Кари Хотакайнен
Неизвестный Кими Райкконен

В шлеме взмыленная голова, а в голове – мозги, которые работают даже на более высоких оборотах, чем двигатель машины. Тысячи повторений упрощают работу гонщика, повороты на трассе становятся чуть менее крутыми, шея привыкает к вибрациям, спинной мозг хранит всю собранную информацию. На данный момент Кими за свою карьеру проехал семьдесят тысяч гоночных километров^[17], плюс тренировки, тесты и квалификации. На мой дилетантский взгляд, он наверняка уже привык к близости смерти. Однако Кими говорит, что я преувеличиваю – современные машины достаточно безопасны.

Первый сегмент^[18] квалификации выглядит многообещающе, второй – еще более. Но небольшая ошибка в конце третьего сегмента стоит Кими поула. Завтра на старте он будет вторым, и шансы на победу довольно высокие. Машина слушается гонщика.

Перед Кими появляются микрофоны, теперь он должен рассказать, что чувствует и чего ждет от завтрашнего дня. Он краснеет и почесывает шею. На этот раз дело не в раздражительности, а в реальной физической боли – он страдает периодически обостряющимся атопическим дерматитом. Репортеры получают краткий комментарий о том, что Кими оптимистично настроен по поводу завтрашней гонки, хотя занос, едва различимый на замедленном повторе, стоил ему поула. Он дает только самую необходимую информацию, то есть почти ничего. Когда так мало вербальной информации, приходится читать язык тела. В переводе с этого языка выходит, что машина была довольно послушна и что на ней можно одержать победу. Если не будет неожиданностей. Вот только неожиданности – это как раз то, что чаще всего и происходит в этом виде спорта.

С трассы в отель мы едем в тишине. Завтра гонка. Вот она, причина, по которой мы пролетели десять тысяч километров и оказались здесь. Из-за происходящего в воскресенье Кими прибыл сюда во вторник. Он опускает голову на входе в отель и как можно быстрее направляется к лифту. Сейчас он даже не останавливается, подписывая протянутые кепки прямо на ходу. Восьмой этаж, третья дверь слева. Скорее туда. Душ, ужин. Звонок по Skype в Швейцарию и общение с семьей: Минтту, Робином и Рианной. Научился ли Робин новым словам?

В лобби-баре тихо. Три австралийца выглядят уставшими. На всю компанию только две пары открытых глаз. Этого хватает, чтобы заметить меня. Они хотят знать, что происходило на трассе, пока они участвовали в своей «гонке по барам». Что ж, рассказываю. В результате открывается и последняя пара глаз. Кими выиграет, они уверены в этом так же, как и в том, что завтра им все-таки удастся выбраться на реальную гонку.

Обмениваюсь еще парой фраз с этой троицей, потерявшей счет времени. На ум приходит то время, когда в желтой прессе с наслаждением писали о попойках Кими Райкконена, преувеличивая количество выпитого в разы. Сейчас за год Кими выпивает столько же, сколько эти фанаты из Австралии вылакали за выходные.

В воскресенье с утра уже жарко и влажно. В тени плюс тридцать шесть градусов, а в гоночном болиде в два раза жарче. Гараж наэлектризован шумом и суетой. Уже на прогревочном круге^[19] машина Кими начинает терять мощность – десять парней в красном быстро снимают с нее обтекатель из углеволокна и закапываются в механизм с головой. До старта гонки остаются считаные минуты. Камера крупным планом выхватывает обеспокоенное лицо руководителя команды Маурицио Арривабене. Он пожимает плечами. Машину Кими закатывают в боксы, парни в красном расталкивают людей с пути – времени совсем не осталось. Вернее, оно остановилось. В эти минуты в воздухе витает огромное количество невидимых купюр, и они все будут потеряны, если причина поломки не будет найдена. Ее в итоге находят, но на починку не хватает времени. Кими выбирается из машины и, прямо в шлеме, уходит вглубь гаража.

Место рядом с Льюисом Хэмилтоном на стартовой решетке остается пустым. Впустую проделан путь на другой конец света. Ни одного метра не проехал. А ведь в 2003 году именно на этой трассе Кими выиграл свой первый в карьере Гран-при.

Причина была в шланге турбокомпрессора, но сегодня об этом не объявят – мы узнаем только завтра. Гонщик сделал все возможное, но безрезультатно. И теперь должен оставаться на рабочем месте. Должен смотреть, как другие будут гонять. Должен отвечать, когда журналисты спрашивают, каково это – не проехать ни метра. Должен сидеть на рабочем месте до самого конца, даже не имея возможности сделать свою работу.

Наконец, только когда уже стемнело, мы можем покинуть автодром.

«Мазерати» везет молчаливых мужчин со скоростью улитки по пробкам большого города. Вдруг Кими замечает свой шанс. Перед нами едет кортеж – видимо, с автодрома уезжает какой-то министр из правительства Малайзии. Кортеж из трех машин возглавляют двое полицейских на мотоциклах. Кими пристраивается за этой процессией, движущейся по собственной привилегированной полосе. Полиция вскоре машет нам, показывая, что следовать за ними нельзя. Кими хмыкает и продолжает маневрировать в потоке за кортежем. Оглядываюсь на Сами Вису, однако и в этот раз он всем видом показывает, что лучше не вмешиваться – сегодня будет так.

Мы приезжаем в тихий отель. Гонщик, оставшийся без гонки, исчезает в лифте.

Мы с Сами остаемся в лобби, разочарование накрыло и нас, слов не хватает, наша тихая ярость обращена на шланг турбокомпрессора: почему ты не сработал? Неужели в этой семимиллионной машине ты не стоишь и ста евро?

Этим вечером Кими улетает в Бангкок на спонсорское мероприятие, затем ему предстоит гонка на японской трассе «Сузука», и вся позитивная энергия направлена на нее. Всё так же, как и раньше: ему просто нужно сконцентрироваться на следующем Гран-при и надеяться, что двигатель не подведет. Хотя нет, всё не так, как раньше. Теперь у него есть семья, жена и двое детей. Теперь ему есть, что терять.

Две секунды – это вечность

Город Бар, Швейцария. Дом. Папа лежит на диване с бутылкой воды в левой руке, а в правой – игрушечная машинка сына. Робин играет с машинками на полу. Никакой суеты. До отъезда на последнюю гонку в Абу-Даби еще три дня, и на этот раз поедет вся семья. А затем сезон закончится.

На этом диване Кими – отец, а не гонщик. Он оживленно разговаривает, комментирует болтовню Робина, принимает участие в играх, шутит, смеется, подлавливает сына на озорстве и подыгрывает ему. Тридцативосьмилетний мужчина уже три года как отец, а полгода назад родился его второй ребенок, дочь Рианна. В повседневной жизни теперь больше событий, чем на гонках. На трассе события без конца повторяются, одна гонка похожа на другую. С маленькими детьми все моменты имеют свою уникальность. Завтра всё может поменяться: новое слово появится в словаре Робина, новое выражение появится на личике Рианны. Формула-1 уступает первое место самым близким людям.

Вот сидит Ледяной человек, Iceman. Ни грамма льда в нем нет. Это прозвище придумал Рон Деннис, руководитель команды «Макларен». Это роль, ширма, рабочее имя. С таким прозвищем можно гонять на машине, для этого оно отлично подходит. Но за пределами автомобиля ледяное прозвище начинает таять, а как только Кими переступает порог своего дома, оно окончательно испаряется.

Кими знаменит своей малоразговорчивостью. Молчание изобрели не финны, но они сделали из него несколько успешных продуктов: малоразговорчивость, паузы, предложения из трех слов и полутораминутное молчание. Это такие ловушки для тех, кто не в курсе; для тех, кто пытается понять, что же происходит, когда не происходит ничего. А потом финн продолжает с того же места, будто и не было никакого молчания.

В публичной работе Кими его кричащее молчание вызвано глупыми вопросами. В шумной и говорливой медиасреде молчание – это, наверное, лучший способ привлечь внимание. В случае с Кими его неразговорчивость родилась от застенчивости и незаурядного ума: если вопросы банальны, получишь в ответ пару слов и почесывание шеи.

У Кими Райкконена не было времени привыкнуть к медиасреде Формулы-1. В 2001 году он сразу с головой нырнул в ледяную прорубь: сотни репортеров и телеканалов приехали на первую гонку сезона в Мельбурне, и ему в лицо тут же были направлены десятки микрофонов. В его прошлой жизни, когда он участвовал в серии Формула Рено, были только случайные интервью. А затем всё изменилось в одночасье. Молодой человек, говорящий на ломаном, прерывистом, запинающемся английском, оказался в трудной ситуации. Свершилось чудо – он попал в Формулу-1, мир, который за год до этого маячил далеко за горизонтом.

У Теему «Форе» Невалайнена, старого друга Кими, есть интересная теория: «Если бы его путь к славе был длиннее и у него было бы больше времени на подготовку, сейчас это наверняка был бы другой Кими. Уверен, что он был бы гораздо скучнее. Он бы всегда говорил только то, что люди хотят слышать. Сейчас же своими тремя словами он выражает гораздо больше, чем все остальные вместе взятые».

Кими – не первый финский спортсмен, который игнорирует микрофон или остерегается его. Но он первый, чья неразговорчивость стала международным брендом сама по себе, а не была специально разработана им. Он не развивал этот бренд, а просто однажды понял, что он сам и есть бренд. Самый сильный личностный бренд всегда базируется на правде и поэтому возникает случайно. Самый слабый бренд сфабрикован, обезличен, выучен назубок. Кими – это натуральный продукт, появившийся из ледяной воды и уходящий корнями туда, откуда он появился на свет – в Кархусуо, Эспоо.

Я нажимаю на красную кнопку диктофона, теперь он готов к записи разговора. Кими бросает взгляд на девайс, но не позволяет себе смутиться, или я этого просто не замечаю.

Для Кими Райкконена популярность всегда была и остается борьбой на выживание, горькой необходимостью и неизбежным злом. «Было бы просто классно, если бы было возможно гонять на Формуле-1 инкогнито», – говорит он. Я проверяю, записал ли диктофон первую фразу. Произнеся эту мысль, Кими прекрасно осознает, что такого никогда не будет. Инкогнито можно кататься на газонокосилке, но никак не на машине стоимостью семь миллионов евро.

«В мое время в картинге было не так много интервью, ну разве что после подиумов или во время финских чемпионатов. И на Формуле Рено тоже не было. В Формуле-1, в общем-то, тоже были не особо сложные интервью, но они дико раздражали меня. На мой взгляд, они бессмысленны, хотя их значение для команды я понимаю. Но это же одни и те же вопросы и ответы изо дня в день! Видимо, об этом спорте вообще не так много вопросов можно задать. Как по мне, они могли бы просто копировать готовые ответы, всем было бы намного легче».

Перед Робином на полу по меньшей мере десяток машинок на трассе с мертвой петлей. Машинки нужно запустить так, чтобы они смогли достичь вершины петли, а затем разогнались вниз к финишной прямой. Поглощенный игрой Кими занимается запуском, в то время как красная лампочка диктофона мигает, требуя речи.

«Я не очень понимаю вот что: у нас двадцать гонок в год, а они каждый четверг спрашивают о предыдущей гонке и каждую пятницу о свободных заездах. Они видят результаты пятничного заезда и спрашивают, почему ты был восьмым, седьмым или шестым, хотя это не имеет значения. Они придумывают заголовки по результатам свободных заездов, хотя результат по поулу станет известен только в субботу. А сама гонка – вообще в воскресенье».

Кими открывает третью за утро бутылку очищенной воды «Пента», которую рекомендовал его физиотерапевт Арналл. Она медленно усваивается организмом и не содержит вредных примесей.

Я задумываюсь об отношении Кими к пиару^[20] в его работе. Годовой бюджет «Феррари» составляет четыреста миллионов евро. Астрономическая сумма включает в себя спонсорские обязательства, продажи и маркетинг, короче, полный полет фантазии. Никто не видит глобальную картину, каждый видит ситуацию под своим углом, через замочную скважину. Но всё, что вы видите через эту скважину, – это два гонщика. Один из них, почесывая ухо, неохотно выдавливает из себя пару фраз.

Швейцарский производитель элитных часов марки «Юбло» выделяет команде сорок миллионов евро. На запястье Кими ничего нет. Спрашиваю его об этом, потому что меня интересует наглядное подтверждение огромных инвестиций. Кими говорит, что он не может носить часы из-за раздражения на коже. Размышляю о том, что же вызывает раздражение у директора «Юбло». Кими объясняет, что он всегда носит часы в рюкзаке на случай, если ему надо быть на публичном мероприятии. Я вспоминаю пресс-конференцию «Роллинг Стоунз» во время европейского тура в 1995 году. Генеральным спонсором тура была компания «Фольксваген». Журналисты спросили тогда Мика Джаггера, что он думает об этой марке. Джаггер ответил, что предпочитает ездить на «Роллс-Ройсе».

Кими говорит голосом, хорошо известным по телевизионным трансляциям. Он низкий, глубокий и хриплый. Таким он стал из-за несчастного случая, произошедшего с Кими в пятилетнем возрасте. Он упал с мотоцикла и травмировал шею о руль. Из-за этого его голосовые связки оказались повреждены и так и не смогли восстановиться до конца. Голос очень узнаваем.

Минтту спускается вниз с шестимесячной Рианной на руках. По взгляду Кими я понимаю, что он хочет провести немного времени с женой и дочкой. Я выключаю диктофон и удаляюсь. Проходя по большому дому, я думаю о том, какой путь проделан. Отсюда до Кархусуо, Эспоо расстояние в 2440 километров и в двадцать лет жизни. Добираюсь до уборной на втором этаже. Интерьер тут привычный, такой же, как и во всем доме – в темно-серых тонах. Я возвращаюсь мыслями к самому началу карьеры Кими, к тому моменту, когда он подписывал контракт с «Заубером». Бросивший учебу на автомеханика в училище, молодой человек сидит в шикарном отеле города Рапперсвиль и рассматривает контракт, лежащий перед ним. За столом присутствуют его менеджеры – Дэйв и Стив Робертсоны, владелец команды Питер Заубер и юрист. Сейчас ему предлагают пятьсот тысяч долларов в год и пятьдесят тысяч за каждое заработанное очко. Подписывающий этот контракт Кими на данный момент живет в доме, где даже туалет расположен на улице. Но это уже ненадолго. Он всегда хотел достойно отплатить матери и отцу, которые вложили всё в начало его карьеры и сделали ее возможной.

Минтту, Робин и Рианна уходят гулять. Мы продолжаем с того места, где остановились: ты известен своей неизвестностью. Ты известен тем, что мало говоришь. Вызвано ли это необходимостью постоянно отвечать на одни и те же вопросы, или же тебе неприятно говорить с незнакомцами? Кими не отвечает, но вместо этого предлагает интересный взгляд на вещи.

«Даже плохие воспоминания могут стать хорошими. Любой человек думает, что если ты не победил, то это была плохая гонка. В течение этих лет было множество гонок, когда ты начинал с какого-то дерьмового места на старте, например, с места Икс, а затем приезжал пятым или четвертым. И ты прекрасно понимаешь, что никто не смог бы показать лучший результат, стартовав с того места Икс, но никто не врубается в это. Они считают, что отличный результат только тогда, когда ты пришел первым. Хотя гонка могла быть адски скучной, но, если ты в результате первый, журналисты считают, что ты отлично выступил. Конечно, на это можно ответить, что это была довольно дерьмовая гонка, потому что остальные гонщики угодили в разные неприятные ситуации на трассе, а я выиграл только по счастливой случайности, но даже после этого они скажут, что ты был чертовски хорош. Это просто абсурд. И в этом смысле плохие воспоминания могут стать хорошими. Считается, что только первое место имеет значение, хотя каждый в команде прекрасно понимает, что в этих обстоятельствах и четвертое место – это просто здорово. Но нет смысла объяснять эти вещи людям, которые следят только за тем, кто же сегодня будет на подиуме. Их интересует только конечный результат. У меня могут быть хорошие воспоминания даже о незаконченной гонке, потому что всё складывалось очень здорово, пока мотор не взорвался. Например, в 2002 году у меня постоянно отказывали двигатели, но все же осталось множество хороших воспоминаний о том сезоне. Я многому научился, хотя всё шло не так. Простым зрителям не дано понять этого».

Окидываю взглядом большую комнату. Я ищу хоть что-то, что намекнет о славе, роде деятельности и звездном статусе Кими. Замечаю большую красную книгу на нижней полке журнального столика. «Феррари» посвятила эту книгу победе Райкконена в чемпионате мира 2007 года. Она напоминает мне об особом таланте человека, лежащего на диване в спортивном костюме.

Помимо обычных СМИ Формула-1 окружена так называемой паддок-элитой: мега-звезды, топовые знаменитости, рок-музыканты, бизнес-гуру. Модники, светские леди, министры. Все они хотят урвать свою часть, свой кусок, свою крошку. Кусок чего? Того же самого, о чем мечтает фанат из финского Пялькяне или из Токио. Впечатления, прикосновения, близость, воспоминания. Я прикоснулся к кому-то, кто здоровался за руку с самой смертью! Гонщики делают то, что не стоило бы, но всё равно делают. Опасно? Да. Захватывающе? Без сомнений.

На YouTube есть видео о том, как известная актриса Николь Кидман приходит в гараж «Феррари» поздороваться с гонщиками. Николь протягивает Кими руку и говорит: «Приятно познакомиться». Кими вежливо пожимает руку и отворачивается. Этот кадр говорит о многом. Видео популярно из-за прокола в поведении Кими. Неписаные правила диктуют, как вести себя со знаменитостями. Нужно сказать: «Я так рад Вашему визиту, я видел множество Ваших фильмов, кадры с участием Вашего мужа^[21] тоже ничего». Вместо этого выражение лица Кими говорит о том, что его раздражает выходить из машины и сталкиваться с темными сторонами своей профессии: с сияющими звездами, чье место на небосклоне. «Зачем они ошиваются тут, в гараже, на моем рабочем месте?»

Кими переключает каналы и находит мотокросс. Его взгляд сразу же фокусируется на экране. Молодые парни катаются на арене по кругу. Бо́льшую часть времени они висят в воздухе, взлетая почти под крышу, затем приземляются и подъезжают по ухабистой прямой к трамплину, чтобы снова начать полет. Человека со стороны такие гонки ужасают, и я вслух интересуюсь, не превратились ли половые органы гонщиков в фарш. Кими улыбается. Очевидно, он наслаждается шансом раскрыть полному профану некоторые секреты этого спорта. Он объясняет, что ракушки^[22] в мотокроссе не используются, потому что гонщики по большей части стоят на мотоциклах и практически никогда не садятся.

Кими нравится рассказывать о мотокроссе, потому что именно там все и началось и туда он вложил деньги. У него есть своя команда по мотокроссу «Айс Уан Рэйсинг», которая базируется в Бельгии. Известный бывший мотогонщик Антти Пюрхёнен руководит его командой. Кими питает большую страсть к этому спорту. Он даже построил трассу для мотокросса в своей летней резиденции в Порккала.

Примерно тридцать пять лет назад Кими сел на детский минибайк для мотокросса марки «Италджет» во дворе своего дома в Кархусуо и нажал на газ. Байк рванул со скоростью, которую он не сбрасывает до сих пор. Со своим старшим братом Рами они успели превратить двор у дома в грязное месиво, пока повзрослев не пересели на четырехколесную технику. Сын Кими Робин скоро будет в том возрасте, в котором его отец месил траву и грязь задним колесом мотоцикла.

Что делает скорость интересной? Что делает ее волнующей? Почему кто-то не может спокойно стоять на месте? В их организме есть какой-то вирус? Что порождает ускорение? Такое ускорение нужно во многих сферах жизни: в искусстве, в бизнесе, в десятках видов спорта, где всё зависит от быстрой реакции, интенсивности, безрассудства и бесстрашия. Для человека, привыкшего к такому состоянию, ежедневная рутина будет скучна, как та серая полоска на пыльном полу кухни, на которую случайно попадает солнце. После ускорения все остальное становится безжизненным, как будто сходишь на землю после головокружительной поездки на американских горках. Самый успешный финский прыгун с трамплина Матти Нюкянен был счастлив те самые четыре секунды в воздухе, но на земле часто оказывался растерянным. Повелитель в небе, но червь на земле. Иногда очень сложно найти компромисс между этими крайностями.

Кими размышляет над природой скорости, возможно, впервые в жизни. Он не может описать ее конкретными словами, но это не мешает ему отлично гонять. Гоночная траектория для него не проблема, но слова ускользают от него. Это трудно сформулировать, но он все равно говорит.

«Ты не чувствуешь скорости до тех пор, пока не теряешь над ней контроль. Иногда, после летнего перерыва^[23], когда я мчусь на полной скорости по прямой, то чувствую, что голова осталась где-то позади. Я как будто мчусь по тоннелю и, когда торможу, чувствую скорость секунды четыре. Затем это ощущение проходит. Обычно после отпуска у меня болит шея, как и всё остальное, и я с трудом держу голову».

Даже описание пугает меня.

«Я никогда не боялся. Если бы я по-настоящему боялся, это стало бы концом карьеры. Мне нравится быть в машине, вождение – это единственная прекрасная вещь в моей работе. В машине можно быть наедине с самим собой».

Я его прекрасно понимаю, хоть путешествовал всю свою жизнь в совершенно обычных машинах.

Болид Формулы-1 – это самое маленькое рабочее место в мире. Ты лежишь в шлеме в сделанной под тебя капсуле из углеволокна со слегка согнутыми коленями, обзор ограничен. Никакого контакта с работодателем, если не считать тим-радио^[24], которое связывает тебя с инженером. Все остальные гонщики – соперники, некоторые из них хотят лишить тебя работы уже в следующем повороте. Срок уведомления – одна секунда, годовая зарплата огромна, атмосфера временами накалена до предела, а бонусы неограниченны. Авральная работа ведется на протяжении полутора – двух часов, сами рабочие часы бессчетны, а свободного времени немного. Популярность на все сто, забвение мгновенно.

Я прошу Кими пролить еще немного света на уникальность его работы. Он делает паузу, чтобы подумать об этом, – неудивительно, что ему нужно время. Есть и другие профессии, уникальность которых сложно объяснить. Да и зачем, с другой стороны? Что бы ты предпочел – прочитать книгу писателя или послушать его рассказ о ней? Послушать рассказ композитора о его произведении или саму музыку? В холодной квартире тебе совсем неинтересно слушать рассказ сантехника о том, как ловко он установит тебе систему отопления. За свою жизнь я читал сотни книг и сотни интервью писателей. О последних я не помню ничего, в то время как многие книги оставили у меня яркие впечатления.

Кими устраивается поудобнее, допивает бутылку «Пенты» и отрыгивает. Он не привык думать о том, что делает, – он просто делает. Многие профессионалы, у которых я брал интервью, повторяли одно слово: инстинкт. Он либо есть, либо его нет. Всё остальное можно получить на практике.

«Конкретные решения в процессе вождения появляются как-то автоматически, подсознательно. Если меня кто-то спросит, откуда ты знаешь, где надо тормозить, я не смогу ответить; мысль сама возникает. Если бы мне пришлось думать, что вон там я заторможу, то ни черта бы из этого не вышло. Я бы всегда опаздывал. Каким-то образом просто понимаешь, где надо нажать на тормоз».

Кими смотрит на меня, проверяя, понял ли я его. Я понял. Но я хочу узнать больше. Многие люди смотрят старт гонки, потому что там сконцентрирован этот спорт в чистом виде: на полной скорости к хаосу. Это совершенно непостижимо. Машины разгоняются бок о бок перед поворотом. В Малайзии на трассе «Сепанг» скорость в конце стартовой прямой достигает 230 км/ч. Для сравнения: скорость в первом повороте – 80 км/ч. За несколько секунд пульс гонщика поднимется со 110 ударов в минуту на стартовой решетке до 180. Первый поворот становится самым стрессовым моментом.

«Нужно все время осознавать, где движутся остальные. Мы едем рядом, колесо в колесо. Когда гоняешь вместе годами, уже хорошо знаешь, что сделает тот или другой соперник, потому что уже много раз это видел. Ты можешь ехать бок о бок с кем-то и знать, что он не сделает ничего глупого. Можно доверять. Но есть и те, о ком ты еще не знаешь. Ты прямо видишь, что с ними надо быть осторожнее. В целом такие игры везде. Нужно знать слабые стороны других. Компьютер в твоей голове перебирает альтернативные варианты, и нужно просто выбрать лучший из них. Или следующий за лучшим».

Голоса семьи эхом раздаются в коридоре, и внезапно опасная работа перестает быть подходящей темой для разговора. Робин вбегает в комнату и требует построить башню из подушек, с которой так здорово спрыгивать на пол. Робин приносит с собой будущее, которое представить еще сложнее, чем гоночную траекторию. Ноябрьский свет заливает комнату через панорамное окно. Кими вскакивает с дивана на пол и начинает с сыном собирать подушки. Время останавливается. Кими погружается в игру с головой. Робина смешат гримасы и звуки, издаваемые отцом. Кими взглядом говорит мне, что я могу продолжать задавать вопросы – он может отвечать и с пола.

Меня интересуют малые временные отрывы. Финский лыжник Юха Мието упустил золотую медаль на зимней Олимпиаде 1980 года в Лейк-Плэсиде в лыжной гонке на 15 км, проиграв всего одну сотую секунды. Это мизерное отставание позволило ему войти в историю. Такое ощущение, что в Формуле-1 из часов смогли выжать еще одну дополнительную единицу времени. На табло отрывы выглядят микроскопическими, но на трассе всё совсем иначе.

«В принципе, все находятся в пределах двух секунд. Ехать в двух секундах от лидера довольно легко. То есть, если ты постоянно в двух секундах позади лидера, ты просто продолжаешь ехать. Когда отрывы сокращаются до десятых или сотых секунды и ты гонишь на максимуме, тогда все зависит от настроек твоей машины, сможешь ли ты направить ее туда, куда хочешь. Все должно быть идеально точно. Ты должен быть уверен в том, что произойдет в повороте, хватит ли сцепления с трассой. Вся разница в таких деталях. Если машина настроена неправильно, у тебя нет ни шанса. Если проигрываешь кому-нибудь несколько десятых секунды на круге, например, в Бразилии, то умножь эту разницу на 70 кругов и поймешь, к чему это приведет. Маленький отрыв становится большим».

Кими и Робин заканчивают строительство башни. Робин залезает на вершину по лесенке и скатывается оттуда на пол. Кими громко радуется, Робин хохочет. Время в детстве измеряется в совсем других единицах. В моментах.