Inga Blum
Дара
Глава 23. Решение
Где то на границе сознания мухой жужжала мысль, – настойчиво, неотвязно. Веки казались тяжелыми, будто слипшимися. Губы пересохли. Я с трудом разлепила глаза. На входе в шатер, спиной ко мне, на коленях стояла повитуха, молясь Неназываемому. Полог шатра был откинут. Всходило солнце.
–Бабушка? – голос казался шелестом.
Женщина вскочила на ноги, бросаясь ко мне,– Девочка моя! Ну, слава Милосердному! – из глаз ее брызнули слезы.
– Что случилось?
– Все хорошо! Теперь все будет хорошо! – она схватила кружку, поднося к моим губам,– Попей, Дара! Все закончилось.
Я начала пить, вдруг поняв, что мне мешает, – Что закончилось, бабушка? Где моя дочь?
Она вливала в меня напиток, – Я все расскажу тебе, моя хорошая. Все расскажу, когда проснешься.
В следующий раз меня разбудил напевный голос повитухи и запах еды. Она стояла вокруг меня, окуривая каким-то дымом. Рядом на столе дымилась похлебка.
– Я чувствую себя хорошо! – я слабо улыбнулась, – Кончай колдовать! Лучше помоги мне сесть и принеси малышку.
Повитуха закончила обряд, принесла мне мокрую холстину, чтобы обтереться.
Глаза её были уставшими, движения суетливыми. Я впервые задалась вопросом, – сколько ей лет.
– Бабушка, ты плохо выглядишь! Ты сидела рядом со мной всю ночь?
Повитуха приподняла меня, напихав под спину подушек, подала миску,
– Три ночи.
Я поперхнулась похлебкой, закашлявшись, – Три ночи?
– Не страшно, моя хорошая,– у женщины тряслись руки.
– Главное, что мы тебя вытащили. Считай у Милосердного из рук.
– Меня? А где Данали?
Бабушка грустно улыбнулась,
– Ты покушай сначала.
–Нет! Принеси мне ее! Я уже устала спать и кушать. Я хочу видеть свою дочь!
– Тебе нужно сначала поговорить с Вождем, Дара.
– Где..Моя.. Дочь? – моим голосом можно было резать металл.
– Дара, – повитуха сжала губы, опустила глаза, – давай я позову отца!
– Или принеси мне ребенка или говори! – страх придал мне сил. Я смотрела на нее, понимая, что ничего хорошего не услышу, но как маленький ребенок, требуя получить желаемое немедленно.
Повитуха подняла на меня измученные глаза,
– Малышка родилась раньше срока.
– Где она?
– Она была очень крохотной и слабой.
– Я хочу ее видеть!
– В ней была огромная сила Тьмы.
– Я не верю!
– У нас нет темных, которые могли бы питать ее.
– Что вы с ней сделали?
– Вождь не мог провести Ритуал без твоего согласия.
Я хотела, чтобы она произнесла уже эти слова. Все ее двусмысленности не проникали в мое сознание. Хаварты никогда не лгали. Я хотела услышать правду,
– Что с ней произошло? Ты скажешь или нет?
– Ее больше нет с нами, Дара! – повитуха кусала губы. В почерневших глазах стояли непролитые слезы.
У меня перехватило дыхание.
– Бабушка, что ты такое говоришь? Когда у тебя в последний раз умер младенец?
Повитуха застыла столбом, – губы, как единая скорбная линия, руки сжаты в замок; она казалось, боялась произнести еще хоть слово.
Медленно, помогая себе руками, я слезла с топчана, встала, и как сомнамбула побрела к выходу.
Старуха, словно отмерев, бросилась мне наперерез,
– Давай я позову Вождя!
Я отодвинула ее, вышла наружу и побрела по направлению к своему шатру. Бабушка суетилась рядом. – Тебе нельзя ходить! Ты потеряла слишком много крови! Мы едва остановили кровотечение!
Слезы застилали глаза. Спрятаться. Мне нужно спрятаться от всех.
У входа в шатер сидел Вождь. Увидев меня, он встал, делая шаг навстречу, но я развернулась и пошла к себе. Как он мог допустить это? Или он сделал это специально?
В сердце прорастала острой чернотой ненависть, но как ни странно, я не чувствовала потерю. Почему? Я слишком мало знала свою малышку? Я плохая мать? В висках набатом бился пульс, а в груди застыл лёд.
Задернув полог, -опустилась на шкуры. Теперь никто не мог войти ко мне, но я никого и не хотела впускать.
Я слышала, как они приходили и топтались на циновке у входа, то вместе, то по одному, пытались что-то сказать. Лжецы.
Я чувствовала этот яд, но не понимала, в чем он. На циновке мне оставляли еду, воду, и, хотя аппетита не было, нужно было набираться сил.
На третий день, бездумно глядя в темнеющее небо в прорехе над очагом,– я сняла браслет с руки, посмотрела на сплетенные змейкой две мерцающие силой противоположности. Посмотрела и поняла, что ничем не отличаюсь от всех остальных. Отец не виноват. Это я не принимала свое предназначение.
“Дом жены в доме ее мужа”, – казалось, что Хаэль стоит за спиной.
Оставалось лишь придумать, как это сделать.
Глава 24. Княгиня
Через неделю я почувствовала себя достаточно окрепшей, чтобы выйти на улицу, хотя мне по-прежнему не хотелось никого видеть.
Целыми днями я читала, или тренировалась в метании ножа. Он как будто прилипал к ладони, ложась в нее так точно, как будто был изготовлен под мою кисть. И рукоять его и лезвие были черными, впитывающим в себя свет.
Вылетал он из руки стремительно, подчиняясь как будто не силе броска, а направлению мысли. Все это завораживало меня, как и то, что он казалось нашептывал мне, когда я достаточно долго держала его в руках.
Пока у меня не было сил, находиться в шатре было просто, но чем дальше, тем навязчивее становилась картина, всплывающая в моей голове, стоило мне закрыть глаза. И я уже готова была заниматься чем угодно, лишь бы не видеть крохотную новорожденную черноволосую девочку с огромными голубыми глазами.
Почему бабушка сказала, «Ее больше нет с нами, Дара!»
Что кроется за тем, что она обратилась ко мне внешним именем? Смерть дочери не затрагивает мою сущность? Почему я не чувствую боль утраты? Внутри лишь тоска, рвущая сердце. Может быть я просто схожу с ума, выдумывая себе то, чего нет?
Стоило же мне заснуть, как я начинала слышать голоса, стоны, эхо каменных мостовых. Я прикладывала руку к камню и слышала дыхание Черного города.
Приходил отец. Постоял, обнимая меня,
– У тебя будут еще другие дети, Дара!
Я вырвалась и ушла в шатер.
Бабушка продолжала поить меня отварами и лечить заговорами. Я никому не верила. Даже если бы мне показали могилу, – не поверила бы все равно. Разговаривать я ни с кем не хотела, общаясь лишь с Лохемом, который ходил за мной попятам.
Обмануть его никогда не получалось. Стоило мне выйти из шатра, как он тут же пристраивался следом.
Я в кузницу к Краю, – и он в кузницу. Я к источнику, – и он тут же.
– А тебе, что здесь нужно, Лохем, или ты боишься, что я утоплюсь в колодце?
– Просто решил составить тебе компанию, сестренка! Я единственный, кого ты не гонишь, – это было правдой. Лишь его голубые глаза казались мне честными. Глаза убийцы. Я видела, как он перерезал горло Колдуну. Но он хотя бы не прячется за всеми этими лживыми словами.
Наступил день, когда пребывание мое в племени стало настолько тягостным, что я решила сбежать. Нужно было лишь подгадать, когда Лохем вновь отправится на поиски Дарина. Он уезжал практически ежедневно, если только не был в карауле- то один, то со своим отрядом, и прочесывал окрестности без отдыха, хотя и безрезультатно. Лойд вместе со своей женой и их малышкой тоже куда-то исчезли. Но это было к лучшему. Не знаю, как я бы выдержала сейчас детский смех.
Ночью стан покинуть было нельзя. Утром, на виду у всех, – тем более. Глаза отводить, как Рам,– я не умела. Пришлось ждать времени смены караулов на рассвете.
Просыпались мы рано. После утренней молитвы все разом приходило в движение. Пришлось собраться заранее.
В последний предрассветный час я выскользнула из шатра и спряталась за камнем недалеко от выхода. Над станом плыла молитва благодарности Вождя за то, что племя благополучно пережило ночь, никто не умер и не пострадал. Все. Можно идти. Защита убрана. Я шагнула за пределы стана. Хорошо, что сегодня туман. Оказывается, ночью в пустыне шел дождь. Внутри мы этого не чувствовали, накрытые Благодатью.
Предрассветная мгла рассеивалась. Вот и дорога. И тут же, из тумана раздались фырканье коня и голос Лохема.
– Дара, это ты?
Я бросилась обратно. Как он мог узнать, что я выйду сюда? Сердце
заколотилось в груди.
– Дара, остановись. Я не враг тебе.
Пришлось остановиться.
Лохем подъехал ближе,
– Ты собралась туда, куда я думаю?
Я подняла голову, глядя на него в упор,
– Пусти меня, брат. Ты не сможешь меня удержать.
– Я не враг тебе, – повторил мужчина, – Я твой защитник. Но зачем сбегать вот так, в темноте, как будто ты совершаешь что-то постыдное? Почему не попрощаться со всеми, как положено?
– Я должна уйти, Лохем. И мне не с кем прощаться.
– Жаль, что ты уходишь в таком настроении, Дара. Но если твой настрой действительно такой категоричный, то я сам отвезу тебя. Только пообещай, что когда у тебя ничего не выйдет, то мы вернемся.
– Что не выйдет? – спросила я все еще не веря, что брат обо всем догадался.
– Не смотри на меня так! Я там был сто раз. Города нет.
– Что значит, – нет?
–З алезай, сама все увидишь, – и брат подхватил меня, наклоняясь, и усаживая впереди себя.
– Держись крепче, сестренка, – и он пришпорил коня.
Я стояла посреди пустыни перед двумя валунами. Сзади на коне гарцевал воин.
– Ты уверен, что вход в Город находился здесь, Лохем?
– Да, эти два камня лежали по обе стороны от ворот.
Я обошла их вокруг, постучала по одному камню, попинала другой. За спиной хмыкнул брат.
– Хочешь, я слезу с коня, и мы вместе его попинаем?
– Нет. Хочу, чтобы ты отъехал подальше.
– Боишься, что я помешаю тебе?
– Боюсь, что вообще не разрешишь.
– Дара, мне нечего разрешать. Города нет!
Я обернулась, – Сто шагов. И не оборачивайся!
– Ладно, но потом возвращаемся в стан. Договорились? – и поехал, не дожидаясь ответа.
Я достала нож, посмотрела за спину на первый луч солнца.
– Именем княгини! По праву жены! – и резанула ножом ладонь так, как уже не раз видела во сне, окропляя его кровью, и дальше, единым взмахом разрезая пространство между валунами.
А потом шагнула вперед.
Лохем, как и обещал, отъехав на сто шагов, развернул коня и оторопел. Вставало солнце. Ветер налетал холодными порывами, перехватывая дыхание. Перед ним была пустыня. Пустыня, единственным существом в которой, насколько хватало глаз, – был он сам.
Он подскакал к валунам, спешился, начал осматривать их еще и еще раз. Достал осколок солнечного камня, второй частью которого были инкрустированы ножны Дары. Камень ощущался холодным. Сестры не было поблизости. Возможно ли, что ее затянуло в песчаную воронку, или она провалилась в разлом, который был невидим ранее? Лохем перебирал вариант за вариантом, запрещая себе принять лишь один. Дара вошла в Город.
Город, из которого нет выхода.
Лохем сел на землю, обхватил голову руками и завыл без слез, как воют собаки, ощущая самую большую утрату в своей, теперь ставшей бессмысленной, жизни.