Игорь Озеров
Из ниоткуда в никуда. Часть 3
– Когда слишком много думаешь о мистике, то она может и случиться, – Миша остановился. – Я не верю. Какое самоубийство? Или эта Снежана зачем-то глупо пошутила или… Чёрт, чёрт… – выругался он, сорвавшись. – Ведь выставка через неделю… Этого не может быть.
Они быстро дошли до его дома. Поднялись в квартиру. Дверь была не заперта. Всё оказалось правдой. В комнате, где вчера Максим рассматривал картины, на том самом крюке болталась обрезанная веревка, а под ней на полу лежало тело художника.
Кроме Снежаны в комнате находились два милиционера и врач в белом халате. Один из сотрудников сразу вытолкал их за дверь и спросил документы. Но за те несколько секунд, которые Максим провёл в комнате, бывший следователь успел заметить, что у Германа около виска пробита голова.
Оставив участковому свои данные, они вышли на лестничную площадку. За ними выбежала заплаканная девушка.
– Я вчера ночью с ним поругалась, – всхлипывая, рассказала Снежана, будто оправдываясь, – и ушла к подруге. Утром вернулась и вот…
– Ты держись, – не глядя на неё сказал Михаил. – Мы зайдём попозже. Если что, звони. Хотя… – он махнул рукой. – Тут уже ничего не сделаешь: всё пропало…
Глава 4
Максим с Мишей вышли на улицу и прямо у подъезда столкнулись с Ильей. Ему тоже позвонила Снежана. Если у Ильи и были какие-то сомнения, то по их лицам он понял, что несчастье произошло на самом деле.
Они втроем молча, не сговариваясь, направились в тот же пивбар. Всё было как вчера.
– Помянуть надо, а пиво для этого не пойдёт, – сказал Илья, когда они расположились на привычном месте.
– Я всё взял, – показал на свою сумку Михаил.
Никто не удивился такой предусмотрительности. Почему-то к Мише все сразу относились как к человеку, который должен думать за всех и обо всём. Но сегодня было заметно, что мысли его очень далеко.
– Даже не знаю, что теперь делать, – пробормотал Михаил, делясь своими сомнениями. – У меня всё было готово. Я кучу денег на эту выставку занял, – он смотрел в окно, часто хлопая длинными ресницами, будто сдерживаясь, чтобы не заплакать.
– Значит надо сделать так, чтобы она прошла несмотря ни на что, – поддержал его Илья.
– Правда? – схватился за эту мысль Михаил. – А ведь Гера был бы рад… Ему так хотелось, чтобы люди увидели его картины, – он пытался заглянуть в глаза то Илье, то Максиму. – Гера и про деньги знал… Мы с ним договаривались после выставки продать несколько картин, когда они вырастут в цене.
– Ну если договорились, то продашь, – успокоил его Илья.
– Ты действительно так думаешь? – приободрённый поддержкой схватил его за руку Михаил. – Но ведь это правильно? Герман бы и сам так сделал, если бы… Мне надо бежать… – вдруг решил он. – Ещё столько дел. Ребята, я пойду, а вы оставайтесь.
Миша достал из сумки бутылку водки. Поставил её на подоконник. Потом несколько пакетов и положил их рядом.
– Мне надо бежать, – повторил он. – Выставка должна пройти несмотря ни на что. Он получит заслуженную славу… Пусть хотя бы после смерти.
Миша ушёл. Илья, как и вчера, принёс четыре кружки. Сегодня пиво было только в двух. Он открыл бутылку и налил водку в пустые кружки. Быстро выпили, чтобы не привлекать внимание. Развернули пакеты. Там оказались несколько соленых огурцов, порезанная колбаса и хлеб.
– Очень заботливый приятель, – удивился Максим.
– Что бы ни случилось, Миша всегда всё помнит.
– А сколько сейчас стоят эти картины?
– Никто тебе не скажет, – ответил Илья, делая бутерброд. – Это же не колбаса в магазине. И картины разные, и покупатели. Но я знаю, что к нему часто приезжали желающие купить. И точно не дёшево.
– А он продавал?
– Не знаю. Гера вообще мне кажется о деньгах не думал. Поэтому у него их никогда и не было. Но Миша прав: после выставки картины точно подорожают, – Илья ещё раз разлил водку по кружкам, – а после смерти художника станут бесценными. Потому что новых он уже не нарисует. И кстати, ты вчера видел не все.
– А где остальные? – спросил Максим.
– Вот поэтому у них со Снежаной война: они у Миши.
– В этом какая-то проблема?
– Снежана жалуется, что нет никакого договора, никакой описи. Гере наплевать было. А она переживала.
– Ну если они действительно дорого стоят, то, наверное, она права.
– А ещё Германа на днях вызывали в КГБ.
– Зачем? – удивился Максим.
– Он не рассказывал.
В этот момент в зал вошёл парень, которому вчера не понравилась Мишина национальность. Он обрадовался, увидев знакомые лица.
– А где художник? – спросил парень немного снисходительно, протягивая руку для приветствия. – И галериста этого нет…
– Погиб художник, – ответил Максим. – Мы уходим. Извини, приятель. Встретимся, – Максим взял Илью под локоть и они, оставив пиво и водку недопитыми, вышли из бара.
На улице он сказал, что пора ехать домой. Илья молча кивнул. Всю дорогу они почти не разговаривали. А когда вышли из электрички, Максим задумчиво произнёс:
– У Германа на виске такая дырка была, что вешаться ему уже была не нужно. С такими ранами не живут.
Глава 5
Расставшись с Ильей, Максим вспомнил, что вчера так и не позвонил Даше, с которой они жили вместе уже почти три месяца.
Пока он шёл от станции к её дому, запоздалое бабье лето закончилось. Солнце спряталось. Поднявшийся холодный ветер принёс мелкий косой дождь. Зонта не было и оставалось только ускорить шаг.
В подъезде от дождя пряталась компания ребят, которые слушали что-то рок-н-рольно дребезжащее из кассетного магнитофона.
– Дяденька, сигареткой не угостите? – спросила веселая глазастая вертихвостка лет семнадцати.
– Не курю, и тебе не советую, – ответил Максим и хотел пройти мимо, но потом остановился на ступеньках, оглянулся и спросил: – Уже дяденька?
– Не уже, а пока ещё, – насмешливо ответила девушка. – Но время летит. Поэтому ничего не откладывайте на завтра.
Максим поднялся выше и позвонил в дверь.
– Привет, – буркнула Даша, открыв дверь, и сразу повернувшись ушла в комнату.
«Если ты сегодня оправдываешься, что не ночевал дома, то завтра просишь разрешение сходить с друзьями на футбол, – подумал Максим. – Но лишать женщину возможности провести это маленькое представление всё равно нельзя».
Он прошёл за Дашей и, поцеловав в щёку, сразу покаялся:
– В квартире, где я был в гостях, не было телефона, а до телеграфа идти было поздно.
Даша, понимая, что сильно закручивать гайки время ещё не пришло, охотно приняла извинения, но и сдаваться так быстро ей не хотелось.
– Голодный? – спросила она. – Садись, я сейчас погрею и принесу.
За ужином Максим рассказал о произошедших событиях. Даша слушала, думая о своём.
– Ты говоришь, этот художник был гений? – наконец спросила она.
– Я не знаю, гений или нет, но таких картин я никогда не видел. И дело не в том, что они необычные. Каждая из них цепляет, заставляет думать…
– Это хорошо, но что он получил взамен? Деньги? Славу? Ничего!
– Ты это к чему?
Даша стояла у окна, по которому текли капли дождя, и думала, что впереди долгая осень, потом холодная зима… От таких перспектив было грустно и хотелось плакать.
– Максим, мы не дети и можем говорить честно. Я понимаю твоё желание найти себя, но может быть, это просто кризис среднего возраста?
– Что это значит – кризис среднего возраста?
– Ну, это когда человек уже может увидеть, какое будущее его ждёт, но это будущее ему не нравится.
– И тогда он хочет его изменить? – улыбнувшись спросил Максим.
– Кто-то хочет изменить, а кто-то спрятать голову в песок.
– Думаешь, что лучше прятать голову?
– Я не знаю. Всё зависит от того, что ты ждёшь от этого будущего… Славы? Денег? Покоя и уверенности?.. Но ведь всё имеет обратную сторону.
– Какая обратная сторона у славы?
– Завистники. Ты думаешь, что тебя будут окружать молодые поклонницы, а на деле даже друзья в тайне станут тебя ненавидеть. Потому что ты рискнул и у тебя получилось. А они спрятали голову.
– А если я рискну и у меня не получится?
– Тогда вместо зависти будут насмешки и презрение.
– Невесёлые перспективы. Так значит нужно выбрать покой?
– Покой? Это не всем дано. Думаю, что в твоём случае это невозможно.
– Ну, а на свободу-то я хотя бы могу рассчитывать? Какая обратная сторона у свободы?
– Может, потому что я женщина, но мне кажется, что все эти люди, на словах выбравшие свободу, всего лишь испугавшиеся жизни ленивые ущербные неудачники, которые нашли себе причину ни за что не отвечать. Какая обратная сторона у свободы? Одиночество. Точнее, невостребованность. В конце концов ты становишься таким свободным, что тебе никто не нужен и ты сам не нужен никому, – Даша подошла к Максиму и села на диван рядом с ним, положив голову ему на плечо.
– Мне кажется, люди так устроены, что им необходимо за кого-то отвечать, – сказала она тихо.
– И что же мне делать?
– Это решать тебе самому. Но я была обязана сказать то, что я об этом думаю. И ещё у тебя есть дочка…
Максим понимал, что Даша права, но убрать из своего будущего все загадки и отказаться от всех ожиданий было страшно.
«Жёлтый дождь стучит по крышам. По асфальту и по листьям…» Вспомнил он какую-то старую песню.
Глава 6
Даша уехала на работу рано утром, и Максим завтракал один, вспоминая вчерашний разговор.
«Кризис среднего возраста, кризис пожилого возраста, старческий кризис – всё это заложено в человеке. И если ты хотя бы иногда задумываешься над своей жизнью и своим будущим, то эти кризисы неизбежны. Справиться с этим можно только двумя способами: или быть уверенным в том, что ты всё делаешь правильно, или водка…» – Максим вздохнул.
Последнее время её было очень много, а вот уверенности не было совсем. Он хотел подумать о том, что это, наверное, как-то взаимосвязано, но его отвлёк телефон. По частым звонкам он понял, что это междугородний.
– Привет. Это Миша. Не ожидал?
Максим действительно не помнил, чтобы давал ему номер телефона, но спрашивать об этом было неудобно. Он поздоровался, попытавшись скрыть удивление.
– Ты же юрист, – быстро затараторил Михаил. – Мне сейчас Снежана позвонила. Простит с ней встретиться. А мы на ножах. Не можешь пойти со мной? Буду очень признателен.
Максим растерялся. Он прекрасно понимал, что не стоит лезть в чужие разборки, так как ничего хорошего от этого не дождешься. Миша это почувствовал и сразу сделал заманчивое предложение:
– А потом заедем в одно интересное место, где я храню остальные картины Германа и не только его.
– Хорошо, – согласился Максим. – Я позвоню, когда буду подъезжать.
Он быстро собрался и пошёл на электричку. Еще спускаясь с пешеходного моста, он увидел Лену в белом коротком пальто. Она была так рада встрече и приветствовала его так эмоционально, что Максим сразу забыл о прошлых неурядицах. Лена рассказала, что снимает квартиру поближе к институту, а приезжала навестить родителей.
Всю дорогу до Москвы она восхищалась его решением изменить жизнь, о котором ей рассказал отец. Это естественно льстило Максиму, особенно после разговора с Дашей.
– Как я тебе завидую! – восторженно говорила она. – Вот так взять и начать всё сначала. Новая жизнь. А я каждый день хожу в этот институт. Политэкономия, высшая математика, история КПСС… Зачем мне всё это?
Максим обратил внимание, что Лена чуть поправилась. И скорее всего, через несколько лет станет весёлой шустрой толстушкой. Но сейчас она ещё была очень привлекательна. Когда Лена что-то улыбаясь рассказывала, на щеках появлялись милые ямочки, пухленькие губки складывались в заманчивую улыбку, а из прищуренных весёлых глаз по всему вагону электрички летели сексапильные искорки.
– А ты очень спешишь? – неожиданно спросила она. – Мне в квартире надо шкаф передвинуть. Отцу всё некогда. Может заедем на пару минут? Поможешь? А я тебя чаем напою.
Максим согласился, не успев подумать. Через полчаса они были у неё. А через час Максим пришёл в себя на широкой кровати рядом с Леной после сумасшедшего секса.
Он не мог понять, как это случилось, а Лена уже опять болтала, как будто бы ничего необычного не произошло.
– Только если решил рисовать, то надо определиться с кем ты, – она закурила длинную тонкую коричневую сигарету, и комната заполнилась табачным дымом, смешанным с ментолом. – Сейчас самое время рискнуть. Я прямо чувствую скорые перемены. Рисовать трудолюбивых рабочих и колхозников уже не модно и за это плохо платят. Нужно больше настоящего реализма. Посмотри вокруг… Востребовано всё, что бросает тень на социализм. Значит, кто-то за это хорошо платит. Если раньше главным героем в искусстве должен быть великий советский народ-освободитель, то сейчас нужны другие персонажи. А народ надо рисовать таким, как он есть: ленивым, скучным и вечно пьяным…
– За такие вещи по головке не погладят, – ответил Максим, думая совсем о другом.
– Да ладно! – воскликнула Лена. – Во-первых, кто не рискует, тот не пьет шампанского. А во-вторых, что тебе сделают? Сейчас в Сибирь не ссылают. Вон, этого писателя… как его… Солженицына. Выслали в наказание за границу. Да у нас полстраны мечтает, чтобы их так наказали. Значит, кто-то даёт знак, что всё можно. Надо уметь видеть такие моменты и не прозевать свой шанс.
– Ну а совесть? А свобода творчества? Была одна команда – рисовали БАМ и Магнитку. Теперь помойки рисовать? – заинтересовавшись мыслями девушки, спросил Максим.
– Без денег свободы не бывает. А благодарности от нищих не дождешься. Поэтому надо уметь видеть вперёд и понимать тенденции. Сейчас явная задача – чем больше грязи, тем больше денег, – она потушила сигарету и встала. – И не надо бояться. Вышлют за границу, так там будешь нарасхват, – засмеялась Лена. Потом нагнулась, поцеловала его дежурным поцелуем и довольная собой, не стесняясь наготы, ушла в ванную.
– Всю жизнь мечтала в Париж попасть! – крикнула она оттуда. – Смотрел «Высокий блондин в черном ботинке»?.. Ведь живут всякие придурки в раю и не осознают, – добавила она и закрыла дверь.
Глава 7
Когда Лена скрылась в ванной, Максим вспомнил про Мишу. Он увидел на столе телефон, набрал его номер и они договорились встретиться через полчаса у дома, где жил Герман.
– Спасибо, что приехал, – приветствовал его Миша у знакомого подъезда, даже не намекнув на то, что Максим так сильно задержался.
– Прости, что я так долго, – извинился Максим, – по дороге дела появились…
Они поднялись на пятый этаж и нажали на нужный звонок. Где-то за дверью в глубине квартиры прозвучала бодрая мелодия, потом наступила тишина, и не слышно было никаких звуков.
– Я же ей только что перезвонил и предупредил, что мы сейчас подъедем.
Михаил занервничал и нажал на кнопку звонка ещё раз. Ничего не изменилось. Дребезжащая трель и потом снова тишина. Тогда он нажал на соседний звонок. Через некоторое мгновение они услышали шаркающие шаги и входная дверь открылась. За ней стояла старушка в байковом халате и вопросительно разглядывала гостей.
– Здравствуйте. Извините, пожалуйста. Мы друзья Германа, – начал объяснять Михаил, – договорились встретиться со Снежаной, а она не открывает.
– И ты, внучек, решил, что раз её нет, то и я подойду? – с иронией спросила бабушка.
Максим сразу обратил внимание на её взгляд. Несмотря на то, что бабушке-соседке было не меньше восьмидесяти лет, и она пыталась изобразить доброжелательную улыбку, в её взгляде из-под седых густых бровей была хорошо заметна пугающая суровость и даже жестокость.
– Мы просто думали, что, может быть, она не слышит… – продолжал оправдываться Миша.
Вдруг взгляд у старушки неожиданно изменился, и в её блёклых, когда-то голубых глазах проскользнули весёлые искорки.
– Да ты так трезвонишь, что не дай бог архангелы услышат и за мной пошлют кого-нибудь, – голос у соседки уже смягчился. – Скажут: засиделась бабка – пора забирать её оттуда… Да ты проходи, внучек. Сам посмотри, дома твоя мадам или нет.
Миша с Максимом прошли по длинному коридору коммунальной квартиры к двери в комнату, в которой совсем недавно они были в гостях, и в которой несколько дней назад лежал на полу труп Германа. Постучали в дверь, но никто не откликнулся.
– Проходите на кухню, – гостеприимно предложила пожилая соседка, так и стоявшая у двери, – подождёте, может она сейчас и придёт, а я вас чаем напою.
Михаил вопросительно посмотрел на Максима.
– Может, в магазин вышла? – предположил он растерянно. – У тебя ещё есть время?
– Раз приехали, надо подождать.
Соседка-старушка провела их на большую кухню коммунальной квартиры.
– Да вы не робейте, – успокаивала их бабуля, зажигая газ под тёмно-зелёным эмалированным чайником. – Мне всё равно делать нечего. Когда ещё ко мне такие гости пожалуют? На этом свете точно уж не дождусь.
– А вы давно здесь живёте? – вежливо поинтересовался Миша.
Бабушка повернулась от плиты и в её глазах опять промелькнула какая-то пронизывающая холодком непримиримость.
– Да как родилась в одна тысяча девятисотом, так и живу… Когда царя батюшку скинули, я уже в Елизаветинской гимназии училась. Здесь недалеко, в Казённом переулке… Какой демон его теперь Гайдаровским обозвал?.. На всех Гайдаров переулков не наберёшь, – бабушка говорила медленно, делая паузы, чтобы передохнуть. – Только один большой перерыв у меня был…
– Уезжали куда-то?
– Уезжала, внучек, – тяжело вздохнула хозяйка и открыла маленький шкафчик с посудой. – Вот такой же чернявенький красавчик как в двадцать восьмом году меня отсюда под Воркуту отправил, так только в пятьдесят восьмом вернулась, – она поставила на стол две красивые чашки с блюдцами и устало положила на него ладони. – Сначала я на втором этаже жила с родителями. И квартира у нас своя была. С отдельным входом.
– За что же вас так? Если не секрет, – взволнованно спросил Миша.
– За квартиру, внучек… За что ещё?
– Как так?
– Да как… Приглянулась наша квартира следователю. Вот он нас всех по лагерям и определил. Я выжила. А папа мой, профессор, и мама там навсегда остались. На кладбище в вечной мерзлоте.
– А что с этим следователем дальше было? – заинтересованно спросил Максим. – Занял он квартиру?
– Может сначала и занял, не зря же он мне пальцы ломал, – кивнула бабушка. – Только через семь лет я его в Воркуте встретила, когда санитаркой в лагерном изоляторе работала. Он мне как родной матери обрадовался. А я ведь тогда мечтала выжить, только чтобы вернуться и убить его, мерзавца. А как увидела… весь трясётся… поняла, что не жилец. Там с одного взгляда видно было, кто выживет, а кто нет. Но выходила я его.
