Ирина Мартова
Дуреха

Глава 6

Зоя подошла к окну. Сплошная темнота сгущалась. Делалась вязкой и непроходимой. Часы пробили десять. Женщина беспокойно поежилась, глядя на метель, буйствующую за окном.

Зоя уже несколько раз разогревала ужин. По всем ее расчетам, Дашка должна была уже появиться минут тридцать–сорок назад.

Так уж повелось, что ужинали вместе они нечасто, но, если договаривались, никто из них старался не опаздывать. Взволнованная подруга, конечно, звонила Дарье, но та трубку не брала, и Зоя подозревала, что она опять влипла в какую-нибудь историю.

С Дарьей это случалось не раз. Однажды, еще в школе, она во время экскурсии провалилась в глубокую нору какого-то лесного жителя и повредила ногу. Ни учителя, ни одноклассники поначалу не заметили ее отсутствия, и только Зоя почти сразу забила тревогу. Она попыталась сама поискать подругу, но, боясь заблудиться, далеко не отходила. Не обнаружив Дашку поблизости, Зоя кинулась к учителям, которые проводили с командами двух классов биологический турнир. В общем, Дашку искали часа полтора, перепуганные учителя даже вызвали полицию. А она, оказывается, наревевшись от страха и боли, присела на краешек норы и крепко уснула.

В другой раз, уже лет в семнадцать, Дарья решила изменить свою внешность. Эту историю они до сих пор не могут вспоминать без истерического хохота.

Никому ничего не сказав, Дарья отправилась в салон красоты и, недолго думая, перекрасила свои темно-каштановые волосы в ярко-розовый. Однако и этого ей показалось мало, и она потребовала у мастера добавить в ее моноцвет голубые пряди. Выглядела Даша феерично и очень походила на циркового клоуна. Когда появилась дома, с бабушкой чуть не случился удар. Она истошно кричала, пила капли и топала ногами. А Наташка так дико хохотала, что уронила любимую мамину вазу и порезалась ее осколками. Закончилась эта фантасмагория тем, что Дарью выставили из дома до возвращения настоящего цвета волос. Делать было нечего, и они вместе с Зойкой сначала рыдали от смеха полночи, а наутро отправились в салон красоты.

В следующий раз Дарья отличилась в колледже. На третьем курсе она решила уйти с четвертой пары, чтобы помочь Наташке, собирающейся тогда замуж, выбрать свадебные туфли. Дойдя до гардероба, девушка увидела, что гардеробщицы почему-то нет на рабочем месте, но не растерялась. Вошла, взяла свое пальто и уже собралась уходить, но тут ее бдительное ухо уловило странный шорох.

Она прислушалась. Насторожилась.

Буйное воображение Дарьи сразу нарисовало ужасную картинку: ей показалось, что там, посреди вешалок с верхней одеждой, бродит воришка, который проверяет карманы пальто и курток студенток. Даша тихонько наклонилась и совсем рядом увидела мужские ноги в резиновых сапогах. Больше она не сомневалась. Преступление, совершаемое незнакомцем, толкнуло Дарью к решительным действиям. Она озадаченно оглянулась, схватила палку, которой гардеробщица, женщина невысокая, открывала форточку, подкралась к невидимому воришке и, издав победный клич, изо всех сил ударила предполагаемого преступника палкой по ногам.

Но тут ей не повезло. Слесарь, который, оказывается, менял сломанные крючки на вешалках, не растерялся и, размахнувшись, послал рукой ответный удар по невидимому налетчику. Даша дико закричала, слезы брызнули из глаз, и она, повалившись на пол, схватила перепуганного насмерть слесаря за ноги.

Дело закончилось большим скандалом. Прибежавшая на крик гардеробщица нажала кнопку экстренного вызова полиции. Появившаяся тут же директор еле оттащила зареванную девушку от ошалевшего от неожиданности слесаря. Пока разбирались, на лице Даши расцвел огромный синяк, который, расплываясь, закрыл глаз и превратил левую половину лица в отекшую синюю гематому. Недели две после этого Дарья на занятия не ходила, потому что отек под глазом проходил медленно, а синяк и вовсе побледнел дней через пятнадцать.

Таких историй было множество. Дарья, беспокойная, очень добрая, порывистая и любознательная, всегда первой кидалась на помощь, не разобравшись, бросалась на защиту и милосердно отдавала последнее. Эти качества ее характера очень усложняли жизнь своей хозяйке, но переделать Дарью не представлялось возможным. Она шла наперекор логике, отзывалась на чужую боль и требовала от Зойки бессловесно следовать за ней.

Сегодня, когда за окном выла злая вьюга, Зоя сильно беспокоилась. Как оказалось позже, чутье ее опять не подвело.

Дарья, доехав до своей остановки, подтолкнула незнакомку, молчавшую всю дорогу.

– Выходим.

Та, вздохнув, послушно полезла на выход.

Но едва они оказались на улице, женщина опять насупилась. Даша, устав с ней бороться, пригляделась. В свете яркого фонаря и большой освещенной витрины торгового центра она вдруг увидела, что женщина вовсе и не женщина, а очень молодая девушка. Хоть теплый платок, повязанный по самые глаза, и скрывал часть лица, но Даша разглядела приятное лицо, большие испуганные глаза и вздернутый курносый нос.

– Тебя как зовут?

– Оксана, – девушка недоверчиво стрельнула глазами.

– И что? Ты и вправду хотела попасть под трамвай? Тебе жить надоело что ли? – Даша сердито поджала губы.

– Надоело, – огрызнулась девушка.

– Ну, ты и дура, – нервно поежилась Дарья и оглянулась по сторонам. – Слушай, холодно. Ты где живешь? Давай, я такси вызову, оплачу, поезжай домой. И выбрось из головы свои глупости, а то в следующий раз я могу не оказаться рядом.

– Нет, – Оксана отступила на шаг.

– Что – нет?

– Мне некуда ехать.

– Как это? – опешила Даша. – А дом твой где?

– Нигде, – Оксана вызывающе посмотрела на свою спасительницу. – И вообще, отстаньте все от меня!

И тут Дарья рассвирепела. С ней это случалось крайне редко, но, если она выходила из себя, никто не мог ее остановить.

– Слушай, ты! Я тебя сегодня из-под колес трамвая вытащила, а ты мне тут голову морочишь! Говори сейчас же, где живешь, или я вызываю полицию. Надоела ты мне хуже горькой редьки!

Оксана покраснела, сжалась вся, поникла и вдруг заплакала.

– Нигде я не живу! Правда! Меня выгнали. У меня ничего нет.

– Господи! Час от часу не легче. А ты чего такая толстая, бесформенная? Или это пальто такое огромное? Чего ты так закуталась?

Девушка ладошкой вытерла лицо, по которому катились слезы, шмыгнула покрасневшим носом.

– Беременная я.

– Да ты что. – Даша испуганно уставилась на ее живот. – А я все думаю, чего ты какая-то неуклюжая, круглая. А как же ты хотела себя убить, если ребенка носишь? Ты совсем чокнутая что ли?

Оксана молчала, опустив голову.

Они стояли друг напротив друга, а снег все кружил и кружил. Ложился огромными хлопьями на пальто, шубу, платок. Падал на лицо, сразу превращаясь в капельки холодной воды. И было непонятно, плачет ли странная девушка, или это снежинки, тая, плачут.

Даша достала телефон, глянула на экран и ахнула:

– Господи, пять не отвеченных вызовов. Как же я забыла звук включить! Ну, все, Муха убьет меня, – она тяжела вздохнула. – Ну, что мне с тобой делать?

Оксана молчала. Дарья, согревшаяся в автобусе, опять начинала замерзать. Потоптавшись на месте, она приняла решение.

– Так. Хватит тут мерзнуть, иди за мной!

– Куда? – девушка отступила от нее. – Я в полицию не пойду.

– Не нервируй, ты и так мне уже страшно надоела сегодня. Вот же послал бог спутницу! Сказала–иди за мной, значит, иди!

Дарья сердито пошла вперед, а Оксана, постояв, побрела за ней. По дороге она, догнав свою спасительницу, тронула ее за руку.

– А вас как зовут? – она вдруг перешла на «вы».

– Дарья.

– Дарья, я хочу объяснить.

– Молчи, – перебила Дарья, – ничего не говори, а то повторять придется. Вот сейчас придем, согреемся, и все по порядку изложишь.

Когда в дверь позвонили, Зоя облегченно выдохнула.

– Слава богу!

Однако, распахнув дверь, она напряглась. На пороге стояла запорошенная снегом Даша, а за ее спиной–незнакомая женщина в большом теплом платке на голове и в каком-то непонятном широком пальто грязно-коричневого цвета. Снег таял на ее платке, и капельки воды, словно крошечные алмазы, сверкали в ярком свете подъезда.

– Так. Что происходит? – Зоя недоуменно перевела взгляд на подругу.

– Впустишь или будем здесь объясняться? – Дарья недовольно нахмурилась.

– Входите, – Зоя отступила вглубь коридора.

Зная Дашин характер, она предпочла сразу ничего не спрашивать. И правильно сделала, потому что Дарья, уставшая от приключений сегодняшнего вечера, находилась не в лучшем состоянии духа. Раздевшись и сняв обувь, Дарья обернулась к замершей у двери Оксане.

– Ну, тебе что, отдельное приглашение? Давай, раздевайся.

Зоя вопросительно посмотрела на подругу, потом обернулась к смущенной женщине в платке.

– Раздевайтесь. Я – Зоя. А вы?

– Спасибо. Я – Оксана, – сконфуженно кивнула та.

Она медленно сняла пальто и стянула с головы толстый платок. На плечи ей упала тяжелая пшеничная коса. Большой живот, который скрывало бесформенное пальто, сильно выпячивался вперед.

– О, вы в положении? Какой срок? – Зоя улыбнулась.

– Почти семь.

– Перестань ей выкать, – буркнула Дарья и возмущенно обернулась к Оксане. – Семь? И ты, идиотка, кинулась под трамвай? А потом еще со мной по снегу каталась? Ты и вправду ненормальная! Господи, а если бы роды начались, когда ты на снегу валялась?

– Ты чего? – Зоя гневно дернула ее за руку. – С ума сошла? Где вы валялись?

Дарья раздраженно выдернула свою руку и запальчиво ткнула в Оксану пальцем.

– Сейчас и ты сойдешь с ума. Подожди, у тебя все впереди! Она постарается.

– Тихо, – Зоя приложила палец к губам. – Чего раскричалась? Катюшка спит уже.

– Ой, прости, – спохватилась Дарья. – Пойдем на кухню что ли.

– Может, расскажешь все-таки для начала? – Зоя пожала плечами.

– Вот там и расскажем. Только не я, а она. А еще лучше, давай сначала поедим. Я умираю от усталости, голода и злости!

Оксана опасливо отодвинулась от Дарьи, но та, заметив это, усмехнулась.

– Раньше надо было шарахаться, а теперь придется терпеть. Иди вон туда, руки мой. А потом на кухню.

Они ели молча. Оксана стеснялась, но Зоя, понимая ее положение, старательно ухаживала за ней, подкладывала добавку, выбирала куски индейки получше. Наливая чай, глянула на Оксану.

– Ты как чай пьешь? Сладкий или нет?

– Любой, – покраснела девушка.

– Ну, тогда вот тебе чай, вон варенье, а вот пирог, я сегодня пекла. Правда, с капустой не все любят.

– Я люблю, – Оксана опустила голову, – спасибо!

Когда ужин закончился, Зоя поспешно убрала со стола, и, сложив посуду в раковину, присела рядом с подругой.

– Ну? Сколько еще будете молчать? Может, посвятите и меня в события сегодняшнего дня?

– Я начну, а она продолжит, – Дарья вздохнула. – Значит, так. После работы я отправилась на остановку автобуса, но опоздала – подошедший автобус отправился раньше, чем я добрела до него в такую метель. Тогда я, чтобы не терять времени, решила ехать на трамвае и двинулась к остановке, которая находится метрах в пятидесяти на той же платформе. Ты же знаешь.

– Да, конечно, – поспешно кивнула Зоя. – Я часто с работы на трамвае езжу.

– Ну и вот. Метель страшно мела, слепила глаза, ветер с ног сбивал. Приближаясь, я заметила странную фигуру прямо на рельсах. Сначала подумала, что мне показалось. Подошла ближе и обалдела. Вот эта красавица стояла на рельсах, решив кинуться под колеса трамвая. Представляешь?

– Как кинуться? – Зоя схватилась за голову и всполошенно глянула на притихшую Оксану. – Ты хотела покончить с собой?

Та, прикусив губы, кивнула.

– Видишь, она даже не отказывается, – нервно фыркнула Дарья. – В общем, на уговоры упрямица не поддавалась, пришлось применить силу. Я ж не знала, что она ребенка ждет, уперлась в рельсы ногами и просто вытолкнула эту идиотку с платформы.

– Прекрати, – Зоя толкнула подругу в бок. – Зачем оскорблять?

– А что? – Дарья покрутила пальцем у виска. – Разве нормальному человеку придет такое в голову? Беременная, на седьмом месяце! Там ведь уже полноценный ребенок в животе, а она добровольно на рельсы! Ой, будь моя воля, я ее просто задушила бы!

Оксана испуганно вскочила из-за стола, но Зоя, тронула ее за руку.

– Сиди, сиди. Ничего.

Девушка села. Зоя недоуменно пригляделась к ней.

– А сколько лет тебе?

– Восемнадцать.

– Так мало лет и так много, видимо, проблем, – Дарья подняла на нее глаза. – Ну? Теперь твоя очередь. Начинай.

И девушка стала говорить.

Глава 7

Оксана родилась в пригороде огромного города в центральной России. Этот рабочий поселок, когда-то ставший придатком областного центра, удивительным образом соединил в себе и прелесть сельского жития, и удобства городского существования.

Здесь отсутствовали многоэтажные дома, больше похожие на улей, и никогда не было заводов и фабрик. Частные домики, ухоженные и уютные, теснились на нешироких улочках, разбегались в стороны по перекресткам и переулкам и заканчивались где-то возле реки. Между домами попадались магазинчики с товарами первой необходимости, продуктовые лавки и аптеки, которых нынче расплодилось видимо-невидимо. Знаменитый рынок занимал большую площадь подле Дома культуры, позади которого высилась новая десятилетка.

Семья у них сложилась большая и трудолюбивая. Отец, мать, бабушка и трое детей. Жили дружно, весело и зажиточно.

Но ведь у всего в этой жизни есть начало и есть конец. Начало у них оказалось светлым и добрым, а вот конец – стремительным и горестным. Будто кто-то сглазил их благополучие: сначала умерла бабушка, потом мать попала под грузовик, которым управлял пьяный в стельку мужичок из соседней деревни. Мама, так и не придя в сознание, умерла на третий день после аварии.

Вот тут-то и началось. Отец поначалу с горя беспробудно пил, а потом привел в дом молодуху Тоньку, которая была всего лет на шесть старше его взрослой дочери. Мальчишки, которым на ту пору исполнилось семь и девять, особенно не сопротивлялись, а вот пятнадцатилетняя Оксана мачеху не приняла.

Обидно ей было, что отец так быстро маму позабыл, что какая-то чужая женщина хозяйничает в их доме, берет мамины вещи, переставляет мебель, пользуется посудой. Оксана жалела и братьев, стесняющихся новой отцовской жены, и себя, но больше всего она, в глубине души, жалела отца, который так подобострастно и влюбленно глядел на свою молодуху, что сердце девочки разрывалось от унижения и горя.

Начались скандалы. Мачеха хотела подчинения, по молодости не понимая, что лаской достигла бы гораздо большего.

Она без конца пилила мальчишек: «Вытирайте ноги! Нечего здесь топтать, я вам не прислуга. Чего дома сидите? Покою от вас нет. Вас не прокормишь, хоть холодильник на замок запирай!»

Слов и выражений Тонька не подбирала, смачно материлась и грязно оскорбляла пасынков. Оксану тоже пыталась приструнить, но взрослая девочка уже умела за себя постоять: на каждое одно слово новой отцовской жены отвечала двумя или делала вид, что не слышит ее.

Тонька тихо бесилась, однако открыто выступить против старшей дочери мужа пока не смела. Атмосфера в доме накалялась.

Будь Тонька умнее, она, конечно, могла бы лаской и терпением достичь мира в новом доме, но ей хотелось всего и сразу.

Год кое-как прожили. Но когда Оксане исполнилось шестнадцать, произошло серьезное столкновение. Девочка решила позвать подружек на день рождения. Спросила у отца разрешения, и тот, чувствуя себя виноватым перед детьми, с радостью позволил. А вот Тонька категорически воспротивилась.

– Нечего здесь бардак устраивать, – заявила мачеха.

– Какой бардак? – нахмурилась Оксана.

– Вот такой. Столы накрывать, убирать, мыть кто будет? Мала еще праздники такие устраивать!

– Не твое дело, – вспыхнула Оксана. – Папа разрешил.

– Мало ли что он разрешил. Он вас мне на голову посадить хочет, а я вам не нянька! Сказала–не будет здесь ничего, значит, не будет!

– Да кто ты такая? – слезы брызнули у Оксаны из глаз.

– Я здесь хозяйка, и заруби себе на носу: мое слово – закон! Поняла? И нечего здесь сопли распускать, иди вон гусей покорми лучше.

Оксана, рыдая, выскочила на крыльцо, кинулась к отцу в мастерскую.

– Зачем ты женился на ней? Она ведьма!

– Оксанка, успокойся, – обнял ее отец. – Она хорошая, просто молодая еще. Перегибает палку. Не понимает многого по молодости.

– Она злая, мальчишек наших бьет, дергает за уши, они ее боятся! Что ты наделал!

Отец расстроенно отвернулся, ссутулился, достав платок, стал сморкаться. Оксане его не было жаль, и она в сердцах закричала:

– Она своих детей родит, а наши пропадут. И я с ней жить не буду, убегу! Вот увидишь.

– Дочка, перестань, – отец испуганно обернулся. – Подожди чуть-чуть. Я с ней поговорю. И день рождения твой мы отметим. Обещаю.

– Не хочу я ничего теперь! Как ты мог эту дуру в наш дом привести?

– Ты еще маленькая, потом поймешь, – вздохнул отец. – Мужику без хозяйки в доме никак нельзя: убрать, приготовить, постирать, приголубить. Как без бабы в хозяйстве? Да еще с детьми на руках. Не каждая и согласилась бы, а Тоня вот пошла за меня. Ценить надо, а ты ругаешься.

– Ты с мамой совсем другой был, – покачала головой Оксана, – а теперь изменился. Ты чужой, равнодушный, безразличный! Словно глухой или немой. Все молчишь, в окно смотришь. Что ты там высматриваешь?

Отец промолчал, но слово свое сдержал, поговорил с женой. Та, вместо ответа, хлопнула дверью и уехала к подруге на целые сутки.

В тот день все было как раньше. Как при маме. Оксана с отцом готовили обед, мальчишки крутились возле них: то помогали, то мешали, но всех их захлестывала радость от единения и чувства родства, вспыхнувшего вдруг с новой силой.

Но после этого праздника дело совсем пошло из рук вон плохо: Тонька злости своей не скрывала, но отыгрывалась теперь не на детях, а на безропотном муже. Швыряла ему вещи в лицо, спать ушла на веранду, обед подавала с таким лицом, словно одолжение делала. Оксанка еще могла терпеть, когда она их шпыняла, но, когда молодуха взялась за отца, смирение девочки закончилось.

Однажды утром, когда Тонька облила мужа горячим супом, Оксана вскочила со стула, схватила молодуху за волосы и потащила к дверям.

– Убирайся вон из нашего дома!

Тонька, не ожидая такой прыти от падчерицы, онемела от неожиданности.

– Ну-ка, хватит, – отец укоризненно глянул на Оксанку. – Напрасно ты, дочка, обижаешь Антонину. Не специально она меня обожгла, нечаянно это вышло, с каждым может случиться. Негоже так себя вести. Извинись.

– Что с тобой, папа? – оторопевшая девочка обернулась к отцу. – Разве не видишь, что она смеется над нами?

– Извинись, Оксана, – отвел глаза отец.

Оксана, не веря своим ушам, полыхнула, залилась румянцем, кинулась в комнату, покидала в сумку какие-то свои вещички и, рыдая от беспомощности, несправедливости и ненависти ко всем сразу, бросилась вон из дома.

Так закончилось ее житье-бытье в отчем доме.

Оксане тогда исполнилось без трех месяцев семнадцать. Вылетев из дома, она в горячке заметалась по улице, а потом, чуть выдохнув, повернула в сторону школы. Там, рядом с родной школой, жила ее крестная, добрая и тихая женщина, Ольга Сергеевна.

Тетя Оля. Спокойная, ласковая и чуткая крестная работала нянечкой в детском саду, получала мало, но все, что зарабатывала, отдавала дочери, у которой лет пять назад родился сын инвалид. Тетя Оля Оксанку любила, переживала за нее, но помочь ничем не могла, на свое горе сил едва хватало. Однако время от времени Оксана прибегала к ней, падала крестной на грудь и, рыдая, жаловалась на мачеху, на жизнь и на судьбу-злодейку.

В этот раз крестная, увидев взлохмаченную, красную, зареванную девушку, сразу поняла, что дело плохо. Обняла, приголубила, накормила, ни о чем не расспрашивала. Дожидалась момента, когда девушка сама захочет поделиться с ней своей печалью. А Оксана никак не могла решиться, потому что слезы и крик стояли комом в горле, она боялась, начав говорить, не справиться с эмоциями, разрыдаться и вскипеть.

К вечеру, когда тишина поплыла по дому, Оксана подошла к крестной, сидящей со спицами на диване.

– Что делаешь, теть Оль?

– Да вот, внучку жилет из овечьей шерсти вяжу. Купила нитки на рынке в то воскресенье, хорошие, чистые, мягкие. Видишь, как получается.

– Красиво, – улыбнулась Оксана. – Какая ж ты мастерица, теть Оль!

– Да что ты, деточка! Так, как я, любая женщина вяжет. Да и ничего тут сложного нету. Вот ты будешь ждать ребенка, я и тебя научу, хочешь?

– Ой, теть Оли, а где ж твои домашние? – спохватилась Оксана. – Я в горячке даже и не заметила, что их нет.

– Дочка повезла малыша в город на очередное обследование, – вздохнула крестная. – Так что у нас с тобой сегодня есть тихий вечерок.

– Я, теть Оль, домой больше не вернусь, – Оксана прислонила голову к ее плечу.

– Как же так, Оксана?

– Вот так… Нет больше сил моих! Я ее ненавижу!

– Ой, деточка, что же делать? Дом у нас крошечный, ребенок больной, но, если жить тебе негде, оставайся. В тесноте да не в обиде. Хочешь?

– Нет, – Оксана обрубила все свои сомнения. – Уеду, чтобы не видеть ее больше. Совсем уеду.

– Куда? – испуганно вздрогнула крестная.

– Куда глаза глядят!

– Ну уж нет, – тетя Оля отстранилась, встала, убрала вязание и, подумав, постучала пальцев по лбу. – Надо хорошо подумать сначала, чтобы на такой поступок решиться. Ты подумала? Нужны деньги, вещи, жилье. Ты ж не будешь слоняться по вокзалам и улицам? В полицию сразу заберут.

– Помоги мне, крестная, подскажи, – Оксана закрыла лицо руками.

– Не дело ты затеяла, милая, – покачала головой крестная, – твоя мать бы не похвалила нас за эту затею.

– Но и здесь я с ума сойду. И отца жалко, вижу, что он любит эту тварь, и братьев жалко, и себя. Сердце рвется на части, понимаешь? Помоги!

– Ну, что ж… Завтра на работе поговорю, поспрашиваю, – крестная вздохнула, – а ты, смотри, никуда без спроса не отлучайся. Ложись спать. Утро вечера мудрее. Поживем увидим.

За окном тогда бродила осень. Она то плакала навзрыд, оставляя на дорожках сада прозрачные лужи, то хохотала, купаясь в солнечных лучах. То злилась, рвала ставни окон порывами сердитого ветра, то умиротворенно гляделась в зеркала рек и озер, любуясь своим разноцветьем.

За окном бродила невероятная осень. Проказница, чудачка, шкодница и кокетка. Подсматривала в окна, подслушивала у дверей, подзадоривала ветер и тормошила перелетных птиц. Чувствовала, что время ее истекает, стонала в ожидании неминуемых холодов. Хмурилась, сумасбродка, злилась, гневно срывая с деревьев последние листья, и медленно заполняла низины и овраги густыми тяжелыми туманами.

За окном бродила осень.