Кирилл Шатилов
Многоликий странник

Мадлох оставил факел Хейзиту и первым полез вверх.

– Тут опять деревянный люк, – крикнул он через некоторое время. – Только он чем-то завален. Я не могу его поднять.

– Придется попробовать мне, – вздохнул Исли, засовывая дубинку за пояс и плюя на ладони. – Эй, спускайся!

– Поищи там замок, – вспомнил Хейзит основной принцип устройства подземных ходов: защитники укреплений должны иметь возможность воспользоваться ими всегда, тогда как проникнуть снаружи внутрь можно только с их ведома.

– Погодите-ка, – снова донеслось сверху. – Тут, кажется, есть засов. Да, все в порядке! Он открывается.

Потянуло свежим лесным воздухом. При этом светлее в подземелье не стало: на улице стояла непроглядная ночь.

– Сможешь взобраться сам? – поинтересовался Хейзит у Фейли.

– Руки меня пока слушаются. Спасибо. На всякий случай отойдите в сторону, если мне придется падать.

Исли хмыкнул, оценив неуместный юмор.

Беглецы по очереди воспользовались ямками в склоне и благополучно выбрались наружу. Последним был Фокдан. Проследив, куда смотрят его товарищи по несчастью, он увидел высокое зарево пожара. В ночи стоял только треск горящего дерева, да завывало предоставленное самому себе пламя. Ни лязга металла о металл, ни воплей сражающихся, ни стонов раненых. На заставе все было кончено.

Не сговариваясь, все пятеро побрели прочь, сначала медленно, будто неохотно, но постепенно ускоряя шаг. Никто не оглядывался. В этом не было смысла: как только зарево осталось позади, путников обступил кромешный мрак. Факел же пришлось бросить догорать в подземелье. Сейчас он мог разве что навредить.

– Я не понимаю, почему так темно, – ни к кому не обращаясь, шепнул Исли.

– Дым от пожара, – предположил Хейзит. – Он стелется по небу и закрывает звезды.

Через некоторое время их глаза все-таки постепенно привыкли к мраку, и вокруг стали проступать кое-какие очертания.

– Вы уверены, что мы правильно идем? – поинтересовался Мадлох.

– А кто нас ведет? – спохватился Хейзит.

– Разве не ты?

– Скажите спасибо, что я вывел вас из подземелья. Здесь я ничего не знаю.

– Замечательно! – чуть не взвизгнул Мадлох. – Избежать одной верной смерти, чтобы встретиться с ее подружкой! Тэвил! Кто-нибудь видит, куда нам идти?

– Да прекрати ты причитать, храбрец! – снова зашептал Исли. – Во всяком случае не так громко. Кстати, какие будут соображения?

Они остановились и стали тщетно озираться по сторонам.

– Если появятся звезды, я всех выведу, куда надо, – сказал Фокдан.

– А если нет? – Мадлох все же перешел на шепот.

– Тогда мы останемся здесь и будем ждать утра.

– Чтобы нас сцапали шеважа?

– Едва ли они догадаются, что кому-то удалось сбежать. – Последнее слово далось Фокдану не без труда.

– Может, нам стоит разделиться? – предположил Исли.

Красноречивое молчание было ему ответом.

– Одно мы знаем наверняка – застава находится вон там, позади нас, – сказал Хейзит. – Если мы будем продолжать идти прямо, то уйдем от шеважа на безопасное расстояние. А на рассвете решим, что нам делать.

За неимением лучшего, предложение было принято. Возразил только Мадлох, которому шеважа мерещились теперь повсюду. В конечном счете он тоже оказался прав: не прошли они по лесу и тысячи шагов, как принимаемые издалека за светлячков огоньки превратились в многочисленные костры. Они приближались к стойбищу шеважа. Вероятно, здесь остались те, кто не принимал участия в огненном штурме. Фокдан немедленно высказал пожелание расправиться с тылом вражеской армии. Даже Мадлох поддержал его, заметив, что в подобных случаях в стойбищах остаются разве что женщины да старики. Неизвестно, чем бы все закончилось, если бы их пыл не остудил Фейли.

– Хотите погибнуть героями, ступайте на здоровье. Однако сперва выслушайте человека, который, в отличие от вас, не всегда служил арбалетчиком на заставе. Раньше мне не раз приходилось ходить в рейды на подобные стойбища и могу со всей уверенностью заявить: там хватит шеважа, чтобы перебить нас еще на подступах. Они редко оставляют своих женщин одних с детьми. И даже если стойбище не охраняет никто из воинов, в чем я очень сомневаюсь, то их старики, сколько бы им ни было зим, тоже не подарок, скажу я вам. Я сам пару раз видел, как один старик, вооруженный обычным деревянным посохом противостоял двоим, а то и троим нашим воинам в полном вооружении. Причем довольно долго и успешно. Так что мой вам совет – давайте пройдем мимо, как будто мы ничего не видели. По количеству костров я могу судить, что там никак не меньше сотни человек. Наших сил хватит лишь на то, чтобы достойно погибнуть в бою. Вы этого хотите?

Даже Фокдан не решился возразить. Оставив костры слева, они осторожно двинулись в обход, опасливо поглядывая на черные макушки деревьев и ожидая оклика дозорных. К счастью, все обошлось. Только уже засыпая под прикрытием невесть как оказавшихся посреди леса валунов, Хейзит увидел во сне иной исход пережитых ими событий. Проснулся он под утро в холодном поту и долго не мог понять, куда подевались горящие прямо в животе стрелы и седой старик с толстенным бревном в жилистых руках.

Солнце еще не встало, и воздух в этот краткий предрассветный час сделался особенно прохладным, если не сказать холодным. Укрыть озябшее с непривычки тело было нечем. На заставе у Хейзита остался весь его убогий скарб, состоявший из железной посуды, строительных инструментов, вроде отвеса и молотка, а также старого отцовского пледа. Теперь все это либо погибло в огне, либо досталось лесным дикарям. Особенно жалко было плед, который сейчас пригодился бы как нельзя лучше: сезон жары постепенно уступал место сезону дождей, дни снова становились короче, а ночи – длиннее и холоднее. На заставе плед, взять который с собой заставила его мать, так и не успел ему понадобиться. Никто же не предполагал, что ему придется вернуться, спустя чуть больше месяца. «Вернуться», конечно, сказано опрометчиво. До возвращения еще несколько дней пути. И все по лесу, причем практически в одиночку, а вовсе не под охраной хорошо вооруженных и знающих свое дело виггеров, как то было по пути из замка. Вон они, его нынешние провожатые, спят сном праведников между поросших мохом камней и даже не подумали о том, чтобы выставить караульных. Ему-то не помнить о подобных вещах простительно, он строитель-созидатель, а не воин-разрушитель, но Фокдан ведь не первый день носит свой широченный меч. Или этот Фейли, производящий впечатление далеко не глупого и смелого человека. Выходит, не зря ему всю ночь снились ужасные картины резни и смертоубийства: окажись шеважа попроворнее да полюбопытнее, сегодня они все могли бы вовсе не проснуться.

Хейзит осторожно приподнялся на руках и выглянул из-за камня. Вокруг как будто ни души. Слышны только пересвистывания птиц да тяжелый храп Исли. Хейзит поспешил растолкать толстяка. Тот, не открывая глаз, повел во все стороны носом, чихнул, открыл глаза и резко сел.

– Что, горим?!

Вероятно, ему тоже снились события пережитой ночи.

– Уже сгорели, – ответил ему лежавший на боку Фейли, не открывая глаз и не меняя позы. Похоже, он давно проснулся и просто делал вид, что спит. Это открытие несколько уязвило самолюбие Хейзита, только что возомнившего себя самым проницательным из своих спутников.

– Лучше бы не просыпался, как жрать хочется, – заметил сладко зевающий Мадлох. – Кто пойдет на охоту?

– Все пойдут, – рявкнул спросонья Фокдан. – Но не на охоту, а домой, в замок. И пойдут быстро-быстро. А если тебе так хочется жрать, вон целый лес ягод и орехов. – Фокдан встал, осмотрелся и на всякий случай присел на корточки. – Луков у нас, чтобы дичь бить, нету, а если бы были, то пришлось бы тебе есть ее сырой, потому что костра разжечь мы себе позволить не можем. Все понятно?

Хейзит перелез через валун и остановился, ожидая остальных.

– Ты куда это? – окликнул его Мадлох.

– Домой. А вы что, тут решили остаться?

Позевывающие беглецы переглянулись и нехотя последовали за Хейзитом. Все, кроме Фейли. Тот тоже перебрался через камни, но только с противоположной стороны.

– К шеважа пошел? – поинтересовался ему в спину Исли.

Фейли остановился, пожал плечами и небрежно махнул рукой в сторону остальных:

– Шеважа – там. – После чего повернулся и указал перед собой. – А замок – там. Так что кому домой – присоединяйтесь, я не гордый.

И, не оглядываясь, зашагал прочь.

Хейзит посмотрел на Фокдана. Фокдан поискал за деревьями солнце. Не найдя, выругался и поспешил следом за Фейли.

– Наверное, они правы, – неуверенно заключил Исли.

– Чтобы вернуться, нужно держать солнце слева и чуть за спиной, – пояснил с видом знатока Мадлох. – Кто-нибудь видит солнце?

В конце концов, возобладала та твердость, с которой Фейли, прихрамывая, уходил в единожды выбранном направлении. А я и не спорю, подумал Хейзит, увязываясь за остальными. Просто если бы не я, все бы вы еще спали. Брр, какая холодрыга!

– Как нога? – спросил он, поравнявшись через некоторое время с новым проводником.

– Как будто родился со стрелой, – отмахнулся тот, однако, заметив, с кем говорит, поменял тон: – А ты, похоже, неплохо в этих делах разбираешься. Мать, значит, научила? Смышленая у тебя мать.

– Да уж куда смышленее, – потеплело на душе у Хейзита. – Нас с сестрой одна вынянчила да выходила, а теперь еще всем соседям болячки лечит. На всю округу ее травяные настойки славятся. Вы, видать, не из наших мест, раз ее не знаете?

– «Из ваших» – это из каких?

– Мы при замке живем, шагов двести от стен, – не без гордости ответил Хейзит.

– Ты случаем не про хозяйку таверны «У Старого Замка» говоришь? – вмешался в их разговор Исли. – Кажется, ее зовут Гверна.

– Это моя мать и есть, – кивнул Хейзит, про себя удивившись, что никогда раньше не замечал такого видного постояльца, а вслух спросил: – Вы у нас бывали?

– Пока не довелось, – признался Исли. – Но слышать слышал. Говорят, она и повариха что надо.

– Они с сестрой на пару готовят. Велла лучше мясные блюда, а мать – рыбные.

– Вот только о еде нам еще не хватало заговорить! – взмолился до сих пор молчавший Мадлох. – Давайте лучше про шеважа. От них не так есть хочется.

– Кстати, а почему ваша таверна называется «У Старого Замка»? – сказал Фейли, бросая на Мадлоха неприязненный взгляд. – В честь нынешнего замка или в честь прежнего?

– А разве у Ракли не всегда один и тот же замок был? – не побоялся выказать свою неосведомленность Фокдан.

– Один-то один, да только сам Ракли был не всегда, – заметил Фейли и добавил, чтобы не обидеть не слишком сведущего в таких вещах вояку: – Умные люди рассказывают, что в незапамятные времена на месте теперешнего замка, стоял другой, чуть ли не в два раза выше и мощнее.

– Враки, – хмыкнул Исли. – Не может быть такого.

Хейзит тоже вспомнил интересные истории, которые в детстве рассказывал ему о замке отец, мастер строительных дел и большой любитель собирать всякие древние притчи и сказания. Именно он назвал их таверну так, как она называлась теперь, однако едва ли он стал бы увековечивать на железной вывеске при входе что угодно, кроме как творение своих рук. Ведь отец Хейзита начинал на строительстве замковых укреплений еще простым каменщиком и дорос до мастера, когда над неприступными стенами поднялись круглые дозорные башни. С одной из них он и сорвался, как говорили, по неосторожности в заполненный водой ров, на дне которого незадолго перед этим Ракли распорядился вкопать острые колья…

Сейчас, идя по лесу и возвращаясь мысленно в те безоблачные дни, Хейзит впервые подумал о том, что почти все, с кем ему когда-либо приходилось общаться, будь то дома или на заставе, не сговариваясь, предпочитали говорить о замке, как о Замке, то есть, не упоминая его общеизвестного имени – Вайла’тун. Не без влияния отца заинтересовавшийся прошлым своего народа Хейзит знал, что на древнем языке вабонов «вайла» означало «правильный», так что в названии замка не было ничего такого, почему кому-то взбрело бы в голову утаивать его. Однако он также хорошо усвоил неписаную истину, что язык человека дан ему не только затем, чтобы излагать, но и чтобы скрывать свои мысли. Вот и отец зачем-то додумался вместо «У Вайла’туна» выбить на вывеске «У Старого Замка». При этом он и был одним из тех немногих, кто обычно величал замок по имени. Еще бы, для него это было чуть ли не живое существо! Высунувшись по утрам из-под теплого одеяла, Хейзит не раз видел, как отец, отправляясь на работу, бережно складывал в мешок остатки завтрака. Повзрослев, он узнал, что отец вовсе не доедает завтрак днем, как ему думалось в детстве, а вмуровывает между камнями стен, считая, до придает тем самым постройке дополнительную прочность. Он кормил замок, отдавая ему свои силы, а замок отплатил ему тем, что в один далеко не прекрасный день равнодушно убил. Интересно, почему эта странность в названии семейной таверны пришла Хейзиту на ум только сейчас? Ведь, действительно, если следовать необъяснимой народной традиции, то таверна должна была бы называться просто «У Замка». Откуда здесь «старый»? И уж тем более невероятно, чтобы строитель, трудами которого возводились стены, счел свое собственное детище «старым».

– Я не из тех, кто будет по пустякам спорить, – заявил между тем Фейли. – Считаешь, что нынешний замок стоял там всегда – считай на здоровье. Но только знай, что это вовсе не так.

Исли открыл было рот, чтобы снова возразить, но его опередил Хейзит.

– Мой отец строил этот замок. На стройке и погиб, когда все почти было готово. Он мне тоже, когда я был совсем еще ребенком, помнится, рассказывал про какую-то гигантскую крепость, где задолго до нас жили великие герои. Правда, как ни удивительно, но про этих героев я ни от кого больше, кроме как от отца, не слышал. Даже позабыть успел. Вы вот напомнили. Выходит, это мог быть тот старый замок?

Вопрос ни к кому не обращался и остался без ответа.

Некоторое время они шли в молчании, прислушиваясь к лесу. Хейзит, хотя и не был воином, слишком хорошо знал, что это совершенно бесполезное занятие, поскольку приближение врага они едва ли услышат. Безраздельными хозяевами леса были шеважа. Они могли скрываться повсюду, ничем не выдавая своего присутствия. Вабоны чувствовали себя в относительной безопасности, только когда передвигались от замка до заставы или между заставами большими, вооруженными до зубов и закованными в броню отрядами. Лес для них был полон нераскрытых тайн, лабиринтов и западней. Ни теперь, ни раньше они не имели возможности достаточно глубоко изучать его, не подвергая свою жизнь смертельной опасности быть застреленными с дерева или из-за ближайших кустов. С шеважа они предпочитали встречаться разве что у стен укрепленных застав, разбросанных по Пограничью и оказавшихся со вчерашнего дня не такими уж неприступными. Пленных вабонам брать издавна воспрещалось, так что мир их злейших врагов до сих пор оставался для них неведомым и потому еще более пугающим. Хорошо бы Локлану удалось довести свою рыжую пленницу до замка и убедить отца не отправлять ее в ледяные объятья безжалостной Квалу. Правда, едва ли кто разберет ее грубый говор и поймет, о чем она говорит, однако была бы хоть предпринята попытка разобраться в происходящем вокруг. А ведь даже Хейзит, чья голова с утра до вечера не бывала занята ничем, кроме вопросов более совершенного и надежного строительства, догадывался, что за пределами заставы творятся перемены – неведомо кем, неведомо какие, неведомо почему, но свидетелями одной из них они все стали вчера, под страшным дождем огненных стрел. И это могло быть только началом неминуемого конца. Если продолжать отгораживаться от врагов стеной непонимания и неприятия. Если делать вид, будто вабоны – самые сильные и непобедимые. Если не признавать очевидного: война неудержимо выплескивается из лесной чащи и не сегодня-завтра придет – страшно подумать – в Вайла’тун.

Мадлох издал радостное восклицание и устремился вперед. Последовав за ним, путники вышли на тропу, по которой могло бы пройти, выстроившись в ряд, трое человек. Это была заветная дорога, ведущая к замку. Теперь можно было не плутать по лесу, а двигаться по ней, надеясь на скорое воссоединение с родными и близкими.

– Это прямой путь к могиле, – невесело заметил Фокдан, останавливаясь при виде тропы и сворачивая в сторону. – Только последний дурак с такими силами, которые у нас остались, пойдет по ней. Подумайте о том, с какой скоростью выпускают стрелы шеважа. Одного стрелка где-нибудь вон на том дереве хватит, чтобы мы не успели даже спохватиться.

– Что вы предлагаете? – Хейзиту не терпелось ступить на тропу, которой как будто вчера он шел вместе с отрядом Локлана, предвкушая долгую и интересную службу на заставе Граки. Теперь не стало ни Граки, ни заставы. И нужно было возвращаться домой с надеждой, что шеважа не рыщут где-то поблизости.

– Я согласен, – заговорил Фейли, придирчиво оглядывая соседние деревья. – Сейчас тропа будет работать против нас. Пусть она указывает нам правильное направление, а пойдем мы рядом с ней, по лесу. Глядишь, дня за два доберемся до замка.

– За два дня – вряд ли, – покачал головой Фокдан. – Нам бы хорошо за это время успеть добраться до заставы Тулли.

Хейзиту невольно вспомнился розовощекий крепыш, меньше всего походивший на предводителя эльгяр на одной из важнейших застав Пограничья – последней преграде на пути к замку. Тулли и внешне, и по выполняемым обязанностям больше напоминал гостеприимного хозяина харчевни, который искренне рад любому гостю – кроме непрошеного. Через его заставу проходили почти все отряды вабонов, отправлявшиеся на службу в Пограничье или возвращающиеся к положенному сроку домой. Вероятно, они будут чуть ли не первыми, кто за все эти годы вернется раньше срока. Если, конечно, им вообще удастся вернуться.

Во главе их отряда снова хромал Фейли. Похоже, остальные не имели ничего против его хромоты, как бы сильно она ни сдерживала их продвижение. Все как будто, не сговариваясь, сошлись на том, что самая быстрая дорога не есть самая правильная и безопасная. Лучше потерять день в укрытии, чем жизнь – на свободе, гласила одна из нелюбимых пословиц вабонов. Раньше Хейзиту она тоже представлялась слишком обидной, но теперь он не мог не отметить заключенной в ней мудрости. Интересно только, кто и когда ее выдумал, если вабонам отродясь не приходилось ни от кого прятаться?

Замыкал вереницу беглецов Исли, бесконечно потеющий от ходьбы, волнения и подпрыгивающей на плече дубинки. По-видимому, он потел, даже когда стоял на месте. Оглядываясь на него, Хейзит прикидывал, сколько подобный гость мог бы съесть в таверне «У Старого Замка». Одним рябчиком мать едва бы отделалась.

Мадлох то и дело пытался заговорить, однако, шедший за ним Фокдан молча толкал его в спину и тихо шикал. Мадлох сердито отмахивался и тыкал пальцем в небо. Вероятно, он хотел дать понять, что среди бела дня шеважа можно не опасаться. Хорошо бы он оказался прав. Но и предосторожности Фокдана не помешают.

Фейли поднял руку.

Все дружно присели на корточки и прислушались.

Впереди явственно слышался конский топот. И этот топот неотвратимо приближался.

Прячась за деревьями, беглецы в недоумении переглядывались. Шеважа не пользуются лошадьми. Для живущего в лесу лошадь – ненужное бремя. Вабоны, хоть знают в верховой езде толк, не станут совершать подобных глупостей: скакать через Пограничье во весь опор да еще не замотав копыта тряпками.

Вскоре на тропу вылетел облаченный во все черное всадник. Только на голове у него красовалась светлая широкополая шляпа, больше похожая на плетеную из соломы тарелку для просеивания семян, какими пользовались миролюбивые крестьяне.

Попридержав коня, всадник остановился напротив тех самых деревьев, за которыми таились потрясенные такой встречей беглецы, покачал полами шляпы, будто принюхиваясь к напоенному солнцем и сосновой смолой воздуху, и снова пришпорил дрожащее от долгого бега животное.

Гулкий стук копыт быстро удалился и затих в лесной чаще.

– Кто-нибудь разглядел его лицо? – первым подал голос Фейли.

Выяснилось, что лица не видел никто. Исли заметил притороченный к седлу обоюдоострый топор. Мадлох клялся, что у незнакомца были черные, заплетенные в две косы волосы, какие не носит ни одно из известных племен шеважа, ни тем более вабоны. Хейзиту запомнился черный панцирь и черная металлическая перчатка, сжимавшая поводья. Фокдан промолчал, но было заметно, что появление всадника заставило его глубоко задуматься.

– Даже если это был не шеважа, – продолжал Фейли, по-прежнему не решаясь выйти из-за дерева, – ему осталось недолго гулять по здешним местам. Тэвил, с таким пренебрежением к опасности он либо безумец, либо самоуверенный дурак! В обоих случаях к добру его это не приведет. Предлагаю пока о нем забыть и двигаться дальше, пока не стемнеет.

– А вам не показалось, что он нас видел? – заговорил, наконец, Фокдан, когда они тронулись в путь. – Даже если и не видел, то определенно почувствовал.

– Что ты хочешь этим сказать? – оглянулся через плечо Фейли. – Что мы легко отделались?

– И это тоже, раз мы испытали схожие ощущения. – Фокдан помрачнел. – Возможно, парень слишком хорошо знает свои собственные силы, чтобы бояться подвоха. Хотел бы я с ним потолковать. Только сдается мне, что он не из наших.

– Доберемся до замка, расскажем обо всем Ракли, пусть он решает.

– А что тут решать? – напоминая о мерах предосторожности, зашептал Исли. – Быстрее сматываться из этого окаянного леса – и по домам.

Никто не стал ему возражать, однако Хейзит был готов побиться об заклад, что хотя бы двое из их попутчиков – Фейли и Фокдан – после возвращения в замок не собираются отсиживаться и делать вид, будто все так и надо. Сам он уже решил для себя, как будет действовать: несмотря на молодость, испросит разрешения на встречу с Ракли и выложит ему все, что видел и знает. А вдобавок предложит заняться скорейшим укреплением деревянных застав каменными стенами. Каким бы сложным и дорогостоящим предприятием это ни казалось, переходить на камень придется. В противном случае очень скоро с высоты наблюдательной башни Вайла’туна каждый день будет открываться вид на Пограничье со столбами черного дыма над гибнущими островками последних пристанищ вабонов.

– Кажется, тропа уходит влево, – заметил Мадлох. – Если я правильно помню, впереди овраг. Пойдем прямо или выйдем на тропу?

– Пересечем тропу и будем двигаться слева от нее, – отозвался Фейли. – Мне только по оврагам с простреленной ногой прыгать не хватало!

Пригнувшись и опасливо озираясь по сторонам, они гуськом перебежали через открытое пространство и нырнули в ближайшие кусты. Пятеро взрослых мужчин, еще вчера думавших, что не боятся ничего на свете, а теперь больше похожих на отставших от обоза оруженосцев, предчувствующих неминуемую взбучку от хозяев, нежели на опытных воинов. Морально Хейзиту было немного легче остальных, поскольку он никогда не причислял себя к знатокам военного искусства и только уже на заставе впервые взял в руки меч и лук, да и то лишь потому, что этого требовали суровые законы Пограничья.

Сколько ни брели они в ожидании ночи и столь необходимого привала, встреча с черным всадником не шла у Хейзита из головы. Неужели, размышлял он, Фокдан прав, и этот незнакомец вполне отдает себе отчет в том, что творит, когда взбирается на коня и мчит галопом через лес, полный коварных ловушек и кровожадных шеважа? От стрелы одним топором, пусть даже обоюдоострым, не отмахнешься. Может быть, где-то неподалеку от того места расположилось его племя, состоявшее из таких же необузданных наездников, племя шеважа, о котором никто и никогда доселе не слышал? Но как пробраться незамеченными с целым табуном через гущу леса так, чтобы не осталось даже следов? Не по воздуху же они летают на своих широкополых шляпах! Однако чем больше он рассуждал, тем крепче становилась его уверенность в том, что черный всадник путешествовал по лесным тропам один.

Хейзиту вспомнился случай из детства, когда на него напала целая ватага соседских ребятишек, решивших расправиться с ним за то, что он накануне забросал двоих из них грязью. Вражда эта тянулась настолько долго, что ни одна из противоборствующих сторон не помнила, кто же первым начал, в то время как первым заканчивать ее не хотел никто. Среди соседской детворы были и его одногодки, и ребята постарше. Они главным образом мстили маленькому Хейзиту тем, что обзывались всякими обидными прозвищами или демонстративно не замечали, чем только еще сильнее его раззадоривали. Все это едва ли осталось бы в его памяти, если бы в тот день расправе над ним не помешало появление никому не известного белобрысого мальчугана. Тот не кричал, не махал кулаками, никого не пугал и никому не угрожал расправой. Он просто подошел к дерущимся, и все его сразу же заметили. А заметив, оторопели, потому что прочитали в насупленных бровях и смеющихся голубых глазах такую решимость, что повскакивали на ноги и один за другим убежали восвояси. Спасителем Хейзита оказался Локлан, старший сын Ракли. Свое вмешательство он объяснил изумленному малышу тем, что видел его пару раз на стенах возводимого замка и знал, что его отец – мастер Хокан. Не мог же он позволить свершиться несправедливости и не защитить сына того, кто дружен с его собственным отцом.

Раньше Хейзит вспоминал это не самое приятное событие из своей жизни исключительно в связи с тем, что оно подарило ему знакомство не только с важным, но и нужным человеком. Ведь никто иной как Локлан сперва предложил осиротевшему Хейзиту подумать над проектами укрепления лесных застав, а затем сам сделал так, чтобы Ракли о них узнал и заинтересовался юным строителем. Вряд ли без подобной поддержки Хейзиту посчастливилось бы заполучить столь прибыльную работу. Сидел бы сейчас на шее у матери да время от времени помогал соседям чинить покосившиеся от старости изгороди. Конечно, теперь смешно и грустно об этом думать, но ведь никто же не знал, что все так плачевно обернется…

Сейчас же Хейзит вспоминал другое: нечто в характере и манерах Локлана, что обратило превосходившие его силы противников в постыдное бегство. То же самое, что должны были почувствовать тогда они, почувствовал Хейзит сегодня, когда прятался за шершавым стволом дерева, а всадник в черных доспехах и несуразной соломенной шляпе смотрел мимо него и вместе с тем как будто знал, что он, Хейзит, беглец с сожженной заставы, съеживается от страха где-то там, в ложной безучастности леса.

– Вот бы мне мою фляжку, – мечтательно проговорил Мадлох, выводя Хейзита из задумчивости. – Опять жара и пить хочется.

Фокдан раздраженно цыкнул на него, однако когда через некоторое время ту же песню затянул Исли, похоже, ни у кого из путников не нашлось сил, чтобы ему возразить.

– Попить бы и пожрать чего-нибудь, – вздохнул толстяк, потирая обеими ладонями брюхо. Дубинку он давно сунул за пояс, чтобы удобнее было продираться сквозь заросли орешника. – Может, поохотимся чуток? Ну что мы все премся да премся! Никто же за нами не гонится.

– Скажи спасибо, что за тобой никто не охотится, – вытер пот со лба Фокдан. – А вот источник или на худой конец ручей нам бы не помешал.

– Вот и я говорю, – подхватил Мадлох. – Давайте сделаем привал. Хотя бы короткий.

– Я знаю эти места, – оглянулся на спутников Фейли. Раненая нога не мешала ему по-прежнему идти впереди всех. – Если готовы потерпеть еще немного, обещаю привал у ручья.

Ему не поверили, но спорить никто не решился.

Откуда этот эльгяр так хорошо знает лес, подумал Хейзит. Не в лесу же он учился искусству владения арбалетом. Спросить бы напрямик, да как-то не с руки. Придется подождать привала.

Ждать и в самом деле пришлось недолго. Орешник кончился, и выбившиеся из сил путники увидели невысокий, поросший неяркими лесными цветами холм, вокруг которого соблазнительно журчал неприметный в траве ручей. Все дружно полегли на животы и стали жадно пить прохладную воду, мимоходом разглядывая испещренное круглыми камешками дно. Напившись, перешагнули через узкую полоску воды и облегченно сели, привалившись спинами к холму. Только сейчас до их слуха стало доноситься щебетание невидимых птиц. Жизнь в лесу была не так уж плоха, как казалось поначалу.

– Даже есть расхотелось, – довольно сообщил Мадлох.

– Только не мне, – усмехнулся Исли, высматривая что-то между цветов. – Если ты все тут так хорошо знаешь, – обратился он к Фейли, – скажи на милость, нет ли где поблизости коровы или хотя бы молоденького бычка. Сейчас я бы съел его, не жаря.

– Фу, какая гадость! – поморщился Мадлох. – Ну почему ты считаешь, что имеешь право портить всем аппетит? Было бы мясо, а костер развести – плевое дело.

Хейзит вопросительно смотрел на Фейли. Тот лежал на спине, прикрыв глаза, и пощипывая зеленую травинку. Казалось, разговоры о еде волнуют его куда меньше, чем раненая нога, о которой он почти забыл.

– Предлагаю заночевать здесь, – неохотно подал голос Фокдан. – Уже вот-вот начнет смеркаться. Охоту отложим до утра. Еще одна ночь без еды вряд ли нам сильно повредит.

Фейли выплюнул травинку.

– Орехи, – сказал он, не открывая глаз. – И ягоды.

Остальные путники переглянулись.

Первым на ноги вскочил Исли. Перепрыгнув через ручей, он на удивление прыткой трусцой устремился обратно, туда, где заканчивался орешник. Утоленная жажда возвратила способность воспринимать мир таким, каков он есть, и недавним воякам оставалось лишь посмеиваться в душе над своей недогадливостью, наивностью и полнейшей неприспособленностью к дикой жизни. На заставе их кормили специально обученные этому ремеслу повара, причем кормили мясом, лепешками, кашами да соленьями – пищей мужской и сытной, – а дома они привыкли к тому, что о них заботятся жены и матери, так что мыслей довольствоваться лесными ягодами и орехами у них отродясь не возникало.

Вскоре у Хейзита устала нижняя челюсть, а зубы ныли от постоянного раскусывания твердой скорлупы. Нельзя сказать, чтобы хотеть есть стало меньше, однако появившаяся приятная тяжесть в желудке и снятая рубаха с завязанными рукавами, наполненная зелеными орехами, придавали уверенности в завтрашнем дне. Судя по всему, остальные его спутники испытывали то же самое. Исли сидел в гуще кустов, окруженный горками темнеющей скорлупы, и блаженно развлекался тем, что раскалывал орех об орех. Хейзит попробовал проделать то же самое, но у него ничего не вышло: требовалась просто-таки недюжинная сила в руке и твердость пальцев, потому что орехи, кроме того, что не желали ломаться, норовили выскользнуть на свободу. Фокдан приспособил для этих целей пень, на котором, как заведенный, колол орехи рукояткой ножа. Не все орехи поддавались с первого удара, но он упорствовал и добивался своего. Мадлоха не было видно. Равно как и Фейли.