Коллектив авторов
Портрет поздней империи. Андрей Битов

Это стало одним из главных моих уроков. То, что вы видите, чувствуете и понимаете, – ваше личное достояние по поводу того, что я написал. Если вы попадаете в абсолютно мое понимание и мое отношение, некоторое таинство происходит. Тогда вы, читатель, становитесь соавтором.

Что касается кино, там еще больше деформаций, потому что появляется физическая реальность в виде изображения – она уже уводит от первоисточника. Даже не могу представить, кто из режиссеров мог бы сейчас заинтересоваться прозой Битова. Может быть, кто-то из молодых. Молодые мозги иначе устроены, они не отягощены, не законсервированы… На нас же столько висяков – и своих, и приобретенных, и идеологических, и каких угодно… Но мы же артисты, поденки – утром вылетели, и к вечеру нас уже нет. Еще, не дай бог, подлетел к фонарику, обжегся и вообще в полдень подох… И режиссура – как определенная фаза развития, как отражение социума, как печать яркой неординарной личности, она фиксируется.

Сейчас бы уже не посмел пожелать играть что-нибудь из Битова. Для меня сейчас это уже невозможно, нереально. Я слишком слаб и мал. Я не прыгаю на семь метров в длину. Вот не прыгаю – и все. Даже разбегаться не буду.

2019

Зоя Богуславская
Москва
Битов – имя существительное

© З. Богуславская

Всегда чтила Андрея Георгиевича Битова как писателя необычайно яркой индивидуальности, с которым, кажется, мы были знакомы всю жизнь. Наша дружба началась, когда он уже был очень знаменит как автор «Пушкинского дома», президент Русского ПЕН-центра. Он был соседом по Переделкину и, собственно, партнером совместных «тусовок» и всяких общественных союзов.

Общение с ним было пиршеством новых идей и мыслей, словарного запаса и просто таланта, которые выплескивались из каждого его рассказа, диалога или пересказа. Нас связывала верность людям, обещаниям, убеждениям, деловым обязательствам, преданность идеям и высказываниям, относящимся к катаклизмам времени. Я бесконечно училась у него поведению в сложных ситуациях, слушала его предостережения в любом разговоре, находилась под обаянием его ума и словесного богатства.

А. Г. Битов участвовал почти во всех учрежденных мной организациях, в том числе, конечно, писательских (не буду перечислять). Был членом жюри созданной по моему проекту премии «Триумф» среди самых известных людей культуры. В него входили Олег Табаков, Вадим Абдрашитов, Андрей Вознесенский, Алла Демидова, Михаил Жванецкий, Инна Чурикова, Владимир Васильев, Александр Кабаков, Владимир Спиваков, Олег Меньшиков, Владимир Познер, Эрнст Неизвестный, Дмитрий Бертман, Юрий Башмет и другие. Трудно сегодня объяснить и поверить, как тесно было сотрудничество и взаимодействие личностей, приверженных созданию нового объекта культуры, как важно было соединить людей «под крышей» единой проблемой или идеей. Подобное сотрудничество связывало намного теснее, чем родство, общая деятельность или общее местоположение.

Премия «Триумф» – финансово крупный смотр частного разлива – вынуждал кривиться официальные круги, но для людей искусства это была желанная и престижная награда. Наши первые пять лауреатов если и не находились под прямым запретом, то уж точно были в статусе гонимых. Сергей Аверинцев, Нина Ананиашвили, Дмитрий Краснопевцев, Лев Додин и Татьяна Шестакова, Альфред Шнитке – все крупные имена, в начале девяностых возразить против них напрямую было уже невозможно, но государство немного поежилось, когда мы выдвинули их на первый план. Мы проработали без малого двадцать лет, голосовали неукоснительно тайно даже друг от друга, чтобы исключить любой момент симпатии и дружбы.

У нас с Андреем Георгиевичем сложились доверительные отношения: я была в курсе его личных и профессиональных дел. Мне многие доверяли, я была вместилищем и кладовой огромного числа тайн членов жюри − наверное, потому, что никогда не болтала.

Мы сблизились с А. Г. Битовым в общении и понимании, но было одно свойство, загадочное в его закрытости и поведении, которое для меня оставалось тайной. Очень поздно я поняла, в чем было это свойство, которое с новой стороны осветило его личность. Мне довелось прочитать какой-то рассказ Андрея Георгиевича, где затрагивалась тема детства. Было удивительно, что этот отрезок жизни, эту пору созревания, человеческого состояния он почитал столь высоко. У него оказалось множество высказываний, именно связанных с этим периодом, точнее с периодом формирования характера и тем коллективом, который влияет на жизнь в возрасте от 5 до 13 лет. Когда он касался понятия детства, в его высказываниях звучали такие нежные, такие трепетные интонации, которые встречаются редко у других людей. Казалось бы, брутальный, жесткий в оценках, отстаивании идеологических убеждений художник – почти сентиментален в обращении к нежной поре. Подобных случайностей не бывает. Что-то очень будоражащее отпечаталось в сознании писателя надолго.

Он дружил с Беллой Ахмадулиной, с которой вообще-то трудно было подружиться. Она не очень жаловала собратьев по перу, но для А. Г. Битова и А. А. Вознесенского делала исключение. Андрею Андреевичу она такие строки посвятила: «Ремесло наши души свело, заклеймило звездой голубою. Я любила значенье свое лишь в связи и в соседстве с тобою». Наверное, в этот момент она была чуточку в него влюблена, потому что не знаю, про кого бы еще она так сказала. И Андрей Георгиевич был одним из немногих, над кем она никогда не подшучивала (но он подшучивал над собой). Помню, он как-то рассказывал: выступали они где-то в колхозе. Все пьют, Белла − как огурчик. Они все проспаться не могут, а она свеженькая, розовенькая говорит:

– Ну, идем.

– А куда?

– Ну как! В десять мы едем в другой колхоз.

У А. Г. Битова был особый жанр: смесь прозы, эссеистики и аналитики. Но все это разнотравье определяло одно: безупречный язык, умение сказать по-своему и заставить помнить это людей, хотя бы тех, кто будет о нем писать.

Про него могу сказать, что это был человек очень одинокий, сильно изменившийся в определенном возрасте. Смелый, озорной, а иногда и хулиганистый – мог эпатировать. Петербуржец, это вылезало из всех пор. И стать петербургская, и снобизм. Да, он был о себе довольно высокого мнения, чего и не скрывал. Но главное, Андрей Георгиевич всегда был четко определяемой индивидуальностью: заранее можно было сказать, на что он пойдет, а на что – нет. Конечно, человек исключительно яркой одаренности, до конца не реализованной. Собственно, «Пушкинский дом» и «Уроки Армении» сродни «Горю от ума» А. С. Грибоедова в определенном плане. Но не будь «Пушкинского дома», в писательской биографии А. Г. Битова образовалась бы большая пустота. Блестящий стилист, знаток русского языка – обширность его лексического запаса не поддавалась какому-либо сравнению.

Андрей Георгиевич Битов − отдельный. Индивидуальностей много, но он − отдельный внутри своей индивидуальности. Он мог казаться строгим и респектабельным, но временами, и даже в пожилом возрасте, из него вылезал тот озорной питерский мальчишка, который чудил дай бог как.

2019