Катерина Траум
Зачарованная кровь
Отвожу от себя меч, слышу скользящий звон. Резко пинаю Анвара в колено, и к моему восторгу, он подкашивается, теряя свой безусловный контроль ситуации. Моментально вскакиваю прыжком и пытаюсь добить, но мечи вновь сталкиваются, а затем всё идёт кувырком. Я всё ещё давлю со всех сил, а соперник просто разжимает пальцы, делает нехитрый пас – и я чувствую, как меч выскальзывает из моей руки. Оба клинка летят в траву, но жажду победы уже не утолить перемирием.
Выхватив из ботфорта нож, кидаюсь вперёд, сама до конца не понимая, что намерена делать. Просто. Быть. Сильнее. Но Анвар и не противится, а рывком обхватывает мою талию и падает на спину, утягивая за собой. И от мелькнувшего в моей руке лезвия не отшатывается, даже когда я прижимаю его к горлу, слепо радуясь победе.
– Ты молодец, принцесса, – шепчет Анвар, глядя мне в глаза, и никакого отголоска страха в них нет. А я хочу, чтобы боялся. Чтобы воспринимал всерьёз и уважал.
– Хватит. Хватит притворяться, что ты выше, – пересохшим ртом выталкиваю слова, вдавливая нож в тёмную кожу тупой стороной. Облизываю сухие губы, смотря на выстукивающую ритм точку его ускоряющегося пульса. – Разговаривать со мной, как отец с избалованным дитём, смотреть так, будто можешь задушить щелчком пальцев. Это ты будешь герцогом королевы, так привыкай им быть.
– Ты кое-что неправильно поняла. Даже сейчас ты всё видишь не так, как следовало бы, – и только с его тихими словами замечаю, что в мои бёдра, прижатые по бокам от его тела, угрожающе впиваются серебряные когти.
Оглушающая волна жара отливает от покрытого испариной лица в живот. Паника. Кипящая в венах кровь. Кто быстрее, я или он? Лезвие у горла или когти, которые одним рывком превратят мои ноги в кровавые ошмётки? Нервно сглатываю, пытаясь увидеть ответ в его глазах, где танцуют безумные всполохи голубого пламени. И тут пальцы Анвара начинают движение вниз к коленям, неуловимо медленное, распаляющее: едва касаясь кончиками когтей, щекоча через ткань брюк. Уколы тепла идут следом, сотней жалящих игл поднимаются в противоположную от его рук сторону.
«Не смотри так на меня. Хватит, раздери тебя духи. Я не твой обед».
– Я всё понимаю правильно. – В куче разбегающихся от страха мыслей с трудом нахожу былую решимость. – Ты – маг, и ты – зло, которое собирается захватить власть с моей помощью. А я настолько отчаялась, что…
– Магия – это не зло. И ты быстро это поймёшь сама, мне не придётся ничего доказывать.
– Не зло? А кормить лошадей мясом, значит, отличная идея? – вырывается у меня помимо воли, и я спешно прикусываю язык: свои козыри терять совсем не хочется.
Когти чуть усиливают нажим, почти неуловимо. Из щекотки в приятное поглаживание – но почему не царапают? Даже ткань цела. Зато внизу живота зарождается уже знакомое мне тепло, тянет, пульсирует, заставив прерывисто дышать. Я вдруг невозможно живо осознаю, что прямо подо мной горячее тело, взвинченное до предела, твёрдое, так ярко и маняще пахнущее еловой смолой…
Нет-нет-нет, этого не может быть, я же ничего не пила из его рук на этот раз! И с невероятным усилием воли удаётся не сжать бёдра, не выдать, как хочется усилить давление, податься вперёд, вдохнуть больше. Яд. Его запах – самый настоящий яд, как отцовское пристрастие к вину, даже муть в голове та же.
– Давай договоримся прямо здесь и сейчас, – негромко, но до будоражащей пульсации властно произносит Анвар, и его южный говор словно приглушает все остальные звуки на лугу. – Если хочешь что-то спросить, спрашивай прямо. Если сомневаешься во мне, говори вслух. Я не умею читать мысли. И хочу, чтобы моя жена мне верила. Да, после долгого путешествия через всю страну, после столкновения с несколькими бандами не самых добрых людей мы потеряли одного коня. По нашей традиции, павший должен напитать истощённые силы живых – как только его плоть закончится, никто и не будет больше кормить этим лошадей. Наши животные особенные, и отношение к ним тоже… для них это – дань чести другу.
– Что за чушь. Говоришь так, словно лошади…
– Умеют думать? Чувствовать? Оплакивать? И не только они. Я слышу это, слышу весь мир иначе, чуть громче, чем ты. Слышу, как птица над нашими головами прямо сейчас кричит о своём выпавшем из гнезда птенце. Как радуется твоя Шитка, потому что ободрала всю кислику. И даже могу понять, почему твой друг-конюх смотрит на нас волком.
Тревожно вскинув голову, и впрямь различаю у загона силуэт Эда – он далеко, слышать нас точно не может, а встретив мой взгляд тут же отворачивается и уходит к колодцу с ведром. Тяжело вздохнув, убираю нож от шеи Анвара и неловко ёрзаю, собираясь встать. Однако тёплые ладони нагло ложатся на бёдра, не дав этого сделать, и я с облегчением чувствую, что когтей больше нет, как и голубых всполохов в радужке прозрачных глаз. Зато азарт боя сменяется смущением.
– Отпусти.
– Но я же не держу.
На тёмном лице проскальзывает кривая улыбка уголком губ, и дико хочется сказать, что он лжёт… но это не так. Ужасающе буднично поглаживает мои бёдра, выводит круговые узоры большими пальцами и продолжает смотреть на меня со смесью любопытства и будто бы гордости. И чем-то ещё, что я никогда не замечаю в мужчинах рядом с собой – но бывало, ловлю подобное у ухажёров красавицы Маисы.
Что-то голодное.
– А павших собратьев у вас едят только животные или твоя свита тоже не прочь? – дерзко вскинув голову, демонстративно играю оставшимся в руке ножом. – Ты сказал, я могу спросить прямо.
– Был такой обычай в далёкой древности, но мои предки его упразднили. Признаться, я надеялся, что когда ты сядешь на меня сверху, мы не будем говорить о дохлых лошадях.
Сохранять напыщенную рожицу больше не получается: смешок душит горло, и я даю ему волю, хохоча, кажется, в первый раз за несколько дней. То ли быть в постоянном ожидании подвоха не остаётся сил, то ли действительно веселит абсурд ситуации. Низкий и сиплый, но расслабленный смех вторит моему, и я наконец-то нахожу в себе решимость подняться на ноги.
– Вот уж… хах… интересно: на что ещё ты надеешься?
– Хотя бы на то, что после получения короны ты меня не прирежешь в собственной постели. – Легко встав с земли, Анвар отряхивает с головы налипшую траву. – И что уломать паршивца Данга, ленегата Нэтлиана и ту вредную старушенцию Лидианскую будет не так уж сложно.
– Что?!
Моментально захлебнувшись остатками смеха, тревожно оглядываюсь, но тут нас некому подслушать. Рассуждать о вотуме до свадьбы может быть очень опасно, а ещё хуже – если отец узнает о моих планах. Спешно засовываю нож обратно в ботфорт, словно сейчас из-за кустов впрямь выскочит отряд бирритов в алых плащах: подчинённых Данга, следящих за правопорядком на улицах.
– Не бойся, нас никто не слышит. Я бы знал. – Невозмутимо пожав плечами, Анвар собирает наши отброшенные мечи и морщится при взгляде на мой затупленный клинок. – Тебе надо тренироваться с настоящим оружием и настоящим противником. Иначе всё это не имеет никакого смысла. Я не нападал даже в половину силы, а король хоть и немолод, но боец опытный…
– Он не станет драться со мной. Если мы доведём всё до поединка – он просто не станет, – шепчу я, зябко обнимая себя за плечи. Все еще пытаюсь заключить договор с совестью, но на нём отчетливо прорезается слово «предательство». И поделать с этим ничего не могу.
– Но готовыми надо быть к любому исходу. Нам нельзя проиграть, ты же это понимаешь?
До боли кусаю губу, на миг прикрывая веки. Понявшийся лёгкий ветер треплет окончательно распавшуюся косу, и выбившиеся пряди падают на лицо. Не хочется выглядеть перед ним такой жалкой, так что придаю голосу твёрдости, сглотнув комок. Это не просьба, а условие, и Анвар должен это услышать.
– Обещай мне одно: отец останется невредим. Он будет жить, и никто его не тронет.
Он делает шаг вперёд и заглядывает в мои глаза – так пристально, будто собирается что-то выудить из них и рассмотреть при солнечных лучах. Разогретое тело неожиданно остро реагирует на такое приближение, посылая волны приятного, томящего ощущения до кончиков пальцев на ногах. Застываю, не желая шевелиться, пока не слышу абсолютно стальное:
– Клянусь собственной жизнью.
Облегчённо выдохнув, забираю свой меч и даже выдавливаю подобие улыбки. Думаю, для Анвара не чуждо понятие чести, и марать свою нарушением этого слова он не станет. Но это не отменяет моих вопросов к нему, особенно самого первого, правда, теперь я способна сопоставить кое-что в одну цепь:
– Итак, судя по всему, ты подслушивал собрание преторов. Чем ещё занимался последние дни?
– О, да всем помаленьку. Кстати, удобный у тебя уголок, чтобы следить за этой горсткой казнокрадов. Я искал тебя, чтобы кое-что уточнить: если эту троицу возьму на себя, ты сможешь уговорить Белларского и жреца?
От такой непринуждённости в обсуждении государственного переворота и осведомлённости Анвара я почти немею, так что выдаю первое, что приходит в гудящую после удара о землю голову:
– Боишься приближаться к кассиопию? Ты ему сильно не нравишься. Стоит всё-таки зайти в храм за благословением.
– Храм, где на входе нужно выпить освящённой воды, что моментально выдаст мою природу: идея не самая лучшая.
Он перехватывает меч левой рукой, а правую, обожжённую, тянет к моему лицу и аккуратно заправляет за ухо непослушный локон. Покровительственный жест или проявление нежности, как с бабочкой на балконе? Вздрагиваю, но не отстраняюсь: ничего неприятного в этом нет, а мне стоит привыкнуть к его касаниям. Впереди ещё так много… Народ должен верить в счастье своей будущей королевы.
Значит, в него должна в первую очередь поверить я сама.
– Всё хотела спросить: что было с твоей рукой? – почему-то кажется, что сейчас Анвар в удачном настроении, чтобы узнать о нём хоть на каплю больше, а любопытство мучает меня с первой встречи.
– Просто попытки юного неопытного колдуна достать до солнца, а оно, не поверишь, больно жжётся, – на его лице не мелькает ни единой эмоции, но голос становится сухим, и я понимаю, что прозвучала стандартная отговорка. Ещё больше укрепляюсь в этом мнении, когда он, как опытный политик, ловко переводит разговор: – Голова не болит? Ты сильно ударилась.
– Не вздумай меня жалеть. Сам сказал: тренировки должны стать жёстче. Так значит, ты успел разузнать практически всё? Интересно, как?
– Я мог бы тебе рассказать. Но не здесь и не сейчас. Приходи ко мне вечером, и я даже покажу.
Закатив глаза, втыкаю меч в землю и расчёсываю пальцами волосы, чтобы хоть немного привести себя в порядок. Появляться перед слугами с видом потасканной по сеновалу кхорры точно не стоит.
– Твоё предложение звучит отвратительно пошло, знаешь?
Я стараюсь на него не смотреть, увлечённо перезаплетая косу, зато прекрасно ощущаю взгляд Анвара на белых прядках. Диковинка, да: не рождаются дети с таким цветом, потому и «отмеченная богиней». Сразу вспоминается, с каким восхищением он касался их в моей спальне. Впервые подобное внимание не раздражает, а совсем наоборот, вызывает едва заметную краску на щеках.
– Тебя так волнует, что будут судачить при дворе? – с ухмылкой кота Анвар наклоняет голову и, не мигая, следит за моими пальцами. – Через три дня ты станешь моей женой: думаю, правила приличия уже упразднены. Но если тебе так удобней, стража будет спать. Я позову, когда они уснут.
– Я ещё не сказала, что приду.
Хмыкнув, он вскидывает меч и проворачивает его в руке:
– Но ведь скажешь. Готова попробовать ещё раз?
6. Грешник
После жаркого дня вечер обволакивает столицу в прохладу и, кажется, будто сами стены вздыхают с облегчением. Утихают разговоры, и только журчание воды из лейки садовника доносится через открытую балконную дверь. Люблю это время суток: когда официальные платья сменяет удобный байковый халат после принятой душистой ванны, и можно просто посидеть за столом с хорошей книгой.
Но строчки не идут, расплываются. Уставшие мышцы ноют от малейшего движения – нет, не той привычной холодной болью, а, напротив, от сильных нагрузок. Тренировка с Анваром длилась до самого заката, и с уверенностью могу сказать, что так меня не гоняли мастера меча даже в пору ранней юности. Да, несколько новых приёмов осели в памяти, но за это приходится платить: сил нет и на то, чтобы переворачивать страницы наугад взятой с полки книги, и пальцы трясутся, как у старушки.
А может, от волнения. Кажется, будто вся предстоящая свадьба по сложности равняется переходу армии через каньон Харуна на границе с Сотселией: осенью я видела эту бесконечную горную гряду с торчащими к небу, как пики, острыми камнями. Как Анвар собирается пройти обряд, если ему нельзя в храм? Как я сама собираюсь удержать во рту лепешку с мясом? Не говоря уже о том, как бы в общей чаше его и моя кровь не полыхнули синим пламенем ко всем болотным духам…
Обречённо захлопнув книгу, устремляю отсутствующий взгляд на канделябр. Сегодня я просила не разжигать камин, потому что совершенно не мёрзла после бурного дня, и без умиротворяющего треска поленьев в комнате ещё более пусто и одиноко, чем обычно. Откидываюсь на спинку стула, сомкнув веки и пропуская через пальцы ещё не до конца просохшие после мытья распущенные локоны, пахнущие розовой водой. Богиня, как же больно тянет поясницу. И совершенно некстати в голове вспыхивают горящие озорным блеском прозрачные глаза, а в ушах проносится глубокий, вкрадчивый голос:
– Так что, ты сумеешь их уговорить?
Да. Я ответила, что да. И думать не хочу, как Анвар собирается добиться согласия остальных преторов, но убедить Белларского и касииопия должна именно я. Нельзя, чтобы хоть кто-то, а тем более жрец, заподозрил, что в замке появился маг. И от мысли, что совсем недавно сама собиралась отдать его на костёр, становится смешно. Теперь я его защищаю. До каких ещё низов придётся пасть, чтобы только подняться к трону?
Чувствую легкое прикосновение к щеке и растеряно открываю глаза: бабочка. Ночной мотылёк с белыми крыльями упрямо привлекает внимание. Видимо, влетел через балкон. Подставив открытую ладонь, дожидаюсь, пока он не сядет на неё, перебирая миниатюрными лапками.
«Жду тебя», – эхом раздаётся в голове переданное послание, и мотылёк тут же взмывает вверх, чтобы улететь обратно в сад.
Спешно вскакиваю со стула и морщусь – боль уставших конечностей никуда не уходит. Натягивать на чистое тело несвежее платье совсем не хочется, звать Маису за другим – выдать не самые праведные планы. Да и в целом… не всё ли равно? Он уже видел меня в одной сорочке, что я теряю? Будто моих не самых пышных форм стоит стесняться. Смотреть всё равно особо не на что. Так что, завязав пояс халата потуже и не трудясь заплести рассыпанные по плечам волосы, беру свечу и осторожно выглядываю в коридор.
И тут же вздрагиваю от громкого храпа дремлющих у стены стражей. Присев перед ними и на всякий случай осветив лица, убеждаюсь, что сон крепкий, и моей ночной прогулки по замку никто не заметит. Северная башня всё равно изолирована от остальных, и даже странно, что гостя поселили именно сюда. Вероятно, отец на что-то такое рассчитывал: «случайные» встречи на лестнице, которые склонят меня к браку. И почему все вокруг настолько уверены, что они умнее меня?
Не скрываясь, иду вперёд, спускаюсь на этаж ниже. Мягкие тапочки заглушают шаги. Дыхание всё мельче, выдаёт волнение. Сильнее сжимаю пальцы на медной ручке подсвечника. Какое-то давящее, трепещущее чувство в животе, и каждый удар сердца разносит по телу понимание, что это большая ошибка. Но любопытство оказывается сильнее, и я останавливаюсь перед скромной дубовой дверью. Глубоко вдыхаю, прежде чем постучать.
– Не заперто, – раздаётся за миг до того, как кулак касается дерева.
Захожу в гостевую спальню и нерешительно замираю, вдохнув пряно-смолистый запах. Комната намного меньше моей, но всё же вмещает и выход на балкон, и широкую постель с решётчатым изголовьем, заправленную синим покрывалом, и примостившийся в углу рабочий стол, за которым сидит Анвар. Спиной к двери, не обернувшись, он продолжает над чем-то корпеть под светом расставленных свечей, и до меня доносится приглушённый звон стекла. Ни камина, ни особых изысков обстановки, зато педантичный порядок, а на комоде уютно примостились кувшин и вазочка с орехами. Спальня безлика, будто за прошедшие дни гость так и не стал её хозяином, не оставил нигде щётки для сапог или ножен от меча. Или я попросту смотрю не туда, потому что внимание всецело притягивают развитые мышцы жилистых плеч. Если я предпочла домашний вид, то Анвар вовсе не потрудился одеться. Благо, замечаю хотя бы пояс штанов.
– Что ты мне хотел показать? – не дождавшись прямого приглашения, сама приближаюсь к нему, держа неколебимую гордую осанку.
– Ты же хотела знать, как я подслушал собрание преторов. Почему уверен, что справлюсь с той троицей, и чем занимался последние дни.
Так и не удостоив меня взглядом, Анвар чуть подвигает стул вбок, чтобы я могла рассмотреть содержимое стола. Передо мной возникает большая шкатулка красного дерева, похожая на уменьшенный шкаф с искусно выжженной птицей на дверцах. Открыв их, он показывает содержимое: аккуратные ряды закрепленных в кожаных кармашках пузырьков разного цвета и формы. В некоторых переливается жидкость, в других – порошок, несколько наполнены засушенными белыми и оранжевыми мелкими цветами, названия которых не знаю и не видела в наших краях.
– Что это? – поставив подсвечник рядом, едва сдерживаю желание самой коснуться шкатулки.
– То, что взял с собой. Дома, конечно, намного больше арсенал и возможностей его пополнить, тут только самое необходимое. Ты видела одни результаты магии: подчиняющуюся верёвку и дым. Прочувствовала действие вот этого забавного порошка из ягод пустынницы, смешанного с кое-чем ещё… личный рецепт. – Он указывает на полупустой пузырёк с мерцающей, как битое стекло, мелкой розовой пудрой. – Но настоящая магия происходит здесь. И у неё есть границы и условности. Чтобы предмет мне подчинялся, как например, моя плеть – он должен быть вымочен в отваре лавровых листьев с парой капель вот этого масла. – Палец Анвара перемещается на пузатую чёрную склянку.
– А оперение стрелы?
– Непростая штука в изготовлении. Да, к обычным стрелам я делаю своё оперение, смазанное маслом полностью. Чудеса не возникают из ниоткуда, и самые верные инструменты мага – это алхимия и музыка. Мы чувствуем, что и как надо смешать. Обычные люди тоже могуг пользоваться некоторыми нашими зельями. Вроде сонных или заживляющих. Когти я захотел и сделал себе сам, потому как нуждался в оружии, которое невозможно отобрать. Правда, у них есть неприятный побочный эффект: я долго учился их контролировать, и всё же иногда, если не владею эмоциями, они могут… быть своенравны.
Он с невесёлым смешком вытягивает вперёд левую руку ладонью вверх. Непроизвольно дотрагиваюсь до углубленных линий на ней в интересе, который невозможно скрыть. Забавно: на внутренней стороне кожа почти такая же светлая, как моя. Жест рефлекторный, мимолётный, и всё равно отдающий лёгким покалыванием в предплечье. Анвар наконец-то поднимает на меня взгляд, пока я, как дорвавшийся до хоть каких-то ответов ребёнок, изучаю его руку, замечаю перстень с родовым гербом на указательном пальце – тот самый сокол с ножами-перьями в окружении россыпи звёзд. Дотрагиваюсь до подушечек пальцев и абсолютно ровных ногтей. В комнате раздаётся сдавленный выдох, отрезвляющий от наваждения. Неловко отстранившись, сознаю, что меня тоже пристально рассматривают, а такое любопытство далеко от приличия.
– Трудно представить, чтобы ты не владел своими эмоциями, – отчего-то полушёпотом отзываюсь я, поймав мерцающий в огнях свечей жадный взгляд. Туго сглатываю.
– Случается. Очень-очень редко. – Прочистив горло, Анвар вновь отворачивается к шкатулке и показывает следующий пузырёк: – А это одно из моих любимых и полезных – как видишь, большую часть запаса уже пришлось потратить. Эта сыворотка превращает меня в мышь.
– Что?! – Даже не знаю, чем окатывает сильнее, потрясением или желанием расхохотаться, но улыбки не сдерживаю. – Бред!
– А как бы, по-твоему, я ещё мог проникнуть и в палату преторов, и в твою уютную каморку, и подсмотреть славные похождения Итана Данга с одним из своих слуг…
– Так. Остановись. Мне надо… подышать, – почти жалобно вырывается у меня, потому что колени предательски немеют. Из только что обнимавшего приятного тепла в лёд бросает слишком быстро.
Слепо шагнув на несколько шагов назад, упираюсь пятками в кровать и сажусь, пока стук в висках и дрожащие ноги не оставили меня без сознания, как слишком сильно затянувшую корсет на балу дуру. Мышь. Кхоррова мышь, которая залезет в любую щель… Вдох. И колкий холодок по лопаткам:
– А ты… кхм. В кого ещё? – едва шевеля губами от ужаса, уже вырисовываю в голове образы неведомых чудищ из сказок. Кем там пугают детей, болотными духами, утаскивающими озорников в топь?
Анвар разворачивается и складывает руки на груди, пытливо наблюдая, как я кусаю губы и силюсь выровнять дыхание. Создаётся впечатление, что он хочет от души посмеяться, но всё же терпеливо поясняет:
– Чтобы принять чей-то образ, нужно умертвить его носителя. Сыворотка готовится из сердечной жилы, процесс долгий и трудный, так что оставь свои опасения. Убить мелкого зверя не сложно, победить же кого-то внушительного, чтобы пользоваться его обликом и силой… представь пещерного льва – да, шкура полезная, но добыть сердце такого хищника ещё надо суметь.
– И чьи… шкуры есть у тебя? – с новым глубоким вдохом пробую убедить себя, что всё не так уж страшно. Магия – это новый мир, частью которого я становлюсь, и неплохо бы разбираться в его законах. В горле щекочет от смеси ароматов, несомненно, исходящих от колдовских запасов: мята, кардамон, сладковатые цветы и нотка смолы. Не успокаивает, но хорошо приводит в чувство, как и будничность Анвара:
– Ворон. И несколько лет назад удалось добыть пантеру. Бедняга умирала, вылечить у нас с Волтаром её не вышло…
– С кем?
– Волтар – мой учитель, с самого детства. Он остался в Сахетии, – неуловимым изменением интонации показав, что подробностей не будет, заканчивает он объяснения и бережно закрывает дверцы шкатулки.
В комнате повисает молчание. У меня так много вопросов, что голова попросту не выдерживает, и я устало растираю висок, прикрыв глаза. Новость, что мой будущий муж может стать огромной чёрной кошкой, надо уложить. Вечер откровенности? За этим точно стоило прийти. У меня даже получается сохранить напускную невозмутимость, когда я спрашиваю дальше:
– Выходит, облик можно своровать у любого живого существа? Разве тогда не практичней поймать как можно больше сильных зверей?
– Я не люблю убивать, – негромко, но до щемящего укола под рёбрами искренне признаётся Анвар и поднимается со стула, неприлично отвлекая оголённым торсом и красивым рельефом шоколадной кожи. – Предупреждая твой следующий вопрос: в моей коллекции нет ни одного человеческого облика. Хотя знаю, что это возможно. Но действие сыворотки временное, а сердечная жила не бесконечна – никто не может ходить в чужой шкуре постоянно. И Виола, хватит смотреть на меня, как на чудовище. Тебе надо попить и прийти в себя.
Уже неплохо. Сердце понемногу успокаивает тревожный ритм, и я даже снова выпрямляю спину, поморщившись от никуда не ушедшей боли натруженных мышц. Анвар же подходит к комоду и наливает в стакан воды из потёртого кувшина, на что отрицательно и почти панически мотаю головой:
– Думаешь, я снова позволю тебе чем-то себя опоить? Вдруг ты забавы ради превратишь меня в жабу?
Он улыбается на это заявление, но без привычного ехидства: и я замечаю, что от настоящей улыбки у него на щеках появляются ямочки. Лицо будто светлеет, как днём на лугу. Надо же, а он может быть и вполне настоящим, а не напыщенным ублюдком, который якобы знает всё на свете. И ещё… симпатичным, вызывающим неправильное, кусающее изнутри желание дотронуться до линии покрытого мягкой щетиной волевого подбородка и ровных скул. На миг зажмуриваюсь, сбрасывая наваждение. Меня откровенно начинает пугать собственное «я», будто сам приезд Анвара в столицу открыл запертую внутри шкатулку с бабочками, и теперь они разлетаются по всему замку без шанса снова оказаться под безопасной крышкой.
– Ты не маг. На тебя бы это не подействовало. Жаль, что ты мне так не доверяешь, – он делает показательный глоток, а затем шагает к кровати и протягивает мне стакан, который я нерешительно принимаю.
– Только что ты признался, что уже несколько дней в облике мыши носишься по замку и следишь за каждым его углом – и это ты мне тут будешь говорить о доверии? Признайся, сколько раз подглядывал за мной?
– Виола, не надо равнять меня с пустоголовыми баронами, вся цель которых – забраться в твою кровать. – Тяжело вздохнув, Анвар садится слева от меня на расстоянии вытянутой руки. Приходится осушить весь стакан разом, чтобы оставаться равнодушной к колебанию пряного тёплого воздуха. – У меня было много куда более важных вопросов. Зато теперь знаю, что Данга можно прижать за мужеложество со слугами: для недавно назначенного азиса обнародование такого позора будет крахом. Он сделает всё, чтобы никто не узнал.
С подозрением прищуриваюсь – меняет тему он уж очень торопливо и слишком неуклюже для своих талантов манипулятора. О подобном в жизни Данга я и так давно догадывалась, так что совсем не удивлена.
– Ага. Так сколько?
– Раза два. Или три, но точно не больше, – даже не отнекивается Анвар, признаваясь с негромкой хрипловатой усмешкой. Искоса бросаю на него осуждающий взгляд, и кружащие в его радужке мириады отблесков свечей приковывают к себе так, что боюсь шелохнуться, пока он почти незаметно придвигается ближе. – Мне же нужно было узнать тебя получше. Пусть наш брак видится политическим союзом ради единой цели… Для меня это не игра на публику. Рождённые в песках не разводятся, никогда не женятся повторно, а за измену неверного закидают камнями на площади. Я сам жив лишь благодаря любви моих родителей, которые отказались следовать закону и убивать первенца. Представь, насколько опасно было растить мага в семье герцога, скрывать ото всех и обучать. Зато сейчас отец умрёт за меня, а я – за него, и за любого из братьев. И даже ради высших целей я не лишу себя единственной возможности построить такую же семью.
Добела стискиваю пальцы на пустом стакане, с мурашками осознания вслушиваясь в эту тихую, проникающую под самую кожу речь. Словно рассказ о совершенно ином мире, где родные люди действительно друг другу важны, где осуждается предательство и где не нужно защищаться ножами или руганью за семейным столом. Так бывает? Ох. Последние слова Анвара бросают меня в холодную дрожь возрождённой тревоги.
– Ты сейчас хочешь сказать, что брак будет настоящий? То есть… нет. Я не готова, мне это не нужно!
Залившись краской, едва заставляю себя не убежать, как напуганный заяц: вот это был бы стыд. Отворачиваюсь, чтобы только не поддаваться ощущениям, вызванным его близостью. Два совершенно противоположных желания. Отвесить оплеуху или прижаться к твёрдому торсу и согреться? Грохочет в самом затылке пульс.
– Хватит меня бояться. Да, у тебя повадки забитого, до одури одинокого волчонка, из-за которых я поначалу сорвался на грубость, но теперь мы союзники – во всём. Учись полагаться на меня и доверять. Как я уже почти научился тебя слышать.
Его ладонь мягко ложится поверх моей и вытягивает стакан из онемевших пальцев. По предплечьям прокатывается приятная волна тепла, отчего едва сдерживаю всхлип. Чувствую, что меня опять в чём-то переиграли, будто сама зашла в клетку и вот-вот позволю захлопнуть дверцу. Будто от каждого нового слова, от царящего в комнате полумрака тело перестаёт принадлежать мне и целиком переходит во власть низкого, эхом гремящего по рёбрам колдовского голоса. Наклоняет чашу весов в сторону, которая закрывает воображаемый замок на двери.
– И что же ты слышишь? – одними губами спрашиваю я, не решаясь повернуть головы и буравя невидящим взглядом узоры пёстрого витража на окне.
– Всё. Каждый удар сердца, страх, любопытство, боль в твоих мышцах. Видимо, немного перестарались мы сегодня с тренировками. Позволишь помочь? – убрав стакан на прикроватную тумбу, Анвар берёт с неё небольшой флакон с золотисто-янтарной жидкостью, на который я смотрю с опаской и ёжусь.
– Не нужно. Мне не привыкать. Больно мне почти всегда.
– Плохо даже не то, что ты считаешь это нормальным, а что не даёшь себе помочь. – Он откупоривает пробку, и до носа добирается ненавязчивый, сладковато-цитрусовый запах, от которого тут же приглушается стук в ноющих висках, зато щекочет в горле. – Это обычное масло нероли, практически ничего магического. Снимает усталость, разогревает и расслабляет, вот и всё, правда. Ляжешь спать и проснёшься отдохнувшей, – каждое вкрадчивое слово пропитано соблазном.
– Ладно, – обречённо киваю я, подчинившись не самой благоразумной части сознания. Не признаваться же, что мне просто не хочется уходить в свою пустующую холодную комнату. – И что с этим делать?
– Тебе – ничего, просто оголить спину и лечь на живот. Масло втирают в кожу, тебе понравится, – с азартом подскочив с кровати, командует Анвар, и пусть звучит это как услуга для меня, вдоль позвонков несутся мурашки от его властных ноток.
– Я не… мы так не договаривались. – С усилием отвожу от сокола на его груди взгляд, который тут же ненормально срывается к линии пресса и серебряной пряжке ремня. Интересно, какая эта тёмная кожа на ощупь?
– Знаешь, судя по сплетням, какие ты сама о себе распускаешь, это не должно быть проблемой. Так и быть, отвернусь, – закатив глаза, Анвар впрямь поворачивается спиной, и в лёгком потрескивании свечей до моих ушей долетает отголосок шёпота, почти неразличимый: – Но только в этот раз.
Болотные духи. Как я умудрилась загнать себя в такую неловкость? Но мяться перед ним и вновь показывать слабость точно не собираюсь: я едва отвоевала мечом и ножом хоть толику уважения, и терять его нельзя. Тем более раз он уже понял сам, что в историях о любовных похождениях принцессы одна ложь. Упрямо поджав губы, развязываю пояс негнущимися пальцами и скидываю халат с плеч, задержав его на бёдрах. Сбросив тапки, ложусь, как было велено, вытягивая руки вдоль тела, но плотно обмотав ягодицы тканью. Ладно, это почти что невинно.
Я определённо не должна этого делать. Пару раз сжимаю и разжимаю кулаки, а затем укладываю голову набок и замираю в неподвижное изваяние.
– Видишь, ничего сложного, – развернувшись, Анвар ни единой октавой в голосе не выдаёт своей реакции. – Ты же знаешь, что не холодная для меня и что я, правда, могу сделать твою жизнь чуть менее невыносимой.
