Катерина Райдер
Кровь и молоко
Глава 5
"А впрочем, что ж, на свете нет чудес:
Как волка ни корми, он смотрит в лес".
Уильям Шекспир.
– Нужно выбрать псевдоним, – задумчиво щурясь, сказал Джозеф за завтраком.
– Может, что-то французское? – улыбнулась Амелия, вертя в руках вилку.
– Французское… – нарочито протянул Фостер. – Ты пишешь детективные романы, вряд ли французы на такое способны.
– В том и интрига, разве нет? – усмехнулась Амелия, затем ненадолго прикрыла глаза, пробуя на вкус имя, что пришло ей в голову, вскоре озвучивая его вслух: – Филипп Ларанш…
Джозеф брезгливо скривился:
– Слишком французское, но если тебе нравится…
– Мне нравится, – уверенно кивнула Говард.
Через час любовники простились. Амелия, как было заведено, покинула квартиру первой, Фостер уехал спустя двадцать минут.
К зданию суда Говард прибыла ещё до полудня. Под пристальными взглядами мужчин, которые не привыкли видеть дам в святая святых, она уверенной поступью поднялась на второй этаж и, отыскав кабинет Питера Байрона, негромко постучалась.
– Войдите, – сипло отозвался судья.
Немедля леди толкнула дверь и прошла в мрачное помещение, которое, несмотря на огромные окна, угнетало: слишком много красного дерева и тёмных цветов в отделке.
– Мисс Говард? – вытягивая гласные, отозвался судья, поднимаясь на ноги.
До вторжения посетительницы мужчина сидел за столом, изучая материалы по новому делу. Облачённый в чёрную мантию и седовласый парик ниже плеч, он смерил девушку взглядом и чуть заметно ухмыльнулся одним уголком почти бесцветных губ. На мгновение Амелии показалось, что судья удивился её приходу, но вглядевшись в сизые глаза, леди поняла: он ждал именно её.
– Судья, – учтиво кивнув, Говард улыбнулась самой очаровательной улыбкой, имеющейся в своём арсенале, и, прикрыв дверь, сделала пару мелких шагов по направлению к мужчине.
– Чем обязан столь неожиданному, но, смею заметить, приятному визиту?
Слово "неожиданному" прозвучало особенно неискренне.
Питер Байрон жестом предложил даме присесть в кресло для посетителей, что стояло по другую сторону от его письменного стола.
– Благодарю.
Амелия изящно опустилась на парчовую обивку, сняла перчатки и положила их на колени. Судья внимательно оглядел гостью, выдержал паузу, а затем вопросительно кивнул, намекая на то, что готов узнать причину её прихода. Облизнув губы, Говард сделала глубокий вдох и приступила к изложению сути вопроса.
– Вчера после обеда к нам приезжал посыльный, он передал письмо, – взгляд Байрона тотчас изменился, в нём появилась алчная заинтересованность. – Ваша Светлость, я и понятия не имела о деяниях своего отца.
Изобразив вполне правдоподобные душевные стенания, мисс Говард неожиданно встала на ноги, прикрывая нижнюю часть лица ладонью, и отвернусь. В звенящей тишине раздался женский всхлип.
– Какой позор. Неслыханная низость, обидеть столь благородного человека…
Байрон, наблюдая за представлением, вальяжно откинулся на спинку стула. Не добившись от мужчины ответных реплик, Амелия вновь посмотрела на него, трагично шмыгнула носом и, вернувшись к столу, опёрлась на него ладонями.
– Если бы я только знала… – прощебетала она, на что судья почти по-отцовски улыбнулся.
– Боюсь, что ваша осведомлённость, мисс Говард, никак не повлияла бы на положение дел.
– Отнюдь, – хлопая ресницами, встрепенулась девушка. – Понимаете, горестно говорить такое про родного отца, но мистер Говард не в себе. После смерти матери его рассудок помутился. Я долгие годы скрывала правду, дабы сохранить доброе имя своей семьи. И знай я, что он планирует занять у вас средства, непременно бы воспрепятствовала.
– Хм… – судья задумчиво почесал подбородок, а затем вновь указал Амелии на кресло, леди послушно в него опустилась. – Когда я передавал вашему отцу деньги, он не выглядел сумасшедшим. Потрёпанным, разбитым – да, но при здравом уме.
– Со всем уважением, я вынуждена заверить, что вы ошиблись. Отец весьма быстро приспособился к своему недугу, порой мне и самой не разглядеть его безумия. Но, к огромной печали, правда такова.
– Прискорбно… – понизив голос, тягостно вздохнул мужчина.
Питер Байрон уже более десяти лет был верховным лондонским судьёй. На пост его назначила сама королева Виктория по рекомендации членов судебной комиссии, выдвинувшей кандидатуру Байрона единогласно. Богоугодный человек. Благочестивый супруг, ныне вдовец. Отец, воспитавший сына, которым по праву мог гордиться, ведь тот пошёл по стопам родителя, встав на сторону закона и правосудия. Сего господина уважали, боялись, перед ним благоговели. Но, в данный момент, рассматривая испещрённое морщинами лицо, Амелия ощущала удушливое замешательство. Что-то было не так, взгляд судьи был чрезмерно пристальным, он смотрел на неё так, словно примерялся…
– Так зачем вы пришли, Амелия? Просить об отсрочке? – мужчина вышел из-за стола и неспешно прошёлся по комнате, останавливаясь где-то позади Говард.
– Да, если Ваша Светлость сможет найти в своём сердце толику сострадания. Я не отказываюсь от долга, но мне нужно время.
Половицы вновь заскрипели под тяжестью веса мужчины. Обернуться Амелия не решилась, понимая – сия партия безнадёжно проиграна. Судья раскусил её, смог прочесть. А может быть, дело было в другом?
– Вы же знаете, мы все любили вашу мать. Она была потрясающей женщиной. Мне и самому довелось пережить супругу, я понимаю, как нелегко пришлось Джорджу, – Байрон прочистил горло, подходя ближе, положив на плечи девушки истерзанные временем руки. – Я бы мог простить вашему отцу всю сумму разом и уберечь его от позора…
Амелия напряглась, распрямив спину, – слишком щедрым было предложение. Она никогда не верила в добросердечность и бескорыстие, тем паче в высшем свете.
Прикосновения судьи были неприятны, но леди находилась не в том положении, дабы перечить, поэтому продолжала смиренно сидеть, несмотря на острое желание отстраниться.
– Но?.. – улавливая в словах мужчины недосказанность, спросила она.
Байрон властно сжал пальцы, наклоняясь так низко, что Амелия смогла почувствовать его сиплое дыхание на своей шее.
– Но взамен вы станете моей любовницей…
Говард резко подскочила на ноги, оборачиваясь, глядя на шестидесятилетнего старика с неприкрытым возмущением. Образ достопочтенного джентльмена, коим прослыл судья в обществе, вмиг превратился в дорожную пыль. Истинная личина развратника и прелюбодея сверкнула хищной ухмылкой на его лице.
– Да как вы смеете?!
– Ах, Амелия, оставьте! К чему эта драма? Или, быть может, вы смеете утверждать, что до сих пор невинны? – хрипло рассмеялся судья, делая широкий шаг вперёд.
– Вы не имеете права… – начала было девушка, но Байрон оборвал её на полуслове, прижав к чувственным губам указательный палец.
– А вы не имеете средств к существованию, но эту проблему я могу с лёгкостью решить. Вам лишь нужно согласиться.
Судья угрожающе навис над Амелией, прижимая её бёдра к столу. Его палец прошёлся вдоль нижней губы девицы и попытался скользнуть внутрь, но Говард крепче сжала зубы и резко дёрнула головой.
– Ну что же ты, милочка… – криво усмехнулся Байрон, укладывая руку на женскую талию.
– Скажи да, и я положу Лондон к твоим ногам…
– Уберите от меня свои грязные руки, сэр, – сквозь зубы процедила Амелия, – иначе я закричу!
– Кричи, я люблю, когда женщины кричат, – содрогаясь от похоти и возбуждения, прошипел мужчина, прикладываясь морщинистыми губами к бархатной шее загнанной в угол женщины.
Глава 6
"Нетронутое имя, генерал,
Для женщин и мужчин всего дороже.
Кто тащит деньги – похищает тлен".
Уильям Шекспир
Обветренные, горячие губы терзали шею Амелии, оставляя на мраморной коже влажные следы. Ладони судьи неистово шарили по молодому телу, пытаясь прочувствовать его тепло под многослойными одеждами.
Говард закрыла глаза. Ей нужно было немного времени, чтобы осознать, принять происходящее и сделать выбор. Байрон слыл очень могущественным человеком, таких покровителей стоило ценить и восхвалять, а врагов до смерти бояться. Девушка прекрасно понимала, что в данную минуту решалась не только её судьба, но и младшей сестры.
– Прошу вас, остановитесь, – жалобно прошептала Амелия, пытаясь хотя бы словом повлиять на беспорядочное блуждание требовательных рук, цепляющих пальцами кружева.
Байрон слегка отклонился назад, всматриваясь в раскрасневшееся лицо кредиторши, надменно усмехнулся и заговорил таким тоном, словно перед ним стояла не благовоспитанная леди, а портовая шлюха.
– Не строй из себя святую невинность! Я прекрасно знаю, что спрятано под этими тряпками. Ты не лучше любой девки с Ковент-Гарден.
Слова судьи хлёсткой пощёчиной ударили по женскому самолюбию. Да, Амелия Говард не была святой, не хранила честь до брака, но, стоит заметить, и замуж не собиралась. Не только в угоду собственных убеждений или стремлению к независимости, но и по причине отсутствия достойного, равного ей по силе духа мужчины.
"Лондон ещё не подарил миру джентльмена, способного вынести меня", – сказала она однажды, отшучиваясь, когда мистер Линч в очередной раз по-дружески справлялся о делах сердечных одной из самых красивых женщин Англии.
Где-то под рёбрами вспыхнул фитиль гнева и молниеносно сгорел, осыпая множеством искр гордыню. Яркой вспышкой в районе солнечного сплетения взорвалась злость, распространяясь безудержной волной по всему телу. Говард прогнулась в спине, насколько позволял корсет и, упершись в грудь Байрона ладонями, с силой отпихнула его назад.
– Я не позволю! – вскрикнула леди, глядя на мужчину глазами, полными ядовитой ненависти.
– А Фостеру позволили, – криво усмехнулся судья, отчего морщины ещё сильнее проступили на левой стороне его лица, делая его непропорциональным, напоминающим оплавленную свечу с уродливо застывшим воском.
– Не понимаю, о чём вы! – фыркнула Амелия намереваясь уйти, но судья поймал её за руку, сжимая пальцы до скрипа кожи на побелевших костяшках.
– Я знаю, что этот третьесортный писака ваш любовник, можете не отрицать!
Леди сомкнула невольно задрожавшие губы. Байрон похотливо вскинул бровь, слегка закатив глаза, представляя Говард обнажённой в объятьях молодого журналиста, а затем и в собственных.
– Я не против, – сипло протянул мужчина, коснувшись себя в районе паха, оттягивая книзу брюки. – Пока вы покорны, можете оставлять сию игрушку при себе. От вас супружеской верности я не требую. Но учтите, когда ляжете со мной, сделаете всё так, как будет велено. Я не потерплю упрямства и вероломства!
Амелия застыла в изумлении. Оказывается, Байрон и мысли не допускал, что ему могут отказать. Силясь подавить клокочущую внутри ярость, Амелия коротко выдохнула и, горделиво вздёрнув подбородок, шагнула к мужчине. Он всё ещё сжимал тонкое запястье, причиняя боль, но девушка более не обращала на неё внимания, ею полностью завладела ненависть. Ведь, куда болезненнее физических мук терзалось задетое самолюбие.
Выдержав многозначительную паузу леди, неожиданно для судьи, широко улыбнулась. Вот только взор её пылал отвращением и брезгливостью.
– Что же, я не стану лгать. Мистер Фостер и вправду мой любовник. Буквально вчера мы занимались любовью целую ночь. О, знали бы вы, Питер, что он делал со мной…
Амелия заметила, как желваки на скулах Байрона задрожали. Он тяжело выдохнул через рот. Воздух из его лёгких вышел с усилием и еле слышным свистом.
– Поверьте, столь искусной любовницы, как я, у вас никогда не было. Заверяю, ни одна девка с Ковент-Гарден со мной не сравнится… – леди подалась ещё сильнее вперёд и почти коснулась своими пухлыми губами губ старика.
– Мисс Говард, – заикаясь от возбуждения, еле вымолвил Байрон, – будьте уверены, я отведаю все ваши умения…
– Боюсь, что нет, милорд. Вам никогда не доведётся испытать сладких утех в моей постели, – завлекающе, будто флиртуя, прошептала Амелия, но её глаза с неприкрытым презрением насмехались над старым развратником.
Чёрта с два! Она не подчинится его воле, не позволит пасть себе столь низко!
Не сразу, спустя пару ударов сердца, глаза судьи округлились. Амелия отказала? Несмотря на угрозы пустить по миру, лишить будущего младшую сестру и всех, кто ей дорог, включая Джозефа Фостера? Она отказала?!
– Неблагодарная потаскуха! – взревел Байрон, дёргая мисс на себя, в желании швырнуть её к окну.
Внезапно дверь кабинета распахнулась, впуская в помещение голоса из коридора. На пороге стоял сын судьи – Даниэль. В его глазах застыло искреннее непонимание. С одной стороны, Амелия Говард и Питер Байрон нарушили все приличия своей безусловной близостью. Но с другой, детектив сразу заметил озлобленный оскал отца и испуганное выражение лица дамы, тем не менее, глядевшей на старика с вызовом.
– Что здесь происходит? – опуская этикет, требовательно спросил Даниэль, переводя взгляд со своего родителя на Амелию и обратно.
Мисс Говард резко одёрнула руку, высвобождаясь из цепких пальцев Байрона-старшего, и, бросив на него последний уничижительный взгляд, направилась к выходу. Проходя мимо детектива, она задела его плечом, но даже не извинилась, молча выскочив в коридор.
– Отец? – теряясь в догадках, настаивал на объяснениях Даниэль, но судья лишь гневно тряхнул головой, не собираясь ничего комментировать.
Тогда детектив глянул вслед Амелии, она ещё не успела скрыться из виду, и мужчина ринулся вдогонку.
– Мисс Говард, постойте!
– Не сейчас, Даниэль! – сбивчиво отозвалась леди, ускорившись.
Джентльмен нагнал её в три широких шага и поймал за локоть, заставляя обернуться. Его прикосновение не было грубым и не несло в себе никаких непристойных намёков, и всё же Говард вспылила.
– Отпустите меня, немедленно!
– Я лишь хотел узнать… – попытался объясниться детектив, но девушка внезапно почти истерично рассмеялась.
– Надо же, а вы, оказывается, не такой тюфяк, Байрон. Яблоко, всё же, укатилось не так далеко от дерева. Не так ли?
– О чём вы? – нахмурился Даниэль.
Амелия глянула на руку мужчины, всё её удерживающую её за локоть.
– Не можете получить желаемого миром, применяете силу?
Байрон-младший возмущённо вскинул брови, невольно сжав пальцы сильнее.
– Вы забываетесь, мисс Говард. Мой отец…
– Леди велела её отпустить! – раздался спокойный, но властный мужской голос.
Амелия повернула голову на звук. Чуть поодаль от них стоял Томас Рэнделл. Джентльмен, как всегда, был одет с иголочки. Тёмно-синий бархатный камзол, белая рубашка, шёлковый галстук кобальтового цвета в тон жилету, тёмные брюки, начищенные до блеска туфли, высокий цилиндр и трость в правой руке. В его глазах застыло требовательное предупреждение, не открытая угроза, и всё же нечто давящее на собеседника авторитетом. Но когда мужчина перевёл взгляд на Амелию, его губы чуть дрогнули в намёке на лёгкую улыбку. Впрочем, уже секунду спустя, американец вновь обратил стальной взор к детективу.
Несколько секунд все трое молчали, не двигаясь с места. Вскоре Даниэль отпустил Амелию, отступив на шаг назад.
– Прошу прощения.
Нервно качнув головой, что мало походило на учтивый поклон, мужчина развернулся и пошёл в сторону кабинета отца. Говард даже не взглянула на него, она по-прежнему смотрела лишь на Томаса. При дневном свете джентльмен выглядел несколько иначе, не так загадочно, как в объятьях сумрачного города, но это ни сколько не преумаляло глубины его взгляда и притягательности обаяния.
Рэнделл несмело улыбнулся.
– Вы в порядке?
Говард ответила не сразу. Она так и не смогла разобраться в собственных чувствах. Что вызвало смятение? Произошедшее в кабинете судьи? Напористость детектива или поступок американка? Лишённая отцовской заботы и не имеющая никакого покровительства свыше, Амелия привыкла решать все проблемы сама. Брошенная на амбразуру суровых реалий, девушка почти позабыла как это – чувствовать поддержку со стороны.
Маска бескомпромиссной самоуверенности чуть было полностью не слетела с прелестного лица. Говард была взвинчена, и, очевидно, глубоко расстроена. Сие не смогло укрыться от проницательного взгляда иностранца. Тогда, на приёме, леди показалась Рэнделлу чрезмерно горделивой и неприступной, чем, собственно, и привлекла внимание. Сейчас же он узрел в ней нечто настоящее, свойственное обычным, земным людям – слабость. И это заинтересовало его не меньше.
– Да, благодарю вас, – вымолвила на сдавленном выдохе дама.
Повисла неоднозначная пауза. При этом ни Амелия, ни мистер Рэнделл не чувствовали себя неловко, скорее, непривычно. Леди открыто разглядывала джентльмена, чувствуя странного рода волнение в груди. Он, не стесняясь, делал то же самое, полностью убедившись в том, что Говард обладала воистину ведьмовской красотой и притягательностью.
Наконец, очаровательно улыбнувшись, Томас чуть вскинул брови и шагнул вперед.
– Мисс Говард, – его взгляд стал трогательно вопросительным, – будет ли уместно, если я приглашу вас на чашечку чая?
Глава 7
"Она строптива – но и я упрям.
Когда же пламя с пламенем столкнутся,
Они пожрут всё то, что их питало".
Уильям Шекспир
Извозчик ожидал мистера Рэнделла прямо напротив здания суда.
Джентльмен галантно подал Амелии руку, помогая подняться на приступок, сам же, оглядевшись по сторонам, ловко заскочил внутрь и сел напротив дамы, снимая с головы цилиндр.
Некоторое время оба молчали, безотрывно и предельно сосредоточенно глядя друг на друга, словно в этом был скрыт какой-то тайный замысел. Изредка Томас проявлял слабость, его губ касалась хитрая полуулыбка, на что мисс Говард иронично усмехалась и отводила взгляд. Экипаж немного трясло, особенно на поворотах. Топот копыт и звуки суетливого Лондона то и дело пробирались внутрь, но совершенно не привлекали внимания присутствующих.
Томас невольно скользнул пальцами по набалдашнику трости в виде головы орла, сжав его пальцами, будто бы нервничал. Амелия приметила этот с виду безобидный жест и решила-таки окончить немое противостояние.
– Интересная вещица. Подходит вам…
– Оу, – Рэнделл бросил короткий взгляд на трость. – Она принадлежала моему отцу. Дорога как память.
– Вы сказали "принадлежала"? – без тени смущения продолжила беседу леди.
– Да, он, к моей величайшей скорби, умер, когда я был совсем ребёнком, – весть была удручающей, но джентльмен давно примирился с ней, так что сообщил сей факт почти без эмоций.
– Прошу меня простить, – несмотря на сдержанное поведение собеседника, всё же извинилась Амелия.
– Пустое, мисс Говард, это было давно, – мягко улыбнулся мужчина и тут же перевёл тему. – Позвольте узнать, что произошло между вами и детективом Байроном?
Амелия неожиданно вздрогнула, распрямив спину, словно кто-то с силой рванул шнуровочные ленты, затягивая корсет. Томас нахмурился и медленно моргнув, отрицательно покачал головой. С его тонких, но ярко очерченных губ сорвался досадливый вздох.
– Простите мою бестактность… Англия, никак не привыкну.
Говард понимающе кивнула, с интересом прошлась взглядом по виноватому лицу мужчины, а затем чуть наклонилась вперёд, ловя его взор.
– И как сильно мы отличаемся от вас? – с любопытством спросила она, широко улыбнувшись.
В карих глазах внезапно зажегся огонёк страстного обожания жизни, потерянный в разговоре с судьёй.
Рэнделл задумался, чуть поджав губы. В этот момент экипаж остановился и кучер несколько раз стукнул по крыше кулаком. Томас звучно выдохнул, его улыбка озарила полумрак кареты лучистым обаянием. Мужчина подался навстречу даме, опираясь обеими руками о трость.
– Знаете, мисс Говард, англичане отличаются от американцев, американцы от французов, французы от англичан. Но вы… отличаетесь от всех…
Его голос понизился до еле различимого шёпота. Амелия неосознанно облизнула губы, чувствуя легкое колебание воздуха от близости дыхания джентльмена.
Их притяжение было слишком очевидным, но ещё более ясно во взглядах господ читалось желание продолжить эту будоражащую воображение партию, пробуждающую у обоих дух авантюризма.
– Изящность намёков явно не самая сильная сторона американского народа, – иронично подметила леди.
Томас заразительно рассмеялся.
– Я бы даже сказал, она полностью у нас отсутствует. Но, как меня заверил Алан, вы высоко цените открытость и прямолинейность, хотя являетесь самой таинственной загадкой Лондона…
Теперь смех Амелии заполнил тесное пространство, отражаясь от стен звонкими переливами маленьких серебряных колокольчиков.
– То, что мистер Линч и господа ему подобные не в силах познать тонкости женской души, вовсе не делает меня особенной.
– Вы правы… – согласно кивнул Рэнделл. – Вас делает особенной совершенно другое…
– Милое личико, смею предположить? – иронично ухмыльнулась Амелия, всем своим видом давая понять, что подобными комплиментами собеседник собственноручно роет себе могилу.
Томас сощурился. Слегка опущенные внешние уголки глаз очертила сеточка мелких, милых морщинок. Они нисколько не портили внешность джентльмена, напротив, наделяли его мимику особой живостью. Затем мужчина откинулся назад, пристально глядя на даму. Выдержал паузу, а когда заговорил, его голос прозвучал слишком резко, почти без смазанного американского акцента.
– Острота ума. Смелость и дерзость, свойственная юнцам, при этом не переходящая грани приличия. Сила духа. Жёсткость нрава. Самодостаточность, которой могли бы позавидовать многие мужчины, – Рэнделл чуть вскинул бровь и вновь улыбнулся, теряя напыщенную серьёзность, с которой до сих пор перечислял достоинства мисс Говард. – И да, вы невероятно красивы, нет никакого смысла это отрицать. А теперь идёмте пить чай?
Амелия смотрела на мужчину с неприкрытым удивлением и явной заинтересованностью, куда более глубокой, нежели банальное любопытство. Очевидно, Томас Рэнделл смог очаровать неприступную гордячку, и вовсе не оттого что минутой ранее польстил её самолюбию. Было в этом джентльмене нечто особенное, манящее и такое знакомое… К тому же американец продемонстрировал невероятную проницательность, смелость суждений и прямоту взглядов. Он не боялся говорить то, что думает, вслух, как и сама Говард. Ловко жонглировал словами, был способен вычленять недостатки собеседника, его скрытые достоинства и, несомненно, умело этим пользовался. Подобные качества, безусловно, импонировали Амелии. Не говоря уже о соблазнительной внешности мужчины, неидеальной и именно поэтому такой соблазнительной.
– Не боитесь слухов? – готовясь покинуть экипаж, уточнила Амелия.
Рэнделл встал первым, резво выскочил на улицу и подал девушке руку, придерживая дверцу. В его ладонь почти сразу легли тонкие пальцы, причём без перчатки. Мужчина сжал их крепче и, стоило Говард показаться снаружи, проникновенно посмотрел ей в глаза – сейчас они были почти на его уровне.
– Сочту за честь, если моё имя будет запятнано вашим…
Амелия довольно улыбнулась и спустилась наземь. Она ничего не ответила, зато красноречиво взяла джентльмена под руку, окинув взглядом здание ресторана – пара прибыла в одно из самых дорогих мест в Лондоне.
За непринуждённой беседой пролетело почти два часа. Томас рассказал, что занимается крупными поставками льна, хлопка и шёлка. Алан Линч планировал открыть в Лондоне элитное ателье и сделал Рэнделлу предложение, от которого американец не смог отказаться. Как оказалось, на самом деле мужчины были знакомы не более полугода, но весьма сблизились, пока вели переговоры. Томас также признался, что Лондон его не впечатлил, но он бесконечно влюбился в Эдинбург. Амелия была немногословна, она больше слушала, нежели рассказывала о себе. Но упомянула, что одной из самых глубоких её страстей является литература.
Американец больше не поднимал тему инцидента в здании суда, свидетелем которого стал. Говард была ему благодарна за тактичность и по-настоящему приятно проведённое время.
Когда молодые люди вышли на улицу, мужчина предложил леди свой экипаж, дабы тот доставил её домой. Амелия вежливо отказалась.
– У меня в Лондоне ещё дела, но я премного благодарна за заботу.
– Уверены, что моё сопровождение не понадобится? – учтиво спросил Томас, не желая прощаться столь скоро.
– Абсолютно, мистер Рэнделл.
– О, прошу, столь официальное обращение разбивает мне сердце! Томас, просто Томас…
Амелия загадочно улыбнулась и утвердительно кивнула.
– Я увижу вас снова? – протягивая леди руку, оставляя на женских пальцах чувственный поцелуй, спросил американец.
– Лондон не так велик, как может показаться, – мягко ответила Говард, не спеша разрывать прикосновение. – Думаю, мы ещё свидимся.
Рэнделл чуть более ощутимо обхватил хрупкую ручку, в последний раз коснулся проникновенным взглядом миловидных черт и отступил на шаг назад в прощальном поклоне.
– А пока я сохраню ваш образ в своих воспоминаниях. Даже если вы будете против.
– Я не против, Томас… – словно пробуя имя джентльмена на вкус, без улыбки, ответила Говард.
Рэнделл сел в карету. Воздух рассёк хлыст, лошадь дёрнулась и экипаж тронулся, оставляя девушку один на один с не знакомыми прежде ни её сердцу, ни разуму чувствами.
