Иосиф Давидович Гальперин
Паразитарные записки

Охрана безопасности жизни

Снаружи в это время царил хаос. Штаб, руководимый начальником управления ФСБ по Северной Осетии Андреевым, не добился взаимопонимания с руководством республики и местными властями. Как, например, можно было организовать тройное кольцо оцепления, занизив число заложников? В цепи рядом с собровцами и омоновцами встали местные жители с белыми повязками, вооруженные винтовками, и приехавшие из Южной Осетии автоматчики и пулеметчики.

Московское начальство велело поменьше упоминать о требованиях террористов. А они, кроме вывода войск из Чечни и освобождения своих соратников по бандитскому налету на Ингушетию в июне, потребовали доставить в школу тогдашних президентов Северной Осетии и Ингушетии Дзасохова и Зязикова, советника Президента России Аслаханова и детского доктора Рошаля, причем всех четверых. Было ясно, что их приглашают на казнь: Рошаль – «кровник» террористов по «Норд-Осту», Зязиков – основной адресат их атак в Ингушетии, Аслаханов – враг боевиков и соперник кадыровцев.

Требование о выводе войск в любом случае мгновенно выполнить нельзя. Выходит, разработчикам операции нужен был громкий теракт, и, скорее всего, заложники были заранее обречены, что бы ни происходило снаружи. Но сначала боевики проявили колебания – допустили в школу Руслана Аушева, бывшего президента Ингушетии, создавшего в свое время благоприятный климат для тылов Масхадова. Аушев попросил отпустить детей своего знакомого турецкого бизнесмена. Вместе с ними террористы неожиданно отпустили матерей с грудными детьми – 26 человек. На этом фоне бездействие Дзасохова особенно раздражало бесланцев и всю Осетию. А президент республики объяснял землякам, что в школу его не пускает Москва.

Аушев с разрешения Москвы обратился к заграничному эмиссару ичкерийцев Ахмеду Закаеву, чтобы тот связался с Асланом Масхадовым (на тот момент – главным сепаратистом) и попросил его выступить посредником. Масхадов обещал перезвонить, но не перезвонил. Возможно, он вел переговоры с Басаевым, организовавшим захват. А после объявил, что организаторов теракта надо бы судить, но военная обстановка не позволяет этого.

Второго сентября Рошаль сказал, что дети без пищи и еды смогут протянуть до вечера третьего или утра четвертого, а потом начнут умирать. (Многие из спасшихся действительно были обезвожены и серыми лицами напоминали узников Бухенвальда.) Надежда на успех переговоров затеплилась, когда террористы согласились подпустить к школе двух сотрудников МЧС, чтобы те вынесли трупы. Почему-то пошли не санитары, а два высоких чина – эксперты говорят, хотели разведать возможность штурма. И в это время – в 13.05 третьего сентября – грянул взрыв в спортзале, а через несколько секунд – другой.

Есть три версии первого взрыва. Первая: он был самопроизвольный – что-то разладилось у боевиков. По телевидению говорили о скотче, на котором висели мины, якобы одна отклеилась, упала и взорвалась, – на самом деле взрывные устройства висели на металлических (я их видел) крюках, а часа за два до взрыва некоторые из них закрепили заново, прибив к стенам. Вторая версия: то ли разборка среди боевиков, то ли попытка перекоммутировать устройства привела к взрыву. На эту версию работает факт, что самый большой заряд не сработал, иначе погибли бы все. Но никакой разборки никто не видел, а переустанавливали мины, как уже сказано, раньше. По третьей версии, снайпер снаружи попал в террориста, который стоял на мине-«лягушке», тот упал – и освободил взрыватель.

Из окон стали выпрыгивать дети и взрослые, «оцепление» ринулось спасать своих, по бегущим застрочили пулеметчики из бойниц школы, а по ним – ополченцы и собровцы. Костя Марусич говорит, что, выскочив из спортзала, увидел над школой звено вертолетов. Значит, готовились к штурму, вертолеты же не могли мгновенно долететь с базы? По школе начал стрелять один из танков 58-й армии, стоявший за железной дорогой, – до сих пор не могут найти того, кто отдал приказ.

Спецназа возле школы не было, хотя, если брались вступать в контакт с террористами, могли соломки подстелить… Спецназ ФСБ (группы «Альфа» и «Вымпел») в те минуты проводил учения в соседнем поселке, а несколько бойцов из его состава охраняли штаб в паре кварталов от школы, но сразу побежать к ней не могли – не было приказа. (Подошли позже, спасли меньше, чем могли бы, и погибло здесь бойцов «Альфы» и «Вымпела» куда больше, чем в других операциях, – они натренированы для скоротечного боя, когда нужно за секунды, ворвавшись, обезвредить противника, а воевали несколько часов. Благодарные бесланцы переслали семьям погибших бойцов часть денег из стекавшейся со всего мира помощи.)

От взрыва загорелась крыша и стала огненным обвалом падать на раненых в зале. Вызвали пожарную машину – она приехала без воды. Во второй машине воды хватило на несколько минут. Машин «скорой помощи» было мало. Так проявилась закономерность, о которой в Беслане вспомнила Людмила Алексеева, руководитель Московской хельсинкской группы: «Ложь всегда приводит к хаосу».

Кто бы и с какими подлинными целями ни совершил захват, заложники стали разменной монетой в руках противоборствующих сил, схлестнувшихся в Чечне. Поэтому давайте еще раз, помедленнее, прокрутим эту пленку.

Захватчики выкинули во двор школы кассету с требованиями, сам факт не удалось утаить от внимания СМИ, поэтому было объявлено, что кассета пустая. Хотя вскоре стало известно о содержании этих требований, которые явно не могли стать предметом переговоров Кремля и Масхадова. Но ведь контакты с Масхадовым через Закаева зачем-то продолжались?

На второй день захвата в аэропорт прилетели Нургалиев и Патрушев. Министр внутренних дел и тогдашний директор ФСБ быстро поняли, что намечается тупик: при таком количестве заложников штурм с минимумом жертв невозможен, а переговоры бесперспективны ввиду жесткой позиции Москвы – и, не показываясь во Владикавказе и в бесланском штабе, улетели обратно. С тех, кто их видел в тот день на осетинской земле, была взята подписка о неразглашении, поэтому официально их там не было.

А в штабе царила анархия, о чем свидетельствует журналист Эльбрус Тедтов, неоднократно заходивший туда. Официально штабом руководил начальник республиканского УФСБ Валерий Андреев, времени которого хватало лишь на длинные интервью. А на самом деле там сидели два руководителя «Альфы»: один бывший – генерал Проничев, другой действующий – генерал Анисимов. Естественно, у каждого был свой взгляд на стратегию и тактику, поэтому реальных действий не предпринималось.

Кроме этих руководителей был еще и генерал Соколов – командующий 58-й армией, были, наконец, осетинские руководители – президент Дзасохов и тогдашний парламентский спикер, а ныне президент Мамсуров.

Очевидцы говорят, что генералы замолкали, когда входил Дзасохов. Один из обратившихся к нему в те дни вспоминает ответ Александра Сергеевича: «Что ты от меня хочешь, я уже политический труп!». Такая реакция была, очевидно, вызвана очередным падением его рейтинга в дни трагедии. Мамсуров чаще бывал не в штабе, а у школы – лишь на второй день посторонним стало известно, что и его дети – а он, даже сменив на посту президента Дзасохова, жил в Беслане – попали в заложники.

К Дзасохову после этих событий относятся хуже, чем к Мамсурову, считают немужским его поведение, думая, что он мог войти в историю народа: в свои семьдесят лет рискнуть и пойти на переговоры с террористами. Передают его слова: якобы Путин приказал в него стрелять, если он пойдет в школу. Но идти и не требовалось – действовала телефонная связь. Потерпевшие Тебиев и Тедтов, которые вели собственное расследование, считают, что Дзасохов был близок к свиданию с Масхадовым.

А Тедтов добавляет: «Почему мой сын, тело которого я сам нашел в спортзале, обгорел со всех сторон? Сто процентов ожога не бывает без применения химических огнеметов, это я вам как бывший танкист говорю. А огнеметы могли ударить только снаружи, значит, дети сгорели от российского оружия». Подошвы кроссовок еще долго были в пепле спортзала. В школе погибло более трехсот человек – один процент населения города. А над городом даже через неделю после штурма висел запах жареного мяса…

Так или иначе, переговоры не начинались, а после визита Аушева, которому бандиты разрешили вывести группу заложников, стало ясно, что больше никто из руководителей с захватчиками разговаривать не будет. Поэтому бандиты стали больше издеваться над заложниками. Но ведь и к штурму никто не готовился – по крайней мере, в штабе. Даже не был вызван из отпуска заместитель Андреева, курирующий Беслан, а самому ему как-то не захотелось приближаться к школе.

«Альфа», почему-то переброшенная из Москвы, хотя гораздо ближе ее подразделения в Пятигорске и Краснодаре, занималась тренировками в соседнем с Бесланом Фарне, и до их окончания было далеко. Тем более что из Москвы вместе с оперативниками в этот раз не вылетели сотрудники рабочего аппарата, обеспечивающие точность мгновенной атаки, которые в таких операциях являются глазами и ушами бойцов. Их не пустило начальство. Уже потом, вернувшись и хороня товарищей в Москве, бойцы «Альфы» спрашивали у своих «глаз и ушей»: «Что ж вы?..» – и те почти полным составом написали рапорты об увольнении.

Привычка Кремля долго думать и сильно опаздывать с решениями – президент (тогда) Путин по привычке крепко опоздал и на панихиду – стоила жизни многим альфовцам и не только. Подлинные намерения террористов и обстановку в школе силовики пытались определить лишь по перехватам телефонных разговоров. Поэтому же ставить «прослушку» внутри школы пошли два офицера МЧС, договорившиеся было с террористами об уборке трупов. Но те что-то сообразили и застрелили офицеров. Минут через сорок после этого случился первый взрыв…

Не было нормального оцепления – были упущены, утверждают свидетели, около двадцати террористов. Костя Марусич, которого водили на опознание убитых боевиков, не увидел среди них того, кто вел переговоры со штабом по телефону, причем без акцента, свойственного жителям Кавказа. Все трупы были бородатые, а среди захватчиков было много бритых. А вот предъявленного общественности Кулаева, взятого живым и потом торжественно осужденного, в школе не запомнили. Может, конечно, его поймали снаружи, и был он одним из корректировщиков, – но тогда почему такой чистый, небитый? К тому же в первый день телевидение показало, пусть в маске, но явно другого пленного… И где шахидка, которую взяли в городе, – работник штаба даже слышал взрыв пояса, снятого с нее? Гаишники рассказали мне, что в Ардоне взяли троих закопченных неизвестных, которые заблудились на угнанной машине. Все это совпадает с косвенными сведениями, что в плен были взяты шестеро террористов, а двенадцать ушли.

Физкультура

Та же правозащитница Людмила Алексеева, встреченная мной тогда в Беслане, подтвердила наблюдение: в системе принятия и проведения решений были серьезные огрехи, а личное поведение как простых людей, так и многих руководителей было безупречным. Таймураз Мамсуров занимался спасенными, когда двое его детей еще не были найдены, и потом, когда его дочь лежала в Москве после тяжелейших операций, а раненый сын – в Беслане. У главы администрации района Владимира Ходова погиб внук, дед с горской гордостью показывает: пуля вошла вот здесь, в грудь, мальчик встретил смерть лицом к лицу.

СМИ рассказали о подвигах спецназовцев, бросавшихся на гранаты, спасая детей. Но они – сознательные профессионалы, они знали, куда идут служить… Учительница начальных классов Эмма Каряева была ранена при первом взрыве. Истекая кровью, она выбрасывала своих третьеклашек за окно, к ней жалась маленькая дочка… Они погибли вместе, Эмма Каряева спасла двенадцать человек.

Об учителе физкультуры Иване Каниди, повторившем подвиг гуманиста Януша Корчака, СМИ тоже рассказывали. Вот отрывки из стихотворения, которое местный поэт Феликс Цаликов опубликовал в бесланской газете накануне столетнего юбилея школы №1, за шесть лет до трагедии:

Бог

Ивану Каниди

 
…Словно в храм, я входил благовейно в спортзал
И на миг, замерев у порога,
Я – счастливейший самый – в тот мир попадал,
Где, казалось, владения Бога.
…Ну, а Бог наш спешил к нам на помощь всегда,
Если мы не в ладах были с волей,
И учил нас великой молитве труда
Через пот, через слезы и боли.
 

Не будем судить эти наивные стихи, не до этого. Они добавляют штрихи к портрету этого незаурядного человека – и спасибо на том.

Иван Константинович Каниди родился 31 января 1930 года в селе Малая Ирага Тетрицкаройского района Грузии. Отец его работал председателем колхоза, а 1938 году был расстрелян за то, что односельчанин, добравшийся ходоком до Молотова, рассказал ему об этой встрече.

В Осетию Иван приехал уже после войны, поступил в Орджоникидзевский пединститут. Играл в футбол, причем настолько хорошо, что его кандидатура рассматривалась в дубль тбилисского «Динамо». На поле был, по знаковому совпадению, защитником, а на восьмом десятке лет сохранил форму и объем ножных мышц, как у тех футболистов, которых мы видим на телеэкране. Еще он занимался легкой атлетикой и боксом, участвовал в велогонке Калининград – Москва, пришел восемнадцатым. Был, сами понимаете, кумиром многих поколений мальчишек. Вел секцию баскетбола до последних дней, инвентарь закупал сам, деньги ему на это давали бывшие ученики. Так в шкафу и остались пятьдесят комплектов формы, которые тем летом Иван Константинович привез своим баскетболистам из Краснодарского края, куда ездил отдыхать с семьей сына.

Летом у него было два приступа стенокардии, и дети (родные) хотели, чтобы он остался на отдыхе еще пару недель золотой осени, но пришлось ехать к 1 сентября: «Я должен выстроить школу на линейку!». О пенсии в свои семьдесят четыре года и слышать не хотел. Имевший до последнего лета давление 120 на 80, лихо делавший стойку на голове и выпивавший перед обедом по стакану собственного вина, он говорил: «Вот на будущий год Янис пойдет в школу, отучу его один класс – можно будет и на покой». (Иван Константинович-младший в школу пошел без деда.)

В спортзале Каниди выделялся среди заложников, его хотели отпустить, сказали: «Дед, можешь идти!». Он остался и почти все время простоял у шведской стенки, хотя 1 сентября перенес еще один сердечный приступ. Он массировал детям затекшие ноги, все время лекторским тоном убеждая боевиков в их неправоте. Другой резонер, его друг, учитель труда Александр Михайлов, тоже пытался воспитывать террористов. Тон не понравился – застрелили сразу.

После взрывов уцелела мина рядом со шведской стенкой. Иван Константинович лег на нее, загородил от детей и спросил у Казика Минтиева: «Какой проводок выдергивать? – Любой…”. Дернул наугад – не взорвалась, тогда он поднял ее и выкинул за окно. И направил уцелевших детей в маленький спортзал, в дверь под баскетбольным кольцом. Этот зал он сам оборудовал «качалками», туда приходили по вечерам не только ученики. Говорят, заходил и разведчик террористов…

Дети пошли с Минтиевым, а Каниди обернулся – боевик направил автомат: «Ты этого хотел – получи!». Каниди крикнул детям: «Бегите, бегите, не оглядывайтесь!» – и схватился за дуло. Если бы не три дня жажды и голода, он бы свалил боевика запросто, а тут поехала нога. Но автомат отвел. Боевик, очевидно, выхватил пистолет: в груди Каниди было три пулевых отверстия, одно – в голове. Контрольный выстрел.

Похоронили Ивана Константиновича не на новом кладбище, вместе со всеми жертвами теракта, а на старом, где могила жены и заранее приготовленный им себе памятник. Мраморный, с открытой датой. Чего удивляться – он был мастер на все руки, одно скудное время подрабатывал мраморщиком в Грозном…

Политическая этнография

На втором этаже школы в кабинете географии, рядом с кабинетом, где расстреливали мужчин, сопровождавший нас Артур спрашивает: «Чувствуете, какой запах?» – «Какой?» – «Это кровь».

Кровью пахнет вся кавказская география. Когда родные заложников поняли, что не вернулось из школы больше людей, чем найдено трупов, первым делом они принялись искать своих близких в Ингушетии. Зря искали, скорее всего, оставшихся фрагментов тел, переданных в печально известную ростовскую лабораторию, хватит на всех пропавших.

Тут важно и страшно направление первого импульса. Как и злые усмешки при телевизионном рассказе о десяти арабах-террористах. Как и разговоры о том, что ополченцы пойдут мстить «ваххабитам».

Беслан, кроме того, что это столица знаменитых осетинских водок, – самый крупный гражданский и военный аэродром на Северном Кавказе. Если туда опять прилетит важная комиссия из Москвы, перед посадкой ей стоит посмотреть в иллюминаторы правого борта – она увидит новое кладбище, где еще нет высоких деревьев – только ровные ряды одинаковых могил. Здесь похоронены жертвы этого теракта. А с холмов вокруг аэропорта видны три деревни. Это уже Ингушетия.

Я видел под Назранью мемориал жертвам геноцида ингушского народа. Экспозиция в нем поделена поровну: стенды, рассказывающие о сталинской депортации 1944 года, и стенды, рассказывающие об осетино-ингушском конфликте 1992 года. В Беслане никто не жалел ни о первом событии, ни о втором. Хотя понимали, что геноцид был, но считали его возможной мерой. Никого не волновали мои рассказы о страшном погроме в Назрани 22 июня 2004 года, когда вместе с милиционерами погибло и 20 мирных жителей. Беслан затмил и взрывы самолетов, и шахидку на «Рижской». Он запугивал власть не только ощущением достижимости любого объекта, но и доисторической, нечеловеческой жестокостью, способной вызвать лавину неконтролируемого террора, кровной мести, национального безумия.

А зачем власть пришла с оружием на Кавказ, влезла с тупой прапорщицкой самоуверенностью в старые разборки? И осетины, и ингуши, и их соседи считают себя потомками древних аланов, они веками гоняли друг друга по «кавказскому меловому кругу». У них у всех – христиан, язычников и атеистов – одинаковые имена. Потом жизнь в большой империи равняла всех одинаковым гнетом, потом появилась возможность под идеологическими лозунгами поживиться землей соседа – и начали кроить границы. Непонятно, почему в составе Грузии оказалась Южная Осетия, а ингушей слили с их недругами-чеченцами, почему всех расселили именно так. Лучше не стало, разбои и набеги продолжаются, но теперь виновата уже Москва – все стороны убеждены в ее корыстных умыслах.

Боевики готовились к операции в приграничном лесу, который не контролировался ни осетинской, ни ингушской милицией. В банде были и чеченцы, и ингуши, и осетины, и русские. Отряд проехал к Беслану по дороге, которую используют бензовозы с ворованным горючим, где есть твердая такса за проезд любой машины без досмотра. Им помогло обычное воровство, обычная вненациональная коррупция.

Им помогает и само безынициативное устройство наших властных структур, когда псевдокрепкая «вертикаль» способна проводить решения только одного человека, да и то с задержками и искажениями. Не пустили Александра Дзасохова к переговорам – он по цековско-дипломатической привычке согласовывал каждый шаг с растерявшейся Москвой – и на передний план выдвинулся Эдуард Кокойты. Президент самопровозглашенной республики Южная Осетия привел своих бойцов в Беслан и выносил детей под огнем, крича своим охранникам: «Что вы вокруг меня бегаете, хватайте детей!». Его рейтинг среди осетин стремительно вырос – и шансов на урегулирование осетино-грузинского конфликта стало еще меньше. А это, в свою очередь, привело к российско-грузинскому конфликту четыре года спустя. И к падению очередных иллюзий на Западе относительно России…

Технология террора

Никаких переговоров с террористами – звучит правильно и решительно. Но как выделить именно террористов из общего хора недовольных имперской политикой? И что делать с теми, с кем бессмысленно разговаривать? Как их «мочить в сортире»? Оружие на Кавказе есть у всех, и не по одному стволу. Регулярно проходящие операции по его изъятию не дают результата и сами стали источником казнокрадства. Например, по отчетам, в одном году в Северной Осетии добровольно сдано оружия на 23 миллиона рублей. Но никаких следов положенных выплат не обнаружено.

До сих пор говорят о бандах, о полевых командирах. И параллельно – о мирных жителях и раскаявшихся, вернувшихся с гор домой боевиках. В открытую сопрягают эти понятия только солдаты, осознающие, что мирный житель днем – это возможный боевик ночью. Солдатам не легче от того, что дело не в разбойничьем менталитете подлого противника, а в том, что не уехавших из Чечни мужчин жизнь заставляет не работать, а воевать.

Происходит это примерно так. Поступает заказ на акцию. Под нее собираются несколько профессионалов, до того, возможно, и не знакомых. Решают, сколько им нужно рядовых исполнителей, сколько им стоит выделить денег из поступившей суммы, а сколько – оставить себе. Жизнь и смерть на Кавказе дешевы, так что суммы, которые Басаев называл в Интернете, похваляясь эффективностью акции, вполне вероятны. Потом устанавливают связь с теми, кто живет в месте проведения акции, организуют разведку. Репетируют. Воюют или взрывают. И разбегаются.

Отдельно нужно обговорить понятие «заказ» – попытаться представить, от кого он может поступить. Хотя действие этого «заказа» не меняется в зависимости от лица, его выдающего. Скорее всего, при единой схеме исполнения за разными акциями могут стоять разные заинтересованные лица. Силовики и кавказские наместники вроде бывшего президента Ингушетии Зязикова любят говорить об иностранных заказчиках, намекая не столько на арабских исламистов (те, мол, лишь исполнители), сколько на страны НАТО или на Грузию как их «служанку». Мол, идет битва за трассы нефтепроводов и газопроводов.

Это вызывает сомнение: слишком много у западных стран сейчас хлопот с мусульманским экстремизмом (в Ираке и Афганистане, например), чтобы подносить спички к кавказскому пороховому погребу. Если они хотят установить контроль над потоком углеводородного сырья, это тем более опасно: вырастят новую «Аль-Каиду» – она и схватится за трубу. Достаточно возможных смутьянов-организаторов и без дальнего Запада, скажем, в близкой Турции… Правозащитники считают, что террор на Кавказе провоцирует само российское государство – не намеренно, а в силу тупости политики. Но возможно еще одно соображение.

В сером теневом мире, где осведомители спецслужб устраивают теракты против представителей своих организаций, а подпольные враги государственного единства устраивают внутренние разборки и «сдают» конкурентов силовикам, мало что изменилось со времен Азефа и Гапона. Об этом напоминает темная история предвыборного 1999 года – не только взрывы домов, но и закулисное науськиванье Басаева на поход в Дагестан.

В бесланской истории, как мы видим, есть непонятные шаги властей: хаос штабов, двойное отношение к переговорам с Масхадовым, отказ от наработанных силовых схем и опытных профессионалов. Было и прямое поощрение террористов: отмена чрезвычайного режима, пропуск машины (или машин) с нападавшими, неясность с их числом, позволяющая умалчивать об уходе возможных участников налета. А среди них мог быть как раз тот, кто служил «диспетчером» поступившего заказа…

Как видим, децентрализованный, сетевой способ действий не исключает ни стратегического планирования, ни обучения тактике. Террористическая сеть усвоила уроки «Норд-Оста» и послала в Беслан зомби с противогазами, построила августовско-сентябрьскую атаку 2004 года (как и потом, в следующие годы) по нарастающей (взрыв самолета, взрыв на «Рижской», Беслан), чтобы пиаровский эффект рос от одной акции к другой. Этой сети не нужна огромная армия и увеличенный за год на треть военный бюджет, ее призывников поставляет ее противник. Она способна легко менять цели и средства, не дожидаясь разработки курса в военной академии.

Вот и звучат взрывы в Чечне и Ингушетии, Дагестане и Кабардино-Балкарии, в Ставрополе и Москве. И страшно подумать, что может быть следующим узелком этой сети!