Лариса Соболева
Арабские звезды сияют ярче

– Принято, – согласился Феликс. – Тогда остановимся на Ижевской. Я не понял, кто из этих двух в сфере ее основного интереса – Маслов или Гришак?

– Мы этого пока не знаем, – сказал Павел.

– Я кое-что поясню, – вступил в диалог Женя. – Богдана говорила Будаеву, что не знакома с ним? Не соврала. Иначе он бы давно заметил ее, потому что она, грубо говоря, нагло висит у него на хвосте. Но, кажется, познакомилась с банкиром недавно в магазине сумок, я видел, как они выбирали сумки, возможно, помогали друг другу… по ее инициативе, заметьте. К сожалению, я их наблюдал, как в аквариуме, – через прозрачные стены и не слышал ни одного слова. После магазина они расстались. Павел Игоревич, а почему вы не говорите Феликсу, что Богдана была хорошо знакома с Гришак?

– Я опоздал, это сделал ты, – улыбнулся Павел, понимая, как не терпится парню применить свои силы. – Но уточню: похоже, она проговорилась Будаеву. Сначала наотрез отказалась давать показания, а когда он спросил, что за человек была Анна Гришак, ответила: дрянь. Маслов того же мнения об убитой – дрянь.

– Хэ! – издал неопределенный звук Сорин. – При этом оба хотят, чтобы убийцу Гришак нашли. Ну, укокошили дрянь и – досвидос, чего это их так волнует бедная Гришак после смерти? Где логика?

– Ну, логика со стороны Маслова есть – чтобы не заподозрили его и жену, – объяснил Павел. – Все-таки мира между семейством Маслова и Нюткой не было, а Богдана… на ее счет версий нет. Надеюсь, что пока нет.

Между тем Феликс, выслушав новую информацию, снова задумался, уставившись в монитор ноутбука и нажимая на клавишу, чтобы поменять снимок Ижевской. Вот она у машины любуется водным простором реки – действительно, Сорин снял ее удачно, к тому же прав: на фото она запечатлена в миг наслаждения. А вот она сидит в парке на скамейке и сморит в сторону на птичек, заполнивших кусок асфальта, а вот на набережной, в картинной галерее… И везде одна, не странно ли?

– Еще раз, – начал он складывать ребус. – Ижевская не знакома с Масловым, но висит у него на хвосте… Интересно, откуда она знает о его существовании?

– От Аньки Гришак? – подкинул идею Женя.

– Возможно, – принял Павел.

– Следом за ним пришла к Будаеву… – продолжил Феликс, – заказала расследование… отозвалась об убитой… Вы понимаете хоть что-нибудь в этой истории?

– Нет, – честно признался Павел.

– А чего ты улыбаешься?

– Плакать не умею, – веселился без причины Терехов. – Да, вот еще: жена банкира утаила, что они гоняли Нютку… э… так называют Масловы убитую – Нюта, Нютка. Арсений Андреевич выставлял ее из дома…

– Да чего там, вышвыривал! – внес уточнение Сорин. – Соседи показали: вытаскивал из дома, держа за шиворот, она болталась, как тряпка на ветру, и толкал за ограду. Гришак падала не раз. И орала, сопротивлялась, угрожала. Кстати, они очень удивлены, что благородная чета зналась с босячкой Анькой и пускала ее в дом.

– Занятно… – выпятил нижнюю губу Феликс. – Но знаешь, Паша, я понимаю Масловых. Очутившись перед тобой на этом страшном стуле, на котором я сейчас сижу, о скандалах не захочешь вспоминать, чтобы в подозреваемые не вляпаться. Это все?

– Нет, – ответил Терехов. – Осталась тетя Анны Гришак по имени Мила Сергеевна. В ее организме найдено отравляющее вещество растительного происхождения, само собой, никакого гипертонического криза не было, только отравление. Возможно, она сама выпила смертельную дозу, перепутав микстуры, но в подобных случаях не исключается убийство. Я склонен ко второму варианту, потому что упаковки от отравляющего вещества не нашли, а они должны быть – пузырек с раствором или пакетик, где хранился порошок. Отсюда думаю, кто-то заметал следы, убирая тетку с племянницей, а вот что они обе знали… В то же время никто из соседей не видел, чтобы к Миле Сергеевне кто-нибудь приезжал. На этом все.

– Ладно, выхожу из отпуска, – принял решение Феликс.

Этого и добивался Павел, он знал, что нестандартная ситуация обязательно привлечет оперативника, а ведь прошлый раз их группу (в самом начале, но за глаза) несправедливо называли бесперспективной. Еще чего! Итак, обговорили дальнейшие действия, распределили обязанности, тут-то и вспомнил Феликс, зачем пришел:

– Черт! Чуть не забыл. Короче, завтра суббота? Мы с Настей приглашаем вас к нам завтра вечером. Сорняк, тебя приглашение тоже касается.

– Я польщен, – бросил тот, копаясь в своей сумке. Видимо, купил недавно, не может налюбоваться, вот и сует туда нос через каждые пять минут.

– По какому случаю банкет? – поинтересовался Павел.

– Без случая. А просто на ужин нельзя пригласить, да? И позвони Тамаре, может, она согласится. Настя звонила ей – не берет трубку.

– Тамара привыкает управляться с работой и с дочерью, телефон у нее вечно где-нибудь валяется позабыт-позаброшен. Хорошо, позвоню ей.

– Завтра буду с утра. Эх, Настя расстроится, что я… Ладно, пока.

Кстати, завтра суббота, но их работа не любит ждать, поэтому следует забыть о выходных надолго.

Богдана остановила автомобиль на улице,

которая перпендикуляром упирается в одну из крупных автомобильных артерий города. Здесь даже ночью движение не затихает, но сейчас день и время обеда, а ресторан находится за углом – пройти всего-то нужно метров пятьдесят от угла. Богдана не тропилась, идя по шумной улице, каждый миг она проживала со смаком, если можно так выразиться, упиваясь всем, что видели ее глаза. А сейчас весна… Ну, что тут скажешь?

Это время внутреннего восторга, ощущение красоты и гармонии, время надежд, зачастую глупых и неосуществимых. Надежд, когда осторожно заглядываешь вперед и веришь, что будет так, как на картинке, мелькнувшей на долю секунды в сознании. Но и этого довольно, чтобы счастье вскружило голову. Только нельзя пугать будущий успех, а значит, нужно срочно переключиться на… ветку с зелеными листочками, на пролетающую птичку, поток автомашин, да на все, что окружает.

Если не считать четырех человек, сидящих в разных углах зала, ресторан малопосещаем. Однако эта, грубо говоря, забегаловка предназначена для тех, кто считает себя пупом земли и жить не может без понтов. Обед здесь стоит столько, что можно подумать, будто на твоей тарелке шедевр искусства шестнадцатого века, но никак не банальный кусок говяжьего мяса. Богдана выбрала столик в середине зала, чтобы ее было хорошо видно всем – официантам, входящим, сидящим. Не успела она прочесть меню, как к ней подошел… Маслов. Он сидел в этом же зале и не заметить ее не мог.

– Здравствуйте, – сказал, улыбаясь, как старой знакомой.

Богдана подняла глаза на Маслова и… никаких эмоций не промелькнуло ни в ее лице, ни во взгляде, она только через небольшую паузу с сомнением кивнула, здороваясь в ответ. Не узнала. Арсения несколько задело – как это его, яркую индивидуальность, не узнали? Он взялся за спинку стула и спросил у Богданы:

– Вы разрешите?

– Да… конечно… – снова с сомнением вымолвила она, явно смущаясь и не понимая, чего он хочет от нее.

– Вижу, не узнаете меня, – сказал Арсений с толикой разочарования. – Вы помогли мне выбрать сумку для матери, а я вам помог выбрать…

– Портмоне, – вспомнила Богдана, но без вспышки наигранной радости, просто вспомнила. – Пожалуйста, простите. У меня плохая память на лица и зрение не очень. А очки я не люблю, ношу только от солнца.

Избалованный зашкаливающим вниманием жены, Арсений не ожидал, что является плохо запоминающимся, внешность-то у него не замухрышки, одежда не с рынка, он респектабельно выглядит. Как это – не запомнить его? Может, у нее самооценка выше облаков – она ведь красивая, пожалуй, слишком красивая, чтобы замечать кого бы то ни было рядом. А если хитрит и таким образом ловит состоятельного мужика? В таком случае что-то должно выделяться в ней хищное, к примеру, азарт охотника, нечто в зрачках вспыхивать и прятаться. Однако в ее глазах сине-сиреневого цвета Маслов не заметил ни йоты заинтересованности к его замечательной персоне, что немножко обидно. С другой стороны, она привлекала его как раз тем, что не кривлялась, не рисовалась, заманивая в сети, и пребывала… в какой-то комфортной естественности, что всегда выделяет таких людей из толпы, а тут пустой ресторан.

– Ваш подарок понравился учителю? – спросил он.

Надо же как-то развить диалог, познакомиться, раз их обоих преследует госпожа Случайность, устанавливающая свои правила, которым лучше не сопротивляться.

– Да, очень, – впервые улыбнулась она, обрадовавшись. Видимо, учитель музыки вызывал самые приятные воспоминания. – А вашей маме сумка?

– Она сказала, что это самый удачный мой подарок.

– Я рада, – дежурно произнесла Богдана и взяла меню.

Фактически поставила точку, дескать, я вообще-то пришла поесть. Арсений не ловелас, отнюдь, сам от себя не ожидал, что будет настойчиво клеиться к совершенно незнакомой женщине, забыв про жену и детей. Ну, вот вспомнил и что? А захотелось ему ретироваться? Захотелось, да! От неловкости, от того, что он просто неинтересен, как ему показалось, но под каким предлогом теперь это сделать? Ах, да, якобы вспомнить: ему срочно надо бежать на важную встречу, а он забыл… удрать и остаться голодным. Вообще-то, предлог банальный, будто у Арсения мозгов не хватает придумать что-нибудь более оригинальное и убедительное, скорей всего, по этой причине (тоже банальный ход) он отказался от него и снова задал вопрос:

– Вы впервые здесь?

– Да… А как вы догадались?

– Потому что я практически каждый день обедаю в этом ресторане, но вас никогда не встречал.

Одновременно мелькнула предательская мысль, заставившая опустить глаза под взглядом… не знал, как зовут собеседницу: «Что я несу! Зачем ей знать, где я обедаю? Я как дурак трещу».

– Вы угадали, я впервые здесь, – сказала она, тонко почувствовав, что пауза с ее стороны уже лишняя. – Недалеко отсюда сломалась моя машина, мне помогли вызвать эвакуатор, когда ее погрузили, я зашла в первый попавшийся ресторан.

– В таком случае… Кстати, как вас зовут?

– Богдана.

– М, какое интересное имя, – протянул он то ли с восторгом, то ли с разочарованием, насмешив Богдану, хотя она даже не улыбнулась, а сказала:

– Богом данная – перевод с русского на русский. Теперь ваша очередь представиться, господин… э….

– Маслов. Арсений. Но ради бога, не называйте меня господином, звучит как-то… (Подходящих слов не нашел и ладно.) Между прочим, здесь достойная кухня, у меня есть несколько любимых блюд… Вы разрешите вас угостить?

– Что вы, – без возмущения в интонации произнесла Богдана. – Это нехорошо, мы даже незнакомы…

– Уже знакомы. Я настаиваю в качестве благодарности. Моей матери сложно угодить, мне не удавалось и вдруг – бац! Мой подарок понравился, она впервые меня не пилила за дурновкусье. Не боитесь попробовать необычное блюдо?

– Я ничего не боюсь, – заверила она.

– Тогда оленина. Подается эффектно, в авангардном стиле.

Диалог покатился органично, легко, будто они знакомы с давнишних времен. Арсений выяснил, правда, без подробностей, что она долгое время жила за границей, там же развелась с мужем, вернулась в Россию семь месяцев назад, нигде не работает, друзей не завела – ей нравится одиночество, уединение. Не успели познакомиться, а она выдала намек, протянув вторым планом через свою биографию: мне никто не нужен, ты в том числе. Быть заранее отвергнутым… ну, очень неприятная штука. Впрочем, об адюльтере Арсений даже не помышлял, а все равно неприятно. Помимо эффектного блюда, он предложил Богдане попробовать суп из раков, но Богдана отказалась – оленины ей предостаточно, тогда он дополнил ее обед десертом и напитком из ягод. Оленина девушку не впечатлила, больше половины осталось на тарелке, которую она отодвинула, Арсений признал свою кулинарную ошибку:

– Согласен, надо привыкнуть. А паста с белыми трюфелями подойдет?

– Не люблю. Они пахнут, как подвал, набитый потными и грязными телами.

– Странные у вас ассоциации… Ну, не знаю, чем вас накормить.

Она сказала, что сыта, выпила напиток и стала прощаться, Маслов подскочил тоже, не доев свой авангардный обед, у него в запасе было еще одно предложение:

– Нет-нет, я вас отвезу, куда скажете, раз вы остались без колес.

– Мне, честное слово, неловко, к тому же у вас работа…

– Я могу задержаться, – сказал Арсений с намеком, мол, он важная птица.

– Вижу, вы упрямы, поэтому! – подняла она указательный палец. – Доедайте свой обед, потом отвезете, а я подожду.

Тон приказной, в этом есть некий шарм, пришлось подчиниться. Отвез он Богдану в престижный район с дорогими квартирами, она открыла дверцу и опустила одну ногу на асфальт, но Маслов задержал ее, взяв за руку:

– Подождите! А номер телефона?

– А надо?

М-да, к огорчению Арсения не горела Богдана продолжить знакомство, а его просто занесло-понесло, как несет сдуревшую лошадь:

– Как я понял, вы нездешняя… А вдруг вам понадобится помощь? Все-таки я единственный ваш знакомый в нашем городе и, поверьте, могу быть полезным.

Видимо, проанализировав в уме за короткую паузу выгоды знакомства с Масловым, который навязывался сам в друзья, она согласилась и продиктовала номер, потом попросила позвонить ей. Трубка подала сигнал в сумке, Богдана не достала ее, а констатировала:

– Ну, вот, ваш номер у меня тоже есть. Спасибо за желание помочь.

И отправилась восвояси, не пригласив на чашку чая, Маслов сорвал машину с места и, вдруг освободившись от чар Богданы, принялся отчитывать себя вслух:

– Черт, а ведь если б она позвала на чай, я бы пошел! Да, пошел, пошел бы! Ну, идиот… Ой, какой же я… У меня крышу сорвало? Вот зачем мне все это надо? Приключений не хватает на пятую точку? Она же цены себе не сложит, а достоинство у нее только одно – красота… холодная, как она сама. Ну, еще умна… кажется. Ладно, пофлиртовал часик и – в кабинет работать. Все. Да, а номер я удалю.

Между тем Богдана, дойдя до своего подъезда, не вошла в него, усевшись на детские качели, достала смартфон и вызвала такси – надо было вернуться к машине, не оставлять же ее на произвол судьбы. А уже дома, переодевшись в халат, поставив на плиту турку с кофе, она отрезала ломоть хлеба, намазала толстым слоем сливочного масла, уложила кружки вареной колбасы, купленной в соседнем супермаркете, и врезалась в бутерброд зубами.

– М-м-м… как вкусно! Ха, оленина, авангардный стиль подачи, белые трю-фе-ли… Ах-ах-ах! – передразнила Маслова набитым ртом. – Одни понты. Ничего, я приведу тебя в норму. – И рассмеялась, как смеются счастливые люди. – А ты попался, Арсенюшка. Не думала, что будет так легко, впрочем, в себе я не сомневалась… да и в тебе тоже. Ой, мой кофе!.. Опять прозевала…

От черты города ехали минут сорок

Дорога не столь уж и длинная, однако погода пасмурная, поэтому клонило в сон, расшевелить себя – это легко, если заниматься делом прямо в салоне авто. Сорин комфортно устроился на заднем сиденье и, казалось, дремал, Феликс, соединив брови, о чем-то усиленно думал, глядя на дорогу в лобовое стекло. Павел вел машину, иногда поглядывая на него, догадался, о чем он думает:

– Настя расстроена, что ты вышел на работу? Вы поругались? Может, нам не стоит сегодня приходить к вам? Говори, не стесняйся, мы поймем.

– Поругались? – очнулся от дум Феликс и заворчал, как старик: – Мы? Не смеши. Нет, конечно, моя Настя умеет закатить скандал, но это было до женитьбы, сейчас моя жена… не скажу, а то обзавидуешься.

Терехов рассмеялся, потому что представил Настеньку в роли скандалистки из комиксов – лохматой, в фартуке, с орудием в виде половника. Вообще-то, она способна устроить тарарам, но… не устроит, нет. Да и не скандалы то были, а защита себя, чести, достоинства, жизни – хоть слова и высокопарны, отдают арсеналом старьевщика, но более точных не придумано.

– Что же тебя так удручает с утра? – спросил Павел уже серьезно.

– Я просто думаю, – буркнул Феликс, снова уставившись в лобовое стекло. – Про этих двух… Гришак. Вы как-то скудно рассказали, я ничего не понял.

– Ты прав, но ведь я лишь коротко обрисовал положение, нельзя же нагружать человека после отпуска. Давай, выкладывай, что ты не понял, время есть понять.

Собственно, Феликс больше беспокоился о самом процессе, он оказался не таким простым, повлек за собой необычных фигурантов, что загрязняет расследование. Вопрос стоит жестко: либо они докажут, что первое совместное дело не было случайностью, как намекают некоторые «друзья-коллеги», либо провалятся с треском и утвердятся в статусе бесперспективных козлов отпущения. Вот что по-настоящему волновало его, но об этом как-то непринято говорить, да и неловко признаваться, что он меркантильный. Статус лихих ребят следует отстоять, оттого Феликс и ворочался полночи, жалея, что не расспросил о подробностях сразу – это помогает выстроить генеральную линию. В то же время мешал Насте спать, в результате она отправилась на кухню, подогрела молоко с медом и заставила выпить, мол, это хорошее снотворное, потом бухнулась рядом и уснула, а он – нет.

– Значит, – начал Феликс, – тетю Нютки обнаружили на полу в ее доме соседи и решили, что умерла она от гипертонии, но вызвали из центра следователя… Что, прямо на труп вызвали? А главное, зачем, если понятна была причина смерти?

Не Павел ответил на этот раз, он просто не успел, его опередил Женя с заднего сиденья, промямлив:

– Кончай придуриваться. Конечно, сначала приехала сюда скорая и зафиксировала смерть, по-другому у нас в стране не бывает…

– Молчи молча, – спокойно осадил его Феликс, не оборачиваясь. – Я хочу знать, каким образом следствие заинтересовалось деревенской старухой, на основании чего ее перевезли в город и делали вскрытие, а не оставили дома, чтобы тетушку Нютки похоронили на деревенском кладбище со всеми почестями и поминками. Нет, правда, как узнали в следствии, что умерла тетка убитой алкашки Гришак? Пошагово хочу знать!

– Так слушай, как было, – прервал его Павел. – Ты ушел в отпуск, а вскоре стал известен номер паспорта и имя убитой, прописка. Мы с Жекой поехали в деревню, а тетя Нютки умерла. Теперь самое интересное. Соседи, как только обнаружили труп, позвали участкового – парень чуть постарше Женьки, но молодец, такого надо двигать дальше, чтобы он у нас работал. Вениамин сразу увидел, что дело темноватое.

– Увидел? Как? – покосился на него Феликс.

Притормозив на обочине, Павел достал смартфон и, найдя нужные фотографии, отдал Феликсу:

– Держи, Вениамин предусмотрительно сделал много снимков, я буду говорить, на что тебе нужно обратить внимание, а ты ищи кадры с моими описаниями. Итак. Соседи показали: входная дверь была открыта, а на ночь все запираются, Мила Сергеевна тоже. Дальше. Участковый входит и видит: хозяйка лежит на полу, на спине, одета в ночную рубашку, левая рука сжимает на груди ночнушку, вторая застыла… как бы…

– Пальцы растопырены и согнуты… – нашел Феликс фото руки на полу. – Как будто пол царапали, да?

– Похоже. Во всяком случае, перед смертью у нее начались конвульсии, мышцы и после смерти частично не расслабились. Обрати внимание: под ней в районе плеч старый пуховый платок. Нашел?.. Участковый заметил нехарактерные признаки для естественной смерти, а это: обильное слюноотделение, синюшность, отечность…

– Удушье? – догадался Феликс.

– Да, но она не была задушена. Наш участковый заподозрил неладное и сделал правильный ход: он вызывал полицию, те приехали с опергруппой и медиками. Тетку забрали на вскрытие. Когда мы, выяснив регистрацию Нютки, приехали в деревню, нам пришлось сразу уехать и выяснять, почему никто из морга не сообщил, что близкие родственницы Анна и Мила Гришак находятся там. Обе!

– Зуб даю, Конопля накосячила, – заявил Феликс, хлопнув себя по колену.

На заднем сиденье выпрямился Сорин, подался корпусом вперед и, заглянув в лицо Терехову, бездарно изображая потрясение, ехидно вымолвил:

– Павел Игоревич, он же ясновидящий! Или у него такая мощная неприязнь, что Феликс биополем чует Коноплеву, мысли читает на расстоянии. Угадал ведь, что она зажала инфу про двух Гришак.

– Сорняк, не остри, – лениво бросил через плечо Феликс, – у тебя плохо получается. Ясновидение не причем, потому что только Марихуана способна вредить Пашке. И мне. Я неоднократно признавался Марихуане в моей пламенной нелюбви к ней.

– А она про тебя говорит, что ты – гадостный опер.

– Правда? – обрадовался тот. – Ну, это комплимент, я польщен.

– Ребята вечером перепалки, – бросил им Павел, трогая авто с места. – Теперь вывод, но только из общей картины, которую обрисовал участковый. Мила Сергеевна до поздней ночи смотрела телевизор, лежа в постели. На основания чего мы так решили? Это: и ночная рубашка, и пульт от телика находился на кровати. В этот момент в дверь кто-то постучался. Набросив на плечи платок, она пошла открывать и впустила гостя. Как долго он находился в доме, никто не знает, но Мила Сергеевна умерла от отравления, которое ускорила острая аллергическая реакция.

– Анафилактический шок, ясно. И никто гостя не видел? – спросил Феликс.

– Скажу больше, присутствия гостя, его следов и отпечатков тоже не найдено, хотя дом обследовали весь, включая подсобные помещения. Вениамин принимал в обыске активное участие. Не обнаружено ни пузырьков с ядом, ни пакетиков, ни остатков в чашках, вообще ничего.

– Ты уверен, что отравил ее гость?

– Все указывает, что гость был, ушел он, не закрыв дверь – ключа не нашел, но изнутри на ночь Мила Сергеевна дополнительно закрывалась еще на две задвижки. А ключ, кстати, лежал на виду. Тетя Нютки страдала забывчивостью, сосед посоветовал ей поставить на видном месте коробку или банку и класть ключ туда, при этом говорить заклинание: ключ на месте. Видное место мы покажем. Перепутать пузырьки она не могла, иначе пузырек с ядом нашли бы, значит, его унес гость. Да, я уверен, что убил Милу Сергеевну гость.

– А зачем яды в доме держат? – поинтересовался Сорин.

– От крыс и мышей, – ответил Павел, – иногда подбрасывают еду с отравой для хорьков и лис, которые повадились кур воровать.

– Так отравлена она крысиным ядом? – спросил Феликс.

– Нет. Яд растительного происхождения, смешанный, он и так убойный, но на один из компонентов возникла дополнительно аллергическая реакция, ему пришлось только несколько минут подождать, когда тетя Нютки скончается в муках, убрать за собой и уйти.

Терехов свернул на бездорожье, проехал минут пять вдоль лесополосы и въехал в деревню, еще пять-шесть минут колесил по коротким улочкам с одноэтажными домиками. Затормозил Павел у невысокой ограды, сколоченной из досок, за ней возвышалось старенькое владение Гришак, и заглушил мотор, стало быть, добрались. Кинув взгляд на наручные часы, Феликс заметил:

– Итого пятьдесят пять минут, минус пятнадцать минут остановка, итого сорок. На автобусе больше, ну, пусть час с хвостиком. И что, убиенно-утопленная не могла навещать родную тетю? Это же рядом с городом.

– Вероятно, Нютка относилась к тем людям, которым родственники интересны только после смерти.

– Наследство? – скептически ухмыльнулся Феликс, отстегивая ремень безопасности. – Вон ту избушку ты называешь желанным наследством?

– Все что-нибудь да стоит, – возразил Павел. – Ну, идемте, коллеги? Сначала встретимся с Вениамином, после навестим деда справа, потом бабулю слева. Хочу, чтобы ты, Феликс, послушал их, мы с Женей опрос проводили, однако не исключаю, что тебе удастся уловить то, что нами упущено.

Все трое одновременно вышли из машины, Феликс осмотрелся – деревня как деревня, маленькая, ничего примечательного. Кроме свежего воздуха, пахнущего лесом, который протянулся вдоль горизонта длинной сине-зеленой полосой за незасеянным полем. И весны. Весны, игравшей ветками над головами, проникавшей под кожу солнечными лучами, кружившей голову невероятными запахами свежей травы. Словно подчеркивая непринужденность момента, раздался частый стук дятла, ему вторил дятел с соседнего дерева. Эх, хорошо! Но работать надо, сию неновую мысль подсказала фигура в полицейской форме, стремительно приближающаяся к гостям из города.

– Это Вениамин, я звонил ему, – сообщил Павел и сделал несколько шагов навстречу коренастому парню.

Для деревенского участкового он слишком молод, сложно представить, что Вениамин разбирает местные разборки, в которых участвуют люди много старше. С другой стороны – а где взять другого? Невысокий, туго набитый, словно качественный пуховик, круглолицый и с коричневыми глазами – обманчиво наивными, Вениамин с первого взгляда произвел хорошее впечатление. Он основательный, серьезный, крепко стоящий на ногах, среди городского молодняка, зависающего в соцсетях, подобных редко встретишь. Поздоровались, познакомились и отправились в дом Гришак.

От калитки присыпанная песком дорожка протяженностью метров пятнадцать вела вглубь участка к крыльцу под козырьком. По обеим сторонам пустые участки, разграниченные простыми кирпичами, видимо, это огород, но сейчас он густо зарос ковром из зеленой травы и мелких желтых цветочков. Дверь опечатана, Вениамин сорвал бумажную полоску с печатью, вставил ключ и повернул его в замке два раза. Распахнув дверь, жестом предложил гостям войти в дом, сам шел за ними. Пройдя прихожую (в простонародье сени) и войдя, судя по размерам дома, в самую большую комнату, участковый вдруг грозно воскликнул:

– Стойте! Ни шагу дальше!

Тут же у Феликса едва не сорвалась с языка ехидная мысль, мол, ну и шума от тебя – мину обнаружил, что ли? Но сжал губы, а то пацан обидится. Между тем Вениамин настороженно осматривал комнату, сделав пару шагов вперед и оставив гостей за спиной, наверное, он видел нечто особенное, чего не понимали и не видели городские следаки. Время в этом доме не перешагнуло двадцатый век, непритязательный интерьер исполнял лишь функцию необходимости: шкаф для одежды, диван для отдыха, сервант для праздничной посуды, посередине круглый стол и стулья. Знак сегодняшнего дня – плоский телевизор на специальной подставке, это самая дорогая вещь и явно самая любимая.

– Что не так, Вениамин? – подал голос Терехов.

– Здесь кто-то был, – произнес тот уверенно.

– Кто? – задал глупый вопрос Сорин. – Дверь опечатана была…

– То-то и оно, – идя медленно к круглому столу, сказал Вениамин, затем, остановившись у одного из стульев, пояснил, на чем основаны его подозрения. – Этот стул отодвинут. Не просто отодвинут, на нем сидели, он стоит так, чтобы на нем было удобно сидеть. А я лично после обыска поставил стулья вплотную к столу, как ставила Мила Сергеевна, я закрывал входную дверь.

– А стула достаточно, чтобы делать выводы… – начал было Сорин, его перебил Терехов, идя к столу:

– Более чем достаточно. Да, верно, стул отодвинут. Феликс, вызывай криминалиста, вдруг тут пальчики остались. А Женя идет проверять окна, другим способом войти в дом мне не представляется возможным.

– А я проверю остальные комнаты… – сказал Вениамин.

Бегло осмотрев две смежных комнатки, но ничего, что могло подтвердить его предположения, он не обнаружил, зато, попав в кухню, позвал:

– Павел Игоревич! Идите сюда!

Когда тот появился, а за ним и Феликс, Вениамин, не дожидаясь их, с трудом сдвигал кухонный стол – небольшой, полностью закрытый, потому неудобный для захвата. Троица застыла на пороге в недоумении, после небольшой паузы Феликс все же поинтересовался:

– Ты зачем его… а?

– Этот стол стоит на крышке подвала, – ответил участковый, – а стоял у окна. Раз его передвинули, значит, для чего-то это сделали. Посмотрим – для чего.

Вдвоем с Феликсом они легко переставили стол на место, крышку подняли, спустился в подвал Вениамин по крутой, но крепкой лестнице, оттуда крикнул:

– Здесь человек… мужчина… кажется, труп.