Кэтрин Парди
Рассвет костяной волшебницы

Закричав, Скованная выпускает Казимира. Ему приходится вцепиться в подоконник, чтобы не упасть. И мы одновременно судорожно втягиваем воздух.

– Давай, Каз! – кричу я.

Он толкает Скованную. А я хватаю ее невидимые ноги и отрываю от пола. И мы выталкиваем ее в окно.

Несколько секунд ее потусторонние крики наполняют воздух, но, когда она опускается с высоты третьего этажа на землю, они стихают. Гроза заглушает звук ее падения.

Медленно выдохнув, Казимир опускается на пол рядом со мной. И пару мгновений мы просто сидим спиной к спине, тяжело дыша, насквозь промокшие от дождя.

– Что… только что произошло? – спрашивает он.

– Кажется, мы потеряли часть наших… – я сглатываю, – наших душ.

– Мы?

У меня начинают стучать зубы.

– Ты мой amouré. – Он уже слышал это слово на мосту душ в пещере, но я никогда не объясняла, что оно означает. – Мы связаны душами. И все происходящее с тобой отражается на мне.

Я не собираюсь вдаваться в подробности. Потому что сама едва могу осознать происходящее. У меня ведь даже мысли не возникло, что я могу лишиться души, если на него нападет Скованный.

Казимир медленно кивает, а его взгляд устремляется вдаль, пока он пытается сопоставить все известное ему ранее с тем, с чем пришлось столкнуться этим вечером.

– У нас все будет хорошо? – спрашивает он, не обращая внимания на капли дождя, стекающие с его тонкой короны-обруча. – Я имею в виду наши души.

Я вспоминаю, что произошло с Жюли. На нее не просто напали, как на нас. Скованная владела ее телом в течение нескольких часов.

– Думаю, мы потеряли не много Света, – отвечаю я. – Нам повезло.

Казимир переводит взгляд на кровать своего отца и вскакивает на ноги.

– Нужно проверить его.

Поспешно подав мне костыль, он направляется к кровати короля.

Я поднимаюсь и закрываю окно, на случай, если Скованная решит взобраться по стенам замка. Но когда закрываю задвижку, вдруг слышу тихое всхлипывание и оборачиваюсь.

По лицу Каза струятся слезы, а его ладонь лежит на лбу отца. Глаза короля Дюранда закрыты. Я подхожу ближе, но, когда вижу его лицо, тут же останавливаюсь. Он совершенно изменился и выглядит не только безжизненно, но и совершенно опустошенно, хотя черты его лица ни капли не изменились. Просто внутри него ничего не осталось… И это видно. Его душа не дремлет в теле, ожидая зова песни Загробного мира. Его душа ушла навсегда.

– Ох, Каз.

У меня перехватывает горло. Произошедшее с его отцом ужасно, почти за гранью понимания. Души священны и созданы для вечной жизни. И мне тяжело представить, что я могу вот так потерять близкого человека. Помогая себе костылем, я медленно обхожу кровать и кладу дрожащую руку на плечо Казимира.

– Мне очень жаль.

Он опускает голову. И сейчас напоминает брошенного ребенка.

– Я потерял всю семью.

В открытой двери появляется слуга с седыми прядями в волосах и с подносом в руках, на котором стоят настойки и травяные зелья. Когда его взгляд падает на короля, его глаза расширяются, а затем он опускает поднос на стол и склоняется в низком поклоне.

– Примите мои искренние соболезнования, Ваше Королевское Величество.

Каз поднимает голову.

– Что ты сказал?

– Примите мои искренние…

– Нет, как ты меня назвал?

Я понимаю, что так зацепило Казимира и что он с таким трудом пытается принять. Слуга обратился к нему не «Ваше Высочество», не как к принцу.

– Ваше Королевское Величество, – повторяет слуга и склоняется еще ниже. – Да здравствует король Казимир.

8. Сабина

Дождь заливает открытую пещеру под развалинами замка Кре. Мы вместе с тремя старейшинами стоим на краю пространства, которое мы зовем внутренним двором, где ливню нас не достать.

– Простите меня, – наверное, в сотый раз говорю я. – Мне никогда не рассказывали, что matrone должна оставаться на мосту душ.

– Тебе многого не рассказывали, – вздыхает Надин, вновь закрепляя в волосах гребень из черепа морского угря. С ее каштановых волос все еще капает вода. Мы вернулись домой, чтобы предупредить о случившемся famille, а остальные Перевозчицы все еще мокнут под дождем, стараясь собрать как можно больше душ. – Мы обучали Аилессу, чтобы она заняла место Одивы, а не тебя.

В ее словах нет и капли насмешки, но мне все равно больно их слышать.

– Я прекрасно знаю это. – Я прикусываю дрожащую губу. Охота, сражения – все навыки, так ценимые Леуррессами, – всегда давались Аилессе легче. – Я не просила делать меня matrone.

– Конечно нет. – Пернель касается моей руки.

Шанталь потирает свой темный лоб от нетерпения.

– Что случилось на мосту, Сабина? Я видела, как ты сражалась со Скованными, когда они вырвались на свободу в прошлый раз, и проявляла большее мастерство.

Я качаю головой и отступаю назад, чувствуя, как грудь сдавливает словно тисками. Мне теперь даже страшно воспользоваться благодатью золотого шакала, чтобы успокоиться. Я не знаю, как объяснить, что мать осталась жива, хотя находится в Подземном мире. Ведь перед этим придется рассказать, почему Одива там оказалась, – что у нее был возлюбленный, но не amouré, от которого она родила ребенка. Меня. Да стоит мне хотя бы заикнуться об этом, как начнется анархия. А мне сейчас не справиться с восстанием.

Пернель протягивает ко мне руку.

– Куда ты собралась?

Я отступаю все дальше, не в силах сделать даже вдоха. И просто не понимаю, как успеть все и сразу – управлять своей famille, переправлять мертвых, освободить Аилессу, разобраться с матерью, остановить Скованных.

Надин хмурится:

– Мы даже не обсудили план действий.

– И нужно подготовить место, куда мы соберем Скованных, – добавляет Дольсса. – К тому же ты не рассказала о случившемся famille, Сабина. Ты должна поговорить с ними.

– Я знаю, но… – Черные точки мелькают у меня перед глазами, вынуждая упереться рукой в стену. – Мне нужна минутка, чтобы… – Я выпрямляюсь и шагаю к туннелю, ведущему наружу. – Скоро вернусь.

Я бегу по туннелям, вырезанным приливами. Эхо волн отдается в ушах, усиленное благодатью шакала. А перед глазами стоит Одива за завесой из воды в костяной короне с черепом ночной вечерницы на голове. Как я смогу возглавить Переправу, зная, что мать сверлит черными глазами мою спину?

Я поднимаюсь на верхний уровень, где туннели пещеры переходят в коридоры старого замка. Мой взгляд падает на выгравированные гербы замка Кре, повторяющиеся на арках и стенах. Ворон и роза – символ монархов, которые когда-то правили в Южной Галле. Кажется, они о чем-то предупреждают меня, но я слишком взвинчена, чтобы разбираться в этом. Поэтому бегу дальше к разрушенной арке, которую моя famille использует как вход, а затем вверх по осыпающейся каменной лестнице. И вот, наконец, вступаю на мокрую траву снаружи.

Наклонившись, я упираюсь руками в колени и пытаюсь заставить легкие работать. Дождь заливает лицо и стекает по волосам и кончику носа.

«Успокойся, Сабина. Просто дыши».

Сегодня произошло столько событий, что, кажется, этот день никогда не закончится.

– Сабина? – раздается хриплый и низкий голос Жюли.

Я вскидываю голову. Жюли выглядывает из-за развалин садовой стены замка в четырнадцати метрах от меня. Капюшон закрывает ее лицо от дождя, но благодаря ночному зрению я вижу, как дрожат ее плечи. Я подхожу к ней и, схватив за руку, тащу под выступ зубчатой стены замка.

– Что ты здесь делаешь? – шиплю я. – Если кто-то из famille увидит тебя…

Мне даже страшно представить, как они разозлятся. Никто из посторонних не должен знать, где мы живем. Жители Довра держатся подальше отсюда. Они верят, что руины прокляты и здесь обитает призрак бывшего короля Южной Галлы. Предки Казимира не всегда правили этой страной.

– Что я здесь делаю? – Жюли упирает руку в бедро. – Ты бросила меня с Марселем.

Я на мгновение прикрываю глаза. Хоть что-то сегодня я сделала правильно?

– Прости. Я не смогла вытащить Аилессу и… сегодня Ночь Переправы. И мне пришлось… – Я замолкаю, когда взгляд падает на болезненно-бледную кожу Жюли. – Тебе не следовало приходить сюда, ты же знаешь… ну и вообще выходить на улицу. – Бастьен рассказал мне, что она уже лишилась большей части Света. – Переправа завершилась настоящим бедствием. Скованные души снова вырвались на свободу и…

– Бастьена арестовали.

Я распахиваю глаза:

– Что?

Жюли сбрасывает капюшон и пронзает меня свирепым взглядом.

– И тебя не было рядом, чтобы помочь ему. Я подслушала разговор гвардейцев. Они сказали, что ты убежала.

– Это не то, что… – Я потираю лоб, ощущая, как чувство вины захлестывает меня. – Мне казалось, ему ничего не угрожало, когда я убегала.

– Зато теперь, благодаря тебе, он в темнице. А к ворам никто не проявляет благосклонности. – Ее суровый взгляд смягчается, а подбородок начинает дрожать. – Они могут казнить его, если мы что-то быстро не придумаем.

Я вздрагиваю. Нельзя позволить Бастьену умереть. Я в долгу перед Аилессой.

– Гвардейцы разобрались, как мы проникли в замок?

Жюли кивает.

– Мы с Марселем едва унесли ноги.

– Тогда как нам проникнуть в Бо Пале?

Поиски подходящего места и подготовка к взрыву заняли две недели.

Она делает глубокий вдох, словно не раз репетировала свой ответ.

– У меня есть идея. В ту ночь, когда мы с Бастьеном и Марселем привели Аилессу в катакомбы…

– Ты хотела сказать, когда вы похитили ее?

– Да, да. – Жюли отмахивается от моих слов. – Одива попыталась освободить ее… попыталась отвлечь нас, чтобы Аилесса могла сбежать. И это почти сработало. – Она быстро объясняет, как множество гигантских летучих мышей напали на них.

Я вспоминаю ту ночь.

– Одива пела и молилась Тирусу, – бормочу я. Когда старшие Леуррессы отправились на поиски Аилессы, мать осталась в замке Кре. – Я видела, как она порезала палец о зубы черепа ночной вечерницы. Видимо, для ритуала требовалась ее кровь.

Что неудивительно. Ведь Аилесса – ее дочь и одной с ней крови. Поэтому летучие мыши по зову магии направились туда, где ее удерживали.

– Отлично, – говорит Жюли. – Тогда ты знаешь, как это сделать.

– Возможно.

Кажется, это не сложнее ритуала призыва amouré Аилессы, который я проводила.

– Но ритуалы обращения к Тирусу используются только в крайних случаях.

– Ты разве не слышала, что я говорила? Воров отправляют на виселицу. Что это, если не крайний случай, Сабина?

Во рту все пересыхает, и я заставляю себя сглотнуть.

– Ну, не думаю, что нашествие ночных козодоев или саламандр сможет причинить столько же вреда, как летучие мыши.

– А золотые шакалы? – спрашивает Жюли.

– Они не обитают в Южной Галле. – Убитый мной шакал невероятная редкость. И вообще, непонятно, как его занесло сюда. – Ритуалы Леурресс сильны, но не способны создать новую жизнь.

– Так я и думала. – Она склоняет голову набок. – Значит, если нам необходимо, чтобы животные напали на замок, они должны обитать где-то рядом?

Я хмурюсь, заметив, как блестят от нетерпения ее карие глаза.

– У меня уже есть три кости благодати, Жюли. Я не могу…

– У Одивы их было пять.

– Я не matrone. Вернее, не совсем. Аилесса скоро вернется, и…

– Но пока же ты matrone. Так почему бы тебе не заполучить еще одну кость. – Она пожимает плечами. – А когда Аилесса наденет корону, выбросишь ее. К тому же, если змеи отвлекут гвардейцев, ты сможешь вернуть Аилессу домой быстрее.

– Змеи?

У меня все сжимается внутри.

Она наклоняется ближе ко мне.

– Разве ты не понимаешь? Аилесса с Бастьеном поймут, что змеи приползли, повинуясь магии Костяных волшебниц, и отыщут способ вырваться из замка.

У меня вырывается резкий смешок.

– Если только их не парализует от яда.

– Можешь не беспокоиться об этом. Сейчас покажу. – Жюли спешит к садовой стене и достает из-за нее мешок из грубой ткани, завязанный узлом.

Ох, нет…

Она быстро возвращается назад с такой широкой улыбкой, что видно небольшую щель между передними зубами. Вот только даже от такой короткой пробежки ее дыхание стало тяжелым. Жюли сейчас намного слабее, чем месяц назад, когда я сражалась с ней под мостом во время попытки Аилессы пройти обряд посвящения. К сожалению, она уже никогда не восстановит силы, потому что потеряла слишком много Света. Никто из жителей Довра, на которых напали Скованные, не восстановится.

Сморщив нос, я смотрю на извивающийся мешок.

– Что там?

– Гэльский узорчатый полоз. – Жюли перекидывает свою золотистую косу через плечо. – Он не ядовит, но Марсель говорит, что этих змей часто путают со степными гадюками. У них очень похожий окрас, к тому же когда полозы чувствуют угрозу, то сплющивают свои треугольные головы, чтобы выглядеть как гадюка.

Я массирую виски, чувствуя, как начинает болеть голова.

– Не знаю, Жюли.

Старейшины ждут моего возвращения. Хотя, возможно, увидев у меня еще одну кость, они поверят, что я изо всех сил стараюсь стать хорошей matrone.

– Я хочу освободить Бастьена… но что, если Аилессе лучше оставаться в Бо Пале?

Я вспоминаю коварное лицо матери. А затем и ее слова: «Ей всего-то нужно коснуться моей руки, чтобы Тирус выпустил меня».

– Лучше? – усмехается Жюли. – Ты же сама сказала, что Скованные на свободе. А в прошлый раз они стекались к Аилессе, словно она сияла, как маяк в ночи.

– Это происходило потому, что она играла песню сирены, чтобы открыть Врата.

Сегодня вечером это сделала я, но, похоже, Скованные, наоборот, убегали от меня. А моего ожерелья они пугались.

– Но ей все еще угрожает опасность, – настаивает Жюли. – Нам стоит снова скрыться под землей. И когда Бастьен с Аилессой вернутся…

– Аилесса не может вернуться! – огрызаюсь я. – Наша мать жива, Жюли!

Она морщит лоб:

– Ты говорила, что она прошла через Врата и…

– Я видела ее с другой стороны Врат сегодня вечером. Она сказала, что жива, и, кажется, не обманывает. – Я медленно втягиваю воздух. Мои проблемы далеки от решения, но все же становится легче, когда делишься ими с кем-то. – Пока Одива заперта там. Но она хочет, чтобы Аилесса помогла ей выбраться оттуда.

С мгновение Жюли обдумывает мои слова.

– А ты не думаешь, что тебе стоит предупредить Аилессу?

Я тру лицо рукой.

– Не знаю.

Сегодня я и сама получила предупреждение. Сначала мне показалось, что серебряная сова защищает мою сестру от очарования Подземного мира, но, возможно, птица знала, что наша мать будет поджидать у Врат Аилессу. Прикусив губу, Жюли поглядывает в сторону Довра. Если бы высокие башни замка Кре не осыпались, мы бы могли с них увидеть крепостные стены Бо Пале.

– Послушай, – говорит она, – я не знаю, что сказать об Аилессе и вашей матери, но Бастьен – мой лучший друг. Ты сегодня оставила его в непростой ситуации и просто обязана что-то сделать, чтобы это исправить.

Она протягивает мне мешок, который извивается из-за дергающегося внутри полоза.

– Так сделай же что-то, Сабина. Что-то правильное.

Я вздыхаю. «Мне нужно исправить тысячу вещей. Так почему бы не начать с этого?» – успокаиваю себя я и забираю мешок.

– Молодец, – говорит Жюли. – Поторопись.

Пробормотав прощание, я быстро возвращаюсь в Шато Кре, а затем поднимаюсь в одну из невысоких неразрушенных башен, в которой находились покои матери. У нее хранилась небольшая коллекция ритуальных клинков – костяных ножей, которые она использовала для жертвоприношений, чтобы получить благодати животных.

Выбрав изогнутый кинжал, которым она убила гадюку, я развязываю мешок и бросаю его на пол. А затем поднимаю клинок, готовясь нанести удар в любой момент. Еще месяц назад меня бы уже начало тошнить, но сейчас лишь урчит в животе. Да и отвращение я испытываю лишь к себе. Ненавижу жажду плоти, полученную от благодати шакала. А убийство змеи только усугубит ее. От этой мысли я вздрагиваю. Какие еще «подарки» я получу сегодня вечером? Мать получила благодать от асписовой гадюки. Как это повлияло на нее?

Змея выглядывает из мешка. Ее зрачки круглые, а голова плоская и треугольная. Жюли говорила, что полозы сплющивают голову, когда чувствуют опасность. А сейчас для нее именно такая ситуация.

«Не думай о том, что делаешь, Сабина. Положись на благодать шакала и просто действуй».

Жажда крови усиливается. Я взмахиваю клинком. Хрясь. И голова змеи откатывается в сторону.

Я стараюсь не смотреть на змею, потому что рот начинает наполняться слюной, поэтому практически на ощупь вспарываю ей брюхо и стягиваю кожу вместе с мясом, пока не добираюсь до одного из позвонков. А затем разрезаю ладонь костяным ножом и прижимаю к ране кость. Змеиная благодать окутывает меня волной покалывающего жара. Но я не позволяю себе раздумывать об этом. Нужно покончить со всем как можно быстрее.

Сжав кулак, я окропляю каменный пол. А затем раскидываю руки и направляю сложенные чашечкой ладони к Подземному миру.

– Услышь мой голос, Тирус, – взываю я к богу, – песню сирены моей души. Отыщи мою сестру через общую кровь. Призови существ, подобных этому, ей на помощь. Прикажи атаковать замок, где находится моя сестра.

Все. Дело сделано.

Я быстро заворачиваю руку в тряпку и беру еще одну, чтобы вытереть кровь с пола. Но когда поднимаю голову змеи, у меня перехватывает дыхание. Даже после смерти она осталась треугольной. А зрачки, округлившиеся в темном мешке, стали узкими, как у всех ядовитых пород.

Это не гэльский узорчатый полоз. А смертельно опасная степная гадюка.

Марсель, может, и объяснил Жюли, чем они отличаются, но сомневаюсь, что он отправился на охоту вместе с ней. И она поймала не ту змею.

Я смотрю на кровь на полу, чувствуя, как ужас расползается по телу. Уже ничего не исправить. Ритуал, в которых используют кровь и кости, нельзя отменить.

А значит, я только что отправила всех окрестных гадюк напасть на Бо Пале.

9. Бастьен

Я прохаживаюсь вдоль решетки своей камеры, вглядываясь в тени от факела по другую сторону от нее. До рассвета осталось чуть больше часа. А Аилесса до сих пор не вернулась. Но сейчас самое лучшее время, чтобы прокрасться сюда. Праздник закончился – по крайней мере, музыка стихла, – а стражник уснул. Его храп слышно с другого конца коридора, когда воцаряется тишина между раскатами грома.

Где ты, Аилесса?

Даже на костыле за это время она бы успела преодолеть все лестничные пролеты и вернуться обратно. Я вновь кручу в руке золотой гребень для волос. А вдруг Казимир узнает, что она приходила ко мне? Станет ли он запирать ее в комнате, если не делал этого раньше?

Я провожу руками по волосам. Нужно отыскать способ выбраться отсюда самостоятельно. И, конечно же, отыскать Аилессу. Чтобы мы сбежали из этого проклятого замка. Но как? Я медленно пересекаю камеру еще дважды, когда мне в голову приходит идея.

– Эй! – прижавшись к решетке, кричу я. – Стража!

Не дождавшись ответа, я пронзительно и громко свищу.

– Затихни! – раздается хриплый и сонный голос охранника. – И не вздумай кричать снова, если не хочешь получить тумаков, парень!

Вот только это пустая угроза, потому что он не подходит ко мне. А через несколько секунд вновь раздается храп.

– Мне безумно скучно! – кричу я. – Может, составишь мне компанию? Мы можем поговорить о твоей девушке, Софи. – Я усмехаюсь. – Твой капитан знает, что вы тут делаете?

На мгновение повисает тишина. Затем раздается топот сапог. И вскоре передо мной появляется явно нервничающий стражник.

– Кто сказал тебе о… – Он стискивает челюсть, обрывая себя. – Я не знаю никакой Софи.

– Ты разговариваешь во сне, дружище. – Я подмигиваю ему.

Сделав три быстрых шага, он оказывается вплотную к решетке. А затем резко протискивает между прутьями мясистую руку, чтобы ухватить меня за горло.

– Расслабься, я не стану доносить на тебя. Особенно если ты согласишься на сделку. Я тут поковырялся в соломе и нашел маленькое сокровище. – Я показываю ему гребень. – Он из настоящего золота. И изумрудов. На мой взгляд, он стоит достаточно франков, чтобы отпереть эту дверь, что скажешь?

Стражник пристально смотрит на гребень, а его пальцы подергиваются от желания схватить украшение.

– Думаешь, сможешь подкупить меня? – фыркает он. – Капитан оторвет мне голову, если я выпущу тебя.

– Мы можем сделать вид, что я напал на тебя. – Я пожимаю плечами. – Давай подобью тебе глаз и оставлю болтаться ключ в замке. А ты вздремнешь на соломе. Так что, когда капитан во время обхода обнаружит тебя в камере, ты будешь выглядеть немного потрепанным, но при этом совершенно невинным.

– Отдай мне гребень, и я подумаю о… – ворчливо начинает он, но затем его глаза широко распахиваются.

На лице явственно отражается ужас. При этом взгляд направлен мне за спину куда-то под потолок. Я поворачиваюсь и вижу, как сквозь решетку проползает змея. Она быстро соскальзывает с каменной скамьи, а затем прячется в соломе на полу.

Я прижимаюсь спиной к прутьям. Это же чертова степная гадюка.

– Открой дверь, – говорю я стражнику, застывшему словно статуя. – Быстрее, или сделка отменяется!

Он нащупывает связку ключей на поясе. Но тут что-то скользит по носку его ботинка. Стражник начинает громко ругаться и пинаться, словно безумный.

Я оглядываюсь за спину. Но не вижу никакого движения в соломе, которое бы выдало местоположение змеи.

– И часто у вас тут ползают гадюки?

В темноте коридора темный пол начинает извиваться, словно превратился в темную воду.

«Не смотри туда, Бастьен», – одергиваю себя я, потому что не хочу спугнуть стражника, опасаясь, что он сбежит.

– Золотой гребень в обмен на ключи, – требую я, сохраняя невозмутимый вид, даже когда одна из гадюк начинает сворачиваться у него за спиной.

Один укус не смертелен.

– Давай же. Передадим их друг другу одновременно.

Стражник кивает и придвигается ближе. На его лбу выступили капли пота. Он приподнимает ключи. Я приподнимаю гребень.

– Готов? – спрашиваю я. – Раз, два, тр…

Внезапно свернувшаяся змея бросается вперед. И вонзает свои клыки в ногу стражника. Он кричит и валится на решетку. А ключи выпадают у него из руки. Но я хватаю не их, а меч из ножен стражника. За спиной раздается шипение. Я резко разворачиваюсь и взмахиваю мечом. Клинок рассекает змею как раз в тот момент, когда она выпрыгивает из соломы.

Стражник с криком падает на пол. И его кусает еще одна гадюка. Merde. Еще несколько особей скользит к нему… и ко мне.

– Вставай! – кричу я, протискивая меч сквозь прутья решетки, чтобы отогнать еще одну змею.

А затем прилагаю все силы, чтобы поднять стражника. Он развалился на полу и стонет, но мне наконец удается поставить его на ноги. Вот только еще две гадюки бросаются в атаку. Первую я успеваю разрезать клинком, но вторая пролетает сквозь решетку в камеру.

Прекрасно.

Я придерживаю стражника и осматриваю камеру. А вдобавок еще и пытаюсь дотянуться до ключей, осторожно просунув ботинок между прутьями. Но тут с другой стороны на стражника бросается змея. И впивается в его левую руку. Он сгибается от боли. Поэтому у меня не хватает сил его удержать. И стражник с глухим стуком падает на пол. Его уже укусили трижды. Моя грудь опускается. От такого количества яда не излечиться. Гадюка, забравшаяся в мою камеру, свивается в кольцо. И обнажает клыки. Я замахиваюсь и рублю мечом, но она успевает отпрыгнуть в сторону. Еще одна змея проползает через решетку под потолком. А две проползают между прутьями из коридора.

Merde, merde, merde.

Я кручу мечом вокруг себя. Змеи шипят и широко разевают пасти. Огрызаются на меня. Но я продолжаю рубить. Я понял, почему они приползли сюда. Всему виной магия Костяных волшебниц. Мне уже доводилось встречаться с подобным. Я бросаю еще один взгляд на коридор. Где Аилесса? Мы должны уйти из замка вместе.

Обезглавив двух гадюк, я спешу к решетке. Змеи обвивают безжизненное тело стражника. Сглотнув подступившую к горлу желчь, я стараюсь дотянуться до упавших ключей. Отбившись еще от трех змей, я цепляю кольцо от ключей кончиком меча. И как только выпрямляюсь, сбрасываю обвившуюся вокруг лодыжки змею и бегу к двери камеры.

На кольце шесть ключей. Первые два не подходят. Я вожусь с третьим, когда сверху падает еще одна гадюка. Merde. Видимо, она обвилась вокруг прута под потолком. Но только я собираюсь стряхнуть змею, как она впивается клыками мне в запястье. Ослепляющая боль пронзает меня. И с криком роняю ключи.

– Бастьен!

Аилесса.

Черные точки пляшут перед глазами. Но, несмотря на это, мне удается разглядеть Аилессу. Ее каштановые волосы мокрые. Платье пропиталось влагой и порвано в нескольких местах. А в руке она сжимает костяной нож, который покрыт кровью. Это кровь Казимира?

– Н-не стоило спускаться, – выдавливаю я сквозь стиснутые зубы. – Слишком опасно.

Она бросает взгляд на мертвого охранника, и ее кремовая кожа бледнеет.

– У-уходи, – хрипло требую я.

Мне едва удается выдавить эти слова и пошевелиться. Боль не утихает. Ей надо бежать отсюда. Но она не уходит. А спешит к моей камере, быстро переставляя свой костыль. Видимо, мой затуманенный мозг подводит меня, потому что мне кажется, будто змеи расползаются перед ней. Но потом я вспоминаю, что летучие мыши не нападали на нее в катакомбах. Только на меня, Жюли и Марселя.

Аилесса хватает ключи и пробует вставить их в замок. Гадюка бросается на меня, но Аилесса успевает отбить ее костылем, после чего вновь пробует открыть двери трясущимися руками.

– Зачем Сабина вызвала степных гадюк, если знала, что ты здесь? Я думала, вы подружились.

«Скорее заключили союз», – пробивается сквозь пульсирующую боль мысль.

– Их… послала Сабина?

Аилесса находит правильный ключ. Внутри замка звякают перемычки. Она распахивает дверь и вкладывает мне в руку костяной нож. А затем хватает меч и разрубает змею, нацелившуюся на мою лодыжку.

– Быстрее, Бастьен. Передвигай ноги. А я буду отгонять змей.

Спотыкаясь, я выхожу из своей камеры и медленно иду по коридору темницы. А Аилесса ковыляет рядом, размахивая мечом.

– Это точно дело рук Сабины, – наконец отвечает она на мой вопрос. – Ни у одной из Леурресс нет благодати степной гадюки, а она matrone… по крайней мере сейчас. – Ее лицо на мгновение мрачнеет. – И как matrone Сабина могла получить дополнительные кости благодати. К тому же я видела подобную магию только в исполнении мамы. Наверное, чтобы использовать ее, необходимо стать matrone.

Впереди появляется лестница, ведущая из темницы. Аилесса направляется к ней. Я стискиваю зубы и шагаю следом. Аилесса расчищает нам путь мечом так, словно косит пшеницу. Добравшись до первой ступеньки, мы инстинктивно беремся за руки. Она поддерживает меня, не давая упасть, а я – ее, помогая удерживать равновесие с костылем. Нам навстречу ползут змеи, и я отбрасываю их ногой. А Аилесса перерезает еще двоих.

Добравшись до верхнего уровня, мы оказываемся перед приоткрытой дверью. Я толкаю ее плечом. И мы выходим в узкий коридор. Гадюки свисают с канделябров и извиваются на полу. Аилесса откидывает подальше двух ближайших особей. После чего мы шагаем вперед, под их шипение.

– Забыла тебя предупредить, – тяжело дыша, говорит она. – Сабина не открыла Врата в Подземный мир.

Гадюка бросается к моей ноге. Но я успеваю разрезать ее костяным ножом.

– Откуда ты знаешь?

– Вечером Скованная… – Аилесса отрубает голову змее, – напала на короля. – В ее глазах вспыхивает боль. – Он погиб, Бастьен.

Холод пронзает мое разгоряченное тело. Мы сворачиваем в проход, а затем в длинный коридор, который тянется по всей длине замка. И все это время я пытаюсь осознать сказанное Аилессой. Если появился один из Скованных, то вскоре появятся и другие. А раз король Дюранд мертв…

– Принц все еще жив, да?

Аилесса отводит взгляд.

– Насколько я знаю.

Merde. Значит, теперь Казимир король Южной Галлы. И стал более могущественным, более значимым и… возможно, более желанным для Аилессы. Так что ей будет еще сложнее убить его. От этих мыслей желудок скручивается в узел.

– Тебе вновь придется прятаться под землей. – Я не хочу думать о связи их душ прямо сейчас, когда есть более насущные проблемы. – Скованные найдут тебя, как в прошлый раз, и…

– Сегодня не я играла песню сирены. – Морщась, она медленно ковыляет вперед. Видимо, ее сильно беспокоит колено. – Поэтому они опасны для меня не больше, чем для других.

Ну хоть это радует. Но ей все равно нужно выбраться из замка. Аилесса откидывает в сторону еще одну гадюку, и я вновь переплетаю наши руки, чтобы поддержать ее. Боль в запястье становится сильнее, так что приходится стиснуть зубы, чтобы перетерпеть ее. Аилесса выставляет меч перед нами, готовясь отразить атаки змей, но они убираются с нашего пути. Пока мы держимся за руки, они мне не угрожают.

Чувствуя, как меня покидают силы, я прижимаюсь к ней. Напряжение в мышцах немного ослабевает, когда успокаивающее тепло ее тела проникает в меня.

– Думаю, можно попробовать выбраться через новый колодец, – говорит она. – Скорее всего, гвардейцы убеждали оттуда, когда полезли змеи.

Мы шагаем по коридору дальше, не встретив никого на пути. Если не считать двух скрючившихся фигур, которые сильно напоминают мертвого стражника из темницы. Я сглатываю. Не верится, что Сабина спокойно отправила змей напасть на замок. Надеюсь, большинству живущих в замке людей удалось спрятаться в шкафах или других укромных местах, где им ничего не угрожает.

Наконец, мы добираемся до большого зала, который теперь кишит змеями. Они извиваются на столах и оплетают кубки, а из-за острых клыков виднеются раздвоенные языки. С наступлением утра эти чудовища расползутся. Ведь с рассветом разрушились чары Одивы, когда она направила летучих мышей в катакомбы. Я смотрю сквозь окна на светлеющие грозовые облака. Думаю, первые лучи появятся в ближайшие полчаса.

Мы с Аилессой проходим через фойе, ведущее во внутренний двор. Ливень сменился моросящим дождем. Змеи ползают по камням и вокруг образовавшихся луж. Я отталкиваю пару гадюк, которые оказались слишком медлительными, чтобы убраться с нашего пути. К счастью, мы уже добрались до узкой башни, в которой расположили колодец. Распахнув двери, я, пошатываясь, захожу внутрь.

Голова кружится. Воздух с трудом пробирается в легкие. А колотая рана на спине пульсирует сильнее, чем укус змеи. Но и отдыхать времени нет. Я должен спустить Аилессу в колодец. А лестницу опутали змеи, которые ползут вверх. Ей все еще требуется моя помощь, а мне не справиться без ее защиты.

– У меня возникла идея, – говорит она. – Дай-ка мне костяной нож.

Как только я протягиваю клинок, она роняет меч и костыль, а затем разрезает ножом ладонь. После чего размазывает выступившую кровь по моему лбу.

Я вздрагиваю.

– Что ты делаешь?

– Пытаюсь обмануть змей. Ритуалы Леурресс основаны на крови и костях. Мы с Сабиной одной крови. Думаю, именно она привлекла змей в Бо Пале. И, как мне кажется, защищает меня. Надеюсь, теперь она будет защищать и тебя. – Она размазывает еще немного крови по моей шее. – Давай проверим, права ли я.