Крейг Оулсен
Как я сошел с ума
– Слышь, он, по ходу, оставшиеся зубы потерял.
Избитый мужчина закрывал окровавленное лицо руками.
– Тогда ему придется не жевать, а сосать… и догадайся, что именно?
Они засмеялись.
– Вы избили его просто так? – храбро встрял я.
Оба санитара резко обернулись.
– Ты, новенький, – дерзко отреагировал один из них, – суешь свою мордочку не в свои дела.
– Но нельзя же просто так избивать людей.
– Он напал на Тони, пришлось принять меры. Ты… как тебя там?
– Лоренцо.
– Ты, Лоренцо, лучше иди куда шел, мы без тебя как-нибудь.
– Если вы от него не отстанете, я…
– Что ты можешь сделать?
– Я доложу руководству.
– Да? Да у нас тут стукач нарисовался!
Я был непоколебим и смотрел прямо в глаза садисту. Видимо, он понял, что я не шучу.
– Ну хорошо, думаю, с него на сегодня хватит. Идем, Тони, у нас есть дела поважнее.
Тогда я впервые увидел в глазах душевнобольного выражение, напоминающее благодарность. Вскоре один из них запер дверь палаты с номером 203. Почему-то я до сих пор помню эту цифру.
После этого случая в дежурной комнате мне были еще более не рады, и, собственно, из-за чего мои похождения продолжились. Когда приоткрытая дверь предстала передо мной вновь, я уже представлял картину, которую увижу внутри палаты, но так как терять уже было нечего, ведь отношения с коллективом не задались, я поддался справедливому гнету своей натуры. Вломившись в палату, я окаменел, а рот так и остался открытым в ожидании праведной речи.
Я увидел санитара-здоровяка с голым задом, взгромоздившегося на душевнобольную пациентку. Она не могла что-то сделать под тяжестью насильника и лишь стонала от боли. Сам же санитар повторял периодические движения тазом и лишь спустя несколько секунд моего наблюдения обернулся. Я не стал даже рассматривать его лицо, как вдруг рванул в дежурную комнату. Когда я, задохнувшийся и испуганный, забежал в комнату санитаров, тут же обратился к находящимся там. Двое садистов даже не пошевелились, а третий всё же обратил внимание.
– Там этот… этот, – запинался я, – здоровяк насилует пациентку.
– Кажется, он только что познакомился с Джимми, – отреагировал Тони с улыбкой.
– Почему вы сидите? Нужно что-то делать.
Все трое отвели взгляд.
– Я с Джимми даже связываться не буду.
– Я тоже.
– А мне вообще параллельно.
Неожиданно дверь открылась, и, не заходя в помещение, здоровяк Джимми обратился ко мне:
– Ты, – пробасил он, – на выход.
Я посмотрел на санитаров. Они явно боялись его и проигнорировали мою беспомощность. Мне ничего не оставалось, кроме как подчиниться и выйти навстречу дьяволу.
– Значит так, – продолжил он, прижав меня к стене, – если кто-то узнает о том, что ты видел, ты труп. Но, возможно, – в его голосе прозвучала насмешка, – я дам тебе шанс пожить, и ты послужишь моей личной шлюхой. Уяснил?
– Я… я сохраню это в тайне.
– Хоть одно слово – и ты у меня окажешься во-о-от здесь. – Джимми показал на пах.
– Я понял.
Здоровяк фыркнул и, толкнув меня в плечо, побрел обратно.
Спустя несколько дней шок от увиденного немного отступил и нервные колебания сменили вектор тревоги: настала очередь ночной смены. Конечно же, я был рад, что с этих пор буду работать исключительно с наставником и еще двумя, вполне адекватными для этого места парнями. Хэнк провел первый обход со мной и пояснил, что, по сути, трех прогулок за ночь будет достаточно для того, чтобы убедиться в порядке на ответственном участке. Вот только ко второму обходу он захотел спать, и мне, как самому «зеленому», пришлось ходить одному. Вручив ключи от решеток, разделяющих коридоры на отсеки, в связке с ключами от палат, он устроился поудобней и объявил о личном перерыве на сон-час.
Вой и крики из некоторых палат звучали и ночью. И, по заверению наставника, это было нормой, а вопросы всегда возникали в обратных случаях, например, когда палата погружалась в тишину. Убедившись в спокойствии за дверью, рекомендовалось проверять пациента. Подобные действия я проделал с десяток раз, все умалишенные ютились на своих грязных шконках, и лишь двое из них спали прямо на полу. Заглянув в очередную тихую палату, я увидел пациента, лежащего в странной позе. Лицо его было бледным, рот немного приоткрыт, но вот глаза были широко раскрыты, выдавая пустоту. В голову сразу же закралась мысль, что он мертв.
– Черт, черт, черт…
Я нервно перебирал ключи, думая одновременно как о покойнике, так и о возложенной на всю смену ответственности за него. Найдя нужный номер на головке ключа, я воткнул его в замочную скважину и открыл дверь. Стены палаты не отличались от всех прочих. Желтая краска на них облупилась, пол из белой плитки был вымазан и пропитан многолетними выделениями пациентов. Потолок же казался темного оттенка. В палате находилась вмонтированная в пол кровать, а рядом валялся худой мужчина. Я подбежал к нему, приложил палец к шее. Пульс был. Неожиданно мужчина моргнул, а затем закрыл рот. Я отскочил назад. Он быстро поднялся, после чего голова больного приняла странное положение. Я же застыл от неожиданности и попросту не знал, как реагировать. В это время изо рта, полного гнилых зубов, прозвучала едкая фраза:
– Давно я не пробовал человечинки.
Я выбежал из палаты и попытался закрыть дверь, но пациент вытащил руку наружу, не давая защелкнуть замок, а после толкнул дверь с такой силой, что это меня испугало еще больше. Больной вышел из палаты и стал приближаться, я же продолжал пятиться назад. Наконец он рванул на меня, а мне ничего не оставалось, кроме как бежать, бежать как можно быстрее. Его визг стоял на весь коридор, и среди малопонятных слов я смог разобрать:
– Я тебя съем, мой вкусненький!
Крик раздавался за спиной, а ноги не чувствовали твердого пола под собой и становились ватными. На время я смог оторваться, но впереди возникла заграждающая коридор решетка. Кое-как отперев, я проник за нее, и как только увидел приближение безумца, даже не попытался закрыть. Я несся со всех ног к дежурной комнате и кричал имя наставника:
– Хэнк! Хэнк, на помощь!
Оказавшись на одной прямой с пунктом спасения, я продолжал бежать и кричать. «Каннибал» же не отставал, предвкушая поздний ужин. Пробежав поворот у комнаты санитаров, я краем глаза заметил силуэт. Обернувшись еще раз, я понял, что это Хэнк. Он услышал призыв и спрятался за углом, недалеко от комнаты отдыха. Я, наконец-то, остановился, а псих, звонко смеясь, продолжал радоваться такому повороту. Вмиг перед его лицом возникла дубинка, и тут же его ноги подлетели выше головы, а гримаса изменилась до неузнаваемости. Безумец отлетел назад, упал на пол и после уже не приходил в себя. Кровь сочилась из рассеченной брови. Хэнк отправил его сильнейшим ударом в глубокий нокаут.
– Да ты, Лоренцо, идиот! – сходу закричал наставник.
– Я думал, он мертв.
– Даже если так! Какого черта ты не позвал кого-то из нас?!
– Наверное, подумал, что он еще жив, но вот-вот умрет.
– Лучше заткнись и позови дежурного доктора. Нужно зашить рану, пока он тут все не вымазал.
– Х-хорошо, я сейчас её найду.
– Давай быстрей, черт тебя дери!
Через несколько минут я нашел доктора, и Хэнк, после наложение швов «каннибалу», успешно замял мое нарушение. В общем, последствий, как таковых, не было, кроме издевательских насмешек от всей смены, которые, спустя время, заставили улыбаться и меня. Как итог – мне запретили ходить одному.
В клинике каждый день, в одно и тоже время, в специально отведенной зоне на свежем воздухе проходили прогулки, в которых мы, санитары, и все дневные работники младшего звена принимали участие в качестве надзора. Исключением для прогулок являлись особо опасные пациенты, их, кстати говоря, постоянно держали в камере и лишь из-за редких уборок в палате им меняли место пребывания. В целом же их жизнь проходила в четырех стенах и редко выходила за пределы одной комнаты. В одну из таких вылазок на свежий воздух Хэнк поведал мне об экспериментах над больными.
– Лоренцо, видишь того тихого психа? – Он без стеснения указал пальцем.
Я присмотрелся.
– Тот медлительный у забора?
– Он самый.
– И что с ним не так?
– Лоботомия, – сделав умное лицо, сказал Хэнк.
– Что? Её же запретили.
– Запретили… – Он усмехнулся. – Ага, как же. Здесь эта хрень постоянно практикуется, так же, как, например, и шоковая терапия, и…
– Наши доктора вообще ничего не боятся?
– Видимо… Однажды я слышал разговор заведующего с профессором, и там обсуждалось что-то немыслимое. Я даже слов таких не знаю…
– И всё же, о чем они разговаривали?
– Про долгосрочный наркотический сон помню точно, про какую-то кому…
– Инсулиновую?
– Да! Кажется, про неё. А откуда ты…
– Я книжки читаю, Хэнк.
– Книжки, значит. И что они тебе дали, кроме бесполезной информации?
– Ну, например, я знаю, что эти методы запрещены.
– И что ты будешь делать с этими знаниями, расскажешь полицейским? Тогда тебя уволят задним числом, а они со временем возобновят эксперименты.
– Это не эксперименты, Хэнк. Это лечение, раньше такое постоянно практиковалось.
– Походу, ты превзошел своего учителя, «сынок», но, если продолжишь умничать, я тебе задницу надеру. Лучше не беси меня, Лоренцо.
– Недалекие всегда злятся, когда не понимают значения слов.
Хэнк грозно посмотрел на меня, из-за чего пришлось кротко продолжить:
– Да всё, всё, Хэнк, успокойся, я не о тебе…
Со временем случай с побегом «каннибала» был почти забыт, и коллектив дружно выпроводил меня за пределы дежурной комнаты, отмечая день рождения одного из санитаров. По-видимому, они не планировали обход в эту смену, и меня назначили единственным, кто способен чуточку поработать в эту веселую ночь. После часа скучных хождений из-за одной двери послышался голос, называющий меня по имени:
