Игорь Клюев
Былое и Настоящее
Ангел
В половине пятого в канун Рождества на улицах темно. На ёлке у окна небольшой гостиной ярко светились цепочки мелких лампочек. Их отражения в стекле были похожи на разноцветные звёздочки. За ними угадывались очертания помещения. Верхний край отражения занимало жёлтое пятно от мощной лампы на потолке. Часом ранее на этом месте светило заходящее солнце, похожее на нервный широкий мазок кисти художника.
Под ёлкой виднелась фигурка ангела. Посланцем Бога на этот раз был мальчишка из квартиры напротив.
«Как он смог уменьшиться до такого размера, что ему удалось забраться под нижнюю ветвь? Школьный рюкзак за спиной, из которого торчат крылья? Поймал белую индейку, засунул её головой вниз, но целиком не поместились!» – раздумывал Майкл.
На этой мысли он посмотрел вбок и вверх, так что взгляд скользнул по краю звёздочки на макушке лесной красавицы. По возрасту чуть больше двадцати лет, Майкл был с синдромом Дауна. Внешность безошибочно указывала на это. Он имел небольшой рост. В нижней части лица выделялись широкие губы. Когда Майкл молчал, что было почти всегда, они застывали в полуулыбке. Кроме них, на плоском лице располагались мелкие глаза и миниатюрный нос. Чубчик волос, похожий на листок с дерева, прилепился наискосок надо лбом. Это делало его голову похожей на экзотический фрукт. Она опиралась на широкую, как у тяжелоатлета, шею. Эта спортивность выглядела особенно неуклюжей в сочетании с его мешковатой фигурой. Короткие руки заканчивались маленькими кистями с тонкими, как у ребёнка, пальцами.
У тех, кто редко встречал людей с синдромом Дауна, такой вид часто вызывал чувство дискомфорта и желание отойти подальше. Но вся непривычность внешности компенсировалась взглядом. В нём была кротость незамутнённой детской души. Он проживал в многоквартирном доме под присмотром медсестры по программе, которую спонсировал благотворительный фонд «Элвин».
– Майкл, пожалуйста, не отвлекайся. Я повторяю свой вопрос: что ты делаешь, когда голоден?
Напротив Майкла сидела мисс Корина, молодой миловидный научный сотрудник университета Темпл. Частью её работы было наблюдение за группой людей с синдромом Дауна. Так получилось, что в канун Рождества ей нужно было проводить регулярный опросный тест.
Майклу надоели её вопросы. Они мешали ему смотреть на ангела, который был явно живой. В груди последнего что-то то начинало светиться, то угасало. Он дышал! И это был точно паренёк из квартиры напротив. И чем пристальней Майкл смотрел на него, тем больше ему казалось, что ещё немного – и ангел заговорит. Опрашиваемый перевёл взгляд на мисс Корину.
– Прошу купить мне мороженое и чипсы, – после длительного молчания сказал он.
Мисс Корина вздрогнула от неожиданности. Это слово «чипсы» и построение фразы были нехарактерны для её подопечного. Она могла это сказать совершенно уверенно, так как наблюдала за ним уже больше года. Каждый раз задавались одни и те же вопросы. Ответы тоже были всегда одинаковые.
«Я спрашивала: что ты делаешь, когда голоден? Он обыкновенно отвечал, что идёт есть. А тут вдруг так конкретно – мороженое и чипсы!» – подумала мисс Корина.
Она продолжала задавать вопросы вовсё более ускоряющемся темпе. Ответы представляли Майкла совершенно другой личностью. Ей казалось, что разговор идёт с энергичным задиристым мальчуганом из начальной школы.
«Это как рождественское чудо», – мелькнула у неё мысль.
Майкл окончательно утомился от мисс Корины. Он продолжал посматривать в глаза ангела. На её вопросы откуда-то из глубины памяти всплывали где-то слышанные фразы. Майкл повторял их для неё. Его забавляло, что мисс Корину так удивляли ответы. Ему хотелось спросить об этом ангеле под ёлкой, но Майкл не понимал что. Вдруг он вспомнил, как недавно в церкви говорили, что если сильно верить в Христа и попросить о чуде, то оно обязательно свершится.
«Господи, сделай так, чтобы мисс Корина скорее ушла, я не могу это больше терпеть!» – мысленно произнёс он и посмотрел на ангела.
Учёная была совершенно потрясена ответами Майкла и перестала задавать вопросы.
«Что это было? Рождественское чудо, или в моих наблюдениях за весь год была какая-то ошибка?» – подумала она.
Она поняла, что ей нужно срочно пересмотреть все свои записи за год, и она решила прервать тестовый опрос.
– На сегодня мы закончили. Мне нужно срочно уйти. Счастливого Рождества! – обратилась она к подопечному.
Мисс Корина собралась и пошла к выходу. Майкл смотрел ей вслед со счастливой улыбкой ангела. Но что такое улыбка ангела? Ангел – попутчик Бога и рад всему, что Он творит.
Без паники
Пандемия. Мне пришлось изолироваться дома в своей комнате. Жена, шастая по квартире, постоянно нарушала жёсткий карантин. На экране компьютера высвечивались новости. В колонке экстренных сообщалось о симптомах коронавируса: повышение температуры до 100°F, сухой кашель и затруднение дыхания.
«Я болен! У меня есть все эти признаки!» – пришла ужасная мысль.
Я бросился к термометру, вынул его из чехла и зажал губами. Через минуту он начал пищать, сообщая, что измерения закончены. Экран засветился зелёным цветом надежды. Температура – только 97,8°F. Значит, частый пульс – от недавно выпитого крепкого чая. Покашливание – результат вдыхания пыли с обложки медицинской энциклопедии, которую не открывали долгие годы. Проблемы с дыханием – результат страха от появлениядвух первых симптомов. Это была радость! Значит, коронавирус ещё не пробрался в лёгкие! Я вернулся к просмотру новостей, чтобы найти больше полезной информации о вирусе. И тут жена, не понимая всей напряжённости ситуации, позвала на кухню нарезать капусту для борща.
Выполнив задание, я вернулся к светящемуся экрану. Все новости на BBC и CNN были так или иначе связаны с пандемией. От перечня известных людей с положительным тестом я запаниковал. Принц Чарльз, премьер-министр Борис Джонсон, жена лидера Канады. Обнадёживало только то, что у меня не было с ними встреч последние две недели. 14 дней – это тот срок, за который полчища вируса овладевали лёгкими. Прошлое определяет будущее. Во время пандемии прошедшие две недели для каждого отвечали на вопрос: быть ли вообще будущему? Я начал вспоминать все чихи вокруг меня за это время, чтобы знать, кому посылать проклятья. Вспомнил один громкий чих за уже пустым стеллажом для туалетной бумаги. Но лица тогда не видел. Ни с кем не общаться или держать дистанцию признавалось самым эффективным лекарством от вируса. Жена, опять не желая ни во что вникать, подошла вплотную, назвала бездельником и послала относить пакет в мусоросборник.
Маски у меня не было. Что делать? Спасли тренировки в бассейне на задержку дыхания для проныривания под водой. Я набрал воздуха и рванулся к мусоросборнику. Бросил пакет, но промахнулся. Когда мне удалось вернуться необчиханным, то в новостях как раз проходила информацияо расстоянии, непреодолимом для инфицированной сопли. Дистанция в два метра рекомендовалась как безопасная. В одном репортаже на BBC миловидная женщина показывала, как определить эту дистанцию при помощи швабры в общественных местах. Безопасное расстояние сохранялось, если держать инструмент перед собой на вытянутой руке. У нас как раз имелось это изделие, необходимое при выходе из дома. На улице, размахивая шваброй направо и налево, можно было без страха общаться с окружающими. Чтобы попрактиковаться в измерении, я пошёл на кухню, где жена продолжала готовить обед.
– Хватит дурака валять, помойлучше пол, если со шваброй пришёл, – она ответила на пояснения, что бытовой инструмент сейчас используется для измерений.
Завершив помывку, я вернулся к новостям. Цифры заболевших устрашали – 11 300 в Нью-Йорке (штат) и 6 565 в Нью-Джерси – моё местопребывания. Вслед за нажатием клавиши обновления страницы появились цифры – 13 450 и 8 796. Попробовал ещё раз. Новые данные были – 15 146 и 10 850. После этого мне больше не хотелось пользоваться этой функцией. Вскоре появилась информация о новых симптомах, по которым можно определить заражение коронавирусом. Южнокорейские медики опросили две тысячи выживших пациентов и выяснили, что до появления высокой температуры и кашля тридцать процентов из них теряли чувства вкуса и запаха. В этот момент жена позвала меня в кухню.
– Борщ готов. Можешь обедать, а мне нужно срочно позвонить подруге, – сказала она и вышла в гостиную комнату.
В тарелке призывно дымилась тёмно-розовая жидкость. После второй ложки меня охватил ужас! Я не чувствовал вкуса соли!
«Конец! Это коронавирус! Что делать?! Звонить 911 и рассказывать им про борщ и южнокорейцев? Хорошо хоть, что это не северокорейские медики!» – заметались мысли.
В этот момент вошла жена. Я бросился к ней и объяснил весь ужас положения.
– Без паники! Просто забыла посолить, – заметила она.
Быстро исправив это небольшое упущение, я опустошил тарелку. Потом вышел на улицу, подобрал неудачно брошенный пакет и отнёс в мусоросборник. Знакомый из соседнего дома, улыбаясь, помахал мне для приветствия. Я ответил ему тем же, но не приближаясь. Вдали через лужайку важно прошла группа диких индюшек. У трёх были распущены веерами хвосты. Это самцы начинали ритуал ухаживания. Зеленела трава, и белыми цветами наряжались магнолии. Было 29 марта. Вот она – главная новость: весна в разгаре!
Давно
– У тебя появился кто-то? – я спросил, не сдержавшись.
– Да, – она ответила просто и замолчала.
Кровь во мне загустела и стала тяжёлой вязкой массой, затекая в руки, ноги, язык, лоб. Нужно было что-то сказать, но я не мог. Думалось сразу обо всём. Все отдельные мысли и даже слова слипались в один ком, распухавший в моей голове. Это было как падение с высоты к неизбежной гибели.
– Пока, – сказала она.
Телефонная трубка запульсировала короткими гудками. Заломило в висках. Казалось, что стиснутые зубы сейчас начнут крошиться. Надо было что-то сделать. Невозможно было терпеть.
«Умереть», – наконец первая мысль.
– Страшно? – спросил меня кто-то сидящий в кресле у стены.
Всмотрелся в темноту и увидел, что напротив меня сидел я.
– Не слышу, – не унимался неожиданный собеседник.
– Оставь меня, не хочу думать, – был мой ответ.
– Так что же, вместо этого ты хочешь умереть? – продолжал упорствовать я напротив.
– Да, потому что могу думать лишь о том, что потерял её.
– Хорошо, – он продолжил, – но смерть – вещь практическая. Таблеток у тебя нет, а вид ножа или петли тебя испугает. Ты уже боишься. Единственное, что осталось, – выпрыгнуть из окна. Но второй этаж. Это смертельно только для куста шиповника внизу.
– Замолчи! – взревел я. – Не могу жить, задыхаюсь!
Потом вскочил и бросился с разбегу на стену, но в последний момент отдёрнул голову в сторону и ударился рукой.
– Что, полегчало? – послышалось из кресла напротив. – Хорошо, на ножичек, наверное, уже не хочется. Давай поговорим?
От удара ко мне вернулись чувства. Это была боль.
– Что же, хорошо, – я устало согласился.
– Итак, ты её любишь?! Что? Не сразу отвечаешь «да», – он начал язвительно.
– Мне надо объяснить, – я замялся.
– Объяснить? Ведь ты только что собирался умереть из-за неё. Шутник. Может, и полюбил в тот момент, когда она отказала тебе? – в его голосе было слышно всё больше напора.
– Я связывал с ней надежды. Мои неудачи, возраст, одиночество, тоска, неустойчивое настроение. И появилась она. Молодость, ум, красота, будущее, – во мне нарастало сопротивление.
– Интересно, это она у тебя вроде «Жигулей». Сел и поехал в светлое будущее.
– Ты несправедлив, я много делал для неё.
– В избытке красивых слов, цветы, кино, кафе нерегулярно. Потом, зачем ты был с другими? Тренировки в ожидании светлого будущего?
– К ним – просто влечение.
– Неужели? Но в речах твоих было столько чувств, как ты смотрел им в глаза! Сколько в тебе было радости!
– Да, во мне было нестерпимое желание любить.
– Скажи просто: никакую пропустить не можешь.
– Да, был нежен с каждой и прощался с болью. Но она – другое. Я верю в её чистоту, ум. Она необыкновенная. В ней есть доброта.
– Много доброты-то?
– Жёсткой её заставляет быть жизнь. Доброты – крупицы, но это алмазы. Столько искренности.
– А кто с тобой был неотзывчив, неискренен? Тебе же ни с кем ничего не приходилось делить. Откуда же конфликты? Так что её необыкновенность – только твоё предположение. А сколько раз она была с тобой жестока?
– Молодая, не ведает, что творит.
– Как не знает? Ведь умная! А ещё и самолюбива. Не волнует такое сочетание?
– Всё-таки ум – всегда хорошо.
– Разберёмся теперь с красотой. Коса, лицо выразительное. А остальное, прямо скажем, на любителя. Фигура очень сомнительная.
– Честная, чистая, глаза у неё особые. Нет, не может лгать.
– А ленинградец весной? Сама призналась. Помнишь, во время её сессии? Намекала, чем занимались.
– Молода, живость характера. Оступилась, а зато потом как на меня смотрела. Верит.
– Молодежь доверчива. Да и ты сладкоголос. Кто усомнится?
– Письма хорошие писала. Во всём ум.
– Согласен, с умной интересней, но семейный быт, грязь, заботы… И вообще, разочарование неизбежно при такой большой надежде. Что тогда?
– Не знаю.
– Вдруг завтра встретишь лучше?
– Вряд ли, за десять лет первая.
– В общем, последняя надежда?
– Да.
– Подумай хорошенько, через год, два или три ещё кто-то подвернётся.
– Не думаю.
– Да, ты ей не пара. Можешь сделать её счастливой?
– Любовь приносит счастье.
– Вот именно, когда любят. Уверен, что не разочаровалась в тебе, когда вернулась с каникул. Ты повёл себя не по-мужски. Зачем была эта истерика, что тебя забыла? Свидания же продолжились. Нужно было поступать решительнее.
– Да, я мог быть с ней.
– Это сделало бы тебя счастливым?
– Не знаю, но уверенности в себе мне прибавило бы.
– А тогда, может, будущее счастье с ней не так манило бы. Ты же знаешь, как быстро пропадает к женщине интерес после близости.
– Нет, между нами это было бы возможно только в том случае, когда всё серьёзно. Есть желание семьи, ребёнка.
– Не верю. Ты бы не сдержался, если бы представился случай. Скажи, что это не так. Молчишь. В тебе столько неуверенности. Каждую неудачу переживаешь как поражение. Откажись, тебе её не вернуть. Сколько раз тебя прогоняли. Потом возвращали. Она принимает решения.
– Нет, нужно встретиться. Не сможет меня оттолкнуть.
– Наивный, ей ничего не стоило порвать с ленинградцем, хотя у неё было больше чувств к нему, чем к тебе. Она тобой крутит. Оставь её.
– Я смотрю на её фотографии.
– Не смотри. Займись чем угодно. Работой, учёбой, больше читай. Влюбись в кого-нибудь. Сейчас ты не видишься с ней почти месяц. Она начинает стираться из твоей памяти. Ещё немного усилий – и ты перестанешь думать о ней. Не звони. Выброси телефон.
– Когда с ней, я забываю о себе. Могу говорить и слушать часами. Смотреть на неё часами. Когда её нет рядом – думать о ней часами.
– Что ты хочешь от неё для себя?
– Тепла, которое может дать только женщина. Но ещё, странно, её лидерства. От её духовной ясности мне спокойно. Рядом с ней моя жизнь наполнилась бы смыслом.
– В общем, ты хотел бы за неё замуж? Исчезли бы страхи?
– Мне всё в ней интересно. Любое, что связано с ней. Это как когда измокший, озябший плутаешь ночью в глухой чащобе. Вдруг выходишь к дороге ивдали по множеству ровных рядов светящихся точек-окон угадываешь контуры домов. И чувствуешь, что не одинок, и от этого становится спокойно.
– Ты говоришь о покое, а сколько раз ты его испытал с ней?
– С ней большие надежды, что будет.
– А сколько раз ты сталкивался с изменением её настроения? Она научилась расставаться без страха и сомнений. Часто этим пользуется.
– Мне кажется, это пройдёт.
– Нет, это уже характер. Она лидер. Ей трудно измениться. Она уважает силу, которой в тебе не чувствует.
– Я запутался, давай всё сначала.
– Хорошо, если хочешь. Между прочим, как её зовут?
– Светлана.
Впервые
В детстве всё впервые. Вся жизнь яркими мазками, лишёнными полутонов.
Первый класс. Первая тетрадь. Первая запись по арифметике – 1×1=1. Солнце ещё слепит, но порывы сентябрьского ветра предвещают череду холодных дней. По дороге из школы я остановился под огромным деревом. Листья жёлтые в выцветших мелких зелёных пятнах. Они казались тяжёлыми, как фруктовые плоды, готовые сорваться вниз от сильного порыва ветра. Открыл тетрадь. Всё впервые, и всё серьезно. Уже школа, а не детский сад. Посмотрел на эту запись и пытался представить, найти видимый образ тому, что, как это: 1×1=1.
Второй класс. В радость занятия кончились рано. Гурьбой выбежали на улицу. Мы уже не первоклассники. Меня, как и многих других, не отводят в школу за ручку и не встречают после занятий. Впервые чувствуем себя самостоятельными. На улице яркое солнце, и апрельский ручей вытягивается лентой вдоль кромки тротуара. Узкая полоса воды густо облеплена слепящими солнечными бликами. Они мечутся вдоль и поперёк, как бы пытаясь от неё оторваться. Бесполезно. Ручей затаскивает их один за другим в темноту сливного колодца.
Третий класс. Впервые прогулянный урок. Впервые отвращение от курения папиросы из найденной, кем-то оброненной пачки «Казбек». И, как результат, впервые серьёзная порка.
Пятый класс. Впервые ощущение трепета и неловкости от присутствия особы другого пола. Конечно, уже в детском саду было знание, что мы мальчики, а они девочки. Разница была особенно заметна в песочнице. Мы строили баррикады из песка, отважно орудуя лопатой, а они аккуратно выкладывали куличи в форме птичек и листьев.
Но линия раздела зачастую стиралась. Так во время ежегодных выездов детского сада летом на дачу обязательно делались групповые фотографии. Все на снимках, мальчики и девочки, были в одинаковых трусах и панамках. Постороннему человеку было легко запутаться, отличая одних от других.
Но потом весна взросления, начавшись медленно, приобрела стремительность, и стало появляться всё больше различий между мужским и женским. Уже к третьему классу выяснилось, что девочки совершенно не интересуются игрой в футбол, утирают сопли носовыми платками, получают лучшие отметки за диктанты и не орут на переменах, а тихо шушукаются по углам.
Летом после пятого класса мы поехали в Ригу на теннисные сборы, в конце которых всегда проводились соревнования в одиночном, парном и смешанном разрядах. В парном дуэты образовывались просто. Кто с кем дружит, тот с тем и играет. В смешанном было немыслимо, чтобы какая-нибудь девочка сама изъявила желание играть с конкретным мальчиком, и также было справедливо и обратное. Поэтому пары всмешанном разряде образовывались по указанию тренера.
Меня поставили играть с Райкой. Мне стало ясно, что грамоты за призовое место у меня точно не будет. У неё был очень слабый удар слева. Но это было полбеды. Бедой было то, что об этом знали все на сборах. Было очевидно, что во всех встречах с самого первого розыгрыша все мячи будут посылаться под её левый удар. Так всё и получилось. Мы вылетели в первом круге. Во время игры я раз пять называл дурой, и, конечно, всякий раз она отвечала, что оттого же и слышит.
Конец августа в Риге дождливый. И погода в то лето была не исключением. За пару дней моросящих дождей корты размокли, и в соревнованиях наступила пауза. Мы, четверо ребят, сидели в нашей палате, скучая, пытались придумать, чем заняться во время вынужденного безделья. Вариантов оказалось немного. Рыбалка в озере Киш рядом со стадионом, где мы жили, отменялась, ввиду того что крючки на всех удочках были оборваны. Купаться тоже уже было холодно.
Кто-то вдруг вспомнил, что на здании кинотеатра в Межапарке, рядом с нашим стадионом, видел афишу фильма «Ночи Бомбея». Особенно привлекательной была надпись внизу плаката: «Дети до 16 лет не допускаются». Решили, что надо идти. На волне радостной эйфории появилось, как бы в шутку, предложение пойти в кино с девчонками. Пошли к их палате. Постучались и, не заходя внутрь, выпалили предложение. Они, вместо того чтобы назвать нас дураками, взяли и согласились.
Сеанс был на семь вечера, и у нас было несколько часов, чтобы повзрослеть на четыре года и выглядеть на шестнадцатилетних. Как спортсмены, мы были крепкие ребята и выглядели старше своих двенадцати лет. Потом сборы – это не пионерский лагерь. У нас было больше самостоятельности, и оттого мы были более решительные.
Нам позволялось ездить одним на трамвае в центральную часть Риги и дальше в морской порт в поисках магазина с копчёной камбалой. Поездки за рыбой предпринимались каждой год, и всегда безуспешно. Мы бродили по центру города, имея два рубля на четверых. Заходили в мелкие магазинчики, где вместо воды, подслащённой сиропом, из автоматов, продавали газированное вино. Посмотрев издалека на шипящий алкоголь, на улице в киосках мы покупали эскимо размером в два раза больше московского.
Было решено, что для большего впечатления нужно стильно одеться. Нам повезло, один из нас четверых, Володька, был сыном известной актрисы. У него с собой был набор модных вещей. Конечно, он не имел столько, чтобы одеть с ног до головы всех. Договорились, что у каждого хоть одна деталь туалета должна быть стильной.
Мне достались укороченные узкие брюки. Они удерживались у пояса посредством широких лямок, перекинутых через плечи, и сзади переплетались крестом. Володька надел рубашку с короткими рукавами. На ней были изображены тропические фрукты. Он пояснил, что ярко-жёлтый, похожий на печенье полумесяц называется банан, а с темно-зелёным хохолком – это ананас. Виталику шею обернули ярко-красным лёгким шарфом. А Сашка надел пёстрый, со всеми цветами радуги, галстук.
Переодевшись, мы, довольные собой, стояли у выхода из нашего корпуса, поджидая девчонок. Через какое-то время они вышли. Среди них была и Райка. Первая странность была в том, что была выше ростом, чем час назад. Я перевёл взгляд вниз и понял причину этого феномена. На ней были туфли на каблуках. И её ноги стали похожи на стройные ноги фарфоровой статуэтки балерины, которая стояла у меня дома на серванте. Её волосы, обычно собранные в пучок, были красиво распущены по плечам. Она выглядела совсем взрослой. С остальными девочками произошла такая же метаморфоза.
Мы приуныли. Несмотря на модную одежду, наша группа выглядела как собрание старшеклассниц и нерадивых учеников средних классов, которых они пришли «подтянуть». Для похода на фильм, где дети до шестнадцати лет не допускаются, наша группа выглядела подозрительно.
Нужно было что-то придумать. Володька, который имел больше наблюдений за взрослой жизнью, чем остальные, предложил, что нужно разбиться на пары. Тогда это будет похоже на свидание, и у нас будет больше шансов сойти за взрослых.
В наступившей паузе все медленно начали краснеть. Как разбиваться на пары? И опять Володька сообразил, что делать. План был прост до гениальности. Разбиться, как тренер записал нас для игр в смешанном разряде соревнований. Воспользовавшись этим, мы избегали необходимости принимать самим решение, к которому явно были не готовы. Все вздохнули с облегчением. Только не мы с Райкой. Поскольку после недавней ссоры на корте нам теперь предстояло изображать романтичную парочку.
Асфальтированная пешеходная дорожка, ведущая через парк в направлении кинотеатра, была широкой, чтобы обеспечить свободный проход толп народа во время праздничных гуляний. Мы шли по ней шеренгой. Она состояла из четырёх мальчиков справа и стольких же девочек с другой стороны. Перед кинотеатром остановилась. Левый край рассыпался первым. Каждая отошла чуть в сторону, освобождая пространство для подхода к ней.
Я подошёл вплотную к Райке. Она смотрела мимо меня куда-то вглубь парка. На каблуках она была почти одного со мной роста. Мы учились в одной школе и классе. Начиная с первого я видел её почти каждый день. Со второго занимались в одной спортивной секции. Но мне никогда не доводилось видеть её лицо так близко. Оно было другое, и я почти не узнавал его. И она вся была совершенно незнакомая. Красивая и взрослая.
Двери кинотеатра открылись, и зрители парочками стали проходить мимо билетёрши внутрь. Наступил решительный момент. Нужно было взять Райку под руку. Во мне появилась скованность и изнурённость, как после тяжело проигранного матча. Я обхватил её руку выше локтя, и моё плечо коснулось плеча Райки. Сердце начало истерически биться, ища выход из груди. Я почувствовал, как её рука напряглась под моими пальцами. Рука дёрнулась из моих пальцев к свободе, но так и осталась на месте всё время, пока мы проходили мимо билетёрши. Потом она, не глядя на меня, вырвала руку и сделала несколько быстрых шагов вперёд, чтобы присоединиться к остальным девчонкам.
До открытия дверей в зал мы так и стояли группами. Мальчики и девочки отдельно. В зале расположились в том же порядке, как подходили к кинотеатру. И опять девочки сидели слева, а мальчики – справа. Райка постаралась сесть как можно дальше от меня.
Когда возвращались из кинотеатра, было уже темно. Девчонки группой шли впереди, что-то оживлённо обсуждая. Мы шли сзади, в нескольких метрах, молча. Было обидно. На нас совершенно перестали обращать внимание. И ещё больше захотелось взрослости. У Виталика оказалась пачка сигарет.
Закурили на ходу. Как курить, толком никто не знал, и скорее мы имитировали курение. Затягивали дым с почти зажатыми зубами, чтобы тут же вытолкнуть изо рта, не вдыхая глубоко. Зато сколько было чувства самоутверждения от небрежного движения руки с дымящей сигаретой между затяжками по дуге от губ вниз, на уровень пояса, и обратно.
Вдруг девчонки остановились перед тремя высокими фигурами, неожиданно появившимися перед ними на дорожке. Как оказалось, это были наши тренеры, шедшие навстречу, чтобы проконтролировать нас во время возвращения домой. Мы были так вдохновлены ощущением минутной взрослости, что заметили их позже, чем они увидели у нас в руках сигареты. Конечно, мы были дисквалифицированы и отстранены от участия в соревнованиях. Как результат, я остался без грамоты не только в смешанном разряде, а также в одиночном и парном.
Шестой, седьмой, восьмой, девятый, десятый, институт, и дальше взрослая жизнь. И от многократного повторения весны уже не такие яркие, лета – не такие звонкие, осени – не такие разноцветные, зимы – не такие белые. В ночь накануне дня рождения уже не засыпаешь, восторженно гадая, какой будет подарок на стуле рядом с кроватью, когда проснешься. Точно знаешь, что будет что-нибудь полезное в обиходе. И грустно вздыхаешь о беззаботном детстве, когда видишь школьников, с радостным гомоном выбегающих из школы. У них всё впервые! У них всё впереди!
