Константин Александрович Костин
Стужа
Он переминался с ноги на ногу, похлопывая себя по бокам, пытаясь согреться. Кожа доспехов при этом издавала режущий ухо скрип.
– Может, и никогда… – ответил второй. – Слышал – Потрошитель намедни еще двоих человек задрал.
– Слышал, – кивнул первый. – А еще я слышал, что Триумвират направил особого посланника, чтобы порешить этого Потрошителя.
– Колдуна, как думаешь?
– Как есть – колдуна. Я так разумею, что в этом деле без Грешных Магистров не обошлось…
– Тс-с, – шикнул второй воин. – Слышишь? Скачет кто-то…
Оба замолчали, вглядываясь в пелену сумрака. Со стороны, откуда доносился перестук копыт, вскоре появился силуэт всадника.
– Сюда, господин! – воскликнул страж.
Они не могли видеть лица наездника, скрытого капюшоном, равно как и фигуры, укутанной в плащ.
Странник подъехал к охранникам и легко спрыгнул с жеребца.
– Давайте, я отведу коня в стойло, – предложил воин, принимая поводья.
В этот момент порыв ветра сорвал капюшон путника, обнажив черные кудри, большие голубые глаза и тонкие черты лица.
– Ведьма! – крикнул гвардеец, потянувшись за мечом.
Ну, естественно. Какой порядочной барышне вздумается разъезжать по ночам в одиночестве, еще и в мужском седле? Только ведьме! В Империи вообще считалось, что место женщины – на кухне. Если дама знатного рода – пусть не на кухне, пусть детей воспитывает. А не шляется по темноте.
– Я – посланник Триумвирата по особым поручениям, – произнесла баронесса, указав на медную бляху.
В ее голосе прозвучал такой лед, что, казалось, стало еще холоднее. Хотя холоднее и без того некуда.
– Прошу прощения, госпожа, – учтиво склонил голову воин. – Добро пожаловать в замок Баруттия Благодушного, который рад приютить в своих подвалах любого путника. Коня, я все же, отведу в конюшню, где его расседлают, напоят и накормят.
– Да, конечно, – небрежно махнула Талагия.
Вернув капюшон на голову, дама проследовала в черную утробу замка, где теплился неровный свет факела.
– Это и есть особый посланник? – услышала она шепот за своей спиной. – Девка?
– Похоже, Триумвиры издеваются над нами…
Через несколько поворотов путешественница вошла в огромный зал, полный людей. Большей частью – сброда из бедняков. И ароматы здесь царили соответствующие. Вонь давно не мытых тел смешалась со смрадным запахом плесени и помоев. Баронесса брезгливо сморщила носик, но вернуться на улицу, ночевать под открытым небом в такую погоду желания было еще меньше.
В центре подвала хрустел поленьями костер, дым от которого без всякого дымохода поднимался к каменному своду и выходил через окна, окрашивая потолок копотью. Помимо костра подвал освещался парой десяткой факелов и лампад, в которых, потрескивая и стреляясь огненными брызгами, горело масло.
И люди, люди, люди. Не меньше сотни. Весьма пестрая толпа. Кто-то спал, кто-то ел из деревянных мисок грязными руками. Около костра, сидя прямо на полу, менестрель играл на лютне, бодро перебирая струны. Рядом с ним встав на носочки, чтобы казаться выше, стояла девчушка и старательно тянула песню, которая должна была быть веселой, но бледная кожа тощего ребенка с ввалившимися щеками и огромными, в половину лица, грустными глазами, вызывала больше жалости, нежели радости.
С девочкой резко контрастировал мальчуган лет десяти в желто-зеленой одежде, цветов дома де ля Роха, с вышитым на груди золотыми нитками тюльпаном. Розовощекий парень просто источал здоровье и благополучие. Виконт или шевалье. И он тоже пытался подпевать, но путался в словах и постоянно сбивался.
Одна из фигур заинтересовала Талагию. Приземистый бородатый гном в килте, сидевший на перевернутом ящике, попыхивающий трубкой. Карлик внимательно следил глазами за дамой с того самого момента, когда она вошла в подвал. Баронесса приблизилась к сыну подгорного народа. Тот, не вынимая трубки изо рта кивнул, приглашая присесть рядом и, кряхтя, подвинулся.
– Чего это ты не здороваешься со мной, Дорк? – поинтересовалась гостья.
– А я почем знаю, можно тебя признавать, или ты снова на секретной миссии, госпожа легат? – проворчал, пожав плечами бородач.
– Я всегда на секретной миссии, – ответила посланница. – Но поздороваться-то можно! Или ты обзавелся новыми друзьями?
Путница обвела рукой помещение. Почти ничего не успело измениться. Менестрель наяривал на лютне, только девочка теперь отдыхала, впиваясь зубами в подгнившее яблоко, а графский сынок, очевидно, не зная слов ни единой песни, пустился в пляс, неуклюже отбивая ритм ногами. Ничего интересного.
Ах, нет… среди изможденных голодом и холодом фигур городской бедноты, затянутой в бесцветное тряпье, вырисовывался настоящий гигант. Исполин-северянин с пепельно-белыми волосами и серыми глазами. Красавец-мужчина с бугрящимися мышцами, с волчьей шкурой, небрежно накинутой на голый торс, он стоял, оперевшись на древко боевого топора, задумчиво глядя куда-то сквозь стены. Казалось, он вовсе не замечал стужи. Немудрено! У них там, на Севере, такая погода стоит самым теплым летом.
Девушка откровенно залюбовалась красавцем. Крестьянские дочки бросали на гиганта красноречивые взгляды, сразу отворачиваясь, демонстрируя поддельное смущение, но викинг игнорировал их. Лишь встретившись глазами с Талагией северянин удостоил легата едва заметной улыбкой и снова уставился вдаль.
– Ты чего-то говорил, Дорк? – встрепенулась дама.
