Константин Александрович Костин
Стужа
– Говорю: приветствую тебя, посланник Триумвирата по особым поручениям, баронесса лю Ленх! – повторил гном.
– Зачем так громко-то? – зашипела путешественница. – И так официально!
Однако, здесь до титулов никому не было дела. Никто и головы не повернул.
– Вот тебя не поймешь, – буркнул бородач. – Не поздоровался – плохо. Поздоровался – опять плохо. Потому мудрый Магистерий и запрещает женщинам заниматься колдовством. Непредсказуемые вы. Сами не знаете, чего хотите.
– А ты не думал обзавестись штанами, Дорк? – насмешливо произнесла гостья, заметив полоску посиневшей от холода кожи между килтом карлика и высоким шерстяным носком.
– Предлагать гному штаны – оскорбление! – возмутился карлик. – Была б ты мужчиной – я б уже вызвал тебя на поединок! Но, признаться, – продолжил он, понизив голос. – В такую стужу я сам подумываю о штанах…
– Давно ты в Рохе?
– Пару дней. Сегодня вот не поспел до заката в "Пещеру короля Торвальда" и проклятый Лут не впустил меня… а нумер-то оплачен! И все мои вещи там! Задам я ему завтра трепку!
– Как я посмотрю, мороз и Потрошитель уравняли всех: и оборванца, и менестреля, и гномьего барона… – заметали Талагия.
– И баронессу, – добавил Дорк. – Так ты здесь поэтому? Из-за Потрошителя?
– Я этого не говорила, – равнодушно ответила девушка. – Но раз уж ты сам начал… что думаешь?
– За думать Триумвират платит не мне, а тебе, – произнес, оскалившись, карлик. – Но, по-дружески, тебе лично, скажу: не человек это. И не зверь – точно. Человеку не хватит сил порвать тело в клочья, а зверя бы давно поймали. Да и не может зверь проголодаться настолько, чтобы убивать два-три раза за ночь!
– Может, что-то посоветуешь? – осведомилась баронесса.
– Конечно, – кивнул гном. – Посоветую, чтобы каждый занимался своим делом. Я буду ковать металл, – при этих словах бородач ласково погладил свою секиру. – А ты – служить Триумвирату.
– Вот уж спасибо за помощь…
– Не за что, – улыбнулся Дорк. – Ты обращайся, ежели чего… у меня таких советов припасено – мульон. И все для тебя.
– Не забуду твою щедрость, – пообещала дама.
Девочка, окончив трапезу, вновь запела. На этот раз – хорошо всем известную песню, которую подданные Империи исполняли в городах и селах в день летнего солнцестояния. В самую короткую ночь в году. Это была баллада о храбром юноше Гаре, невесту которого похитил оборотень. Но молодой человек не убоялся нечисти, а, вооружившись цветком папоротника, вошел в пещеру ненавистного упыря и, конечно, спас свою возлюбленную. Если б не спас – то и песни не было бы. Или была бы, но не столь веселая.
Конечно, эта история была бесконечно далека от действительности. Оборотень представал глупым, жадным и трусливым созданием, Гар – полная противоположность. Находчивый, самоотверженный и отважный юноша. Сами оборотни люто ненавидели эту балладу. Если б сейчас в зале находился хотя бы один – сложно представить, каких усилий ему стоило не вынуть душу из барда и каждого певуна.
– Да дайте поспать людям спокойно! – прикрикнул кто-то.
Но нет. К пению подключались все новые и новые голоса. Старая баллада разбудила что-то в сердцах страждущих, спрятавшихся от холода в подвале графского замка. Что-то теплое, светлое. Хор гулял промеж колонн, отражался эхом от каменного свода и, казалось, даже факелы от звуков песни горели ярче, а костер грел жарче.
Песнь закончилась. Лютня замолчала. Замолчали и голоса. Все, кроме единственного, продолжавшего тянуть высокую ноту…
Внезапно Талагия поняла: это не продолжение пения, это крик! Толпа разверзлась, открывая громадного белого волка, из пасти которого капала алая пена. Лапой зверь прижал к полу обезглавленное тело крестьянской девки, из которой толчками вытекала кровь, окрашивая гранит красным.
– Волколак! – прогремел вопль.
– Потрошитель! – подхватили другие голоса.
Люди ринулись на выход. Баронесса искала среди бегущих белобрысого гиганта – вот чья помощь сейчас не была бы лишней, но не могла найти его…
И тут на девушку снизошло озарение. Это он и есть! Оборотень! Шерсть его не была чисто белой, подобно свежему снегу, как полагается волкам, а светло-пепельного цвета. В точности, как шевелюра северянина. И глаза. Эти глаза – стального серого цвета. Ошибки быть не могло.
– Я же говорил – не человек, – хмыкнул Дорк.
– Ты-то чего не ушел? – удивилась посланница Триумвирата. – Ты же только что говорил, что у каждого своя работа и все такое…
– Разве ж я могу тебя одну бросить?
Гном, внимательно следя за зверем, вытряхнул трубку, постучав ею по краю ящика, подул в мундштук и убрал в сумочку на поясе. Только после этого поднялся на свои короткие толстые ноги, взвешивая в руках секиру.
Волк сосредоточился на карлике, заходя слева от него, подальше от обоюдоострого лезвия топора. Девушку в качестве противника он не воспринимал. Чего там делов-то, на один укус!
Талагия отколола пряжку плаща и обмотала его вокруг левой руки. Правой вытащила меч из ножен, приготовившись к бою.
– Как в тот день в Ротаргардских горах, помнишь? – усмехнулся бородач. – Как же я был молод! Мне еще и двухсот не было!
– Помнишь, – одними губами произнесла баронесса.
Воительница, выставив клинок вперед, отступала в сторону, зажимая волка в клещи. Чтобы он оказался между странницей и гномом, вынуждая врага биться на два фронта.
Сын подгорного народа ринулся в атаку первым. Крепыш-коротыш засеменил на своих ножках, занеся секиру для удара. Со стороны это могло показаться смешным. Но только для того, кто не видел гномов в бою. Кажущиеся неуклюжими, они, тем не менее, отличались высокой подвижностью и скоростью реакции. А уж ярости у одного бородача хватит на половину гвардии Триумвирата. Силы – вовсе, как у пещерного огра.
