, чтобы никто больше не узнал. Ты же знаешь, дальше эта информация не пойдёт, если ты сама не захочешь.

И добавила:

– Но с Васькой надо что-то делать, он просто опасен, я на себе испытала. Он говорит, что такое с ним в первый раз произошло, когда он выпил твоё снадобье. А сегодня вот второй раз накатило.

Нина тяжело вздохнула, она очень болезненно воспринимала постоянные подтрунивания по поводу своих деревенских замашек и манеры одеваться. Но выхода не было, и она начала признаваться.

– Я не знаю, что там было. Когда я прошлой осенью ездила домой, я попала на похороны нашей дальней родственницы тёти Даши. Она всю жизнь травы собирала, деревенских тайком лечила и слыла колдуньей. Знаешь, раньше эта народная медицина была вне закона, считалась уголовным преступлением. Поэтому она жила одна, в домике на отшибе, муж её давно умер, а детей не было.

– А отчего она умерла? Старенькая уже была? – спросила Татьяна.

– Да не очень-то и старая. Но мама говорила, что тётя Даша в последний год до своей смерти, когда они изредка виделись, всё время говорила: «Скорее бы Бог прибрал, устала жить, да и незачем».

– Устала от чего? Работать приходилось много?

– Знаешь, Таня, в деревне, чтобы выжить, всегда работать надо. Без перерывов и выходных, не то что здесь, в городе. Ну вот представь, хотя бы, что печку два, а то и три раза в день обязательно топить надо, и зимой, и летом. Дом согреть и еду приготовить – хоть здорова, хоть больна, вставай засветло и начинай по кругу. Когда семья есть, конечно, полегче, а если одна? Травы эти только у неё и оставались, народ всё же приходил, помогали иногда люди. Вот тётка и стала смерть звать. Устала.

Тут Татьяна вспомнила историю из своего «коммунального» детства. В их огромной квартире жила семья украинцев. Тётя Поля почти каждый день жарила на кухне на свином сале пирожки с картошкой и с квашеной капустой, необыкновенно вкусные. Пирожки жарились в неимоверных количествах, тазиками, и ими щедро угощали всех соседей.

Муж тёти Поли, весёлый и добрый дядя Петя, был крупным мужчиной с огромным животом. У него в какой-то момент открылась язва желудка, и его прооперировали, но рана на животе никак не заживала.

Татьяна помнила, как они, дети, с ужасом смотрели на живот дяди Пети с дыркой выше пупка, из которой что-то вытекало. Бедняга ходил по квартире с голым животом, потому что под повязками всё сразу начинало воспаляться. Медицина ничем помочь не могла, рана не затягивалась.

И вот совершенно отчаявшаяся тётя Поля через каких-то деревенских знакомых узнала адрес старушки-травницы, которая лечила такие незаживающие язвы. Каким-то чудом она перевезла на Украину мужа и уговорила целительницу взяться за его лечение. Дядя Петя вернулся в Ленинград через пару недель с закрытым животом, повеселевший, и тётя Поля снова начала жарить пирожки.

Но история имела продолжение, о котором много позже рассказали родители уже повзрослевшей Татьяне. Оказывается, дяде Пете необыкновенно повезло – он был последним или почти последним пациентом этой травницы.

Её арестовали и обвинили в незаконных действиях, завели уголовное дело. В центральной газете появилась огромная статья с разоблачением «лжецелительницы», вся коммунальная квартира читала эту статью.

Тётя Поля плакала и молилась за спасительницу. Когда она на коммунальной кухне начинала креститься и кланяться, родители быстро растаскивали детей по своим комнатам и закрывали двери. Маленькая Таня не понимала – почему?

Ответ на этот вопрос получила от мамы опять же только через много лет. Вера в Бога крайне не одобрялась советской властью, и квартирный уполномоченный Иван Павлович, который жил в самой дальней комнате (единственной, в которой Татьяна в детстве ни разу не была), обязан был сообщать куда следует о верующих.

Этот «квартуполномоченный», как его называли жильцы, казался детям очень страшным, хотя они сами не знали, почему. Всегда одетый в военный китель без погон и мягкие войлочные сапоги – «бурки», он очень тихо ходил по коридору и по огромной кухне, много курил, никогда не вступал ни в какие коммунальные скандалы и споры. Но все его боялись.

Вроде бы в тюрьму тогда старушку-знахарку не посадили, учли возраст и отсутствие корыстных мотивов – денег с больных она не брала. Власти ограничились показательным процессом и статьями в газетах – для устрашения граждан, не доверяющих официальной медицине.

«Так что опасаться Нинкиной тёте было чего, – подумала Татьяна. – Это теперь маги и колдуны по телевизору выступают, народ исцеляют от всего на свете, а лет двадцать назад мотали бы срок на зоне».

Нина между тем продолжала:

– После похорон пошли все родственники к тёте Даше в дом, разобраться, что с вещами делать. Вещей-то почти не было, постель да посуда щербатая. А вот всякие сушёные травы в банках на полках до самого потолка стояли, и что в этих банках – неизвестно.

Решили всё сжечь на всякий случай. Развели во дворе костёр, вещи туда отправили, а потом стали банки открывать и в костёр высыпать. Что тут началось! Пламя до неба, то красное, то зелёное, запах жуткий, все задыхаться стали, еле потушили.

Что было делать с этими банками? Придумали выкопать яму в лесу поблизости, туда всё высыпать и закопать потом. Ну и я участвовала. Одну банку открыла, там совсем мало травы было, смотрю – сверху маленькая бумажка лежит, а на ней написано: «приворот».

Я потихоньку в карман эту труху высыпала. Всю траву, которая в доме нашлась, в яму свалили, банки на всякий случай об камни перебили, а осколки тоже сверху покидали и всё землёй засыпали. Дома я выскребла траву из кармана, совсем мало оставалось. Вот её и заварила.

– Дура ты, Нинка! Ну зачем тебе Алёшка? Женат, двое детей! – укоризненно прокомментировала Татьяна.

– Может, и дура, – согласилась Нина. – Только я вижу, что он свою жену, Светку эту уродскую, терпеть уже не может. Достала она его своим контролем и постоянными скандалами. То со свекровью кухню делит в её же доме, то брата Лёшкиного из его комнаты выживает. Совсем замучила мужика семейными проблемами. Понятно, что он не разведётся сразу, ну а дальше посмотрим.

Татьяна не могла не признать, что насчёт Алексея и его жены Нина полностью права, это все видели. Первый ребёнок у Алексея родился, когда они со Светой были на втором или на третьем курсе института.

Света тоже была из провинции, как и Нина, но всё же не из деревни, а из небольшого городка где-то на Волге. Поступила в Ленинграде в технический вуз, осмотрелась, приметила Алексея как возможного кандидата в мужья и стала действовать.

Неопытный восемнадцатилетний студент-очкарик не успел оглянуться, как оказался отцом новорождённого мальчика и мужем не очень-то симпатичной и вздорной девчонки. Но деваться было некуда, и родители Алексея, стиснув зубы, взяли на себя заботы о ребёнке, чтобы дать возможность молодым родителям закончить институт.

Распределились оба в одно место – сюда, в НИИ, где и работают до сих пор в разных отделах. Вот только Алексей дорос до начальника отдела, а Светка как была просто инженером на минимальной ставке, так и осталась.

Года три назад она приняла судьбоносное решение – забеременеть ещё разок, чтобы уж точно муж никуда не делся. Эта новость подействовала на Алексея, да и на его родителей, самым отрицательным образом, но Света стояла на своём насмерть. У Алексея появился ещё один сын.

Родители полностью устранились от забот об этом ребёнке, Алексей тоже его не полюбил, и несчастный малыш никак не мог понять, почему со старшим бабушка и гуляет, и подарки дарит, а ему – ничего.

Но, так или иначе, Алексей теперь является отцом двоих сыновей и мужем женщины, которую, похоже, давно разлюбил. Света вышла на работу, дети ходят в детский сад и в ясли, а она в основном занимается слежкой за мужем и сбором сплетен об отношениях в отделе, хотя сотрудники с ней на контакт не идут.

И вот, оказывается, Нинка решила поохотиться в угодьях Светланы на её мужа.

– Ну, удачи тебе в твоей борьбе за Алёшку. Но что с Василием-то делать теперь? Я вроде бы догадываюсь, что произошло, – сказала Татьяна.

– Да ничего не могло произойти! – завопила Нина. – Я же всё продумала заранее! Алексей должен был это зелье выпить, глядя на меня, я специально чашку так поставила, чтобы он напротив оказался. А тут этот дурак Васька ворвался! И приворотного зелья больше взять неоткуда, его совсем мало было, я всё заварила!

«Ну да, для Нинки самое плохое в этой истории – что приворотного зелья не осталось, Алёшку привораживать», – подумала Татьяна.

А вслух спокойно сказала:

– Теперь я всё поняла. Васька же мне рассказал о своих ощущениях, смотри, как дело было. Он уже пьяненький был, когда к нам ввалился, на стенде они тяпнули. Дальше он залпом выпил твою бурду, да ещё горячую, в соединении с алкоголем пошла реакция организма – плохо ему стало, в глазах потемнело, затошнило.

Тут он рванул за шкафы, чтобы от нас от всех скрыться, а там как раз Женька переодевалась, платье через голову стаскивала. Стояла на стуле, Марьяна до этого подол ровняла, они его укорачивать хотели.

Васька взглядом в Женьку и упёрся, да ещё они с Марьяной в два голоса визжать начали, – продолжала Татьяна, – то есть твой «приворот» подействовал, но в какой-то извращённой форме: Васька теперь от одного вида девок, похожих на Женьку, звереет и кидается на тех, кто рядом оказался.

Татьяна сделала паузу, давая Нине время осмыслить информацию, и продолжила наступление:

– Это плохо кончится, надо беднягу «отворачивать». Твоя работа, колдунья хренова, давай «отворотное» зелье теперь! – требовательно заявила она.

– Где я его возьму? Тётя Даша умерла, травы все уничтожили, никакой другой ведьмы я не знаю, – ответила Нина.

– Да я и вообще не очень-то верю в эти привороты-отвороты, – стала рассуждать Татьяна, – но у Васьки произошёл в организме какой-то катаклизм. Он, по его словам, начал впадать в неадекватное состояние при виде девок, похожих на Женьку, какой он её тогда увидел за шкафом – ну, волосы рыжие кудрявые, ляжки голые… Вот сегодня на улице перед нами такая одна выскочила, так он затрясся весь и на меня кинулся! Чуть не задушил! – нагнетала Татьяна.

– Ага, значит, действует приворот! – возликовала Нинка.

– Тьфу на тебя! Какой же это приворот? – попыталась вернуть к реальности подругу Татьяна. – Это приступ безумия. Надо думать, что теперь с Васькой делать.

Я ему постаралась внушить, пока он не соображал ничего, что это у него типа белой горячки что-то началось. Сказала, что знаю специалиста, который может помочь, наврала, конечно, никого я не знаю. Ему так плохо было, что он вроде поверил. Надо что-то придумать, как ему сделать этот самый отворот от Женьки и от похожих на неё девок.

И тут Татьяну осенило:

– Придумала! Поставим спектакль, а ему скажем, что лечим от алкогольного психоза!

– Так где же мы отворотное зелье возьмём? У меня его нет! – возразила Нина.

– Слушай, а ты действительно в эти привороты-отвороты веришь? А мне вот кажется, что всё это внушение или самовнушение, которое просто передаётся несчастной жертве колдовства в момент действия на её организм чего-то дурманящего. Стоп… я придумала! – вскинулась Татьяна.

– Нету у меня никакого зелья, дурманов тоже никаких не знаю, – забубнила Нинка.

– Без этого обойдёмся, – махнула рукой Татьяна. Только придётся Женьку подключить, без неё не получится. Ей скажем, что проводим коллективный сеанс лечения Васьки от алкоголизма, а траву купим в аптеке любую, главное – вонючую и противную. Пустырник можно, багульник болотный клопами воняет, я точно знаю, бронхит лечила… – задумалась Татьяна.

– Я ещё знаю очень противную, девясил называется, – обрадовалась Нина. Просто тошниловка. А если туда ещё пустырничка, валерьянки и мяты добавить – ужас какая гадость будет! И толокнянки для горечи! Да заставить Ваську этот компот горячим выпить, всё отшибёт у дурака! А Женьку-то как пристегнём?

– Сейчас её позовём со стенда, – оживилась Татьяна, – на меня вдохновение нашло, пока не забыла – роли распределим. Звони на стенд! Только пусть одна приходит! – скомандовала он Нине.

Когда Женя пришла на зов, заговорщицы встретили её с самыми серьёзными физиономиями.

– Что случилось? – перепугалась Женька.

– Ты готова помочь попавшему в беду человеку, сотруднику? – строго спросила Татьяна.

– Деньгами – не могу, совсем пусто, у вас проблемы? Ну, если прямо ужас как надо, то можно перехватить, кое-какие места остались ещё в резерве. Но отдать быстро надо будет, – протянула Женя.

– Деньги не нужны, нужно твоё участие в сеансе оздоровления сотрудника, – важно произнесла Татьяна. – Ты готова?

– Может, и готова, но не вслепую. Говорите, кто он и от чего лечить будем! Кашпировского с Чумаком насмотрелись, что ли? Так это всё бред! – затараторила Женька.

– По телевизору и в общем зале, конечно, бред, – согласилась Татьяна, – но у Нины в деревне есть знакомая знахарка (при этих словах Нинка открыла было рот, хотела протестовать, но Татьяна незаметно наступила ей на ногу), она там мужиков от пьянства хорошо лечит отварами трав, надолго отворачивает.

Вот и Нине эта женщина травяной сбор дала, ведь у неё бывший муженёк крепко выпивал. Ты к нам недавно в отдел пришла, поэтому не знаешь. Но они всё равно разошлись, не из-за выпивки – из-за свекрови в основном, а травка-то у Нинки осталась, – пустилась в объяснения Татьяна, на ходу придумывая, что дальше врать, и посмотрела на Нину в ожидании хоть какой-нибудь поддержки.

Та слушала, открыв рот – интересно же, о её жизни такое рассказывают.

– Да, Нина? – Татьяна толкнула локтем подругу.

– Да, да, трава у меня того… осталась ещё, – отмерла Нина.

– Траву надо заварить, – продолжала вдохновенно вещать Татьяна, – заставить пациента выпить, при этом три женщины должны напротив него стоять и пристально смотреть, как он пьёт, и тихонько приговаривать: «отвороти, трава», а как допьёт – надо его напугать: завизжать как можно громче и юбки задрать.

– Юбки-то зачем? Да и нет у меня широкой юбки, чтобы ей трясти… А мужчины могут вместо женщин быть? А кого это мы лечить-то будем? – растерялась Женя.

«Заглотила информацию, ура!» – подумала Татьяна и быстро стала излагать только что придуманный ею план операции:

– Лечить будем Ваську. Как ты знаешь, у нас один реальный кандидат в алкаши. Жалко его, надо попробовать помочь парню, да и трава со временем может силу потерять, надо её использовать.

Мужчины в данном случае никак не подойдут, потому что Васька бабник, он на женщин хорошо реагирует. Юбку я тебе принесу завтра, это не проблема. Порепетируем, когда никого не будет, травку заварим, Ваську на сеанс позовём, быстренько вылечим… – Татьяна старалась говорить уверенно и серьёзно, пока Женька мозги не включила и не послала их с Ниной куда подальше.

Но Женя вроде прониклась благородной идеей исцеления ближнего и кивнула:

– Ладно, я пошла на стенд, во сколько завтра?

– Давайте часа в четыре, после файф-о-клока, все разойдутся, а мы подготовимся. Да, с утра надо Ваське сказать, чтобы на чай не приходил, позвоним и позовём, – сказала Татьяна вслед уходящей Жене.

– Слушай, Нина, траву тогда завтра ты принеси, – приступила к практическому осуществлению плана операции Татьяна. – Купи в аптеке, если чего-нибудь у тебя нет. Багульник я принесу, у меня он точно есть. Правда, старый уже, года два назад бронхит лечила. Но воняет знатно, через три пакета прошибает. А девясил-то этот у тебя есть? – озабоченно спросила она.

– Да есть у меня всё это, желудок и нервы лечу постоянно, – ответила Нина. – Юбку для Женьки не забудь принести, у меня своя будет.

На следующий день всё сложилось удачно.

После общего чаепития, на которое не позвали Василия (он на стенде получил в своё распоряжение персоналку и увлечённо барабанил по клавишам), троица приступила к подготовке сеанса излечения. Нина заварила траву, процедила и укутала кружку полотенцами, чтобы не воняло раньше времени.

Примерили юбки, потрясли подолами, повизжали тихонько по команде Татьяны. Она же позвонила на стенд, вызвала Ваську для важного разговора – напомнила о своём обещании поговорить со специалистом, тот вроде как согласился помочь.

К приходу Васьки подготовились: встали втроём за чайным столом лицом к двери с каменными физиономиями, Женьку разместили в центре. Перед ней поставили открытый стакан с «отворотным зельем».

Тут же по комнате распространилась жуткая вонь, пришлось прикрыть стакан полотенцем. Девицы до прихода пациента вынуждены были дышать ртом, чтобы не стошнило.

Васька вошёл и сразу впал в ступор – не ожидал такого зрелища. Татьяна твёрдым строгим голосом скомандовала:

– Закрой дверь и подойди к столу. Ты сейчас выпьешь этот состав, который мне дал специалист по лечению алкогольных расстройств психики. Мы втроём будем тебе внушать определённый настрой, которому он меня научил. Сосредоточься, смотри прямо перед собой и пей.

Васька дёрнулся, но команду выполнил: дверь закрыл, сделал пару шагов вперёд и тупо уставился на живописную группу сотрудниц, которые изо всех сил пытались сохранить серьёзность. Да ещё вонища мешала дышать.

Пауза грозила разрядиться хохотом и полным провалом операции. Татьяна резко сдёрнула со стакана с зельем полотенце и приказала:

– Пей! Залпом!!!