Ирина Вячеславовна Решта
Путь мимо Дома. Сказка о домах и домовых
Если бы Марфа Сергеевна заглянула к нему в душу, то жизненный опыт позволил бы ей увидеть все наперед. Однако, она знала, что один человек не имеет права заглядывать в душу другому. Сидевший же на крыльце Петя (невидимый чужаку) не был человеком, и глаза незнакомца – зеркало души –довольно много ему сказали. В них было темно-синее вечернее небо. Когда молодой человек улыбнулся, в них зажглись звездочки – и глаза стали светлее, словно млечный путь проступил в них. Когда он вспомнил о чем-то своем, в глазах стало на миг пустынно. Петя долго пытался осознать, на что это похоже и вспомнил, как Марта рассказывала при нем бабушке о Луне, виденной в телескоп. Красиво. Свободно. Огромно. Одиноко. Марту тогда заворожили лунные просторы, и она долго мечтала о том, какой чудесный вид на млечный путь открывается оттуда. Петя, в силу свойственной его роду агарофобии9, ужасался ее мечтам, а бабушка удивлялась необычному мировосприятию и улыбалась, внимая доводам Марты о звездном небе над головой и моральном законе в сердце10.
Мир в глазах Тима, а именно так звали незваного гостя, замер в ожидании. Чего? Не будучи человеком, Петя не мог этого знать. Молодой человек пришел предложить сделку: он покупает старый дом, сносит его и на их земле строит нечто новое и современное, а Марте и бабушке предоставляет благоустроенные квартиры. Тобик тоже слушал разговор и поэтому Марфа Сергеевна, чувствовавшая его присутствие, не волновалась – наверняка удастся удачно обменять жилье…
Молодой человек пообещал зайти через неделю и предложить варианты квартир. Когда за ним закрылась калитка, Марта и бабушка долго в молчании стояли на крыльце и смотрели на сад. Рядом сидели невидимые Тобик и Петя. Было полнолуние, и луна успешно конкурировала с огнями города, которые были загорожены многоэтажками. Она была такой далекой, огромной и одинокой, что, глядя на нее, домовым захотелось завыть на два голоса…
* * *
Одуванчик разглядывал свое отражение в луже. Время идет. Поседел. Отражение было печальным и даже когда одуванчик натянуто улыбнулся, отражение осталось серьезным. Одуванчик надул щеки и почувствовал, как с него облетают пушинки. Несколько из них упали в лужу, а остальные, будучи подхвачены ветром, полетели сеять в меру разумное, несомненно доброе и – как был уверен сам одуванчик – вечное. Тем более что Марфа Сергеевна перестала бороться с его собратьями.
Дорожка от калитки до крыльца немного провалилась и после дождя на ней стояли лужи. В самой крупной отражалась башенка-пинакль, и было это отражение в обрамлении лужи нелепым.
Одна из пушинок одуванчика попала в нос молодому человеку, стоящему перед калиткой, и он чихнул. Одуванчик засмеялся, и на его облысевшую макушку капнула капля дождя.
Разговор с Марфой Сергеевной Тим начал, как и положено джентльмену, с обсуждения погоды. О, уже третий день идет дождь. Есть поверье, что все, что начинается в дождь, – к добру и заканчивается удачей. От гипотетической удачи Тим – перешел к описанию квартир, предлагаемых Марфе Сергеевне и Марте. Довольно быстро будущие новоселы отфильтровали привлекательные варианты и поехали их смотреть.
Пустые, не наделенные историей и ненаселенные домовыми квартиры в новостройках представлялась обеим женщинам бездушными. Несмотря на разное местоположение и различную архитектуру квартиры в новостройках были скучны, и Марфа Сергеевна пошутила, что, наверное, даже домовые в них все на одно лицо. К вечеру они все же остановили выбор на двух квартирах, которые находились в новом доме в трех кварталах от их особняка. На том и порешили…
* * *
Два месяца прошли быстро. Были они наполнены странной смесью радостного ожидания будущего и тоски по уходящему прошлому. Эти два разных вкуса нейтрализовали друг друга, и в результате сегодня, находящееся в аккурат между завтра и вчера, было безвкусным и оттого пролетало незаметно. Иногда в этот микс добавлялся горький привкус предательства – Марте и бабушке мерещилось, что они предают свой дом (ведь под снос!) и тогда хотелось срочно позвонить Тиму и все повернуть вспять. Однако, разум побеждал эмоции и приготовления продолжались.
Долго ли, коротко ли, но в один прекрасный день эпохальное событие – переезд – свершилось. Когда все вещи были погружены в машину, Марфа Сергеевна вошла в свою комнату, поблагодарила Дом за все то хорошее, что она в нем пережила, пожелала ему легкого перерождения (ее точка зрения гласила, что все в природе не умирает, а перерождается в другие формы жизни). И открыла потрепанный портфель, с которым она когда-то начинала свою научную карьеру. Бурый комочек метнулся в портфель… Мы не будем повествовать о том, какие переживания пришлись на долю старого Дома – это совсем другая история. Тем более, что для нас важно не упустить, что в этот же момент – одновременно с бабушкой – уставшая от душевных переживаний и логических размышлений Марта открыла блестящую изумрудную сумочку (которую бабушка подарила ей когда-то на десятилетие): …или она предает Дом, или же Дом переродится во что-то иное, или у Дома вообще нет души, или его душа возродится в новом доме, который построят на их (ах, пардон, уже не их!) участке…Голова пухла от пустых рассуждений, которым не суждено было подтвердиться или быть опровергнутыми, сердце тем временем наполнялось тревожным ожиданием вечера в новой квартире. А в ридикюль тем временем нырнул палевый клубочек.
* * *
Потолки были высокими – как в их старом Доме. И ламинат на полу был похож на их бывший паркет. Сумерки втекали в комнату сквозь дырочки в тюлевых занавесках и запутывались в виньетках на обоях. В старом Доме вечер наступал сначала в углах – там рождались сумерки, затаивались, матерели и, набравшись сил, оккупировали всю комнату.
