Иннокентий Анненский
Фамира-кифарэд

Сцена десятая
Темно-золотого солнца

Фамира. Вдали хор.

Его строфы чередуются со строфами Фамиры.

Хор

 
Скоро пляска в лунном море
Ноги белые обымет;
Усыпят нас только зори,
Только полдень нас поднимет.
 

Фамира

 
Темные розы осыпали куст,
Осыпали куст…
О, бред!
Появись, кифарэд!
Улыбнись, златоуст!
О, бред!
И в сердце желанье вложи ей,
Твоей беловыей…
 

Хор

 
Там, покорные желанью,
Лань убив над водопоем,
Мы оставленного ланью
Грудью белою напоим…
 

Фамира

 
Долго хранил ты Адмету^[15] стада,
Адмету стада,
О, бред!
Ты ль друзей, кифарэд,
Покидаешь когда?
О бред!
Цевницу настроив, вручи ей,
Твоей беловыей…
 

Хор

 
Бубна тяжкому гуденью
Вторить будет лес, волнуем:
Дни там будут таять тенью,
Ночи – сладким поцелуем.
 

Фамира

 
В травах таяся, залоснился щит,
Залоснился щит…
О, бред!
И моей, кифарэд,
Он тоскою звучит,
О, бред!
Но песни угодны ль мои ей,
Твоей беловыей?..
 

Хор

 
Бубна, бубна не жалейте!
Надоест и дома ложе.
А изменит сердце флейте,
Кифарэдом стань, о боже!
 

Фамира

 
Темные розы унес Дионис,
Унес Дионис…
О, бред!
Но до струн, кифарэд,
Лишь смычком прикоснись.
О, бред!
И розы тогда не нужны ей,
Твоей беловыей…
 

Хор

 
Стань, о Вакх, обманно-лунный,
Золотисто-синеглазый —
Тиховейный, дальнеструйный,
И по фаросу алмазы.
 

Фамира

 
Черные косы, – бела и строга,
Бела и строга,
О, бред!
Лишь твои, кифарэд,
Ей желанны луга…
О, бред!
На что и желанья мои ей,
Твоей беловыей?
 

(Во время пения уходит.)

Сцена одиннадцатая
Сухой грозы

Покуда звучат последние строфы, Нимфа, которая слушала разговор сына с Силеном и его песни, идет к дому медленными шагами. Некоторое время она молчит, опустив голову, и только перебирает угол фаты. Потом выпрямляется.

Нимфа

 
Душа его смутилась. И трепещут
От непривычной бури струны.
Роз
Мечта его полна, он кличет, ищет…
Горячими губами белый стебель
Тех музыку таящих роз – двух роз…
Зачем ему Евтерпа? Я ошиблась.
Сирены он соперник этой. Он
Унизить бы хотел ее…
Унизить?
Но как, но как?
Целуя, может быть,
Ей белый стебель шеи?
Он, Фамира?
И я отдам? Я уступлю его
Кому-нибудь на свете?
Но со мной
Он девять лун провел…
 

(Тихо.)

 
– да, без медовой…
О, страшный сон, уйди… молю, уйди,
Освободи мне волю…
 

(Закрывает лицо руками.)

 
Я забыла,
Как молятся.
О царь мой, я, Кронид,
От молнии твоей терплю, но пламя
Без радости уж гаснет – только слез
Соленый ключ в пустынном сердце выжгло.
Филаммон был таким же точно… да…
Но двадцать лет – я не хочу следов —
В его кудрях – серебряных, и синих
Налитых жил, и загрубелой кожи
Остывшего объятья.
Замолчи,
Проклятое безумье! Эти тирсы,
И запахи небрид, и мускус…
Мать,
Опомнись, что ты делаешь! Толкаешь
Дитя в преступный бой и сумасшедший,
Как ты сама? Как все здесь, даже он, —
Не загрязнен еще, но уж осилен
Раскаяньем любовным?
Да… о чем же
Молиться мне?.. О славе кифарэда,
Чтобы пришла к нему Евтерпа… так?
Или позор Фамиры сердцу слаще?
Да, да – позор Фамиры…
Про себя
Собрать слова такие страшно… Я же
Их отдаю эфиру…
 

(Поднимая руки.)

 
О Кронид,
Коли твоею волей это пламя
Во мне горит безумья и тоски,
Пускай мой сын Фамира…
 

(Руки падают; громче.)

 
Нету силы
Произнести заклятье – молоко
Кормилицы мутится от соседства
С отравою лозы…
 

(С пробужденною энергией.)

 
Я их солью…
 

Раскаты ближе и сильнее.

 
Царь заглушить меня задумал – нет,
Желание мое сильнее страха.
Оставь Фамиру жить… Но не давай,
Кронид, ему победы… Заклинаю
Тебя твоим вертепом критским, царь…^[16]
 

Тучи расходятся – видимо, что где-то вдали идет дождик, блестящий и парный.

В одном из просветлевших облаков вырисовывается абрис улыбающегося Зевсова лица.

Сцена двенадцатая

С той стороны, куда ушел Фамира, слышны голоса и показывается кифарэд. За ним, причитая, идет Кормилица.

Фамира, Нимфа, Кормилица.

Фамира

(еще не замечая Нимфы)

 
Да перестань же, право. Если б даже
Она лгала. А для чего, скажи,
Выдумывать ей, няня? Разве сказка
Уж так плоха и очутиться в ней
С таким родством обидно?
 

Кормилица

 
Ох, малютка!
Ох, обойдут тебя! Беги от них,
Пока живым не съели.
 

(Видит Нимфу и отступает.)

Фамира

(тоже видя Нимфу, но спокойно)

 
Нимфа, слышишь?
 

Умоляющие жесты старухи.

 
Ты напугала няню. Посмотри же,
Кормилица, в глаза ее… иль там
Найдешь обман и злобу?
 

(Подавая Нимфе руку.)

 
Если в детстве
Ты не дала мне ласки, мать, зато
Я счастием теперь обязан Нимфе
Единственным. Я буду как титан,
Похитивший с небес огонь^[17], но людям
Я дам огонь и чище, и нежней…
Когда ж потом мой сын…
 

Нимфа

(нетерпеливо и отстраняясь)

 
О нет, Фамира,
Загадывать не надо, И зачем
Ты принял бой так спешно?
 

Фамира

(привлекая к себе Нимфу)

 
Иль иначе
Небесный луч мелодии ее
Дойти бы мог до сердца?
Улыбнись же!
Не надо туч – я так тебя люблю,
И всех люблю, и все люблю, что сердцу
И грудь тесна, а звезды жили там,
Эфирные горели выси.
 

Нимфа, закрывшись, плачет.

(Лаская ее волосы.)

 
Знаю,
О чем ты плачешь. Что же делать? Волю
Судьба таит до время. Но тебя
Не упрекну, не думай, дорогая,
За жребий мой – куда бы ни повлек
Дрожащей чаши он. Довольно… Сатир.
 

Сцена тринадцатая
Сквозь облака пробившегося солнца

Те же и Силен. Он несет за спиной мех с вином, и к поясу привешены чаши.

Увидев его, старуха с криком убегает в дом.

Силен, Фамира, Нимфа.

Силен молча садится на землю и медленно начинает распутывать один за другим завязки меха. По лицу его струится пот.

Нимфа

 
Силен! Ну что ж тебе сказали?
 

Фамира

 
Папа-Силен, когда ж мы к ней?..
 

Силен

(продолжая работу)

 
Мешка еще не развязали,
А он уж молит: «Пополней!»
 

Фамира

 
Минут так мало. Ради вышних,
Ее ответ! Я столько ждал.
 

Силен

(продолжая возиться с узлом)

 
У нас и много их. Но лишних
Силен на тени не видал.
Для вас и радость – только бред,
Коль не зарница ночи мрачной,
А для силенов, кифарэд…
А для силенов, кифарэд…
 

(Наконец справляется с завязками, отвязывает чашу и наливает.)

 
Она – в узлах одежды брачной…
Что счастье людям? Тень листа
На зыбкой пыли вертограда?
Гляди – и чаша налита,
А губы сухи – вот отрада.
 

Фамира

 
Я жду, Силен…
 

Силен

(выпивает, потом отвязывает еще две чаши и медленно их наполняет, все три, любуясь струей. Потом с поклоном подает одну из трех)

 
Здоровье ваше…
Прикажете, друзья мои, по чаше?
 

(Предлагает Фамире, потом Нимфе.)

Фамира

 
Не пью.
 

Силен пьет с поклоном.

Нимфа

(с улыбкой)

 
Зараз уж выпей и мою.
 

Силен выпивает и целует кончики пальцев.

Силен

(кифарэду)

 
И жаль, но солнце не без пятен…
А впрочем, ваш отказ понятен.
Вы отвечали: «Я не пью»,
Как я сказал бы: «Не пою».
Дельфийский бог^[18] кифару предложи мне,
Чтобы ему подтягивал я в гимне.
(Пьет чаши быстро, но не торопясь и со смаком.)
Ну, а теперь, любимые мои,
Какой-нибудь кусок.
 
 
Нимфа дает ему хлеба, Силен ест и пьет.
Дадим покой и чашам…
 

(Перемывает их.)

 
Поцеловать одну еще разок,
Один разок,
 

(Наливает и пьет.)

 
и я к услугам вашим.
 

(Встает и стряхивает крошки.)

 
Фамира, ты готов?
Мы живо вспашем
Обратный путь.
 

(Смотрит на небо.)

 
О, Феб еще высок…
 

Фамира

 
Папа-Силен, ты шутишь?
 

Силен

 
Вот так раз…
А давеча-то кто ж: «Сейчас, сейчас!»
Условье принято. Пан будет за судью.
Состав суда – из нас и Терпсихоры^[19].
Ну, дети, я свалил вестей такие горы,
Что вам оставлю мех…
 

Аккуратно складывает мех на землю, Фамира хочет ему помочь.

 
Постой… Сперва допью.
 

(Пьет, вытирает губы и уходит с Фамирой.)

Сцена четырнадцатая
Розового заката

На орхестру сбегают группы сатиров. Немая сцена – они ищут в траве и кустах вакханок. Флейта. Кастаньеты. Пляски. Солнце близко к закату. Облака на западе уже огненны и розовы последними лучами.

Один голос

 
Я искал тебя день,
Целый день голубой,
Но вина мне не пень:
Утолюсь я – тобой.
 

Сатиры

(пляска)

 
Любам ночи, флейте час,
Флейте час,
Зазнобил я губы…
Нимфы, прилелейте нас,
Нимфы, пожалейте нас!
Поцелуйте, любы…
 

Голос

 
Я – усталая лань,
Ты – родник ледяной,
О, блесни, только глянь —
И сольешься со мной.
 

Сатиры

 
Скучны выси-дали нам,
Дали нам,
Голубые дали…
Но когда б ужаленным,
О, когда б вы дали нам,
Только губы дали.
 

Другой голос

 
Только глаз не таи:
Ты – обида, я – нож,
И в объятья мои,
Как в огонь, упадешь…
 

Ариозо томного Сатира

 
В закатном небе,
Где взор мой тонет,
Ужель мой жребий
Богов не тронет?..
Всегда к борьбе я
Атлет готовый,
И по тебе я
Тоскую, вдовый.
Ты уж не пламя ль,
И в высях дыма
Не жемчугами ль
Живешь, таима?
О нет, не пламя,
Нет там, не в звездах,
И, не колдуя,
В поспевших гроздах
Между цветами
Тебя найду я…
И на леваде
Душисторосой
Пушистокосой
Шепну менаде,
Что в синей дали
Все вижу лань я,
Что крепче стали
Мои желанья;
Что худ я страшно,
А голодаю,
Что слаще брашна
Я ожидаю:
Чтоб Амимона^[20]
Дала мне спелых
Два лунно-белых
Своих лимона.
При этом зное
Ночами зябнуть,
Немудрено и
Вконец ослабнуть.
О злая Парка!
Довольно мести
Твоей воочью,
О злая Парка!
Сегодня ночью
Мы будем вместе,
Сегодня ночью
Нам будет жарко.