Ирина Юльевна Енц
Медведи тоже умеют любить. Камень Демиурга. Книга первая
Глава 7
Люська тоже как будто что-то чувствовала. Ступала очень осторожно, словно по тонкому льду и постоянно всхрапывала и трясла головой. Я ее успокаивающе гладила по шее, и тихонько повторяла:
– Спокойно, девочка, спокойно… Все хорошо.
Над поляной легкой кисеей стоял как будто влажный морок, качаясь в воздухе и искажая окружающее пространство. Что за черт!! Я протерла глаза. Дымка не исчезла, а начала колебаться быстрее. На ней, как на мыльном пузыре появились расплывчатые радужные полосы. Если бы я могла предположить, что этот морок живой, то я бы сказала, что он почувствовал вторжение чужого. Удушающая тишина будто размазывала все звуки. Журчание воды доносилось словно издалека. Я стиснула зубы и вцепилась в поводья лошади так, как будто от этого зависела моя жизнь. Пришла мысль, что, наверное, бессонные ночи не очень хорошо отражаются на моих восприятиях окружающего мира. Ладно, вот сейчас Кольку на ноги поставлю, а там и отдохнуть можно будет. А ехидный голос внутри меня с язвительным смешком заметил: «Ага… Одно закончится, а другое начнется… Так всегда и бывает…» Но, спор самой с собой пришлось прервать, потому что мы уже подъехали близко к самому дому.
Я спешилась, привязав поводья за небольшое дерево березки, стоявшее недалеко от крыльца, и стала с любопытством осматриваться. Дом впечатлял своим внешним видом. Когда-то это был скит, и построен он был эдак лет, не знаю сколько, назад, если судить по тому, что я видела. Огромные лиственничные бревна, из которых была сложена изба, выбеленные солнцем и дождями, напоминали высеченные из камня. Оставалось только догадываться, какими сильными должны были быть руки, построившие это. Сооружения из лиственницы могли стоять больше тысячи лет. А тут, даже моей фантазии не хватило придумать, сколько стоял этот дом. Крыша, покрытая тесом, поросла мхом, среди которого нашли себе приют мелкие луговые травы. Если бы я обладала достаточной фантазией, то могла бы представить, что это дом принадлежал трем медведям из известной сказки. Такое все было фундаментальное, грубо вытесанное, я бы не побоялась слова, грандиозное, больше похожее на небольшую крепость. Узкие окна, словно бойницы, смотрели на меня темными стеклами, словно прикидывая, друг я или враг. И, если бы из них сейчас в меня вдруг полетели стрелы, то я, наверное, нисколько бы не удивилась этому.
Недалеко от дома, на самом берегу ручья был сделан небольшой бассейн. Причем, я затруднялась сказать, сделан он был руками человека или тут постаралась Матушка-Природа. Скорее всего, это был коллективный труд. Человеческие руки просто аккуратно очистили каменное ложе, и немного подправили то, что было создано естественным путем.
Но, рассмотреть, как следует мне его не удалось, потому что тяжелая, сколоченная из плах, дверь скрипнула, и на крыльце появился старик. Сердце у меня почему-то забилось, как перепуганная птаха, а во рту все пересохло от волнения, и ожидания чего-то неведомого, таинственного и немного страшного. Мне вспомнились сказки про Бабу-Ягу, и ее коронные реплики «дело пытаешь, добрый молодец, аль от дела лытаешь?» Я постаралась взять себя в руки. Во- первых, это был старик, а не Баба-Яга, а во-вторых, я не «добрый молодец».
Старик был как старик. Встреть я его где-нибудь в деревне, пожалуй, даже внимания бы не обратила. Обветренное до цвета сосновой коры лицо, перерезанное, как географическая карта реками, глубокими морщинами. Седая, аккуратная борода, делали его похожим на благообразного батюшку в высоком церковном сане. Только вот глаза, пристально наблюдавшие за мной из-под лохматых бровей, не давали отнести его к категории «безобидных» старичков. Они были ярко-синими, пронзительными и какими-то требовательными, будто он прожил всю жизнь не в скиту, а командовал кавалерийским полком. Да и вся его осанка выдавала в нем некую властность, и умение повелевать. Никаких тебе сгорбленных плеч, шаркающей походки и прочих признаков, сопровождающих старость. Думаю, он одной рукой, с одного маха, мог запросто расколоть сучковатую метровую чурку.
Меня это слегка озадачило, потому что, Саныч говорил, что он был уже старым, когда сам Саныч босым по деревне с мальчишками мяч гонял. А если бы с ним рядом поставить нашего Василича, то я бы затруднялась сказать, кто из двоих старше. Думаю, возрастное старшинство бы я отдала Василичу. Несколько минут старик внимательно разглядывал, сначала меня, а потом и Люську, цепким взглядом выхватывая и карабин, притороченный к седлу лошади, и охотничий нож за голенищем моих высоких ботинок, а потом тихо спросил, словно на дальних пределах пророкотала грозовая туча:
– Заблудилась или по делу?
У меня от его голоса мурашки побежали по спине. Вот же блин, точно, как та Баба-Яга из сказки. Можно было бы улыбнуться такому сравнению, но мне было как-то совсем не до улыбок. Хотелось, как перепуганному зайцу при приближающихся звуках грозы, запрятаться под какой-нибудь еловый выворот, и сидеть там, прижав уши, пока стихия не минует. Или, еще лучше, сесть на Люську и домой, домой, домой, чтобы никогда не возвращаться и не вспоминать. Но, дома ждал Колька с распухшей ногой, и я, постаравшись стряхнуть с себя этот налипающий панический страх, невесть откуда взявшийся, и, стараясь смотреть в глаза старику, проговорила:
– По делу. Парнишка у меня топором по ноге съездил. Кость цела, фельдшер в деревне зашил рану, а сегодня ночью воспалилось все. И жар у него. Мне в деревне сказали, что ты людям помогаешь, лечишь. Может и мне поможешь?
Почему-то, обращение к нему на «ты» казалось таким естественным, если не сказать, привычным. Глаз я старалась от старика не отводить, хотя, усилий это стоило немалых. Его глаза были, как два бездонных омута, затягивающих в свою глубину. От этих усилий у меня пот выступил на висках, словно я не разговоры вела, а тяжелую баржу с лесом за собой тащила. А старик отвел от меня взгляд, как отпустил, слегка усмехнулся, словно каким-то своим мыслям, и проговорил:
– Ну, проходи, коли пришла…
А я с заметным облегчением, наконец, смогла выдохнуть. Он развернулся и вошел в дом, оставив двери за собой открытыми. Я последовала за ним, с интересом оглядываясь. В сенях царил полумрак, и я, не задерживаясь переступила высокий порог, чуть пригнув голову, чтобы не удариться о притолоку, и очутилась в довольно просторной горнице. Большая русская печь, словно барыня, стояла посередине комнаты, разделяя ее на две части. Я быстро огляделась. Внутри дом производил то же ощущение, что и снаружи. Добротная крепость, которая могла бы выдержать многодневную осаду супостатов, если бы таковые имелись. На второй половине, отделенной от горницы печью, разглядела небольшой рукомойник, выкрашенный в серебристый цвет, кухонную утварь на полках, и многочисленные ряды натянутых под самым потолком бечевок с сухими травами. Пол из широких некрашеных плах, грубо сколоченная мебель, состоявшая из большого стола и двух лавок. Из горницы вел дверной проем в спальню, на полу которой я заметила большую волчью шкуру. Напротив печи на стене висела довольно длинная полка, на которой стояло множество книг с потрепанными корешками, что говорило о частом их использовании. На некоторых из них я смогла разобрать старославянскую вязь. На других, с удивлением обнаружила знакомые имена. Лев Николаевич Толстой «Война и мир», Федор Михайлович Достоевский «Идиот», рассказы Антона Павловича Чехова, томик стихов Сергея Есенина. По-видимому, мне не удалось скрыть своего изумления, когда я прочитала корешки книг, потому что старик, с легкой усмешкой заметил:
– А ты думала, мы тут в лесу все темные, колесу молимся? – Я замотала отрицательно головой, досадуя про себя, что не смогла скрыть своих эмоций. А старик продолжил. – Это великие писатели. Всё в загадочной душе человеческой пытались разобраться, но так и не сумели. А все потому, что не рассматривали человека, как единое целое с природой, благодаря которой все и существует. У них вишь, природа была отдельно, а человек отдельно. Вроде бы как Бог природу создал только для одного, чтобы человек из нее черпал, ничего взамен не возвращая, только лишь для людского удовольствия. А это неверно. Как только люди забыли, что они часть этого мира, причем, часть-то не очень значительная, так и началось все к закату людского племени двигаться. – Он уселся на лавку, и сделал жест рукой, предлагая мне сделать тоже самое. Я осторожно примостилась на самом краюшке лавки, и стала ждать, что он еще скажет. Старик-то был непростой, ох непростой. А он, вздохнув тяжело, словно скорбя о судьбах всего человечества, проговорил. – Ну, рассказывай, что там у тебя стряслось.
Я, не придумав ничего нового, повторила то, что уже сказала ему на улице. Он помолчал в задумчивости, а потом проговорил:
– Конечно, лучше бы мне самому на парня твоего взглянуть. Но, это, думаю, успеется. А почто ко мне -то пожаловала, а не в город повезла?
Я слегка пожала плечами.
– Далеко до города, боюсь, как бы хуже не сделать. Жар я ему сняла, на рану луковицу печеную привязала. А дальше не знаю как ему воспаление снять. Парень молодой, организм сильный, должен бы сам справится, только, опасаюсь, как бы в ране заражение не началось. Мои-то орлы, вместо того чтобы рану водкой обработать, решили, что лучше внутрь залить. Ну, а в фельдшерском пункте, конечно, обработали, только, опасаюсь, не поздно ли? А с лекарствами там туго, наверное, сам знаешь.
Я замолчала, ожидая от старика ответной реакции. Он, кряхтя и вздыхая поднялся с лавки, и отправился в закуток за печкой, где у него сушились травы. При этом, на мой взгляд, слега переигрывал, стараясь показаться более старым и немощным, чем был на самом деле. Я помнила, КАК он встретил меня на крыльце. Князь- не князь, воевода- не воевода. Но очень близкое, как к одному, так и к другому. Я усмехнулась. Эх, дед, если ты решил поиграть, то чуть припоздал в своем стремлении мне мозги запудрить. Ох, и интересный же персонаж, ох, интересный, и не простой, как китайская шкатулка с секретом.
Старик погремел за печкой, пошуршал, что-то упало на пол, и раздался его ворчливый голос:
– Ах, чтоб тебя…!!!
Я воспользовалась моментом, и, вытянув шею, заглянула в спальню. Комната была довольно вместительная. В ней стояли две кровати, заправленные лоскутными одеялами, и старый шкаф. Насколько я могла судить, вся мебель делалась вручную из дерева, и выглядела спальня ну точно, как из сказки про трех медведей. Над одной кроватью на стене висел карабин, кстати, ничуть не хуже моего. А я должна была заметить, что для простого старика – знахаря, живущего отшельником в тайге, это было весьма дорогостоящее удовольствие.
– Ну что, разглядела…?
Голос прозвучал за моей спиной так неожиданно, что я чуть с лавки не свалилась, и схватилась за сердце, которое с перепугу вознамерилось обвалиться прямо в пятки. Когда он вышел из своей лесной «лаборатории» я не услышала, и поэтому перепугалась от внезапного звука его голоса. А еще, мне было ужасно стыдно, словно меня застали за каким-то неблаговидным делом.
– Прости, пожалуйста. Но, я о тебе так много слышала, что любопытство пересилило. – Залепетала я, стараясь оправдаться, и опустила глаза, боясь поднять взгляд на старика, и злясь на себя при этом за несвоевременную и, совсем неуместную глупость.
Он усмехнулся в усы, стараясь быть похожим на доброго дедушку. Но, взгляд его синих пронзительных глаз, совсем не вписывался в этот мирный образ.
– Я тоже о тебе слыхал. Ладно, чего уж там. Гляди, коли есть охота. – И старик повел широко рукой, как бы приглашая меня осмотреть его дом.
Но, охота у меня уже прошла. Хотелось побыстрее забрать снадобья и покинуть это место, желательно, насовсем. А еще, меня раздирало любопытство, которое так и чесалось вопросами на языке. Хотелось у него спросить, что и от кого он обо мне слыхал. Хотя, если разобраться, какая мне разница? Покопавшись чуток в себе, поняла, что это бес тщеславия во мне говорит. С подобными «бесами» я научилась справляться очень легко. Удивляло другое. Откуда он, этот самый бес выскочил-то! Вроде уж не молоденькая девочка, которой необходимо одобрение посторонних, или их похвала. А вот, поди ж ты! И, вообще, я никак не могла разобраться в своих эмоциях. С одной стороны, дед у меня вызывал некое опасение, а с другой стороны, мне казалось, что я знаю его всю свою жизнь. Скажем, случись попасть в неприятность, я смело подставила бы ему спину. Но, в то же время, хотелось держаться от него подальше. Вот же, блин, встряла опять! Ладно, со своими чувствами у меня еще будет время разобраться. Сейчас главное, Кольку на ноги поднять. И я, отбросив всякие глупости и рефлексии, посмотрела прямо ему в глаза, и серьезно сказала.
– Прости. Виновата.
Мне показалось, или в глазах у него мелькнуло тень изумления? Я слегка поерзала на лавке, стараясь чтобы желание, как можно быстрее покинуть этот дом, не очень явно читалось на моем лице, и посмотрела выжидательно на старика. Он тихонько покачал головой, словно отвечая своим мыслям, потом, поставил передо мной флакончик с темной жидкостью внутри, закупоренный пчелиным воском, и холстяной мешочек, затянутый и завязанный кусочком веревки.
– Вот это, – он ткнул пальцем в мешочек, – заваришь, как все травы завариваешь, и будешь поить его на ночь, но не больше, чем по пол стакана. А вот из этого, – он указал на бутылочку, – будешь делать ему компресс два раза в день: утром и вечером.
Я протянула руку, чтобы забрать приготовленные снадобья, и тут с опозданием поняла, что не спросила, как мне с ним рассчитаться за его доброту. Рука моя повисла в воздухе, я подняла на него взгляд, и, слегка смущаясь, спросила:
– Как я могу тебя отблагодарить?
Старик усмехнулся.
– Рано благодарить. Вот вылечишь своего парнишку тогда и поговорим о благодарности. Но, учти, денег я не беру. А теперь, ступай себе с Богом.
Я кивнула на его слова, взяла со стола бутылочку с мешочком, и собралась уйти. Но, в дверях притормозила, и, обернувшись, спросила:
– Как тебя зовут?
Старик глянул на меня с усмешкой и пробурчал:
– Зови меня Проном5…
Я кивнула головой, и собралась ему представиться.
– А меня зовут…
Он прервал меня:
– А как тебя зовут, я знаю. Вести в тайге распространяются быстрее огня. – Усмешка на его губах стала шире.
Я опять кивнула, словно так все и должно быть, и вышла из избы. Люська стояла у березки и беспокойно переступала ногами. Ее уши напоминали локаторы, и были в постоянном движении. То ли она отвыкла так сильно от тайги, и никак не могла привыкнуть к ее запахам и звукам. То ли, ее что-то очень волновало. Я подошла к ней, погладила по шее, стараясь успокоить. Лошадь скосила на меня глаз, и тяжело вздохнула. Я достала сухарик из кармана и протянула ей на ладони.
– Поешь, милая, поешь… Сейчас домой поедем. Там тебя овес ждет и чистая вода из родника. Да, и мужики нас уже, поди, заждались.
Лошадь благодарно зафыркала и принялась хрумкать угощением. Я, тем временем, прибрала драгоценные лекарства для Кольки в седельную сумку, отвязала повод и вскочила в седло. Старик вышел на крыльцо, и наблюдал за мной, сделав руку козырьком, чтобы заслонить глаза от солнечных лучей. Я развернула кобылку, громко еще раз поблагодарила хозяина, и направила лошадь в сторону тропинки, по которой мы сюда приехали. До опушки оставалось еще метров пятьдесят, когда Люська вдруг встала как вкопанная, потом затрясла головой и зафыркала.
– Да, что с тобой девочка?! Все в порядке… – Пыталась я уговорить лошадь.
И тут случилось одновременно сразу несколько вещей. Ветки кустов затрещали, и из леса, прямо на меня выскочил огромный бурый медведь. Кобыла, с диким ржанием, встала на дыбы, и унеслась галопом в лес, не разбирая дороги, ломая кусты и молодые деревца подлеска. Я, не удержавшись от неожиданности в седле, кубарем скатилась на землю, сильно приложившись к ней головой и боком. Высокая трава смягчила мое падение, но все равно, было очень больно, у меня аж искры из глаз посыпались. Правда, в тот момент мне было совсем не до какой-то там дурацкой боли. Я мгновенно вскочила на ноги, и привычным движением выхватила нож из-за голенища ботинка. Для такой громадины, каким был косолапый, мой нож был, конечно, маловат, а если уж совсем честно, то просто, как игрушечный пистолетик против танка, но лучше все же что-то, чем совсем ничего. В голове мелькнула дурацкая мысль: «Вот тебе и сказка про трех медведей. Накаркала…»
Глава 8
Бежать было бесполезно. Это я понимала прекрасно. Не мне с косолапым соревноваться в беге. Да, и вообще, от дикого зверя лучше не бегать, толку не будет. Все это я знала, лучше кого-либо, не один год проработав в тайге. Но, в тот момент, мыслей у меня в голове не было никаких. Вся жизнь сузилась, скукожилась, уместившись на кончике лезвия ножа. Медведь повел себя довольно странно. Выскочив на поляну, он пробежал несколько метров по направлению ко мне, а потом остановился, как вкопанный, шумно нюхая воздух. Похоже, на убежавшую лошадь он не обратил никакого внимания, и это было странно. В голове быстро мелькнуло «может, обойдется…» Медведи ведь подслеповаты, но если не увидит, то уж учует обязательно. Нюх у медведей превосходный, как, впрочем, и у большинства диких животных.
Мишка постоял немного, раскачиваясь из стороны в сторону, словно маятник, и медленно пошел ко мне. И тут, позади меня раздался властный голос.
– Стой, не двигайся!!
А я и так, замерла сусликом, и двигаться, точно, никуда не собиралась. По крайней мере, в данную минуту, это уж точно.
Я скорее почувствовала, чем увидела, как из-за моей спины показался старик Прон. Твердым шагом он направился прямо к медведю, который, вдруг, остановился при звуках его голоса. А мне захотелось зажмуриться от ужаса. Прон спокойно подошел к косолапому, и… ласково потрепал его по голове. Так добрый хозяин обращается со своим верным другом-псом.
– Асхат… Что это на тебя нашло? Поиграть захотел. Это наша гостья, она твоих игр не понимает…
Он ласково разговаривал с мишкой, а тот, словно домашняя кошка, ластился к его руке. Я медленно распрямилась, все еще не выпуская нож из сомкнутых пальцев, и с некоторым облегчением выдохнула. Почему-то все поджилки тряслись, покалывало кончики пальцев на ногах, а сердце бухало, словно кузнечный молот по наковальне. Я понимала, что это произошел вброс адреналина в кровь. Понимать-то, понимала, но ничего поделать не могла, ноги предательски тряслись, еле удерживая меня от позорного падения.
Я все еще не делала резких движений продолжая стоять на месте столбом. А Прон обернулся ко мне и серьезно проговорил:
– Стой спокойно, не шевелись. Дай Асхату тебя обнюхать. Тогда он тебя больше никогда не тронет… – А потом с усмешкой добавил. – Если примет за своего.
Я, подчиняясь старику, стояла неподвижно, словно древнегреческая статуя в затонувшем городе, стараясь отогнать страх. Звери страх чуют, и для них это, как сигнал к нападению. Не без труда, мне удалось справиться со своими эмоциями. А что еще мне оставалось делать? Визжать от страха? Вот уж глупость несусветная. Не знала ни одного случая, чтобы крик помог кому-нибудь в подобной ситуации! Скорее, наоборот. Поэтому, когда медведь подошел ко мне, я уже была почти спокойна. Косолапый обнюхал меня, походив кругами, а потом, к моему удивлению и изумлению старика, лизнул мою руку, в которой я все еще продолжала сжимать нож. Я неуверенно, левой рукой едва дотронулась до его головы. Пальцы слегка дрожали.
– Ну, что, Асхат, давай знакомиться… – Я порадовалась, что мой голос меня не подвел. Усилия, чтобы взять собственные эмоции под контроль не пропали даром.
Медведь смешно задергал носом и громко чихнул. А я неуверенно улыбнулась, так это выглядело забавно. Правда, улыбка скорее походила на неловкую гримасу, чем на выражение радости, но на большее я сейчас была просто не способна. Старик подошел ко мне и с удивлением оглядел меня еще раз, будто, увидел меня впервые. Потом, видимо, отвечая собственным мыслям, тихо проговорил:
– Как удивительно переплетаются узоры судьбы… И нам не ведомы ее замыслы…Поглядим, поглядим…
Мне его слова были не совсем понятны. Мой страх прошел, и теперь я думала только о двух вещах: как мне не свалиться в обморок от пережитого, и найти мою несчастную лошадь. От ужаса, она могла убежать очень далеко. Только я собралась попросить у старика помощи, как он, обернувшись к лесу лицом громко и строго проговорил:
– Один6, ты бы присматривал за своим братцем. А то, вон, гостью нашу напугал, да еще лошадка убежала. Лошадку тебе вернуть придется. – И словно оправдывая свою строгость, чуть ворчливо закончил. – Впредь будешь внимательнее и осторожнее.
И только тут я увидела на краю поляны, откуда появился медведь, стоял мужчина довольно высокого роста, что называется, косая сажень в плечах. Одет он был просто, как все деревенские. Простые и весьма потасканные брюки серого цвета были заправлены в кирзовые сапоги, клетчатая рубашка, а поверх нее жилет из кожи ручной выделки. На ремне висел внушительных размеров охотничий нож, не чета моему. Длинные до плеч волосы были белыми, как снег. То ли цвет у них был такой, то ли мужчина был седой. Передние пряди заплетены в две косички, что слегка не вписывалось в образ простого деревенского мужика. Он не выглядел старым, впрочем, я его особенно и не разглядывала, не до того было. Только что-то знакомое мне показалось в его фигуре, но ломать над этим голову сейчас я тоже не стала. Оглянулась на медведя, который перестал на нас обращать внимание и весьма ходко потрусил к дому. Тут я немного расслабилась, и это было ошибкой. Ноги перестали меня держать, и я опустилась прямо на землю, где стояла. Старик присел рядом со мной на корточки, и протянул фляжку, которая висела у него на поясе.
– На-ка, глотни… Тебе сейчас надо. – Голос был участливый с легкой насмешкой.
Я, не раздумывая, взяла фляжку из его рук, и сделала несколько больших глотков, не заботясь, что за жидкость в ней находится. Вкус я почувствовала только потом. Он был горьковатый и терпкий одновременно, а еще в нем чувствовалась легкая кислинка. Я слегка поморщилась и вернула фляжку старику. Он закрутил деловито пробку и повесил фляжку на место. Похлопал меня по плечу, и, не скрывая уже усмешки, произнес:
– Ничего… ничего, сейчас легче будет.
Я не спрашивала, что он мне дал. Во рту остался привкус шалфея и черемухи. Там было что-то еще, но сейчас для меня это было неважно. Я пыталась отдышаться. Тем временем, пока старик старался привести меня в норму, мужчина, который вышел из леса, легкой, скользящей походкой бывалого таежника подошел к нам. Посмотрел на меня сверху вниз и покачал головой. Его жест можно было понять только в одном смысле: «Бродят тут всякие…». Но, если честно, в данный момент мне было совершенно безразлично, если не сказать хуже, что он обо мне думает.
Я подняла взгляд, пытаясь его как следует разглядеть, наплевав на деликатность и правила приличия. Какие уж тут правила, когда меня минуту назад, чуть медведь не сожрал! И, между прочим, если я правильно поняла, его медведь. Так что, мою легкую бесцеремонность ему придется потерпеть, как некую компенсацию за пережитый мною страх. Внешность у него была довольно запоминающаяся. Суровое, словно выточенное из камня лицо, плотно сжатые губы, нос с легкой горбинкой, делающий его немного похожим на хищную птицу, небольшая черная борода, в которой не было заметно ни одного седого волоска. Из чего я заключила, что волосы были все-таки седыми. Мелькнула мысль, что же должно было случиться в его жизни, что он так рано поседел. Но, разумеется, искать ответ на этот вопрос было совсем не ко времени. Глаза были темно-серого, почти пепельного цвета. Черный зрачок терялся в них, будто растворяясь, что придавало его взгляду жутковатое свойство, словно он смотрит не на тебя, а сквозь тебя. Большой шрам пересекал его левый глаз, немного стягивая его, от самой брови, через всю щеку, оканчиваясь под скулой. Это создавало некую иллюзию, словно он в презрительной ухмылке щурил левый глаз. Да еще и это странное имя «Один». Скорее всего, это было не настоящее имя, а просто кличка, которую он получил, надо полагать, благодаря все тому же шраму. Шрам, как ни странно, не портил его облика, не безобразил лицо, а делал его действительно похожим на скандинавского бога, повелителя ассов. И еще, скорее всего, это было из-за его глаз, которые приковывали к себе внимание своей необычностью, заставляя забывать обо всем остальном.
Постояв несколько секунд надо мной, он обратился к старику.
– Я пойду Асхата закрою. Иначе лошадь сюда ни за что не вернется. – И направился вслед за медведем к дому.
Старик, соглашаясь, кивнул ему, а потом опять обратился ко мне.
– Ну что? Здесь посидишь или к дому пойдем?
Я, мысленно прикинула, смогу ли я дойти сейчас до дома старика, и решила, что мне это будет по силам. Тем более, что рядом с домом был родник, а пить мне сейчас хотелось нестерпимо. Во рту все пересохло, и снадобье Прона, которым он меня напоил, вызывало во рту еще большую сухость. Была и еще одна причина. Я не верила, что Один сумеет быстро найти Люську. А сидеть в ожидании этого события на земле посередине поляны было бы совсем глупо. Поэтому, я кивнула старику, и пробормотала:
– Чего здесь сидеть? Лучше к дому пойду…
Старик опять усмехнулся и, поднявшись с корточек пошел к дому, периодически оглядываясь на меня. Кое-как поднявшись с земли, я поплелась вслед за ним, стараясь, чтобы меня не болтало из стороны в сторону при этом. Но, видимо, питье, которое мне дал Прон, оказало свое влияние. И, подходя к дому, я чувствовала себя уже вполне сносно.
Один стоял на берегу ручья и пытался выманить медведя из воды, чтобы запереть его в небольшой пристройке, которую я не сразу разглядела, позади дома, и двери которой сейчас были распахнуты, словно бы приглашая косолапого зайти внутрь. Как видно, пристройка из досок служила жильцам кладовкой для хозяйственных нужд. Но, медведю, как видно было глубоко начихать на все приглашения. Он плескался в воде, словно малый ребенок. Брызги радужным фейерверком разлетались ореолом вокруг него. Я невольно залюбовалась этой картиной, совсем позабыв о недавнем пережитом страхе. А косолапый не обращал ни малейшего внимания на все усилия человека, старавшегося его выманить из воды. Со стороны это выглядело весьма забавно. И я, совсем не к месту, вспомнила свое голубое детство, когда бабушка пыталась меня вытащить из реки, а я делала вид, что вовсе не замечаю ее громогласных воплей и размахивания рук. Эти воспоминания вызвали на моем лице улыбку, которую тут же заметил старик.
– Чему радуешься? – Тут же спросил он.
Я хмыкнула и указала рукой на медведя.
– Как дите малое… Меня тоже так же из воды в детстве не могли вытащить.
Старик усмехнулся.
– Все живое в нашем мире создано по одному образу и подобию. – И указав не на крыльцо, предложил. – Сядь в теньке посиди пока. А я помогу Асхата закрыть. Не то мы твою лошадку и вправду сюда не заманим.
Я присела на крыльцо. Мне нестерпимо хотелось пить, а еще не мешало бы умыться холодной водой. Но, пока там принимал водные процедуры медведь, идти туда не очень хотелось. Он, конечно, почти ручной зверь, но все же зверь. А испытывать судьбу во второй раз за это утро, особого желания не возникало.
Вскоре двум мужчинам удалось «выудить» медведя из воды, и он неохотно отправился следом за Одином. А я кинулась к роднику. Встала на колени и опустила голову в ледяную воду, и так замерла в блаженстве на несколько секунд. Потом напилась вволю, прогоняя горьковатый привкус во рту, оставшийся после снадобья старика.
На крыльце меня уже поджидал Прон. Я присела рядом с ним, и задала вопрос, который меня сейчас интересовал больше всего:
– И как мы будем сейчас искать мою лошадь?
Старик в притворном удивлении приподнял свои лохматые брови:
– Мы…? Мы никак не будем. Ее сейчас Один приведет. – И с интересом стал разглядывать поляну перед домом, как будто увидел там что-то в высшей степени занимательное.
Я проследила его взгляд, но ничего, стоящего такого пристального внимания не заметила, и опять уставилась на Прона. А тот делал вид, что не замечает моего взгляда, поднялся с крыльца, подошел к молодой березке, которая росла рядом и к которой, совсем недавно, я привязывала Люську, и стал тихонечко что-то напевать, поглаживая белый ствол своей ладонью с узловатыми пальцами. Я прислушалась и смогла разобрать слова:
– Ты расти на радость всем, древо жизни,
Пусть обойдут тебя грозы и молнии,
Пусть достаточно будет тебе влаги и воздуха,
Чтоб росло ты и зеленело всегда…
Насколько я могла понять, это было старославянская песня-приговор, которую наши предки исполняли, обращаясь за живительной силой растения, чтобы излечить недуги. Я сидела и слушала, как старик снова и снова повторяет эти строки, а в голове моей роились тысячи вопросов, которые я хотела бы ему задать. А ведь он действительно настоящий лекарь, и мне было чему у него поучиться. Только вот, вряд ли он возьмет меня в ученики. Тем более, что один у него уже, похоже, был. Один вышел из-за угла дома, и, не глядя ни на меня, ни на старика, прямиком отправился к опушке леса. Я принялась с любопытством за ним наблюдать. Мне было интересно, где и как он будет искать мою кобылу. У меня была тайная надежда, что умница-Люська должна прийти прямиком в родную конюшню. О том, как буду до базы добираться я, пока не думала. Расстраивало только одно. Лекарства для Кольки остались в седельной сумке, притороченной к седлу лошади. А значит, до того, как я начну лечить парня, времени уйдет намного больше, чем я представляла себе. Погруженная в свои тревожные мысли, я перестала обращать внимания на Одина. И совершенно напрасно.
Он остановился на краю леса, сложил ладони рупором и издал какой-то гортанный крик, похожий на лошадиное ржание, только намного ниже тоном. Звук, подхваченный эхом, разнесся по всей поляне. Появилось такое ощущение, что здесь пасется целый табун лошадей, и все они начали ржать. Звук пометался по лугу, отражаясь от стоявших деревьев и замер на низкой ноте. А через несколько секунд, из леса послышалось ответное ржание. Вскоре, на поляну выскочила Люська, с бешено вращающимися глазами, с пеной на удилах, вся в мыле. Один издал еще какой-то звук, который я не взялась бы описать кроме как, успокаивающий свист. Кобыла подошла к мужчине, и отфыркиваясь встала с ним рядом, испуганно дрожа всей кожей. Он погладил лошадку по шее, что -то при этом приговаривая, а затем, взял повод в руку и направился к нам.
