Лариса Бутырина
Априори Life
* * *
После трех выяснилось, что «неуд» и профилактический нагоняй схлопотала сегодня я, причем по полной программе. Основная ошибка моя заключалась в том, что я наивно полагала, что по ту сторону мне ответит мой вчерашний новый знакомый, а получилось общаться с хорошо известным уже человеком под рабочим именем Эксперт. Мне ясно и доходчиво дали понять, что «дружить» со мной никто не собирается, по крайней мере, не по этому номеру. Поэтому расслабляться не стоит.
Дата пересдачи была назначена на полночь следующего дня.
– Дело не в том, что вы, простите за выражение, просрали день приглашений, а как следствие, качественную работу на выходных. Вы показали свое истинное отношение ко мне и к бизнесу, – я назначила внеплановую встречу своей структуры, прихватив за компанию ведущего ответственного филиала Ивсеева, который чуть ли не один в один продемонстрировал своим примером реализацию минимального примера таблицы и с которым мы в последнее время негласно работали в паре, к слову, эксперты у нас были разные. – И бог с ним, ко мне – меня любить не надо. Это моя прямая обязанность – вывести вас со ступени кандидата на самостоятельный уровень. Только вывести – это никак не значит сделать все за вас. Не надо путать хорошее отношение со слабостью и на этом фоне пытаться сесть на шею. Панкин, к тебе претензий нет, – поправилась я, уловив недоуменное покашливание с другого конца стола. – Ты у меня здесь в качестве исключения и примера человека, которому «надо». Которому без разницы, отвечает мой телефон или вне зоны действия, он идет и делает, не обкладываясь блеющим голосом причинами и форс-мажорами мне в трубку. Потому что делает это прежде всего для себя, а не потому, что я напомню десять раз и эксперт вдогонку накатит, не так ли, Антон Валерьевич?
– Так ли, так ли… – не без удовольствия закивал Панкин.
Хороший партнер, чего скрывать. Мне с ним было просто работать. На него же я и делала большие ставки, несмотря на то что поначалу не совсем все складывалось. Тут, как говорится, Пригласителей не выбирают. Выбирают свое движение по жизни.
– И знаете что, друзья мои, мне это порядком поднадоело, – я обвела взглядом всю свою пока немногочисленную, как мне казалось, структуру из восьми человек. – Из недели в неделю одно и то же. Теперь работать я буду исключительно с теми, кому действительно надо. Тянуть и подпинывать больше никого не собираюсь. Вас вон сколько, а я одна. И мне есть чем заняться, нежели по десятому разу объяснять вам элементарные вещи, которые вы и без меня прекрасно знаете?
Восемь пар глаз молчаливо внимали.
– Все. Обсуждать нам с вами больше нечего – бизнес-планы, кому надо было, мы разобрали еще в начале недели. Кто опять проспал – спите дальше. Кто проснулся – время до конца принятия заявок экспертом у вас еще есть. Действуйте, – я демонстративно бросила взгляд на свои новенькие «кельвины», круглые, черненькие, без циферблата. Время на них понимала, наверное, только я. Да и не во времени дело, в век мобильных телефонов-то, часы для меня давно уже являлись чем-то вроде стильного аксессуара. – Никого больше не задерживаю.
– Я не перебарщиваю, Стас? – обратилась я уже к Ивсееву, когда все разошлись. За время всего моего монолога он не произносил ни слова.
– Да нет. Хорошо, Лер, – последовало резюме. – Они у тебя по струнке ходят. А по твоему виду сразу и не скажешь, что в тебе, оказывается, столько суЧности, когда дело касается дела…
– Чего?! – изумилась я.
– В хорошем смысле слова, – улыбнулся он. – Иначе, наверное, здесь никак. Либо черствеешь, либо потопят. Сейчас вообще пошла мода на сильных женщин, как я погляжу, – продолжил он больше, как факт размышления, нежели диалога. – Таких остервеневших барышень с ярко выраженными скулами и алой помадой. Они, как правило, все закомплексованы и зациклены исключительно на своих потребностях, капризах и маникюре…
«Но ведь это ваших рук дело, дорогие мужчины, – продолжила я уже мысленно. – Вам же нравится подобного рода поведение, когда стройная накрашенная дамочка в приталенном деловом костюме решает задачи на уровне ваших. И неплохо так решает, смею заметить. Вы кайфуете от этой жадной смеси красоты и опасности, чей аромат остается еще долго после ее ухода из поля вашего зрения. Или боитесь ее. А иногда и то и другое. И знаете, в чем основная суть? В том, что вы сидите в поиске собственных мыслей между головой и штанами, представляя ее образ, и мысленно вспоминаете дату в календаре ее следующего появления в тот момент, когда она с легкой самодовольной улыбкой просчитала ваши ходы на несколько шагов вперед. Может, действительно прав был дедушка Фрейд…
Аферистка! Сука! Пусть и с милым лицом и острой соображалкой, – скажете вы спустя какое-то время, когда в положении ваших дел будет очевидное фиаско. – Хитрожопая тварь! Но жопа отменная…» И вы будете абсолютно правы. Абсолютно, мальчики. И нет приятнее комплимента после подобной победы. Только не стоните потом, как вам сложно управляться с самоуверенными сучками в ваших постелях, никто из вас даже не задумывается, каково это – тянуть лямку на вашем уровне и при этом оставаться хрупкой женщиной. Такая смесь вообще дается единицам. И это уже искусство!»
– Мы к нашим поедем сегодня? – вернул меня из размышлений голос Стаса.
– Разве сегодня? Ах, ну да… четверг же, – опомнилась я и снова посмотрела на часы. – Они, как обычно, в «Лотте»?
– Ну да. Всем составом.
Я замялась. Это была уже система – негласный сбор наиболее ярких личностей среди О. О. по четвергам на нейтральной территории. Когда структуры уже заканчивали обзвон с заявками и вся основная работа перед предстоящими выходными была проделана, можно было приятно провести время в кругу единомышленников и обсудить с коллегами те или иные ситуации бизнеса. Это сплачивало, позволяло тоньше и грамотнее чувствовать друг друга в фойе и являлось большим комплиментом, когда становишься вхожей в этот круг «избранных». Около месяца я не пропускала ни одного подобного слета, сегодня же имелись дела поважнее. Поинтереснее, я бы даже сказала.
– Я не знаю, успею ли… мне еще в «Ренессанс» заскочить надо.
– А что там?
– Да так, встречка еще одна. Надо пообщаться с человечком… – заерзала я.
– Составить компанию?
– Нет, не надо, Стас. Это так, холодняк, но на будущее можно проработать.
– Про лички не забываешь? – улыбнулся он. – И правильно.
– Ну, сам же знаешь, сегодня структура работает, завтра сдохла. А кушать хочется всегда, – пожала я плечами, стараясь придать этому более наигранный вид.
– Это да! – подытожил Ивсеев, поднимаясь из-за стола. – Пошли, подброшу тебя…
– Может, подождать? Ты долго там будешь? – спросил он, притормозив у парадного входа отеля.
– Стас, не могу сказать, как пойдет. Сам же знаешь, бывают разные истории. Долго я высиживать не собираюсь, но, может, прозондировать придется… – никак мне не нужно было пускать его внутрь. Раз уж вызвался подвезти, было бы странным отказываться, нелогичным, но допустить, чтоб он зашел со мной… – Да и что тут столько времени делать будешь? Езжай лучше к нашим, я, если быстро освобожусь, тоже подъеду.
– Ладно, – он пожал мне руку. – Звони, если быстро освободишься, я, может, еще рядом буду.
– Договорились.
Я быстро прошмыгнула в отель, убедившись, что он начал движение. Хорошим был он, этот Стас Ивсеев. Позитивным. И понимание жизни его мне изрядно импонировало. Побольше бы таких людей – и степень адекватности мира смогла бы выдать прирост. Но не об этом сейчас…
Меня ожидали. Я очень надеялась, что ожидали. И встречалась я никак не с потенциальным гостем, как преподнесла это ранее. И даже не со знакомым-другом-любовником, как можно было бы предположить. На часах было начало двенадцатого – это время не тратят на рядовое общение в принципе, а мне еще нужно было пересдать зачет.
Он сидел в дальнем углу кафе и говорил по телефону, поэтому не сразу среагировал на мое появление. Я делала нерешительные шаги в его направлении, пока не встала почти вплотную.
– …Я перезвоню тебе позже. Все. На связи, – донеслись до меня обрывки разговора, когда я оказалась в его поле зрения.
– Вечер добрый, – выдавила я и уселась в кресло напротив.
– Так ночь уже на дворе, Лера Михайловна, – было адресовано мне вкупе с открытой улыбкой.
– Моя ночь еще не наступила.
– Какая вы самодостаточная – даже ночи свои! – ерничал он, явно разряжая обстановку. – Похвально!
– Стараемся, – я изобразила улыбку, от нервов она наверняка получилась кривой.
И пауза.
– Закажите что-нибудь? Чай, кофе? Поздний ужин?
– Если честно, ничего не хочется. Недавно из-за стола.
И снова пауза.
Не клеился разговор. Ну, не клеился. И все тут.
Я столько ждала этого момента, столько мне нужно было сказать, столько объяснить и поведать… Сколько раз я репетировала этот разговор, готовила речь, грамотную, чтоб без воды и без лишних заминок, а чтоб все о главном, по теме, как говорится, и ничего не забыть. А сейчас сижу, как пень, и слова родить не могу. Только откровенно пялюсь в его искрящиеся глаза, которые даже в приглушенном освещении, как всегда, взирают исподлобья, как всегда лукавые и своенравные. Как же я хотела их увидеть, черт возьми! Как же соскучилась по этой легкой безуминке!
– И не холодно вам так ходить легко одетой? Зима все-таки уже, – последовала очередная попытка. – Заболеете.
– Не заболею, – будто нарочно расставляя акценты на фразах, ответила я. – У меня ЦЕЛЬ есть!
– Даже так… – он искренне изумился.
Чего я добиваюсь? Вот чего я этим добиваюсь?! Что за прикрытая провокация из меня выпирает, не могу понять. Сама часы взглядом изнасиловала, пока ждала времени приехать сюда, а сейчас сижу, как еж, вся такая неприступная, непоколебимая. За каким хреном приехала тогда, спрашивается? Или это от нервов все? Хотя не рано ли в моем возрасте на нервы-то ссылаться? Это смотря какие нервы и смотря как ими пользоваться…
Господи, еще и спор этот непонятный опять в голове. Он меня когда-нибудь с ума сведет точно!
Просто, наверное, я всегда ждала именно мужских поступков от своих мужчин. Или просто от мужчин. Или просто поступков. Но складывалось так, что я все время выполняла их сама. В этот же раз я не решалась. Все, на что хватало у меня силы духа сейчас, – это смотреть и ждать, проклиная себя за эту полную дурость.
* * *
Спустя какое-то время мы остались одни. Совсем. Мне казалось, в целом мире на данный момент существовал только этот гостиничный номер. Играла музыка. Легкий женский вокал, приглушенный свет и наши фигуры. Я не помню, как оказалась здесь, верите? Как гипноз, как провал в памяти… Вроде вот-вот сидели за столом и буравили друг друга взглядами, а потом хоп – и уже здесь. Магия притяжения, скажите? Или мне это снится?..
* * *
Он обнимал меня нежно и крепко, как мужчина умеет удерживать нечто принадлежащее только ему. А я завидовала сама себе от настолько близкого его присутствия, боясь полностью закрыть глаза, чтоб не задохнуться от нежности его прикосновений, и до сих пор не верила, что это – реальность. Какой же невыносимо приятной реальность иногда может быть…
Отсутствие на моих ногах туфель, а вместе с ними и десяти сантиметров роста играли свою роль – я доставала ему лишь до груди. Неумело как-то обхватив его за торс, я услышала сквозь рубашку пульсирующие удары где-то чуть левее, я почти чувствовала, как они проходят сквозь меня, и невольно прижималась еще сильнее. Я закрыла глаза. Его дыхание на макушке моих волос то и дело бросало в жар. Я старалась не вздрагивать при каждом его выдохе, потому что и без того чувствовала себя даже не то чтобы школьницей, а скорее робким Бэмби, трясущимся от каждого шороха, но получалось с трудом. Я не понимала себя. Это как будто не я была вовсе…
Теплое прикосновение руки нежно приподняло мое лицо за подбородок. Я не размыкала ресниц. Я растягивала момент ожидания. Он был изнуряющим и внезапным одновременно. Я чуть вздрогнула и поддалась влажному прикосновению. Его губы были нежны – от таких не убежишь.
Он целовал меня, едва касаясь губами, а я растворялась в каждом поцелуе. Я теряла опору под ногами. Во мне не оставалось уже ничего своего – я лишь прогибалась на его руках, умирая от прикосновений его губ к моей шее где-то в районе ключицы.
«Только не останавливайся. Только не прекращай, – мысленно умоляла я. – Иначе я сойду с ума. Сойду с ума от переполняющей меня нежности, от этой сумасбродной любви… к тебе, Игорь». И, будто чувствуя ослабление, я обхватила его ногами за торс, нарушая естественные изгибы струящейся материи моего платья. Я вцепилась в его плечи обеими руками и жадно прижалась виском к его щеке.
– Не отпускай меня, слышишь? Только не отпускай, – шептала я, не размыкая ресниц.
И он держал. Держал крепко, пока мягкость кровати не сменила его горячие руки.
В этом мире существовал только он.
– Оставайся рядом… тебе понравится, – тихонько проговорила я, прежде чем уйти.
А теперь главное – не прикасаться к нему, главное – пересилить это искушение, развернуться и захлопнуть за собой дверь, иначе я не смогу поступить иначе. Не смогу. А неваляшкам свойственно отталкиваться…
* * *
– Ты говоришь заученными фразами, друг мой, – Юров был на взводе, хоть всячески пытался держать себя в руках. Его злость выдавали раскрасневшиеся щеки и чрезмерно сморщенный лоб. Редко он пребывал в подобном расположение духа, насколько я вообще могла судить. Чтоб довести его, нужно было изрядно постараться, но уж если удалось, то единственным спасением для всех оставалось «правило съеба» – врассыпную, господа, врассыпную, и лучше не оглядывайтесь!
– А ты… вы – нет?! – с не менее яростным лицом парировал его оппонент. То, что он в данный момент подписывал свой приговор, он, видимо, пока не догадывался. Но господин Телясин в последнее время чрезмерно отличался своей недальновидностью, заносчивостью и абсолютной бестактностью. Одним словом, «звезда» плотно села на голову и уже начинала давить на глаза. С чего бы только она вообще появилась, до сих пор остается загадкой.
Собрание ответственных вообще сегодня прошло как-то напряженно, то, что творилось после него, не хотелось даже комментировать. Я стояла в трех шагах от столика, за которым Николай Юров пускал своих бывших кандидатов в разнос, и не решалась подойти. Пару дней назад я попросила Колю выделить мне время для прояснений некоторых моментов в работе со структурой, потому что чувствовала, что многие ляпсусы, которые порой вытворяют ребята, – это, скорее, мои косяки. С легкой руки он назначил мне сегодняшний вечер после внепланового собрания. Время подходило, и я просто не знала, куда деться, не желая прерывать его речь, протекающую не в позитивной ноте. Как говорится, под горячую руку попадать всегда обидно, тем более человека, который у тебя в авторитете.
– Тебя послушать, так в мире вообще существует только две книги – Библия и Устав, – продолжал в тот момент Телясин. – Ведь если эксперт сказал носить темный костюм, значит, его надо носить, а если назначены вступления, значит, их надо выполнять. И так до конца дней, пока смерть не разлучит нас. Так ведь, господин Юров?! – диалог, случайным свидетелем которого я оказалась, приобретал совсем уж удручающий поворот. И кое-кто делал это целенаправленно. – Или, может, Бог сначала создал «Априори+», а потом в качестве расходного материала все остальное?
Юров на секунду осекся. Было заметно, как его мысли колеблются перед выбором дать затрещину сразу или объяснить, кто что создал и что следует выполнять уже за пределами здания. Потом вдруг резко откинулся на стуле, и я ненароком попала в его поле зрения. Он секунду водил по мне взглядом, затем, будто вспомнив что-то значительное, кивнул и жестом позвал подойти.
– Ей можно… – услышала я негромкое объяснение изумившемуся было Смалову. И сидящий рядом с ними партнер подорвался, уступая мне место.
– Присаживайтесь, госпожа Батунина, – было адресовано уже мне. – У нас как раз здесь высказывается очень любопытное мнение, жаль только не совсем успешного партнера. А мы вот пытаемся гадать, это ли является основной причиной его неудовлетворенности или просто врожденная тупость, – заканчивая фразу, он вновь обратился в сторону Телясина: – А теперь послушай меня, господин Успешный, и все остальные тоже примите к сведению. Не тебе, очкастой морде, судить, кто и что создал. Ты вообще ничего не создал за всю свою зачахлую жизнь и вряд ли когда создашь что-то, кроме лишнего геморроя. Или, может, тебе напомнить твою квалификацию? – это была уже даже не злость, это были факты, которые выдавались коротко и четко в цель с нотками предупреждения. Обсуждениям места здесь не оставалось совершенно. – Поэтому слушай и выполняй, молча причем, я подчеркиваю, молча, все, что говорят тебе люди, знающие в разы больше тебя, как работает этот бизнес. Если же тебя что-то вдруг не устраивает, можешь собираться прямо сейчас и уеб***ать. Никто особо не расстроится, если что, могут даже помочь. Я помогу лично…
Он сказал бы значительно больше, и я не сомневаюсь, что именно в том же ключе, если бы не завибрировавший на столе мобильник. «Патанин Игорь» – уловила я краем глаза имя абонента. Приложив трубку к уху, Николай вышел из-за стола.
– Да, да… сейчас подойду, – донеслись обрывки фраз. И, обернувшись к столу, он добавил: – Мне нужно отойти. У кого еще есть вопросы, не расходитесь. А с вами, Телясин, я уже закончил.
Смалов, уловив едва заметный кивок, адресованный именно ему, так же молча встал и последовал за Николаем. За столом повисла немая пауза. Я пребывала в некотором шоке. Все переваривали вышесказанное. Но никто не двигался с места. Не собирался уходить и Телясин.
– Ну, а вы что скажете, госпожа Батунина? – подал голос он. – Вы же у нас преуспевающий партнер вроде как считаетесь. Структурка-то есть, вступления регулярные, никто, правда, не знает, за счет чего эти вступления прут… но мы не об этом сейчас, – его нотки сарказма приобретали совсем уж не двойственный смысл. – Каково ваше мнение по поводу слов директора? Или вас все устраивает?
Я заострила на нем взгляд. Он меня раздражал. Сильно. Но все присутствующие ждали моего ответа. Стоило ли говорить, что все они были представителями мужского пола…
– Прежде всего меня не устраивает ваша манера общения, господин Телясин, – выдохнула я. – Если я вас лично чем-то оскорбила, давайте обсудим, если же терзает, как вам кажется, несправедливость по отношению к вам, попрошу не выражать ее в мой адрес.
– Что вы, что вы… Я просто искренне изумляюсь, как у вас слаженно все получается. Хотя я не сказал бы, что настолько уж гладко работаете и вы, и ваша структура. Однако никто вам мозг не имеет, как нам. Я вот все думаю, не секрет ли в том, что нужно заходить на общение с экспертом последним, причем далеко за полночь…
«А вот это уже наглость. К чему он клонит, черт возьми?»
– Ночами вам работать сподручнее, не так ли? Даже если по прошлой работе смотреть… Да и почаще проводить время с господином Ивсеевым. Он также невероятно успешен, и не только в бизнесе, могу предположить. Как же это он сегодня вас оставил без присмотра? Или другие ведущие ответственные ему не помеха уже?
Откуда такая антипатия в мою сторону? Что я ему такого сделала? И когда успела, простите?
Мне как-то резко стало омерзительно находиться рядом с этими людьми. С Телясиным лично, потому что он открыто меня провоцировал в отсутствие более авторитетных личностей, и всеми остальными, потому что они тупо молчали, поддерживая его тем самым молчанием. Команда?! Это ли команда, господа? Это ли?
Говорят, наша компания – своего рода фильтр: просто так сюда люди не попадают. Выходит, даже у этого фильтра имеется свой срок годности, раз сюда просачивается подобная грязь, да еще в одну из самых больших структур у одного из самых сильных экспертов. Мразь, как известно, не имеет ни пола, ни национальности, ни возраста, в нашем случае она не имеет и принадлежности к руководительскому составу. А с выкидышами поступают известным способом…
– Если послушать вас в таком случае, господин Телясин, – я набрала в легкие побольше воздуха, – так Бог создал изначально вас, а уж потом все остальное как подтверждение вашей никчемности. И никто не виноват, что у вас началось ожирение души, что вам лень оторвать зад и сделать хотя бы что-то для своего же, собственно, блага. Ни директор, ни эксперты, ни тем более ваш бывший ответственный организатор не обязаны быть талисманом ваших собственных нереализованных амбиций. А господин Ивсеев, если уж вас так интересует его место расположение, то в данный момент находится со своим кандидатом на приглашении, а не сидит здесь и не чешет языком о вещах, которые вас в принципе не касаются. В отличие от вас, мы с господином Ивсеевым большую часть времени тратим на встречи и приглашения со структурами и без… Мне, извините за подробности, лишний раз на свои физиологические нужды времени не хватает, так поэтому у нас и идет народ. Не всегда гладко, конечно, но идет, – тембр моего голоса непроизвольно нарастал, хотя я старалась контролировать его, контролировать, что было силы. – Только я одного не могу понять, мы вам мешаем, что ли? Вот лично вам? Или вы и вправду лошпеты? А если и так, то я полностью согласна с господином Юровым, – меня понесло, – вас надо сливать к чертям собачим, чтоб не негативили народ и херню всякую не разносили по фойе. И я лично запишусь в добровольцы вам в этом посодействовать! Только вот незадача, вас ведь так просто не сольешь. Вы целыми днями ходите, протирая штаны на стульях, которые стоят дороже ваших штанов, хлопаете на собраниях в ладошки и собираете информацию по фойе у таких же информационных проституток, как вы. И не зная, как еще подосрать, приукрашиваете от себя. Вы думаете, я не в курсе, откуда в тот или иной момент ветер дует. Но даже не в этом суть! Говорите! Говорите все, что вам взбредет в ваши завистливые головы. Те, кто действительно захочет узнать правду, спросит, как нам всем известно, у первоисточника, на тех же, кто довольствуется шлаком, нет ни желания, ни времени тратить силы. Жаль только, что, будучи воспитанником такого ответственного организатора, как ваш, мозгов у вас хватает, только чтоб разводить подобную грязь. Жаль, господин Телясин. Искренне жаль.
Я еще что-то хотела сказать, но запнулась, переводя дух.
Телясин был готов вцепиться мне в глотку. Он буравил меня глазами и демонстративно играл желваками.
– Это ты зря, Лерочка, – процедил он. – Очень зря…
«Не у себя в Бибирево, мразь, находишься, чтобы босяцкие угрозы мне кидать, – пронеслось в голове. – Даже костюм не спасает от твоей быдляцкой натуры».
– Брейк, брейк, партнеры! – встрял вдруг Измаилов, не произносивший до этого ни слова.
«Да какие, к черту, партнеры!» – пронеслось у меня в голове, однако ж вышибло на мгновение из конфликтного русла.
– Успокойся, Андрей, – обратился он к Телясину. – И ты, Лер, не злись, – повернулся уже ко мне. – Ты вот правильно сказала. Носишься целыми днями. Вроде как на «подработочку» устраивались, а тут помимо нее ни на что времени и не хватает. А ты не задумывалась, зачем тебе это?
– Да я, знаешь, денежек хочу, Артем, – я искренне оценила нелепость этого вопроса. – У меня без них как-то жить не получается. Да и выживать тоже не особо… У тебя иначе?
Да не иначе, ни у кого не иначе. И все мы приходили сюда именно за этим. Все мы видели в таблице то, что не могли себе позволить в данный момент, но фанатично желали. И не надо мне сейчас преподносить это в каком-то ином свете. Чужая идеология всегда особенно хорошо всасывается с денежным допингом. Модель идеологии этого бизнеса изначально была идеальна, потому что допинг и есть его основа. Вся эта чушь о том, что мы занимаемся обманом, разводом или, проще говоря, мошенничеством, стала откровенно набивать оскомину. Многие даже ссылаются на религиозные соображения, оперируя такими понятиями, как вера. Не знаю, в чем уж заключается ваша вера, господа, она, как и правда, у каждого своя, мне кажется. Но я верю не в наивысшую силу, которая обкладывается исключительно запретами, я верю в кого-то, кто поможет мне добиться поставленных целей. Пока что таких людей я находила для себя только здесь.
Люди всегда хотели и хотят одного – денег. Это давным-давно стало ясно всем. К сожалению или к счастью? – Не возьмусь ответить. Деньгами выражают восхищение, деньгами выражают сочувствие, деньгами показывают отношение, радость и ненависть, и даже любовь все чаще стали выражать в купюрном эквиваленте. Так есть. Так люди решили сами. И не мне судить эти решения. Есть только два выхода из сложившейся ситуации: либо принимать данную постановку жизненных позиций, либо оставаться неудачником и жалко прятаться за религиозными трактатами, если они вообще смогут когда-либо помочь. И, если хотите, считайте, что еженедельно мы пополняем войска низшего бога, а в качестве входного билета – вступительный взнос. Считайте, если вам так проще жить. Мне же проще жить с деньгами.
– Или ты уже начал сомневаться в правильности принятого тобой решения несколько месяцев назад, если мне не изменяет память? – продолжила я диалог с Измаиловым.
Он вступал на моих глазах. Я помнила его вступление. Он был, выражаясь нашей внутренней терминологией, идеальным гостем. Адекватность была его основной характеристикой на протяжении всего срока в компании. Я не могла поверить, что она так быстро начала иссякать.
– Я сомневаюсь. Полгода уже сомневаюсь, – честно выговорился он. – Однако ж наблюдаю такую тенденцию, что поставленные нам нормы, хотя они и поставленными-то, по сути, быть не могут, изначально завышены. Нужно выжиматься на износ, чтоб просто оставаться на месте. И удерживаться на плаву могут только отдельно взятые камикадзе вроде вас. – Его тон был мягок и рассудителен, чем не мог не вызывать расположения. – Вся система стоит на винтиках, которые ценой своего хилого здоровья изо всех сил стараются соответствовать критериям, заданным той же системой. Но винтики ломаются, и их тут же меняют на новые. Вернее, процесс замены самопроизвольный и еженедельный, чтоб производительность не страдала.
Он на минуту запнулся, оглядывая присутствующих, но, понимая, что разговор и без того уже зашел слишком далеко, все же продолжил:
– Нам так много говорят о неправильности «той» жизни и уникальности «этой». Мы верим и делаем все, что им нужно, и то, что, как нам кажется, нужно нам. Результаты только не утешительные. И я готов признаться в никчемности своей персоны, но 90 % всех показывают подобные результаты, только оставшиеся 10 дают показатели, которые еще хоть как-то могут считаться приемлемыми. А это уже статистика. Не просто нытье, как может показаться. В чем тогда отличие от среднего менеджерского звена, прогорающего на своих офисах, также в костюмах и галстуках, с незыблемой верой в карьерный рост? Единственное, что, может, вены себе еще никто не вскрывал от безвыходности, а так я более различий не наблюдаю…
– Различия в том, что у нас каждый в принципе занимается не своим делом, Артем. Инженеры танцуют, актеры занимаются бизнесом, содержанки начинают петь, олигархи пробуют себя в шоу-бизнесе, а то и в меценатстве, а братва лезет в политику. Поэтому вокруг одно сплошное говно. И малый бизнес, и эстрада, и дороги. Здесь все это сведено к минимуму. Интеллектуальная ценность человека – далеко не основополагающий фактор. С одной стороны, печально, с другой – практично. Все равно что «Макдональдс». Совершенно без разницы, кто, как и сколько будет там работать, что будут писать в интернете про эксплуатацию детского труда, полную антисанитарию и примеси модифицированных компонентов. Этот концерн процветал и будет процветать. Так же как и их франшизы были, есть и будут стопроцентно прибыльными, потому что народ жрал и будет жрать. Народ наш вообще любит пожрать. Так же и тут. Бизнес будет работать, пока люди жаждут денег. И совершенно не важно, будешь ты его винтиком, или это буду я, или вообще нас здесь не будет. Понимаешь, о чем я? Ну так, если ему без разницы, а мы все уже здесь, к чему все эти разговоры и домыслы? Наша задача – косить, держась рядом с силой, и каждый день показывать целесообразность своего присутствия здесь. Не делать вид, я подчеркиваю, а именно показывать, преследуя тем самым свои же интересы. А уж боги этого Олимпа разберутся сами, я думаю, как делать, чтоб бизнес продолжал держаться на плаву. Это уже их прямые интересы…
– Вам бы на танк, госпожа Батунина, – прервал меня из-за плеча непонятно откуда появившийся Юров, – и лозунги читать!
Я от неловкости прикусила язык.
– Мне вам, господа, больше добавить нечего, – обратился он ко всем присутствующим. – И вам, кстати, тоже, – было адресовано уже мне. – С пониманием у вас полный порядок. Если сможете хотя бы четверть этого уложить в головах своих кандидатов, темпы будут расти. А у кого будет плохо укладываться, вы обращайтесь, мы пообщаемся, – он заговорщицки улыбнулся. – Мы же команда как-никак. Правильно, господа? Правильно, успешные мои?
* * *
– А еще я любила представлять, как можно было бы подойти к тебе сзади, когда ты был полностью поглощен общением с гостями, и так близко, чтоб лицо находилось между твоих лопаток. Вдохнуть глубоко твой запах и крепко схватить за предплечья в тот момент, когда ты непроизвольно вздрогнешь от внезапности. А потом держать, крепко держать и в последний момент, резко отпустив, уйти, не оборачиваясь, оставляя после себя смятый материал на рукавах твоего пиджака…
* * *
Я сидела, поджав под себя ноги, закутавшись в плед, и крутила в руках бокал. Меня снова переполнял водоворот чувств. Снова какая-то скованность, снова смущение и опущенные в пол глаза. Мне было стыдно, если хотите. Стыдно, потому что последняя моя выходка вообще не предполагала повторного нашего общения, как мне искренне казалось. Я ведь ушла тогда – в ту ночь в «Ренессансе». Между нами так ничего большего и не произошло. И как бы ни назревало желание, как бы ни отказывал мозг и ни притягивал своей близостью локоть, я отступила. В самый последний момент. Просто встала и ушла.
«Ведь у праздника свои правила, а у жизни – свои», – думала я в тот момент. Тогда я пыталась убежать от жизни, но она по-прежнему оставалась внутри, не давая счастью законно занять свое место, хотя бы на время. Тогда, ночью, я прижималась к нему сильнее и сильнее, чтоб восполнить наконец все эти дни ожидания, но чувствовала, что делаю что-то запрещенное, будто не имею на это права. И сейчас, буквально через несколько мгновений, справедливость займет свое место, обернувшись ко мне кривой гримасой насмешки.