Ирина Варавская
Марионетка Тьмы 2. Танец с оборотнем

Глава 1. Графская кровь

– Мадам, проснитесь… – Меня старательно трясли за плечо.

Проклятые рефлексы сработали быстрее, чем я успела по-настоящему проснуться, и ладонь в белоснежной перчатке вывернулась под неестественным углом.

– Мадам, ваша остановка через несколько минут, – слегка сбивчиво сказал стюард. Вот это выдержка. Кто другой уже вопил бы благим матом.

Я отпустила его руку и с трудом приняла вертикальное положение. Меня слегка покачивало в такт плавному ходу поезда.

– Как давно мы покинули Бьёрсгард? – прокаркала я и откашлялась. В горле было невероятно сухо.

– Больше суток назад, мадам. Мы прибываем в Валенсир. Сейчас будет маленькая станция. Это конечная точка вашего путешествия на "Алой стреле".

– Валенсир, значит, – кивнула я и подняла бежевую штору. В окно тут же ворвалось нечто ярко-голубое в обрамлении смазанного зеленого. После серости родного города и приговоренной в одиночестве бутылочки белого вина это было почти больно. Но тут поезд начал сбавлять скорость и наконец бесшумно остановился. Голубое и зеленое сразу стали четкими. Это были безоблачное небо и покрытые листвой деревья. И никакого снега!

– Я провожу вас. – Стюард взялся за чемодан, который так и простоял у двери с момента посадки. И вот я уже спускаюсь с маленькой лесенки, и последний вагон "Алой стрелы" исчезает за зыбкой стеной знойного марева.

Прямо у края узкой железнодорожной платформы колыхались маковки сочных трав, а вокруг, куда хватало взгляда, царило безудержное лето. Небесная лазурь в редких клочках облаков раскинулась над бескрайним цветочным морем. Пестрые заплатки виноградников и садов нежились в объятиях изумрудных холмов, а на горизонте серебрились невысокие остроконечные горы. Над головой ярко блистало солнце и кувыркались сумасшедшие ласточки. Припекало. Так вот какой ты, Валенсир… Край вечного лета и трудолюбивых аграриев.

– Эх, хорошо! – Я набрала полную грудь теплого ароматного воздуха, размахнулась и закинула шубку в траву. Ну и боги с ней! Захочу – куплю новую! А сейчас забудем про зиму! Птички ж поют, солнышко светит… Лепота!

Пока сюжет меня устраивал. После вечных холода и сырости Бьёрсгарда мне нужно было окунуться в лето. И не важно, как скоро я найду или не найду некроманта по имени Антрацитовый Паук. Главное, что теперь я свободна в выборе, куда пойти и что делать. Я зажмурилась от удовольствия и так увлеклась обдумыванием перспектив, что позволила врагу подкрасться с незащищенного тыла.

– М-ме-э!!!

Удар пришелся под мягкое место, да такой, что я едва не скатилась вниз с пологого холма.

– Мать твою! – Я медленно обернулась. Белая коза с единственным черным пятнышком между рогами подозрительно косилась на меня фиолетовым глазом и меланхолично жевала пучок травы с одиноким цветком. Серебряный колокольчик на ошейнике мелодично позвякивал в такт, а где-то в густой в траве терялся обрывок веревки.

– М-ме-э!!! – повторила животина. – Ме-э!

– Сама такая! – фыркнула я.

– Ме-э?! – возмутилась рогатая и перестала жевать.

– Чернушка-а! – донеслось снизу, и мы с козой повернули головы на голос.

Сначала из травы появилась блестящая лысина, а затем и мелкий смуглый тип жуликоватой наружности с большим мешком за спиной. Я преступную предрасположенность такого брата за версту чуяла.

– А, вот ты где, сволочуга рогатая! Да мне эта карга Пепита еще доплатить за тебя должна… – Заметив меня, местный жулик дал задний ход и едва не рухнул назад под тяжестью мешка. – Иди сюда, хорошая козочка.

Коза тем временем правильно оценила ситуацию и дунула вниз по холму, позвякивая колокольчиком и сбивая веревкой цветочные головки.

– А, чтоб тебя! – Жулик убедился, что заработок сбежал и уперся сальным взглядом в мои голые колени. На лице со следами недавних побоев расплылась щербатая ухмылка. – Ты это, новенькая, что ли? Как насчет осчастливить милого меня? – Он поиграл кустистыми бровями. – Из-за тебя я только что лишился приличного барыша! Так что покажи-ка, чего у тебя под платьицем, и дядя Гаспар подумает…

Я уложила дядю Гаспара с одного удара в ухо. Благо длина платья была такова, что оно никак не мешало размаху ног. На этом я решила двигаться дальше. Подняла ручку чемодана и спустилась вниз по холму, подножие которого поросло густым мелколесьем. Колеса то и дело застревали в траве и свежих кротовых кочках. Могли бы и лестницу какую-никакую соорудить или хотя бы ступени организовать. Ведь имелась же где-нибудь поблизости станция?

Я с трудом продралась сквозь кусты и почти вылетела на широкую и пыльную грунтовую дорогу. И прямо под копыта гнедой лошади, которая так шарахнулась от меня, что едва не сбросила приснувшего в седле парня. Тот огрел животину плеткой, даже не просыпаясь, и, прибавив ходу, скрылся за поворотом. Я размахала рукой пыльный след, откашлялась и побрела следом. А там оказался двухэтажный каменный дом, скорее всего, та самая железнодорожная станция. С одного бока к ней лепился навес откуда припахивало навозом, с другого сидели две сморщенные смуглые бабки в кружевных платочках с чем-то на продажу. Больше вокруг не было ни души. При виде меня местные жительницы треснулись платочками и зашушукались, не слишком заботясь, что я их услышу.

– Срамотища-то какая, тьфу! Совсем девка бесстыжая! Рази ж можно так ноги выставлять? А каблуки-то, каблуки, еле ноги по земле волочить!

Я посмотрела свое платье. Ну, короткое, ну мини. И на утепленные дизайнерские сапожки на шпильке. Очень даже в духе бьёрсгардской моды, но в здешний колорит я, конечно, не вписывалась. Ну это пока. Вот доберусь в какое-нибудь менее сельское местечко, так сразу же и отправлюсь по магазинам. Сливаться с местностью.

– В графском борделе в Овьерро, храните нас Святые, говорят, опять девка померла. Видать, очередную себе из столицы-то и заказали. Вишь, приперлась!

– И вам здрасьте, – улыбнулась я и пристроила чемодан рядом со старыми сплетницами.

– Здравствуй, милая, – расплылась в улыбке одна.

– Яблочки, мандаринки, орешки, – забубнила другая, любовно поправляя товар, разложенный на низком столике поверх чистой тряпицы.

– Да нет, спасибо, – отказалась я поддерживать местный малый бизнес. – Далеко ли до ближайшего населенного пункта? Ну, чтоб народу побольше и с некромантом.

Бабки переглянулись и синхронно осенили себя обережными знаками.

– А зачем тебе некромант?

– Дело есть. Ну, так что, есть тут такое?

– Нет, милая, ни одного, – сказала одна и пнула под столом раскрывшую было рот товарку. – Все деревеньки малые. Отродясь в них таких злодеев не привечали.

– А где, говорите, тут бордель имеется? – спросила я, невзначай запуская пальцы в стакан с орешками.

– Так это в Овьерро, – закивали бабки. – Сорок верст будет по той вон дороге.

Я скосила глаза в указанном направлении и сразу начала ощущать, как ноги растираются в мозоли.

– Ну а транспорт тут у вас какой ходит? Рейсовый автобус, я не знаю…

– Телега какая, что ли? Кого ж в ту сторону нелегкая понесет, да еще перед сиестою? Может, вечером, а так… Купи мандаринку, красавица!

Я нагло взяла из корзинки самую крупную мандарину, быстро очистила от кожуры и сунула в рот пару долек. Сладкий сок живо напомнил, что пора бы и поесть. Все-таки столько времени без нормальной еды.

– Да ты в контору-то зайди. Вчера купец лошадей менял. Может, животина какая у них и застоялась, – посоветовала хозяйка мандарин, умильно наблюдая за дегустацией продукта. – Всего полсребра. Своими ручками собирала, спины не жалея…

Я посмотрела в сторону предположительной конюшни. Откуда, вкупе с ароматами, доносился гнусавый храп. Представила конструкцию из себя и лошади и сглотнула. Это же Средневековье какое-то!

– Не, кислые они у вас! Вот разве яблочко попробовать…

– Э, нет, деточка! – Вторая бабка прикрыла рукой живописную кучку. – Чистый уксус! Только гусю в брюхо и сгодятся!

– Да? – огорчилась я. – А я только хотела денежку достать…

– Вот те, с краю, чистый мед, – тут же нашлась торговка, но я уже шла к стеклянной двери с табличкой "Открыто".

– Ты только глянь на нее, козу инопещерную, мандаринки ей кислые, – послышалось вслед. – Да я когда их через забор у сеньора Эссы рвала, мало не десяток в рот перетаскала и не заметила! Э, а ты Чернушку-то мою давно видела?

– А зачем это ты меня пинать вздумала?! Я чай не семнадцать весен прожила, чтобы меня тут разные учили. И послала бы ее по назначению. Сама просится.

Я задержалась на пороге, надеясь на получение полезной информации.

– А нечего почем зря языком чесать с кем ни попадя. Вчера внучка прибегала и такое рассказа-а-ала про нашего графа… – Тут рассказчица увидела мое столпотворение и сменила тему повествования: – Не будет в эту годину хорошего урожаю на брюкву. Как есть не будет. Что делать-то будем?

– Да на что она тебе сдалась брюква-то?

Я усмехнулась и таки зашла. Внутри было сумрачно и прохладно. Единственный солнечный луч протиснулся между ставнями, проскочил мимо видавшей и лучшие времена стойки и уперся в серую стену. Повисшие в нем пылинки исполнили с моим появлением мудреный вальс и разлетелись кто куда. В тишине было слышно, как по углам скребутся мыши. Во всяком случае, пахло здесь именно ими. Я щелкнула пальцем по серебряному звоночку, но выдавить из оповестительного устройства хотя бы один жидкий "дзиньк" не получилось.

– Але, есть здесь кто живой? – крикнула я.

За стойкой завозились, и я перегнулась через потертую деревяшку. А там имелась полуодетая парочка постюного периода на продавленной раскладушке. Тощий мужик с пышными закрученными усами и тетка-дежурная неслабого размера. Настолько неслабого, что оного и раскладушку ощутимо продавливало к полу.

– Ну, и чего орешь?! – Тетка не смутилась. Сползла с кавалера, который тут же прикрыл труселя в шикарную ромашку углом одеяла, и поднялась над стойкой. Голосок у нее был писклявый, совсем не по размерам. – Чего тебе?!

– Вы дежурная? Мне нужно в Овьерро.

– Поздравляю! Сорок верст по тракту, и вот оно, счастьице! – Она попыталась уползти к ромашкам, но я сдаваться не собиралась.

– Я хочу арендовать лошадь. Или что там у вас есть.

– Помело за дверями, – буркнули снизу.

– Спасибо, мне чужого хлама не надо. Короче, считаю до пяти…

Голова снова всплыла над стойкой, аки перископ с густыми подведенными бровями.

– И че будет-то? Ты обидишься и потребуешь жалобную книгу?

Недолго думая, я зажала ее нос между пальцами и потянула на себя. У тетки выступили слезы.

– Мне. Нужна. Лошадь.

– Отпугси, дуга! – Писк перешел почти в ультразвук. Мыши перестали шуршать по углам, а ромашковое чудо окончательно уползло под одеяло.

– Не раньше, чем мы договоримся. – Я усилила давление. – Ну?!

– Квинтанцию выпигсывать?!

– А как же! – Я отпустила ее и брезгливо вытерла пальцы о форменную рубашку ЖДУ.

Дежурная потерла нос, злобно на меня зыркнула и достала из-под прилавка пожелтевший бланк. Чего-то в нем накарябала и грохнула печатью с такой силой, что стойка с одного бока просела, а под одеялом лязгнули зубами.

– Пожалте! – Она расплылась в улыбке, и я поняла, что что-то тут нечисто. – Пятое стойлице. Рысак благородных кровей. Три злата плюс это… как его?… страхование от несчастных случаев – серебрушка.

– Подойдет. – Я с нехорошим предчувствием оставила указанную плату и вышла. Торговок уже не было, зато храп из-под навеса кратно усилился. Я вздохнула и поволокла чемодан на запах.

– Эй, конюх, или как вас там? – Я оставила вещи у входа и на цыпочках двинулась внутрь, посекундно оскальзываясь на загаженных досках. Здесь было невероятно грязно. В ответ я получила только храп. Ну что ж, я не гордая. Иногда бываю. Тем более что каждое стойло было пронумеровано.

Рабочий персонал обнаружился в четвертом. Нагло дрых на куче соломы, но мало отличался от домашней свиньи, что видом, что запахом. Если, конечно, хрюшки могут выдыхать такой ядреный перегар. На секунду я перестала понимать, где нахожусь, потому что заслезились глаза. Я даже пинать не стала это тело. А смысл? Неудивительно, что все вокруг пришло в такое состояние. Никакая магия не потерпит такого к себе отношения.

Из пятого стойла послышались слабый шорох и тяжелый вздох. Я погребла надежды легких на свежий воздух под позывами любопытства и заглянула за перегородку. Через секунду я уже летела обратно в контору – мстить. Ничего, когда действительно нужно, я умела найти силы и для колдовства. Дыра в ауре затянется, а вот ответственное лицо сейчас огребет по полной.

Я влетела за стойку ураганом. Голубки и понять не успели, как раскладушка свернулась трубочкой, обеспечив им море красочных воспоминаний до конца жизни. Свершив акт возмездия, я удовлетворенно отметила, что селедки в бочке, по сравнению с этим рулетиком, путешествуют с реальным комфортом, и удалилась за чемоданом. Тетка еще пыталась что-то там пыхтеть, но мужика уже слышно не было.

Я мечтала покинуть это место как можно скорее, но пронеслась мимо вещей с намерением хоть как-то облегчить страдания несчастному существу. Хотя бы элементарно напоить. Бочка с водой и ковшом нашлась у входа. Я зачерпнула воды и решительно направилась к пятому стойлу. Мой рысак оказался тощим и жалким Коньком-Горбунком. При моем появлении он затравленно шарахнулся в стену и, пятясь задом, забился в угол. Выпирающие из-под израненной шкуры ребра заходили ходуном. Я отпихнула с дороги клок полусгнившей соломы и плеснула воды в сухую поилку.

– Ну же, иди пей, – ласково позвала я.

Неестественно огромные фиолетовые глаза с испугом следили за каждым моим движением. Мои кулаки сжались от бессилия. Увы, с ветеринарной магией у меня тоже как-то не задалось. Ксюниного бы Ратмира сюда. Он бы тут мигом со всеми разобрался. – Хороший, кося, милый кося, – заворковала я, пододвигая поилку к Коньку. – Иди, попей.

Животинка никак не желала поверить в собственное счастье и в тупом оцепенении рассматривала свое отражение в воде.

– Да пей ты уже! – не выдержала я. Конек вперился в меня понимающим взглядом и вдруг приник к воде. Тут я подумала, что, пожалуй, не стоит ему так налегать на питье, потому что неизвестно, когда его последний раз поили. Я потянула поилку на себя, однако он цапнул противоположный край зубами и потянул ее к себе. – Эй, полегче!

Какое-то время мы мерились силами. Конек от усердия пофыркивал, но не сдавался.

– Ну и ладно. – Я уступила первой. – Пей, хоть лопни, но как закончишь, беги из этого клоповника дальше, чем видишь.

Конек прянул ушами и продолжил пить. Я же вышла с конюшни, решительно стащила сапоги и зашвырнула их куда-то безо всякого уважения к дизайнерской обуви. В чемодане у меня лежали одноразовые банные тапочки розового цвета, ну вдруг пригодятся. Вот и пригодились. Я надела резиновую обушку и вышла на дорогу. Ступни утонули в горячей пыли, и по первости попадавшиеся под тонкую подошву камешки казались гвоздями. Впрочем, довольно скоро я перестала обращать на это внимание, ведь солнечный денек был в самом разгаре, а природа вокруг была хороша.

С одной стороны раскинулся луг, с другой – возвышался поросший розмарином холм, а впереди маячила заманчивая лесная тень. Солнце застряло в зените и посылало вниз потоки горячего слепящего света. Птицы распевались по всей округе и перелетали с места на место шумными стайками. В лазурной вышине среди редких облаков парил сокол. В общем, благодать, только чемодан мешает и есть хочется.

– Цок-цок-цок!

Я не сразу поняла, что это за новый звук добавился к птичьему хору, и остановилась. Звук прекратился. Я постояла и сделала два шага вперед, подумав, что мне послышалось, но звук повторился снова.

– Цок-цок!

Я прибавила шагу.

– Цок-цок-цок-цок-цок!

– Что за хрень?! – обернулась я, уже понимая, кого увижу. Конек брел следом за мной. Привязь волочилась за ним по дороге и оставляла в пыли красноречивый след. Скотинка приняла мой совет к сведению и решила, что вместе гулять веселее. Да и я хороша. Совет-то дала, а отвязать не додумалась.

– Здрасьте, приехали! А ну-ка, иди отсюда! – Конек посмотрел на меня умными печальными глазами и уткнулся мордой в ладонь, выпрашивая милости. – Подлизываться бесполезно, – отрезала я, уже прекрасно понимая, что мне его жалко. – Блин, мне тебя даже нечем покормить! Да мне и себя нечем покормить. Вот сейчас тебя съем. – Конек тоненько заржал. – И ничего не тощий, а жилистый, – фыркнула я, понимая абсурдность разговора с бессловесной животиной. – Ладно, пошли.

Я потрепала Конька по спутанной гриве и избавила животное от остатков привязи, закинув их в розмариновые кусты. Спасенный благодарно вздохнул, и дальше мы отправились уже вдвоем. Все-таки неплохо порой почувствовать себя почти нормальным человеком, который иногда может поболтать с лошадью-недомерком. И вскоре я поймала себя на том, что взахлеб рассказываю Горбунку о наболевшем. Он не перебивал, так что я даже не заметила, как мы оказались под кронами серебристых ясеней. Здесь было прохладно, царил рассеянный зеленоватый свет и пахло лесом, земляникой и свежестью. Эхом разлетался дробный перестук дятлов, а где-то неподалеку весело журчал ручей. Вот к нему мы и пошли.

Лощинка, по дну которой струилась узкая лента ручья, была симпатичная: вся поросла ажурным папоротником и рубиновой драконьей ягодой. По гладким от воды камешкам скакала маленькая серая птичка, упорхнувшая при нашем появлении. Я с удовольствием присела на мшистый валун, чтобы отдохнуть и напиться. Вода в ручье была вкусной и до того ледяной, что заломило зубы. Пока я наслаждалась, Конек не сводил с меня пристального взгляда.

– Ну и? – хмыкнула я. – Подождем пятнадцать минут?

Горбунок фыркнул и приник к воде, прикрыв ресницами фиолетовые глаза. Потом облизнулся и принюхался к рубиновым гроздьям драконьей ягоды. Выглядели те весьма аппетитно: крупные, мясистые, так и сверкающие влагой, но я бы не предложила их и врагу. Внутри были мелкие черные зернышки, в которых содержался сильнейший токсин. За пару минут он мог парализовать и крупного мерина, не то что сказочного недомерка, а то и вовсе – убить.

– Фу! – крикнула я и попыталась пнуть Конька в бок, чтобы оттолкнуть от куста, однако тот уже успел цапнуть зубами приличную гроздь и теперь задумчиво пережевывал, только красные брызги летели по сторонам. – И что мне с тобой делать?! Я не смогу промыть тебе желудок!

Горбунок насмешливо оскалился, пару раз икнул, объел куст окончательно и принялся напиваться впрок. К тому же с каждой минутой эта пародия на нормальную лошадь выглядела все лучше и лучше. Ребра словно обросли мясом, а шрамы на шкуре будто бы сгладились. Да и я сама ощущала себя гораздо бодрее после того, как напилась. Но пора было отправляться дальше, иначе добраться до Овьерро затемно нам не светило. Я отвела взгляд от ясеневых крон, сквозь которые пробивались острые солнечные лучи. Желания ночевать в лесу здешние красоты почему-то не вызывали.

– Эй, хватит пить! Я не собираюсь останавливаться у каждого куста, когда тебе приспичит! – проворчала я, поднимаясь с валуна. Конек выставил в мою сторону острое длинное ухо, но занятие не бросил. И тут меня осенило: – Слушай, может, мы тебе имя придумаем?

Горбунок поднял голову от воды и уставился на меня разумными глазами. Удивительная скотина.

– Будешь… хм… Лошарик. Не нравится? Тогда Репешок! Что, тоже нет? Тогда Прилипала. – Конек выслушивал поток моих издевательств, лишь изредка пофыркивая на самых абсурдных предложениях. Наконец я предложила ему обзываться так: – Бонифаций Фаворит Четвертый. Ну что, звучит достаточно гордо для такого благородного скакуна, как ты? Я буду звать тебя Боня.

Свежепоименованный согласно заржал, посмотрел на ручей уже с легким отвращением и гордо направился к дороге. Я пошла следом. Теперь идти стало намного приятнее. Я часто останавливалась, чтобы взглянуть на представителей лесного сообщества. Боня степенно вышагивал рядом, изредка склоняясь над обочиной, чтобы пощипать сочную травку. Есть хотелось фантастически. По пути, конечно, попадались земляничные полянки и даже малинник, но на первых я так и не наелась, вдобавок едва не подцепив ушлого клеща, а в колючих зарослях другого успел обосноваться медведь. Пришлось немножечко побегать. Но лес все не кончался, а солнечное пятно в листве неумолимо сползало вниз. Под деревьями заворочались густые тени. Ко всему прочему нас буквально преследовали странный хрустящий шелест и невнятное бормотание. Конек к ним заметно прислушивался, но продолжал щипать траву с беззаботным видом, пока мне было не по себе. А тут еще колесо чемодана застряло в петле узловатого корня, упорно не желая выпутываться. Внезапно Боня поднял голову и резво отбежал на обочину.

– Поберегись!!!

От неожиданности я таки сдернула чемодан с места, оставив колесо на память местной флоре, и едва не свалилась в канаву с прошлогодней листвой. Как оказалось, вовремя, потому что мимо с тем самым противным звуком пронеслось нечто огромное, красное и в черных пятнах. А вслед за ним, с грохотом и скрипом, пролетела деревянная телега с усатым мужчиной на козлах. Он весело оглянулся на нашу компанию и натянул вожжи. Красное нечто вздыбилось на задние лапы и тяжело ухнуло на передние. Средние при этом так и продолжили перебирать по дороге.

– Экий у тебя жеребчик славный! – Возница спрыгнул вниз и похлопал насекомое-переросток по глянцевому боку. – Давно в пути?

– Это что, божья коровка?! – невежливо спросила я.

– Ну, оно самое. А кому какая разница? Везет и везет, а что еще нужно доброму человеку?

– Да я и не в претензии. – Я захлопнула варежку и улыбнулась. – Просто неожиданно.

– Букашка она такая, – просиял возница и гордо поправил полы черного, расшитого алыми узорами жилета, под которым алел кушак. – Со всех углов неожиданность вызывает. А потом ничего, привыкаешь.

– А это Бонифаций Фаворит Четвертый, – представила я своего "скакуна", на что Боня только фыркнул. – А вы с Букашкой нас не подвезете?

– А чего ж не подвезти такую симпатичную сеньориту? Тебе куда, красавица?

– В Овьерро.

– В Овьерро? – Мужичок задумчиво почесал затылок. – Нет, туда нам не надо, да и тебе бы отсоветовал. Город небольшой, да славушка дурная о нем ходит по округе.

– Какого рода? – сделала я стойку.

– А, да сплетни всякие, – отмахнулся возница, но украдкой сотворил обережный знак. – Не к ночи поминать такое непотребство.

– Хм, неужели некромант шалит? – забросила я удочку. Вообще-то, пускай личностями некроманты были крайне неприятными, но в крупных городах их было, что крыс в иной канализации. Ничего особенного, мало ли у кого какие странности. Просто регистрируйся в соответствующих органах и не шали без разрешения. Однако с отдалением от просвещенной городской жизни и без должного надзора самый слабенький некромант мог запросто разгуляться до злодея мирового уровня. До Монтоливии, столицы Валенсира, вон как далеко, а значит, приструнить негодяя будет некому, включая Инквизицию, которая вниманием подобные провинции не очень-то и жаловала. Так что, чем леший не шутит? Не зря же меня занесло именно сюда.

– Тьфу, мерзопакость! Может, и он, да кто б того охальника застукал. – А вот это было по делу, но мужчина уже сменил тему. – Ладно, чего посреди дороги лясы точить. Ты вот что, помоги-ка мне твоего Бонификция в телегу затянуть, а то ведь за Букашкой ему не угнаться. У меня переночуете, а утром… выбор твой. Тебя-то как звать?

– Виринея.

– Ну что ж, а меня сеньором Ёсиком кличут, так что будем знакомы. Давай-ка, подсоби.

Вдвоем мы с трудом запихнули обмякшего от вольной жизни Боню в телегу и забросили туда же чемодан. Я же пристроилась рядом с хозяином на козлах. Тот хлестнул вожжами, и Букашка рванула по дороге, резво загребая пыль шестью лапками. И да, я быстро привыкла к треску лапок и даже смогла поддержать беседу. Вопросы о некроманте я оставила на потом. У местных на его счет был недоговаривательный пунктик.

– Есть хочешь? – спросил валенсирец. Он только что закончил рассказывать про свою семью. Она у него была большая. Жена, старый тесть, детишки разных возрастов – десять штук в наличии, две собаки и полосатая кошка. Проживало это семейство в маленькой ремесленной деревушке недалеко от вышеуказанного Овьерро. Сам он занимался тем, что возил в Фодирно – довольно крупный городок к югу от той станции, где я сошла с "Алой стрелы", керамику собственного производства. То, что не удалось продать, сейчас погромыхивало в коробах под наброшенной сверху тряпкой. Но сеньор Ёсик утверждал, что уж в этот раз продал куда больше, чем ожидал, и теперь ехал домой с изрядным барышом в кармане и гостинцами для родных.

– Ага, – кивнула я. – Ужасно хочу!

Мужчина не слишком переживал по поводу управления Букашкой и сунул вожжи мне, а сам развернулся объемным седалищем к дороге и извлек из телеги полотенечный узелок.

– На-ка вот, свояченица с собой в дорогу положила. – Узелок плюхнулся мне на колени, и вожжи снова вернулись в хозяйские руки. Внутри лежали кусок белого ароматного сыра, несколько кусочков вяленого мяса и копченой колбаски, изрядный ломоть свежего хлеба с хрустящей корочкой, луковые перья и розовый помидор. – Чем богаты…

– Обалдеть! – Я схватила колбасу и смачно надкусила. Сеньор Ёсик посмотрел на меня, и его пышные усы затряслись. – Ой!

– Да ты ешь, ешь! Вижу, и правда, проголодалась. Я когда от родственников уезжал, наелся от пуза.

– А можно спросить? – я ткнула пальцем в Букашку, благополучно продолжая наполнять свое.

– Она-то? – догадался он. – Да вот… сама прилетела. Из этих… Закрытых областей. Наверное. Да какая уж разница. Смешная история, ей-богу.

– Я бы послушала. – Я вгрызлась в помидор и забрызгала соком платье. Ну и леший с ним. Угощение стоило сотни таких.

Валенсирец покачал головой, но было видно, что ему очень хотелось рассказать.

– А ладно! Был у моего кума, сеньора Жозе, праздник… – Я прикрыла усмешку помидором. Половина всех историй начиналась с похожих фраз. – … гуляли целый день, да так, что в кумовом доме напрочь запотели окна, хотя на дворе стояла такая жарища – не продохнешь. Смеркалось, пора было и честь знать. Я сказал куму, что пора мне домой. И пошел. Хлоп дверью, а там другая. Я туда, а там она.

– Букашка? – спросила я.

– Да нет. Откуда ж в сарайчике сеньора Жозе ей взяться? Бутылка гарды. Малехонькая! – Сеньор Ёсик развел руками, показывая размер бутыли литров эдак на десять. – Кум, зараза, припрятал. Ну, думаю, дружбан, разве ж так можно с гостями поступать? Не по-нашему это, не по-валенсирски. Но кто я такой, чтобы чужое имущество трогать? Так, пригубил маленечко для храбрости, потому как ночь на дворе стояла такая, что хоть глаза коли. Опять же, разное болтают. Вышел из кумова сарая, а по небу уж зарницы первехонькие побежали. Трезвый был, как стеклышко. До сих пор не верю, что люди наговаривают, будто меня носило по улице, как репей на кобелином хвосту. Врут, и Святых не боятся. Но иду я себе и иду, а сам думаю. Надо бы от жены схорониться, а то ведь моя нинья не даст поспать после такой гулянки. Она у меня страсть не любит, когда под парами домой прихожу. Все пытается воспитывать. Бывает, что все горшки за день наработанные об меня переколотит, распереживается. Нет, думаю, имущество беречь надо. Потому как свое завсегда жальче. Придумал себе и двинул через виноградник к сеновалу. А там – она.

– Нинья?

– Да нет. Откуда ей там взяться? Я же виноградниками шел. Букашка. Сидит на яблоне и жалобно так стрекочет. Но еще темновато было, а я ж с праздника. Ну, думаю, чего ж это сеньору мою Лорену на яблоню занесло?

– А куда Нинья делась? – уточнила я.

– Кто? Ах, да это ж я жену свою так любовно обзываю. Ее всю жизнь Лореной звали, а нинья – значит девочка. Люблю ее, сил нет.

– А-а, – глубокомысленно кивнула я.

– Смотрел я, смотрел. Она там сидит, а я внизу ору, чтоб слазила и перед соседями не позорила.

– И матом ругались?

– Ну, по-всякому бывало, – смутился мужчина. – Но я ей тогда ласково так говорю: "Слазь оттуда, о мать детей моих, пока не убилась!". А она возьми и спланируй вниз с яблони. Тут я и увидел, какое испытаньице мне Святые послали. Вмиг гарда в бесполезность перешла и рухнул я, как подкошенный. А когда очнулся, то ее и увидел.

– Букашку?

– Да какую букашку? Скалку дубовую, как заглавный аргумент семейного… этого… сощесу… сосущенствования… с сеньорой Лореной на другом конце. Букашка опять на яблоню залетела. Сидела, настроение семейное третировала. А вообще, умная она у нас. Я ее потом все равно с дерева снял, на цветочки выманив. Дочка младшенькая букет принесла. Смог в хозяйство приспособить. И вот. Лучше любой кобылы будет.

Боня позади снисходительно фыркнул. Сам мне едва до… поясницы, а все туда же.

– Да что я все о себе да о себе, – опомнился возница. Он достал из кармана жилета трубку и закурил. Ароматный дым с вишневым привкусом застелился за нами по дороге.

– Мне тоже нужно рассказать какую-то историю? – усмехнулась я, стараясь не свалиться с козлов. После еды я как-то слишком расслабилась и не могла никак прийти в себя. До чего было хорошо и легко на душе. – Я травница. Вот приехала к вам собирать материал для диссертации. Буду гулять по лесам да травки коллекционировать.

– Из другой пещеры, значит, – пыхнул сеньор Ёсик трубкой.

– Ага, – легко кивнула я.

– Главное, местным девкам не проболтайся, а то замучают зельем приворотным, или еще какой дрянью против прыщей.

– А что, местная травница не справляется? – удивилась я.

– Назар не в нашей деревне жил, а в дубовой роще между нами и Овьерро. В прошлом году пропал. Как есть исчез. Девки в праздники побежали за гадальными зельями, а его нет. Под котелком огонь пылает, книжка на столе листками шелестит, а его и след простыл.

– Любопытно.

– И не думай даже, – прищурился валенсирец. – Гуляй себе по лесам, а в Овьерро не суйся. Гиблое место.

– А можно хоть немного конкретики, чтобы страшно стало, а то ведь не пронимает.

– Вот же бестолковая! Гиблое, оно и есть гиблое. Раньше добрый город был, а теперь там люди пропадают. Много. И женщины более того.

– А причины?

– А кому оно надо выяснять? Черным-то до нас и дела нет.

– Инквизиторам, – догадалась я и задала не менее важный для меня вопрос, чем поиски Антрацитового Паука: – И много их тут?

Сеньор Ёсик пожала плечами.

– Да нет никого. Ближайшее их отделение в Фодирно было, но и его недавно закрыли за ненадобностью. Так, наведываются сюда иногда для проверки. Вон крутился тут один в Овьерро с неделю назад, откушал за счет мэра, да так и убрался. Воистину говорят, миру пора очиститься от этих…