Лара Дивеева
Живущий в тени

Я с трудом сдержалась, чтобы не поёжиться. Сглотнув, откашляла хрипотцу.

– Ну… тогда я пойду, – сказала, пряча неловкость за резким тоном.

Артём коснулся взглядом моей щеки, спустился к шее, потом по плечу к руке, и я ощутила покалывание в пальцах. Всё дело в непростительной силе его взгляда, в его фамильярности.

Отвернувшись, направилась к калитке. Хотелось гордо поднять голову, но боялась споткнуться о корень и рухнуть носом в землю. Я и так уже подпортила репутацию вчерашней пьянкой и усугублять не хочется.

Хотя нет, не пьянкой, а отравлением. Меня отравили самогоном, именно так я предпочитаю запомнить вчерашний вечер.

Пристальный взгляд Артёма следовал за мной. Казалось, мои ноги связаны путами, тяжёлые, словно врастали в землю при каждом шаге.

– Тебе полегчало? – вдруг спросил он. Весело, с нотками подавляемого смеха.

Остановившись, я посмотрела на него через плечо.

– Да, полегчало. Иногда полезно высказаться. Я не знала о вашем конфликте с Галиной Максимовной, а ты набросился на меня…

– Я имел в виду другое, – перебил. – Тамара сказала, что после пьянки тебя с утра мучило похмелье. Тебе полегчало?

– Не пьянки, а отравления! Я не знала, что это самогон, и думала…

– Ты протрезвела?

Судя по всему, Артём не терпит развёрнутых ответов, предпочитает да/нет и сугубо по теме.

– Да, протрезвела.

– Вернёшься через час, и тебя пустят в дом сделать фотографии. Ничего не трогать, поняла?

– Спасибо! Ты не пожалеешь…

– У тебя будет пятнадцать минут на фотографии в доме и ещё пятнадцать в саду. Всё ясно?

– Да! У меня есть список того, что надо сфотографировать. Надеюсь, сохранилась печка ручной работы…

Воодушевлённая, я поспешила обратно к Артёму, но он тотчас отступил в дом, будто боялся остаться со мной на крыльце.

– Слушай дальше! – снова перебил. – Завтра сделаешь остальные фотографии, а на следующее утро уедешь. Я заказал тебе машину в город.

– Где ты её заказал?

– Знакомые охотники возьмут тебя с собой. Ты всё поняла?

– Д-д-да.

– Если будешь следовать этому плану, всё будет хорошо. Но если снова полезешь ко мне, будешь буянить или жаловаться, то я отберу у тебя фотоаппарат. Это тоже понятно?

– Ты не имеешь права…

– Ты принимаешь мои условия?

– Принимаю, но…

– Принимаешь?

– Да.

Дверь захлопнулась перед моим носом.

Ему за тридцать.

У него тяжёлый взгляд. Морщины царапинками вокруг глаз.

Артём скрылся в доме, а я смотрела на захлопнутую дверь, озадаченная и удивлённая не столько поворотом событий, сколько моей реакцией. Сердцебиение участилось, ладони стали влажными, кожа чувствительной… и не факт, что эти ощущения неприятные. Скорее, наоборот. Следовало радоваться, что Артём передумал, или, наоборот, негодовать из-за его грубости, а вместо этого я пыталась удержать в памяти его лицо и угадать его возраст. Он не красавец, хотя и отмылся, и волосы пригладил, и щетина выглядит короче и опрятнее. Стал заметен шрам на подбородке. Видна волевая линия челюсти. Артём широкоплечий, сильный с фигурой человека, не чурающегося физического труда. Не иначе как колет дрова, а не зависает в спортзале, обсуждая диеты и калории. Черты лица крупные, грубые, будто заскучавший скульптор забросил проект, не доведя до конца. И эмоций на лице никаких, потому что мои претензии Артёма не тронули. Всё будет по его правилам или не будет вовсе. Тоже мне, диктатор местного пошива!

Но ничего не поделаешь – дом его, сад его… Разрешил мне сделать фотографии, и это главное. Значит, что-то в нём откликнулось, раз открыл дверь, не хватаясь за ружьё.

В назначенное время с точностью до минуты я вернулась в его дом в полной, так сказать, фотографической готовности. В этот раз постучала не кулаком, а костяшками пальцев, скромненько так, вежливо.

И застыла от удивления, потому что дверь открыла девушка. Красивая, яркая. Не знаешь, на что любоваться сначала, – то ли на вьющиеся рыжие волосы, то ли на васильковые глаза.

С чего я, собственно, решила, что Артём живёт один?

Разглядывая меня из-под полуопущенных ресниц, девушка представилась Таней.

Пробурчав: «Очень приятно», я скинула ботинки и подвернула измазанные грязью брючины. Пусть Таня не волнуется, я ей не соперница.

Пробежавшись взглядом по моему лицу без макияжа, по старой толстовке и небрежно заколотым волосам, она немного расслабилась.

– У вас четверть часа на фотографии в доме, а потом я провожу вас в сад. – Поёжившись, девушка глянула через плечо, как будто там, в недрах дома прятался следивший за нами хозяин.

Мы зашли на кухню. Печь сохранилась точно как в описаниях Галины Максимовны – ручная работа с рисунком из камешков и плитки. Местами поцарапанная, потёртая временем и жильцами, но от этого только красивее. В ней накопилась душа, человеческая история. Сбоку печи лежанка, как в сказках. Хотелось прильнуть к камню, каждым сантиметром кожи впитать тепло. Задремать на тонком матрасе, пить чай, мечтать. Заниматься любовью, нежась в объятиях тепла.

Было трудно отвлечься от образов, ярких как пламя. Всё-таки я слишком впечатлительна, вся в бабушку.

Сделав несколько фотографий, я повернулась к Тане. Она стояла, сцепив руки в замок и глядя в окно.

– Вы живёте здесь, в деревне? – задала я вдруг заинтересовавший меня вопрос.

– Здесь живут мои родные, а я работаю в городе.

– А где Артём рабо… – Не договорив, я покачала головой. Мне незачем знать ответ. Я здесь, чтобы сфотографировать вещи, раньше принадлежавшие другим людям. Чужой фрагмент его быта. Сам хозяин мне неинтересен. Должен быть неинтересен.

– Тёма живёт здесь, ему вообще не нравятся большие города.

Я ответила невнятным м-г-м.

– Но мы часто видимся, – добавила Таня. Васильковый взгляд дрогнул. В деревне у неё мало конкуренток. Молодёжи почти нет, а приезжие охотники, в основном, мужчины. Не похоже, что она уверена в своих отношениях с Артёмом. Слишком волнуется, слишком неловко держится в его доме.

Однако я здесь всего на пару дней, поэтому её волнение беспочвенно.

Время измерялось щелчками, десятками снимков. Мой взгляд шарил по кухне, разглядывая вещи Артёма. Пользуясь тем, что Таня смотрела в окно, я сфотографировала обеденный стол, кипу старых газет, крошки на разделочной доске. Жирные стебли алоэ на подоконнике.

Обычно не падкая на первых встречных мужчин, я задавала себе вопрос за вопросом о быте Артёма, о мелких деталях его жизни. Например, о кадке, в которую собирается дождевая вода с крыши. Или о гигантской кружке – пол-литра? больше? – с остатками чая. Сколько пакетиков он в неё кладёт, два или три? Или покупает чай на развес?

Я жадно вдыхала чужую жизнь, удивляясь внезапному и неуместному любопытству.

– Отвести вас на второй этаж? – спросила Таня, нервно сцепив пальцы. – Старой мебели почти не осталось, но кое-что есть.

Мы зашли в одну из спален. Таня следила, как я фотографирую. Её лицо напряглось, вокруг глаз проступили тонкие морщины. Обхватив себя руками, она поёжилась. Почему она волнуется? И смотрит на меня с такой тревогой, будто я могу что-то сделать с этим домом и с живущим здесь мужчиной. Причинить ущерб.

Я поймала наше отражение в зеркале, бок о бок. Таня привлекательнее меня. У меня каштановые волосы чуть ниже плеч, а у неё роскошная шевелюра. У меня простые карие глаза, а у неё васильковое буйство цвета. И она фигуристее, грациознее, а я… обычная.

Какого чёрта я нас сравниваю?! Наверное, чтобы понять причину её беспокойства.

Пока я фотографировала мебель и вид из окна, Таня топталась на месте, то и дело выглядывая в коридор.

– Вы закончили в доме? – не выдержала она. На её переносице выступили капли пота, как прозрачные веснушки.

Пока мы шли к лестнице, за одной из дверей скрипнула половица. Там прятался хозяин дома, прислушивался к тому, что мы делаем. К тому, как я спрашивала о нём, как фотографировала его быт, его жизнь. Крошки на его столе. Вид из его окна.

Он слышал мои шаги, моё дыхание.

Тени под дверью дрогнули, раздался шорох. Я замерла, не в силах отвести взгляд.

– Осталось десять минут! – Таня ощутимо нервничала.

С трудом оторвав взгляд от двери спальни, я спустилась по лестнице и направилась к выходу.

Таня выпроводила, чуть ли не вытолкала меня из дома и загородила вход, словно боялась, что я ворвусь обратно. И только когда я углубилась в сад по тропе между стелющимся кустарником, она выдохнула с облегчением.

– Вы уедете послезавтра утром? – донеслось мне вслед.

Проигнорировав вопрос, я углубилась в сад.

Щелчок фотоаппарата, второй, третий. Галине Максимовне понравится, что сад ухоженный. Свежеокрашенный сарай в обрамлении деревьев кажется сказочной избушкой. Под навесом стол, две скамейки и мангал. Клумбы ограждены декоративным камнем.

Обернувшись, я посмотрела на дом.

За мной следили двое, он и она.

Таня стояла на крыльце, держась за дверь. Поймав мой взгляд, она скрылась в доме.

Артём стоял у окна на втором этаже. Руки скрещены на груди, лицо мрачное, угрюмое. Взгляд снайперским прицелом на мне, на каждом движении и шаге.

Как зачарованная, я навела на него объектив фотоаппарата. Он предупредил не лезть к нему, а личные фотографии наверняка попадают под определение слова «лезть», однако он не пошевелился, не отвернулся.

Не дыша, я не сводила с него глаз. Сила его взгляда поражала даже не расстоянии. Между нами натянулось что-то непонятное, ледяное и горячее одновременно. То ли противостояние, то ли притяжение, оба полюса в одном взгляде.

Я не могла пошевелиться. Артём порывался уйти, но тут же возвращался обратно. Его тянуло ко мне. Я знала это наверняка, как знают момент пробуждения. Как знают правду, когда произносят её вслух. Как будто сама стояла рядом с Артёмом, и его взволнованное дыхание было моим.

В кустах встрепенулась птица, и я очнулась словно от гипноза.

Палец дрогнул, соскользнул с кнопки. Я так и не сделала снимок.

Не глядя на Артёма, поспешила прочь.

***

Всему этому есть простое объяснение: недосып и стресс свели меня с ума. Иначе как объяснить странную реакцию на постороннего мужчину? Мысли о нём звенели в голове назойливым комаром. Несмотря на усталость, сон не приходил. Перед глазами мелькали вспышки, мышцы подрагивали. Говорят, при смене часовых поясов вторая ночь после приезда самая трудная. Подтверждаю, это так. А ведь мне необходим отдых. Завтра предстоит разыскать любимые места Галины Максимовны. Их слишком много, чтобы уложиться в один день, но Артём настоял на моём скором отъезде. Что успею, то успею. Главное – сосредоточиться и не думать о посторонних глупостях. Например, об Артёме, о его проницательном взгляде. Так смотрят на женщину, которую знают до самой глубины, удовольствие которой могут сыграть вслепую.

Дуэтом.

Как это удивительно и неразумно, что порой нас влечёт к незнакомцам. К случайным мужчинам, во взгляде, или в походке, или в развороте плеч которых мы замечаем нечто значительное. Нечто необъяснимо близкое.

Я думала об этом до утра, даже во сне.

А утром на меня ливнем обрушились небеса. Если быть объективной, обрушились они не только на меня, а на всё вокруг – на дома, разбросанные по редколесью, и на недавно оттаявшую после зимы охотничью землю. Какая уж тут экскурсия по достопримечательностям! Всё вокруг заштриховано ливнем.

Молния прошила небо, пристегнула облака к земле, заставляя задыхаться от влажности. Я сидела у окна, подперев подбородок рукой, а Тамара Степановна следила за мной с сочувствием во взгляде.

– Должно посветлеть после обеда, – пообещала она.

Доедая бутерброды, я смотрела на размытый пейзаж за окном, когда к Тамаре Степановне пришла соседка. Они шептались над поваренной книгой и бросали на меня любопытные взгляды. Потом соседка села рядом.

– Неужели вы завтра уедете? Вы же почти ничего не успели! – Само собой, она осведомлена о моих делах. Я нарушила привычный жизненный ритм деревни, и меня активно обсуждали.

Как и наши отношения с Артёмом.

Пусть я не испытываю к нему тёплых чувств, но и жаловаться посторонним людям не стану. Я обещала завтра уехать и так и сделаю, даже если прогноз погоды обманул, и не осталось времени на остальные фотографии.

Я доела бутерброд, помешала чай в стакане.

– После обеда я пойду к реке.

Соседка с сомнением посмотрела в окно и фыркнула.

– После дождя всё выглядит грязным и серым. Жаль, что вы так скоро уезжаете. Крутым мужикам медведей подавай, а вам бы красоты наши посмотреть, на побережье съездить и в горы. Остались бы…

Тамара Степановна кашлянула и выразительно глянула на соседку.

– Ко мне завтра постоялец приезжает, и у тебя тоже нет свободных комнат.

Не иначе как Артём предупредил её, что отправляет меня домой в срочном порядке, и велел не вмешиваться.

– Так ведь у Тёмы есть… – начала было соседка, но Тамара Степановна не дала ей договорить.

– Вы пойдёте к реке пешком?

Я кивнула, и она показала взглядом на висящий в углу дождевик.

– Возьмите на всякий случай. И ботинки свои не портите, померяйте резиновые сапоги моей дочки.

– Спасибо!

Соседка выглянула из окна и поцокала языком.

– Скоро снова польёт. Смотрите, какое небо тёмное! Да и одной лучше не ходить, вдруг заблудитесь? Вам бы провожатого…

Тамара Степановна громыхнула посудой. Женщины переглянулись, и мне стало не по себе. Надев резиновые сапоги и спрятав фотоаппарат под дождевиком, я вышла из дома.

Следующие полчаса провела с пользой. Фотографировала деревню в обрамлении деревьев, тяжёлые тучи, втиснувшиеся между кронами. Спешила, чтобы успеть как можно больше, пока снова не польёт дождь.

Проходя мимо дома Артёма, старалась не смотреть на его окна, но любопытство победило.

В окне кухни шевельнулась занавеска.

Ноги продолжали идти, но тело напряглось в ожидании. Чего? Недоброго слова? Взгляда? Выстрела?

Я ускорила шаг.

Казалось, даже небо, даже деревья следят за мной, отсчитывая минуты непрошенного вторжения. Никогда ещё я не ощущала себя настолько уязвимой. Что ж… осталось недолго. Сфотографирую всё, что успею, а завтра уеду. Оставшиеся дни проведу в Южно-Сахалинске. Зайду в турагентство и организую себе отдых. Хочу целебного воздуха, лесного, морского, на побережье и в горах. Спокойствия перед глазами хочу, неба, купающегося в заливе. Я даже из автобуса разглядела, какой он невероятный, Сахалин. Глоток чуда, отвоёванный у океана. И теперь хочу всего этого, сладкой паузы посреди суеты.

До реки час ходьбы, но это если прогулочным шагом. А если нервными перебежками, то быстрее. Как ни старалась, я не могла забыть о том, что здесь водятся медведи. Я, конечно, выслушала инструкции Тамары Степановны, но особого оптимизма не ощущала. Отпугнуть медведя криками я смогу, а вот не двигаться, если он рядом, это увольте. Я нервная горожанка, и этим всё сказано.

Когда я вышла к реке, уже вовсю лил дождь. Ветер царапал мокрые щёки, замерзшие пальцы еле двигались. Фотографии получились серыми, как камни и дождь. Как речная вода, побитая стрелами дождя. Как и моё настроение.

Как и плащ мужчины, стоявшего на валуне…

Мужчины?!

От неожиданности я вскрикнула так громко, что наверняка разогнала бродящих поблизости медведей. Дёрнувшись, Артём поскользнулся и чуть не упал в реку.