Константин Мазуренко
Роман, в издательство
Первая моя свободная книга после той, которую я впопыхах разорвал на мелкие кусочки и спустил в Неву плыть подальше от меня, была о… Хммм! Не помню!
Флешбэки какие-то! Яркие, но очень короткие, не разобрать!
– Сонь! Я больше не помню ничего…
– А вот это? «Уговорить редактора прочитать пять-десять страниц». Хоть одного редактора помнишь? – пыталась помочь мне Софья. Мы поднимались на лифте в шикарном доме дорогого жилого комплекса в центре столицы.
– Да! Одну точно! Она была похожа на Марго. Я еще не мог припомнить, на кого Марго похожа. Редакторша плакала, от нее муж ушел, и я ее утешал и говорил, что я написал классный роман, и когда она начнет его читать, она забудет все свои проблемы. Так и получилось. Она потом меня благодарила и отдала роман в печать. Дальше не знаю. Я забрал гонорар и уехал.
Меня прервал звонок на телефон Софьи, она включила громкую связь, впуская меня в квартиру. Звонил Тихон Владленович:
– Софья Александровна, я должен вас обрадовать, – вещал генерал, – означенного числа в морги не поступало ни одного Романа из вашего поселка, и вообще по всей Москве ни одного. Более того, ни в одну больницу Роман означенного возраста не был доставлен. Напутала что-то ваша Баба Маня. Скорая была, ездила на вызов, но ко второму вашему соседу, у него был резкий приступ аппендицита, и его действительно в тот день оперировали. То есть резали ножиком, как уверяла Баба Маня, только не на улице и совсем не Романа. На мой взгляд, все, чем мог бы помочь, я сделал.
– Спасибо, Тихон Владленович, с меня картина в знак глубочайшей признательности за помощь!
– Не откажусь, Сонечка, не откажусь… от такого художника!
До встречи… и жена очень ждет вас с женихом в гости!
– Договорились! Как только, так мы сразу. Всего доброго, Тихон Владленович!
Генерал отключился.
– Ты слышал. Выше уже некуда обращаться! Баба Маня…
Софья развела руками и пошла заваривать чай, а я остался наедине со своими мыслями. Хоть в этом доме можно было побыть одному и подумать… Квартира была оборудована новейшей техникой, и в ней была видна рука отличного профессионального дизайнера.
– Сонь! А что ты знаешь про Романа? Где его можно искать?
– Ничего не могу сказать… Я с ним последние два года не общалась.
– Как так? Он же говорил, что ты вокруг него кругами ходишь, влюбленная дурочка…
– Ну, мало ли что он говорил… Нет, мы с ним давно не виделись. Да, я когда-то была влюблена в него, но времена меняются, вылечилась…
– Как?
– Работой. Картинами…
– А с кем жила все это время? Молодой человек – в своей квартире, ты – в своей? Здесь не видно чужих тапочек…
– Типа того… Давай не будем обсуждать мое прошлое. Твое прошлое теперь важнее… Знаешь, мне почему-то тоже хочется, чтобы ты вернулся к волшебным сказкам для детей. Эти твои романы и кочевой образ жизни довели тебя до ручки!
– Это не они меня довели, все было хорошо до встречи с Романом и … – не смог я произнести… Не хотелось портить все историями о призраке… Софья оказалась не той Софьей-дурочкой, которую знал несколько лет назад Роман и образ которой он и я сам себе нарисовали в своей голове, поэтому не хотелось этой прагматичной современной женщине рассказывать байки про призраков-писателей.
Что было делать?
– А давай съездим в поселок, – предложила практичная часть моей волшебной Софьи. – Узнаем, может, кто-то видел Романа после того, как вы расстались. Не как Баб Маня, не пойми что себе придумала, а реальные свидетели?
Через час мы стояли напротив дома Софьи и стучались в калитку ее соседа, того самого Белого, которого недолюбливала Лена-Марго.
– Слав! – позвала Софья, открывая защелку калитки и заходя без церемоний на участок поэта.
Белый выглянул в окно и, увидев, что соседка не одна, обиженно и немного жеманно произнес:
– Сонь, ну не при посторонних же!
– Это он про свое имя так заботится, – чуть понизив голос, объяснила мне Софья.
– Не переживай, это свои, это мой жених – Сергей, мы к тебе по делу.
Поэт, не выходя из дома, через окно протянул мне руку и представился все равно псевдонимом:
– Саша, Александр Белый – поэт.
– А в вашей среде это нормально брать себе такие известные псевдонимы?
– А что, разве это торговая марка? Ивановых знаете сколько! И сколько тезок у них? Вот вы… Вы писатель?
– Ну допустим…
– Нет, так не годится! Писатель или нет?
– Ну писатель!
– Вот! – значительно протянул Слава. – А хотелось ли вам когда-нибудь назваться Антоном Чехонте?
– Нет, никогда! – не понимая, в чем прикол, возможно, слишком резко ответил я.
– А зря, братец! Чехов не застолбил этот псевдоним. Он не охраняется никаким законом. Запросто можно взять и использовать. Кто запретит?
– Не знаю, опустим! – не желая впутываться в сомнительные споры, прервал я поэта. – Мы действительно по делу. Скажите, вы не видели меня на днях, когда я заходил к Софье, и на улице стояла скорая.
– А баба Маня потом орала, что вы убили Ромку? – уточнил Белый.
– Да.
– Видел вас обоих, я сидел на крыльце, яблоки чистил, хотел варенье сварить. Помнишь, Сонь, я за рецептом еще к тебе в тот день заходил?
– Помню, – отозвалась Софья. – Скажи, куда пошел Роман после того, как они расстались. Ты видел?
– Конечно, видел, – с напускным безразличием ответил поэт.
– Куда? Налево, направо? – обрадовался я свидетелю.
– Назад, – ответил поэт.
– Назад – это куда? – опешил я.
– Назад – это ко мне, – закатил Белый глаза к небу, как будто мы были тупее тупых…
– То есть? – начал я закипать.
– Ну, когда вы жали друг другу руки, он стоял спиной к моему дому. Когда ты пошел к Соньке, он развернулся и пошел назад, то есть ко мне домой.
– Слав, не дури! Разговаривай по-человечески, пожалуйста! – вмешалась Софья.
– Да ладно, не бузись! Скучно ведь… Когда стихи не сочиняются, тоска прям берет. Хочется хоть кого-нибудь за нос поводить. В общем, когда вы разошлись, Роман пришел ко мне.
– Пришел, и что? – начала терять терпение и Софья.
– Ну, я полиции так и сказал, что этот, твой Сергей, его не убивал.
– У тебя была полиция? – реально испугался я, что меня уже ищут.
– Конечно, в тот же день! Я им сказал, что баба Маня – местная шальная, и верить ей нельзя. Я сказал, что Роман пошел в сторону метро.
– То есть? Ты им не сказал, что он к тебе заходил? – казалось, Сонька готова была его немножко придушить, если не сказать хуже…
– Не сказал. А зачем? – нагло улыбаясь, уставился на нас поэт.
– То есть – зачем? Логично сказать полиции правду, если тебе нечего скрывать! – взывала к разуму собеседника Софья.
– А мне, Сонь, есть что скрывать? – явно развлекаясь, спросил поэт.
– Я не знаю. Ты сказал, что он пришел к тебе, а теперь он пропал. Может, ты его и грохнул… – вышла из себя Софья.
– Ой, Сонь! Ты сама-то себе веришь? Ну кого я, поэтишка, могу грохнуть?
– Никого! – полностью уверенная в своих словах, продолжила допрос Соня. – Тогда почему ты ничего не сказал полиции?
– Потому что Роман оставил маляву…
– Роман оставил что? – Мне показалось, слово «что» должно было загнать поэта под землю, с такой силой и злостью моя Софья-цветочек его произнесла. Я и не знал, что она так умеет…
– Ладно, Сонь, ладно. Роман пришел и сказал: «Когда придет Сергей, отдай ему эту записку. И больше никому о ней не говори!» Но тебе ведь можно, раз ты с Сергеем? – снова прикинулся придурком Александр Белый, отлично понимая, что он говорит и как.
– О, боже! Почему ты, Слав, такой, а? Скажи на милость!
– Тоска, Сонь! Она… проклятая. Скучно! Вот записка.
Я развернул аккуратно сложенный тетрадный листок и прочитал: «Поехал пообщаться с твоими родителями, может они мне подскажут, что с тобой делать, чтобы ты от меня отстал!»
– Бред какой! – прокомментировал я прочитанное. – Пошли, Сонь, отсюда. Спасибо тебе, Слав, ты все правильно сделал. Молодец! Спасибо, что не отдал записку полиции.
– Всегда пожалуйста, ребят! Вы заходите как-нибудь… Может, чайку попьем? – заискивающе кричал нам вслед поэт – Саша Белый по имени Слава.
– Сереж, покажи записку! – уже в машине попросила Софья. Я протянул.
– Ты понимаешь, в чем бред? – спросил я.
– Твои родители погибли.
– Вот именно! – чуть ли не выкрикнул я. – И он поехал с ними пообщаться?
– Что он знает о твоих родителях?
– Что они погибли в Африке, что я не стал дотошно выяснять, что с ними случилось, а поверхностные поиски ничего не дали. И я не знаю, что обо всем этом думать.
– Поехали.
– Куда? – Мне казалось, что я отупел от всех этих событий. Моя голова, всегда умевшая выстраивать логику событий шагов на 20 вперед, отказывалась соображать. Казалось, что теперь не я решал, куда еду и что делаю, а меня вели по чьему-то неозвученному плану.
– К родителям, – ответила Софья, голосом обозначив свое отношение к моему сегодняшнему идиотизму.
– Сонь! К каким родителям? Померли они давно! Ты сама слышишь, что говоришь?!
– Серый, не тупи! На кладбище едем.
Я даже не стал комментировать ее реплику. Мое сознание медленно и верно начало погружаться в панику. Я отказывался вспоминать свое имя, все, что связано было с творчеством, стерлось из памяти, как будто и не лежало там никогда. Ячейки мозга с моим прошлым были заперты на какой-то замысловатый цифровой ключ, расшифровать который не удавалось моему разуму. А теперь еще и логика отключилась!
– Какое кладбище? – спросила, смягчив тон, Софья, заводя машину.
– Новодевичье.
– Ого! Как так? – удивилась Соня. Если бы я хотел произвести впечатление на девушку, то в этом пункте наших отношений мне это однозначно удалось.
– Не знаю. Я не был там никогда.
– Что ты за сын такой? Как так получилось?
– Я говорил, что был зол на них, и до сих пор не простил, и не очухался. Я просил их, умолял, настаивал, из дома уходил, чтобы они меня взяли с собой в эту долбаную Африку. Они готовились к поездке полтора месяца. Делали документы, прививки. Я полтора месяца надеялся, что они передумают. Они уехали, сказав, что поступить иначе не могут. Они даже не объяснили, почему так! Три дня, всего три дня, и человек, с которым меня оставили, пришел и сказал, что они погибли!
– И тебе не хотелось узнать, что произошло?
– Тогда – нет. Я был в шоке. А потом не смог найти никого, кто с ними работал.
– И не было никаких друзей?
– Никто не захотел со мной говорить.
– Как так?
– Не знаю. Я не смог найти всех, а кого нашел… Не хочу вспоминать… Прости!
– Ладно. Как мы найдем их могилу?
– Однажды в интернат пришел человек и передал мне схему, как пройти к месту захоронения.
– Кто это был?
– Я не знаю. Я видел его мельком. Пришел человек в интернат, а потом мне сказали, что он принес мне записку, а в ней оказалась схема.
– Слушай! Почему ты такой? Почему никогда… – Софья с досады замолчала.
– Детские травмы, наверное, – единственное, чем мог я оправдать себя в этот момент.
Больше мы не проронили ни слова за всю дорогу до кладбища. Я понимал, что имеет в виду Софья, и отчетливо осознавал суть ее претензий ко мне. Я – взрослый человек 30 с лишним лет ни разу за два десятилетия не захотел по-настоящему узнать, что случилось с моими родителями, купаясь в детских обидах и комплексах.
И может, это и правда была именно та задача, на решение которой нужно было потратить отпущенные мне последние шесть дней жизни? И только это и имело сейчас значение? Найти себя и узнать то, что сделало меня таким, какой я есть, и поставило в ту ситуацию, в которой я сейчас и оказался.
– И? – вернула меня в настоящее Софья. – Что дальше?
Мы стояли возле ворот кладбища.
– Я помню схему наизусть. Пошли! – в темноте собственных мыслей, на ощупь, пошел я по кладбищу, как по закоулкам новой компьютерной игры.
Путь занял минут 20 от силы и оборвался в той точке, в которой в данный момент и при данных обстоятельствах я не захотел бы оказаться ни за что на свете. Паника, ярость, истерика, бессилие и злость завладели моим разумом одновременно. Хотелось орать и громить все вокруг, лишь бы не видеть эту приторную, мило улыбающуюся рожу писателя, стоявшего во весь рост на пути к могилам моих родителей.
Как он здесь оказался? Почему опять он? Почему снова это дикое напоминание, что жить мне осталось меньше недели?
Что он хочет от меня? И это имя, его имя…
Я смотрел на Софью, а потом на памятник, потом снова на нее, не в силах даже задать вопрос, не то что произнести что-либо осмысленное.
Не дойдя и пары метров до могил родителей, я рухнул на какой-то стилизованный сказочный пень напротив захоронения писателя, который обозначил рубеж моей жизни и в доме которого я теперь жил…
Софья стояла и внимательно смотрела на меня, по всей видимости, ожидая моих комментариев.
Я не мог произнести ни слова. Я ведь даже не удосужился узнать у Романа или у самого призрака его имя.
На памятнике значилось: Сергей Федорович Верхотуров.
– Ничего не понимаю, – как зомби твердил я про себя и, наконец, произнес это вслух. – Я откуда мог знать его имя? Как так получилось, что мой последний псевдоним совпадает с его именем?
Откуда Роман мог знать про могилы моих родителей? Призрак сказал, что это он отправил внука в чебуречную, чтобы тот привез меня в их дом. Это все подстроено? Кем? Призраком? Ты можешь в это поверить?
Софья молчала.
Мысль не работала, мысль хаотично скакала с предмета на предмет. Нет, не так. Мозг отказывался работать, перескакивая с одной мысли на другую.
– Сергей, о чем ты? Какой призрак?
– Садись, – попросил я ее в ответ, встав с пенька и усаживая ее на свое место. Присев на ограду могилы писателя напротив Софьи, я, наконец, рассказал ей всю историю своей встречи с Романом с самого начала.
Внимательно дослушав, и вместо каких-либо комментариев, набрав полную грудь воздуха, Софья на выдохе произнесла:
– Где похоронены родители? Пойдем.
Я махнул головой в сторону. Могилы родителей должны были быть ровно за памятником писателю. Я помню, на плане этого захоронения была надпись: Писатель.
Мы оба встали, Софья пошла первой и, как только обогнула памятник Сергея Федоровича Верхотурова, резко затормозила, круто повернулась ко мне и, взяв за плечи, глядя в глаза, скомандовала:
– Стой! Сядь обратно.
– Зачем? – ничего не понимая, опешил я.
– Не надо тебе сейчас туда. Пойдем, пойдем, – разворачивая меня и подталкивая идти обратно к пеньку, увещевала любимая.
Я послушался.
– Да объясни ты толком. Что там?
– Сядь!
Я сел и закрыл глаза. Я уже понял, что там еще один сюрприз судьбы, к которому она хочет меня подготовить.
– Говори, – почти простонал я.
После новости о скорой смерти мне казалось, что ничего страшнее уже не может со мной случиться. Но та решительность и резкость, с которой моя спутница меня остановила, испугала меня.
Софья снова выдохнула после глубокого вдоха, как будто воздух помогал ей собираться с мыслями и с духом.
– Ты главное, не кипишуй сразу, я помогу тебе. У меня есть связи. Мы во всем разберемся. Я буду с тобой. Ты не один, помни об этом, пожалуйста.
– Сонь, я готов. Говори.
– Там могила вскрыта, пустая. Ну, то есть одна из двух. Я предлагаю сделать ноги и не подходить даже. Давай я вызову спецов, и пускай они разберутся. Тем более ночь почти…
Она протянула мне руку, и я, не сказав ни слова, снова послушался. Взяв ее за руку, я без оглядки пошел за ней.
Честно говоря, я даже не думал: правильно ли я поступаю и правильно ли рассуждала Софья. Я просто понял, что еще и такое моя психика точно не выдержит.
Да, собственно говоря, что я мог поделать? Если верить словам призрака, у меня оставался только завтрашний день, а потом начнут отниматься ноги. Если уж она решила, что у нее получится хоть что-то узнать, то пускай и узнает. Жизнь все равно кончена, днем раньше, днем позже.
Вот и еще на один день я стал ближе к родителям.
Уснул я как убитый. К утру приснился отец. Подошел и пожал руку. Что это могло значить и значило ли вообще что-то – я не понял. Но это был первый раз, когда я видел хоть кого-то из родителей во сне. Они никогда не снились мне после своей смерти.
Глава 6. День третий
Еще вчера вечером Софья позвонила генералу, и уже к восьми утра нам доложили обстановку.
– Вставай, поехали, – скомандовала любимая, приготовив кофе и какой-то нехитрый завтрак.
– Честно говоря, я даже не знаю, стоит ли мне спрашивать о новостях или лучше узнавать все по ходу событий? – размышлял я вслух уже в машине.
– На самом деле… – Софья задумалась. Было видно, что не знает она, как преподнести мне новость, и стоило ли, тоже еще не решила. – В общем, Владленович сказал, что… В общем, твоя вчерашняя история с призраком – цветочки по сравнению с тем, что ты должен узнать сегодня.
– Ясно. Тогда рассказывай… – грустно вздохнул я.
– Нашли машину, которая вывозила гроб. Нашли людей, которые вскрывали могилу. К ним пришли двое, представились сотрудниками Следственного комитета, показали корочки, постановление об эксгумации. Откопали. Гроб поместили в машину и увезли в область. Люди Владленовича машину нашли, гроб в ней. Гроб пустой, и в нем никогда и никого не было. Зарыт был пустым изначально. Мы едем туда.
– Зачем? Посмотреть на пустой гроб? – озадаченно просил я.
– Не совсем так…
– Ну! Говори уже… – нервы сдавали.
– Машина стоит рядом с высоким забором. А за забором сумасшедший дом. И по документам там лечится твоя мама. Осталось понять, действительно это она или нет.
Здесь наступила пауза и в общении, и в сознании. Я думаю, что мало людей на земле переживали такие известия. Да я ни одного персонажа своих книг не запирал в такие условия. А другого слова и не найти: я был заперт в тиски ситуации, даже выйти проораться не помогло бы…
Я молча ехал и выл внутри себя волком. Хотелось рвать зубами обшивку автомобиля от боли и невообразимости событий… 20 лет моя мама жила в каких-то 50 километрах от меня? Или это какой-то развод?
Кто вскрыл могилу? Роман? Вот этот безработный недописатель? Откуда у него такие связи? Кто указал мне путь к сумасшедшему дому? Хотя… Роман мог подключить того же генерала… И как Софья обратилась к отцу Лены Марго, так и Роман мог к нему же обратиться. Почему так быстро и легко, за каких-то семь часов нашли и гроб, и психушку? Голова разрывалась от предположений, и каждое следующее было безумнее другого. Конечно, лучше дождаться и посмотреть: может это и не моя мама. Тогда кто? Однофамилица! Точно! Полная тезка. Почему бы и нет?
На этой мысли я остановил сознание и, включив какую-то мрачную радиостанцию, стал слушать музыку. Мне показалось, что Софья запереживала: не тронулся ли умом и я, как и моя предполагаемая мама, к которой мы ехали.
Я повернулся к ней и подмигнул:
– А интересно, со стороны моя история про призрака вписывается в концепцию моего сумасшествия, переданного по наследству?
– Нет, – ухмыльнулась Соня.
– Почему? – искренне удивился я и был рад сменить тему размышлений и пообщаться хоть о чем-то еще…
– Потому что в таком случае вы с Романом оба сумасшедшие. Я давно знаю про деда. Он мне про него рассказывал, – улыбнулась Софья.
– И ты так спокойно к этому относишься? – не мог я понять ее отношение к происходящему.
– Ну ты же тоже к этому спокойно относишься… – логично заметила она.
– Я сам видел, а ты только рассказы слышала…
– Знаешь ли, видеть, мне кажется, страшнее, чем просто слушать об этом. И… я, скорее, Романа приняла бы за сумасшедшего, потому что он первый рассказал. А после твоей истории сомнений не осталось. Приехали.
Мы стояли перед въездом на какую-то охраняемую территорию. Дурдом был явно негосударственным. За высоким забором стояли высоченные сосны, а охрана размещалась в двухэтажных домах по обе стороны нехилых ворот.
Из машины, стоящей чуть поодаль, вышли два человека в штатском и, подойдя к Софье, отдали честь и представились, уточнив, что они от Тихона Владленовича.
– Идем? – спросили они меня, поздоровавшись.
Я кивнул.
Нас пропустили без вопросов. Видимо, договорились они уже заранее.
– Завтрак уже закончился, погода хорошая, – прокомментировал один из людей из нашего сопровождения. – Мы попросили вывести пациентов погулять, чтобы не привлекать особого внимания и не пугать их своим присутствием, и не беспокоить женщину, если вдруг это не ваша мама. Посмотрите внимательно, столько лет прошло…
Не нужно было смотреть внимательно. Нельзя было не узнать. Невозможно было перепутать. В глубине парка на скамейке сидела она, моя постаревшая мама.
Она сидела и смотрела в упор на нас. Ее взгляд ничего не выражал, она смотрела сквозь, но руки… Что с ее руками было не так? Она сидела в задумчивости, а руки держала напротив рта, как будто в молитве, большими пальцами упираясь в подбородок, а по указательным водя носом вверх-вниз.
И я вспомнил. Однажды, когда я умолял их взять меня с собой, она мне сказала, что не сможет, и мне надо просто ее дождаться. А еще добавила, что некоторые из друзей не посвящены в их планы и не знают, куда они с отцом едут. И тогда же попросила, если мы окажемся среди чужих, и она сделает это движение руками, это будет означать, что вокруг недружелюбные люди, и я должен замолчать и ничего не говорить.
Я тогда спросил:
– Кто может быть врагом?
Она отшутилась:
– Дорогой, ты же знаешь, что в Африке живет Бармалей. А у бармалеев свои заморочки, и никогда не знаешь, что у них на уме. Не бойся, просто запомни…
Ничего не понимая, действуя на каком-то автомате, я пошел осматривать других участников прогулки, сделав вид, что эта женщина незнакома мне, как и все остальные.
Обойдя всех, я сказал, что не знаю никого из этих людей. И видимо, эта женщина с ФИО моей мамы просто ее полная тезка.
– А как же пустой гроб? – попыталась вразумить меня Софья, переглянувшись с сотрудниками СК.
– Ну, не знаю. Я вообще не понимаю, что эта история с гробом могла бы значить! – озабоченным голосом проговорил я, действительно не находя ответов на происходящее.
– Нам кажется, что кто-то хотел показать вам, что ваша мама жива, и раз гроб привезли сюда, дать понять, что она находится здесь, – встрял капитан.
– Может, тогда лучше пойти познакомиться с ними со всеми. Вдруг кто-нибудь меня узнает?
– Нет, врачи просили этого не делать во избежание эксцессов.
– Понятно. Есть, конечно, вероятность, что спустя 20 лет и после шока, испытанного в детстве, я не могу ее узнать, у меня ведь не осталось ни одной ее фотографии… Меня увезли из дома, не дав взять с собой ни одной вещи, кроме того, что на мне было надето.
Софья хотела что-то ответить, но в моем кармане зазвонил телефон, что повергло в первую очередь меня в недоумение, а потом и некоторых окружающих психов.
Еще ни разу за время моего пребывания в Москве эта ставшая диковинной вещь в моем кармане не звонила.
– Серж, привет! Не узнаешь? Да я это, я! Максим…
– Макс! Привет! Рад слышать тебя! Где ты? Как?
– Здесь. В Москве. Открываю новое дело, вот бы тебя заполучить с твоим писательским талантом сочинять фэнтези!
Как же я был рад услышать голос этого человека! Это был такой мой друг! Мне столько захотелось прямо сейчас рассказать ему.
– К какому делу можно пришпилить мои фэнтези? – почти забыв на мгновение все свои проблемы, с улыбкой проговорил я.
– Давай встретимся, а? Сегодня. Я все расскажу. На Патриках. Сможешь?
– Еще бы! Конечно! Через часок буду, – не раздумывая даже, откуда он знает о моем приезде в Москву, ответил я.
Не бросив больше ни одного взгляда на маму, я пошел к выходу. Тоска охватила сердце, разум или душу, уж не знаю, что из всего этого или все сразу! Как тогда, 20 лет назад, когда мне сказали об их гибели и ничего не объяснили.
Я видел краем глаза, обходя остальных больных, что она опустила руки. Значит, это движение предназначалось мне, а не просто было ее обычным положением рук в этом заведении.
Кто из этих людей был недругом? Менты? Или Софья тоже? Что я знал о ней? Роман представил ее как влюбленную дурочку, но являлась ли она таковой? Скорее нет, чем да. Да и кто сам Роман на самом деле?
Мы сели в машину, и я попросил Софью отвезти меня на Патриаршие пруды, где раньше мы с Максом постоянно встречались, пока я не уехал.
Софья почему-то сосредоточенно молчала всю дорогу, а я, пытаясь скрыть и хоть как-то преодолеть свое отчаяние от того, что не смог подойти и обнять маму и спросить, что все это значило, начал нести о Максе всякую чушь, которая приходила в голову.
– Сонь, Макс был моим другом и тем, кто вытащил меня из пропасти депрессухи, когда профессор опубликовал мою книгу под своим именем.
Доказательств у меня не было. Я писал роман, не показывая никому. А когда закончил, отнес единственный экземпляр только преподу.
После шока от той публикации надо было ведь как-то оправиться и жить дальше. Я устроился редактором в издательство, опубликовавшее мою книгу под именем Семеныча. И через время по делу ко мне обратился Макс. Он был сыном главреда издательства. Мы подружились. И провели вместе два чудных года.
А вскоре от меня ушла девушка, а отец Максима при очень странных обстоятельствах разбился в горах. И мы оба как-то почти одновременно остались в одиночестве. Пьянки и полный разгул сделали нас не разлей вода.
А потом была авария. Как сейчас помню этот пьяный кураж. Макс дал мне свой красный феррари, но опыта вождения такой скоростной машины у меня не было, и Макс, смеясь, пытался помогать мне рулить с пассажирского сиденья. Потом… потом реанимация, и, выжив, нам стало понятно, что теперь у нас день рождения в один день, и мы теперь почти близнецы-братья.
Каждый из нас пытался осознать счастливое возвращение к жизни по-своему. Макс улетел в Италию и открыл свое рекламное агентство, потому что всегда мечтал, а в России ничего не держало. А я поехал колесить по миру, строча книгу за книгой и меняя жизнь по три-четыре раза за год.
Если ты спросишь, вспоминали ли мы друг о друге? Конечно! Созванивались, даже иногда по интернету пили вместе чай или кофе по утрам. Хотели ли встретиться? Скорее нет, чем да. Оба понимали, что закончиться это могло плачевно. Имея такой опыт, всегда страшно его повторить. Ну, или по крайней мере, мне так казалось.
Поток сознания прервала Софья:
– Нет, так не годится! Куда ты собрался? Какой Макс? Тебе жить осталось пять дней. Ты писать должен! О чем вы там с призраком договорились?
– Сонь, забей! Что писать? Я уже пропустил вчерашний день, не писал, не написал, договор по-любому нарушен. Что он мне сделает? Умру дважды? Так не бывает!
– Но он же обещал, что у тебя есть шанс! – с подкатывающейся слезой, но при этом и как-то жестко проговорила Софья. Или мне это только показалось?
– Сонь, ну какой шанс? С чего ты взяла, что этому всему можно верить? Дед тоже пытался утверждать, что я убил Романа, но это ведь бред какой-то…
Чем дольше меня не было в доме писателя, тем яснее вырисовывалась абсурдность ситуации. А может, я вообще придумал этого призрака?
– Сергей, это не шутки. Я знаю, – вдруг не дала мне развить спасительную мысль в моей голове Софья.
– Что ты знаешь?
– Я общалась с Романом, он рассказывал мне про призрака. Все выходки деда были реальными, и все его слова всегда сбывались, и именно в тех подробностях, как он и говорил.
– Хорошо. Давай так… У тебя же жизнь из-за меня не остановилась, правильно? Давай, я встречусь с Максом, мы пообщаемся, а ты пока по своим делам… А потом встретимся и поедем к деду. Хорошо?
На этой ноте, явно выражая свое недовольство происходящим, Софья высадила меня на Малой Бронной. До ресторана Макса, которым он владел с незапамятных времен, оставалось несколько сот метров.
Я хотел поймать хоть каплю удовольствия, шагая по улице, на которой мы с моим другом провели счастливейшее время, несмотря на все обстоятельства, сопровождающие тогдашнюю нашу жизнь, но, конечно же, мысли о маме и всей невообразимости происходящего ввергали меня в отчаянье.
Макс сидел за обычным своим столиком хозяина ресторана. Управляющий сохранил ресторан в идеальном состоянии, что было видно сразу при входе.
Мой старый друг по своему обыкновению был одет с иголочки, по последней европейской моде. И он был искренне рад нашей встрече. Мы обнялись.
– Как ты узнал, что я в Москве? – наконец дал я волю своему любопытству.
– Мам Валя твоя звонила и сказала мне, что видела тебя, приходил ты к ней…
– Ну да, был как-то. Только вот уж не подумал бы, чтобы она трезвонила кому о нашей встрече…
– Ну, повод у нее был зачетный!
– То есть? Приезд мой?
– Нет. Рассказала мне, что ты ей на голубом глазу врал, что с Ванькой встречался, и просила поговорить с тобой и узнать, что творится в твоей голове.
– То есть врал? Почему врал? Видел его возле храма на коляске инвалидной, он еще с приятелем стоял…
– Ты сейчас придуриваешься или, правда, не знаешь?
– Чего не знаю, Макс?
– Убили его, полтора года назад. По твоему поводу убили.
– Что значит по моему поводу?
– Он решил пойти восстанавливать справедливость. Накопил или занял, не совсем понял, денег и пошел выкупать твои сказки. Грозился судом, а там ведь между ним и покупателем было все честно: один купил, другой продал. Но Ванька твой решил, что он герой и все сможет исправить. Дней трех им хватило сообразить, что проще грохнуть инвалида, чем возиться с ним и слушать его бредни.
Он при этом познакомился с каким-то журналистом из мелкой желтой газетенки, что, возможно, и решило его судьбу. Они даже напечатали какую-то заметочку типа: история из жизни девяностых.
В общем, средь бела дня подошел мужик в капюшоне, лица на камерах видно не было, и профессионально, одним ударом заточкой, убил. Ванька и не понял, скорее всего, ничего. Не мучился.
– Ты хочешь сказать, что я общался с призраком?
– Я ничего не хочу сказать. Я не знаю. Я просто передаю тебе историю твоего интернатовского друга.
– Макс, мне надо тебе кое-что рассказать…
Время полетело, помчалось, я говорил, говорил и говорил. Я не мог остановиться и перевести дух. Официант подходил трижды с вопросом про заказ, Макс рукой его прогонял. Только чай, наш любимый чай, который я не пил с тех пор, как мы расстались…
Я вывалил на него все свои сомнения и страхи, рассказал про маму и, смотря на его округлившиеся глаза, понял, что эта тема его цепляет больше, чем все истории про призраков.
Наконец, я закончил и, подозвав официанта, попросил виски.
– Виски, брат, отменяются. Ты нам нужен трезвый и живой. Неси обед, – тоном, не позволяющим возразить, приказал он официанту.
– Сергей! Я никогда тебе не говорил и никогда бы не сказал, если бы не твой сегодняшний рассказ. Я докопался, я расследовал. Моего отца убили, шел передел издательского бизнеса.
Когда мы с тобой разъехались, и я попытался узнать, что реально произошло с моим отцом, ко мне пришли люди и в очень убедительной форме посоветовали не лезть в это дело. Но я прошел по грани. Я выяснил, узнал, а дальше не пошел, не стал пытаться восстанавливать справедливость, вернуть бизнес отца или мстить убившим его. Я каким-то внутренним чутьем понял, что всему свое время. Возможно, это время настало…
