Игорь Фунт
Останусь лучше там…
Корякин («Кряк!»), девяностые годы
Большой каменный дом. Шикарный. В пригороде. Шикарный дом в шикарном пригороде. Забор: ой-ой-ой! Видеокамеры кругом. «Да-а… В поряде всё – в по-ря-де». Подошел. Звонок. «Кто?» – «Васильев. Договаривались». – Открыли, впустили. Ощущение тяжелого, исподлобья, проницательного профессионализма. Массивные ворота (не скрипнут), обыск (сухие кисти рук специфически прихватывают за одежду – борец по ходу), пятикилограммовый хлопок по плечу: «Пошли!»
Нормально… Слева, справа – вежливые люди при галстуках. Дорожка из керамических плит средь ровной травы длиной метров сорок. Привычно оценивая обстановку, Серега понимал, что мог отсюда не выйти. Из кармана пиджака достал неизъятую при обыске шоколадную конфету. Вопросительный кивок, из вежливости – визави: нет? – закинул в рот. Подошел к парадному. Встречает – один. Стоит, прикрыв за собой дверь. Ждет. Осталось шагов двадцать. Сейчас?..
Ранняя осень. Темно. Сверху землю придавили неплотные низкие грозовые тучи, кое-где рваной ватой пропускающие свет. Летние еще лучи, увлекая за собой взгляд, рвутся вверх – там, над тучами – жгучие прорези солнца. Кряк вскинул голову к небу – сопровождающие автоматически повторили движение – зажмурились на миг. Шаг влево (фирменный «конек») – Кряк за спиной у борца. Рванул его пиджак: пуговицы врассыпную! – кобура, пистолет (Иж-71, служебный – но Серега и не надеялся на глушитель). «Та-а-к – придется пошуметь». – Ствол в левой руке приставлен к виску опешившего охранника, правой обхватил ему жестко шею, придавив кадык. Вплотную ко второму: выстрел!.. второй!.. Следующая цель на дверь – третий ушел. Дверь захлопнулась. Подошли к парадной. «Да, не исключено, что без глушителя, поэтому предпринимать что-либо еще не время».
– Васильев? – Дворецкий похож на первых двух. «Матрица…» – хохотнул про себя Серега:
– Да. – Он был в футболке, на ней замшевый пиджак (из Лондона), джинсы, мокасины.
– Проходите. Где договора?
– Да мы сначала устно… не по телефону. – Вошли. Двое остались на улице. «Да… Уж…» – Обстановка, как в кино про плачущих богатых: белый мрамор, бежевый оттенок на всем… печать роскоши, гламура. Дневное освещение из ниоткуда. Ультрафиолет обволакивает.
Большой холл. Людей нет. Наверх вела кольцевая лестница. Войдя в дом, сразу заприметил мохнатую черную гору, выглядывающую из дальнего угла – кавказская овчарка, волкодав. «Место!» – охранник чуть поднял кисть руки – собака не пошевелилась в ответ. «Та-а-к… обучена». – Кряк достал из кармана вторую конфету, развернул обертку. Сопровождающий, крупный высокий мужик, жестом приглашал подняться: «Прошу!..» Носком ботинка, без замаха, но с разворота – резкий удар в пах! – мужик согнулся. Кулаком с конфетой: крюк снизу-вверх! – в основание носа, над верхней губой. Левой рукой обхватил сверху голову за подбородок, правой внутренней стороной ладони – затылок: рывок встречным движением рук – хруст! Тут же конфета летит в сторону волкодава – иллюзия! – он и не смотрит на нее, начав уже свой разгон. Сверху шаги. Ладно, тут тоже шансов нет.
Вежливо кивнув головой, направился к лестнице. Сверху в полкорпуса чернел смокинг очередного охранника. «Четыре танкиста и собака… Сколько еще?» – Не торопясь поднимался. Гладкие мраморные перила с прожилками породы. Слева – цветные окна-витражи, сине-красно-желтые, в стиле семидесятых, по всему холлу. Но они не портят бежевого. Ступени поворачивают направо, постепенно меняется освещение. Второй этаж – синяя фантастика! Каменная строгость вливается в плотный изумруд северного сияния…
– Здравствуйте! Следуйте за мной, – произнес охранник.
Кряк было напрягся, но секьюрити услужливо пропустил его вперед. Двадцать шагов… Мягкий ковролин. Они двигались в противоположную сторону от зала на втором этаже – в офисные помещения. Еще десять… Свет постепенно преображался из сказочного в деловой.
– Присядьте, пожалуйста.
Типичная приемная. Охранник, не постучав, открыл дубовую дверь. Серега остался один. Анализировал. Потолок высокий с лепниной, на стенах живопись. Коридор уходил дальше по кругу, опоясывая этаж. Кряк знал, что будет непросто. Знал… Охранник вновь появился:
– Будьте добры, подождите пять минут. – Спеша куда-то, скрылся. За дверью приемной слышен гул. Прощаются… возможно. Легко ступая, Серега рванул вслед за исчезнувшим «смокингом». Коридор сузился. Бегом… Справа аппаратная. Серега сбавил скорость, вошел. Перед солидным экраном из десятка мониторов парень в униформе, он сразу встал навстречу – в глазах вопрос, решимость. Кряк начал игру:
– Извините, прижало, – руки на грудь крестом. – Простите, пожалуйста! – Исподлобья оглядел пространство: «О!.. Удача!» – На столе у клавиатуры «макар» с насадком-глушителем.
Ладонь охранника – stop:
– Сюда нельзя!
– Дык, открыто было, позвольте в туалет… – Жалобно.
Взгляд бойца смягчился. В это время рядом за дверью (видимо, уборной) послышался шум воды в завершающей стадии работы унитаза.
– Ну! Пустите… я вот… за вашим побежал, да не догнал, не успел. – Полуулыбка. – Так, наудачу зашел.
Боец в спецовке ослабил внимание, надеясь, что вот-вот выйдет подмога. Шагнул назад, руку на спинку кресла, не волнуется. Щелкнул внутренний замок туалета – время! Кряк, танком! – в сто двадцать килограмм, оттолкнулся от пола и одновременно: костяшкой согнутого большого пальца – в переносицу аппаратчику; ногой – двухтонный удар в открывающуюся дверь. Левой рукой – за рукоять волыны, другой, резко – предохранитель к бою! Рычаг затвора бесшумного пистолета: вниз-вверх – заряжен – выстрел!.. еще один… еще! – через клозет. Проверил… всё. Заранее подготовленный к разным неожиданностям замшевый пиджак скрыл оружие и магазин к нему с восемью патронами. Вышел из обесточенной (им же) аппаратной комнаты. Смерть. К чему, к чему, уж к смерти смертушке-то Серега Корякин привык.
Под потолком в приемной мертвым взглядом за происходящим наблюдала неработающая камера видеонаблюдения. Гости как раз начали расходиться, лобызаясь с хозяином – он сам их провожал. Кряк подошел к упругой кожаной кушетке, присел, будто вставал так – на три секунды, размяться… Хозяин – супротив, спиной к стене, широко раскинув руки, улыбался в спину последнего распрощавшегося. Но в глазах уже – нет, не узнавание – беспокойство из-за отсутствия охраны. Он посмотрел по сторонам, не обращая пока внимания на усы и длинные волосы Кряка, – клиент как клиент.
– Здравствуйте! – Серега встал, протянул руку. Одного с Кряком роста, под два метра, хозяин сухо, по-деловому поздоровался. Затем, чуть замешкавшись:
– Проходите… – Обернулся: коридор пуст. Закрыл за собой дверь, пропустив гостя вперед в предбанник.
Слева кабинет шефа, справа служебка. По центру за столом, укутавшись в провода от нескольких телефонов, конференц-боксов, клавиатур и мышек – черноволосое чудо с обложек всех глянцев мира:
– Юрий Николаевич! Что-то со связью. – Хотелось дорисовать в подсознании продолжение недоступных взору частей тела девушки, но…
В правом заднем углу, упершись взглядом в спину, тихо притаился на стуле «смокинг» – Кряк его почувствовал затылком: волосы на макушке уловили дыхание… как на войне.
– Проходите! – Шеф отворил кабинетную дверь и, вновь пропустив гостя, охраннику: – А где Сергей, черт побери?!
– Юрий Николаевич! Он в туалет… – неуверенно проговорил вслед «смокинг».
– Сюда его! – повысив голос, – и бумаги по строительству. – «Черт! Сигнал! Он просек. При чем тут бумаги?!» – Развернувшись, Кряк встретил шефа на входе глушителем в живот.
Просторная комната, черно-белый интерьер, окна в полный рост – стеклопакеты. За окнами – панорамный вид зеленого, с вкраплениями желтого, сада с высоты четырех метров. «Та-ак… Двери изнутри без запора. – Беглый обыск хозяина – ничего нет: – Садись!» – прошипел Кряк, кивая на длинный ряд стульев. Держа лоб шефа на прицеле, вкруговую обежал дубовый стол, отодвинул кожаное кресло – в наклон, на ощупь проверил пространство под, над столешницей, в ящиках: оружия нет, тревожной кнопки нет, не заметил… Вернулся, пристроившись напротив на безопасном расстоянии: взмахом не достанет, в прыжке нарвется на пулю.
Руку с пистолетом под пиджак – как чувствовал! – без стука (армейская выучка) «смокинг» просунул голову:
– Его нет.
– Знаю! – В яростном кивке десятки несказанных слов. – Иди!
– Нет, пусть зайдет, – шипя это, Кряк встал. Шаг назад. Охранник его не видит из-за двери, мушка прицела снова на лбу хозяина:
– Володя, зайди! – громкий приказ, напряженные руки бессильно сползли с подлокотников – шеф знал, что будет дальше. Дверь захлопнулась, одновременно охранник ткнулся спиной в стену от резкого чавкающего удара в грудь, сполз на пол. «Без бронника…» – отметил Кряк:
– Здравствуй, капитан!
– Давно полковник, – злобный хрип.
– Я пришел к капитану… ответить за ребят. – Провел рукой под столом для клиентов: «Ага-а! Вот они, кнопочки!.. и не одна». – Дави-дави, капитан! Были мы и в аппаратной. – Зрачки шефа в потолок: типа кто бы сомневался. – Вставай! – Надо заканчивать. В такой ситуации шеф крайне опасен: спецназ ГРУ заточен на выживание.
Вышли в предбанник, полковник спереди:
– Люда, иди в подсобку! (Кряк позади нашептывал команды.) Да не жми ничего (умная девочка), отключено! – Побелевшая, вмиг осунувшаяся красотка, на полусогнутых (но каких!), уплыла в служебное помещение. Серега закрыл внешнюю задвижку:
– Постарайтесь не стучать и не подавать оттуда голос, вам же на пользу, – последнее напутствие через дверь.
– Лейтенант! – Шефа от спасенья отделяло метра два: дай волю вырваться в приемную.
– Давно майор. – Кивок на кабинет: – Быстро! – Вошли обратно.
– Нам легче разрулить ситуацию прямо здесь. Тебе не выбраться, лейтенант.
– Открывай окно! Ты все знаешь – нас было семнадцать, остался я один. – В комнату ворвался воздух из сада. – Полковник, все кончено.
– Серега, не делай этого. – Полшага. – Ты не представляешь, что произошло тогда… – Полкорпуса в сторону Кряка: – Давай обсудим… – Критическое расстояние, можно «работать», Кряк не стал рисковать. Выстрел, круговой разворот навстречу – удар подошвой ботинка в солнечное сплетение удвоил ускорение, заданное пулей. Полковник исчез в проеме огромных ставней. Серега не слышал звука падения; через предбанник рванул в коридор – по густому мягкому покрытию к аппаратной. В той стороне слышалась возня: взламывали дверь (её закрыл Кряк, ключ под ковром). Сразу начал стрелять. Трое… Перезарядил пистолет: «Та-ак…» – Дальше по кругу: изумрудный зал. Синий блеск хрусталя… Красиво… пусто. Подкрался к лестнице на первый этаж. Там кипиш! – топот, крики… – «Сколько же их?» – Бегом вернулся в предбанник шефа:
– Люда, вы здесь? («Где ж ей быть, если столом для надежности припер?»)
– Я… вы… тоже… здесь? – кажется, она удивилась. Приятный голосок.
– Потерпите немного, скоро уйду.
Из кабинета отчетливо слышно, что происходило на улице. Кряк осторожно выглянул в открытое окно-распашенку. Еще два хлопка: «Пук-пук!» – Чисто. Что ж, не впервой: уцепившись за край стеклопакета, повис спиной к саду. Высота метра два – оттолкнувшись ногами, прыгнул. Приземлившись, вплотную прилип к стене дома: шум уже наверху в офисе. На травке три трупа, один из них шеф, полковник Тропилин. Медленно, по стеночке, к парадной… Они опаздывают ровно на шаг.
Ждал у входа в дом – пусть думают, что убежал в сад. Небольшой выступ – Серегу не видно. Высунулся один из них, осмотр: влево-вправо – пошел, за ним второй… Два выстрела, кувырок вперед, поворот лицом к двери: третий охранник напротив, лицом к лицу. Упав навзничь, выстрелил на опережение – Серега первый! – встал. Дверь закрылась после падения «смокинга». Тут же внезапно распахнулась – на Кряка набросился черный вихрь! Успел только подставить навстречу страшной пасти согнутую правую руку с пистолетом – взял, волчара! – хруст!! Боли не было.
С крыльца уже направлен очередной ствол – ищет цель – боится попасть в собаку. Перехватив пистолет левой и, заваливаясь под натиском волкодава, наугад отстрелял оставшиеся три патрона… Они на траве, Кряк снизу. Рука в злобной пасти – спасенье, надолго ли? Кавказец, прикусывая, рывками перехватывал руку все выше, выше, ближе к плечевому суставу: ему нужна шея… Они в крови. В Серегиной. Пришла боль, нестерпимая, но… – они одни, одни!
Лежа на спине, обхватил врага крест-накрест ногами, прижал его плотно к себе, ограничив свободу движения. В напряжении ног вся энергия тела, Кряк терял силы. Оторвав свободную руку от мохнатой, кроваво-липкой шеи, снял мокасин и, рыча вместе с собакой, ломая ногти, выцарапал вшитый в кожаную боковину обувки стилет. Воткнул в грудь, под сердце – провернул еще и еще, глубже. Пес ослабил хватку, завалился на бок. Он боец. Он погиб, выполняя задание.
Сначала нашел Люду. Та сказала, осмотревшись, дрожа, что в доме больше никого нет. Как мог, привел себя (и красотку Людочку тоже) в порядок. С помощью симпатичного секретаря зашил раны на руке (почему-то зелеными нитками), сделал перевязку. Облачился в смокинг охраны. Убедив ошеломленную девушку в бесполезности объяснений с милицией, запер ее снова в подсобке, пообещав сразу же набрать ноль-два, как только вырвется из крепости полковника. «Макар» с глушителем вложил в руку «залетному убийце», переодетому в лондонский пиджак… Кряк рассчитался за ребят.
…Прошло лет десять после тех событий. Тогда капитан Юрий Николаевич Тропилин сдал разведгруппу Корякина чеченцам, выручив за это большие деньги. «Чехи» же получили склад с новейшим вооружением, плюс – селение перешло в их руки. Серега один выбрался после той подставы. Его нашли, вытащили и выходили два старика, местные жители – муж с женой, особняком живущие в горах. Война вскоре кончилась. Корякин еще долго ошивался по госпиталям… Все это время собирал материалы и узнал правду. Потом искал капитана. Нашел. Отработал подходы. Представился бизнесменом, заинтересовал. Тропилин назначил Сереге, изменившему имя и фамилию, встречу. Кряк обладал информацией о связях, охране, телефонных переговорах, но как это будет на самом деле, внутри логова.
Машину оставил квартала за два. Парик, усы – все готово. Главное, войти неузнанным. Десятки, сотни раз проигрывал ситуации, просчитывал варианты… но! Разве можно просчитать импровизацию?
Звонок. «Кто?» – «Васильев. Договаривались». Кряк взял билет в один конец…
10
Спирин
«Эти жаркие дни в Термезе пулями застрянут в сознании. – Никогда так не страдал – эмоционально, изнутри. Вроде бы только наладил и без того непростую жизнь, вошел в колею, получил звание… Война, заслуги, мелкие и не очень грешки – все в прошлом. Впереди светились надеждой служба-работа, семья, размеренность, друзья. На первую роль всегда ставил друзей, так повелось… – Ч-черт, нутром чуял запах жареных событий. Ведь как знал…»
Ясенев не напрягал. Спирин все делал правильно, получал за это деньги, ни о чем не спрашивая. С Корякиным дружили с давних пор, иногда их пути пересекались. Конечно, слыхал о взаимоотношениях Кряка с Шефом. О себе Серега рассказал-поведал в Душанбе, когда случай свел трех спецов на задворках железнодорожной станции в «столыпине». За предательство в первой чеченской Кряк убил своего боевого командира Тропилина. Ясенев вычислил Корякина и прибрал к рукам.
Удивительно, три истории жизни соединились помимо воли демиурга Ясенева и вынесли тому смертный приговор. Что это – нормальный ход событий? Нормальный ли… Убийство из-за золота, о котором им с Корякиным поведал Секунда? Ответ: нет! – они защищали свои жизни; а вместе с историей о вавилонских сокровищах Секунда открыл глаза на кой-какие вещи, суть которых они с Кряком недопонимали. Поведал Спирин и о своем знакомстве с подполковником – как тот вытащил его из тюрьмы, снял, потом и вовсе замылил судимость, устроил служить в спецназ. Кликуха была у него по молодости Спир.
Спирин, восьмидесятые годы
– Завтра в восемь у морга. – Пожали руки, разошлись: – Не пейте! – вдогонку.
Вовка с Лехой, вопреки шутливому распоряжению Спира, тут же поехали в кабак: по пятьдесят – святое… за упокой погибших друзей.
И что на тех нашло?! – пацаны знакомые, левобережные, сто раз вместе хлебали водку. Контролируют ресторан, подпольные казино… Били на выходе, жестко. Леха чувствовал – словно град по жестяной крыше: тук-тук, часто! Держался как мог… Упал… Запинывают, суки!
Всё!
Издалека, сверху: «Мы вас предупредили-и-и!»
Брали камни[8]. Так решили в этот раз. Баксы баксами, но камни манили своим нереальным выхлопом: Спир, исписав корявым почерком страницу, сунул блокнот под нос Дениске с Юмом: десятикратный подъем!
Из Москвы в Юрмалу – три секунды! Белая «девятка» – маленький самолет – весело летела по пустынной трассе. Окна настежь. Сухой летний ветер разрывал на части счастливые двадцатидвухлетние улыбки. Спир ласково-небрежно поддерживал спортивный, в кожаном переплете руль, прокручивал работу: «Сто грамм голды[9]. Так. Взамен – три камня по двести баксов. Итого: шестьсот». Валдис сказал, какая-то тачка подвисла, дорогая, не меньше пяти штук.
И (так он никогда не блефовал!) Спир Валду:
– Мы везем тебе товара на шесть тысяч долларов!
– O’kеy! – удивленно в ответ.
– Оу-кей! – Спир положил влажную трубку междугороднего аппарата. Рукой закинул назад челку – испарина… В итоге за сотку грамм золотого лома они получат автомобиль ценой в целое состояние – пять тысяч долларов!
«Балтийский берег, ласковый прибой…» – Московские пацаны в Ригу на обед летают. Вечером уже в ресторане «Прага», через Арбат. «А нам и на тачке хорошо». – Смоленск… Минск. – «На обратном пути, если тип-топ всё, можно в Калининград залететь… потом на Ленинград двинуть… Эрмитаж. Ну, это перебор… Успеем, жизнь длинная!»
Вот и Юрмала. Домчали быстро. Летняя эйфория. («Трава не наркотик». – Так, баловство одно: это уже через много лет станет хитом.) «Сука! Дорога перекрыта». – Две иномары поперек, третья – сзади в треугольник. Слева лес. Справа лес. Трасса. – «Так-так-та-а-к…»
Остановились метров за пятьдесят. Вышел Спир, побрел к перешейку, усиленно прихрамывая (расчет). Его встречали трое, за ними еще трое (а сколько в машинах?). Спир один. Бояться нечего; захотят завалить – завалят: что назад чеши, что в лес беги. «А так хоть поговорим».
Издалека Спиру:
– Привет, брателла! Что хромаешь? – Акцента нет. Наши, русские. Держат трассу, значит. Это уже легче… – Подошел ближе: – Так, лапу подсушил на малолетке, в восемьдесят пятом еще…
– А где отдыхал-то?
– Так, на «тройке» под Свердловском. Потом на «общий». Серов.
– Со Свердловска, значит? – Пристальный взгляд на номерные знаки «девятки».
– Уральск. Правобережные мы, слыхал?
– А что мутите? – спрашивал парень лет тридцати, худощавый. Руки вроде как повторяли вслед за словами движение мысли.
– Так, в гости к Валдису с центра. Он с Рыжим работает. А ты что, бывал в Свердловске?
– Не-е! Я под Москвой парился – на «пятой».
– Так мы с Москвы и чешем. К пацанам заезжали. Серого…
– Какого Серого?
– Ну!.. Серега. Чебышев.
– Чебышня, что ли? Ха-ха! Знаете его? – С недоверием (жесткий, колкий взгляд потеплел чуть-чуть).
– Так, с ними и бухали в Москве. Серый, пацаны его, в пивнике «Жигули»… – Это он приврал! Чебышь фигура недоступная для такого молодняка. Спир о нем слышал, просто слышал по разговорам с московскими золотыми менялами.
– Точно! Ёп-п-па! А из «Жигулей» в «Бухарест». – «Зацепил, бля-я!» – возликовал Спир:
– Ну! В «Бухарест» нас не приглашали. – Аккуратненько… съезжаем: – А вы что, пацаны, ждете кого? – Пора и по делу.
За Главным, чуть поодаль, трое – слушают. Напряжение спадает… Закуривают: «У меня свои…» – «Спасибо!» – их Marlboro, наш Космос. Главный смолит цигарку специфически, но не понтуясь.
Всё!
Попрощались, туда-сюда… телефончики… имена, кликухи: «Заезжайте… свидимся! Да мы тут тачилы обкатываем…» – «Да-а!.. крутые болиды… Пока!» – «Пока!!!»
…Нашли Валдиса на работе. Он признал: «На трассе разбежались удачно. Это бандюги заезжие, бомбят по-черному!» – Долго рассматривал камни, прозванивал. Полулегально, он держал ювелирную лавку – магазин, мастерская… Для Совка, конечно, бизнес невиданный. На Валда навели те же самые москвичи, о которых с «бомбилами» толковали. Ювелир работал по чесноку, ответственно, без обмана. Многих знал, его многие знали, уважали как специалиста.
Три камня. Каждый почти по карату. Валдис думал не долго, тут же произведя расчет.
Из города выезжали на двух машинах: своей «девятке» и честно заработанном Форде Скорпио, почти новом. Спир гнал на форде, далеко вырываясь вперед, кайфуя от непрошеного наслаждения управлять скоростью, настоящей ревущей скоростью. По ленинградскому направлению на Урал. Тормозить, знамо, нигде не стали (какой там Эрмитаж!) – лента шоссе манила свободой, ветром. Э-эх! Это бесконечно веселая и легкая жизнь… В молодости трудности (даже серьезные) быстро улетают в прошлое, в ни-ку-да! Молодость – предощущение надвигающегося счастья. Оно: вот-вот! – шаг, второй… день за днем, год за годом.
Договорились стыкануться у ближайшего населенного пункта: кафе, гостишка. Спир остановился, удовлетворенно ухмыляясь неоспоримому превосходству иномарки, не торопясь обошел окрестности, снова забрался в тачку, закурил. Дело к ночи. Включил габариты, чтоб издалека увидели. «Что-то долго…» – Ухмыльнулся: «Точно! Косяк замастырили на природке. Дениска с Юмом. Едут сейчас, хохочут… х-ха!»
Там, на трассе под Юрмалой, он не выдумывал перед залетными бандюгами насчет своей беспокойной юности. Было дело… Бакланки, мелкие кражи, драки во дворах: обычная для перестроечных пацанов жизнь. С одной стороны: привычная совдеповская нищета, очереди, вечная нехватка чего-то, мать-отец… (что есть, что нет!), частые ссоры. С другой: начало какой-то невероятно новой жизни! – это давило. Обладая природной остротой ума в сочетании с ноюще-тонким восприятием действительности, юноша, пацан, Спир кожей чувствовал смену воздуха: его распирало желание действовать (как?), что-то делать (что?). Как молодая весенняя трава рвется из-под земли на волю, так целое поколение середины восьмидесятых расправляло плечи, примеряя на себя свободу, – теряя её и обретая вновь, – становясь сильным, другим.
Когда проснулся, часы показывали пять утра.
Мимо они, что ли, пролетели? Вернулся назад. Три, шесть, десять километров… Потом вперед… вновь обратно… в поселок – ждут? На почту – телефон! Куда звонить-то? В надежде, что друзья его просто не заметили, рванул домой. По дороге мечтательно думал о сотовой связи: чертовски дорого (цена с полмашины) – но сейчас бы пригодилась: «Алло, Дениска! Ты что, гад, травы объелся? Я ж на трассе стоял!» – Трубочку положил (аппарат большой, увесистый, база между сидений), и никаких волнений, блин.
К родителям ребят не шел… неделю… две. Уже давно объявлен розыск. В коридорах прокуратуры, при встрече со вмиг состарившимися предками, опускал глаза: старался исчезнуть, раствориться. Виноват, в чем? Разумеется, виноват! Родаки молча надеялись… Он чувствовал: они мно-о-о-гое хотят сказать. Но еще большего они сказать не смогут, не сумеют.
Никто не ожидал такого конца.
Их нашли. Недалеко от того самого населенного пункта, километр от трассы, в овраге. Сгоревшая девятка, в ней: его пацаны с прострелянными лбами.
Всё!
Позвонил Валду. Сначала телефон не брали. Крутанул диск аппарата вновь – мало ли! Взяла мать, тихо прошептала: «Валдис умер…» – Что-то еще, Спир уже не слышал… Мир вокруг превратился в боль. Глаза, руки – тело отказывалось подчиняться, дышать: «Кто-то был в курсе, что мы разменяем камни на пять тысяч долларов. Ждали нашу «девятку». Никто не знал про форд. Та-а-ак… Поэтому я выжил».
Набрал номер Рыжего из Юрмалы, тот запричитал: «Слышал, соболезную… недавно… вместе все. Валдис… вообще непонятно. Да, кстати! – менты сказали: мать приносила камни Валдиса… Так вот, экспертиза установила, что они внутри пустые, но с наполнителем, короче, фуфел… но! Фуфляк крутой – лох не въедет. Короче, их, камни-то, и искали по ходу, когда Валда замочили».
Спир отстраненно, с пустыми глазами, куда-то ходил, что-то делал, организовывал похороны… Домой его привозили, утром увозили. (Форд изъяла милиция после первого же обращения в ГАИ на регистрацию: машина была угнана год назад в Таллине сразу после покупки. Вызвали владельца – тачку вернули.)
В больнице по беспределу покалеченные Вовка с Лехой провалялись неделю. За пару дней до выписки зашел Спир, принес спирту. – Посмеялись, тут же взгрустнули. Помянули Дениску с Юмом, не чокаясь, втихаря.
Леха шепотом:
– Они сказали: «Мы вас предупредили!»
– Знаю, братан, знаю… – Спир похлопал друга по плечу, на цыпочках вышел из палаты, обернувшись на ходу: – Выздоравливай! – Прикрыл дверь. Аккуратненько.
Пять утра.
Зеркальный, тонированный вход в Казино. Отражаются огни, реклама – отблески светятся, мигают. От праздника серый невзрачный мир отделяет невидимая черта шириной… в шаг. Спир медленно, неровно вывалился из увеселительного заведения, угрюмо прислонился спиной к стеклу, пьяный, замкнутый. Вертикально отделился от двери и, даже не выставив руки для опоры, камнем грохнулся лицом в асфальт. На черту.
Встал. На лице небольшая ссадина. Пальто до пят, два метра ростом, рукой назад закинул челку. Не шатаясь, расправив плечи, двинул вперед. Он стал другим.
Корякин
Учитывая обстоятельства, положение незавидное. Без координации сверху всем хана! Координатора они убрали сами. С грехом пополам отправив Секунду в Афган, Корякин со Спириным выпросили у руководства лишний день на улаживание кое-каких дел в Термезе. Вся надежда на упертого, но жадного Джахонгира, посольского ставленника Ясенева в Кабуле. Одна ошибка – смерть! Да еще хорошо, если смерть, а то и… А то и совесть может замучить в подземельях, что похуже бутырских. Не хотелось бы… С работой по узникам совести они и сами знакомы не понаслышке – не раз приходилось улаживать отношения с неразговорчивой публикой.
Да, поторопились, не досчитали. Хотя обнаружение золота во время расследования тем более обернулось бы медленной гибелью всего… стало бы бо́льшим злом. Кряк, естественно, знал о лихих делах Шефа, но… исправно брал деньги, несмотря на предчувствия. Организовывая криминальные поставки товара, либо участвуя в спецоперациях, всегда действовал в рамках поставленных задач, что не противоречило ни убеждениям, ни навыкам военного… бывшего военного, взятого Шефом с поличным после убийства полковника Тропилина в его сверхохраняемом доме.
Кряк находился в растерянности. Как мог прикрыл Секунду, связался с посольством в Кабуле, обеспечил безопасность, какую-никакую легальность. Вывел из-под удара отряд, людей Спирина, доложил обо всем в Москву. И, главное, взял на себя ответственность за убийство Ясенева: типа пришлось выстрелить в воздух, обозначая самозащиту (мол, промазал). Этот выстрел и должен послужить следствию основанием для оправдания – один патрон против четырех подполковника и двух, смертельных, Спирина.
Спирин… Капитан в тридцать семь лет. Еще один благодарный человек, спасенный Шефом от многолетней отсидки. Бывший главшпан, за ним – не одна жертва до встречи с Ясеневым, и не меньше – после. Чего стоило смыть его бандитское прошлое – одному богу известно. И Ясеневу.
Кряк должен переправить Секунде груз. Возможно, это последнее их совместное дело, хотелось бы верить… Но что-то подсказывало Сереге Корякину уже сейчас: «Хватит, остановись!» – Так каждый раз: цепь последовательных действий-событий исключала разрыв какого-либо звена и выход из дела без существенного вреда кому-либо из пацанов, что автоматически отбрасывало самоустранение. Джахонгир прислал двух надежных людей в Термез, третий человек ждал на границе со стороны Афгана. Золото пойдет грузовиками вместе с гуманитарной помощью и продовольствием. Прохождение границы оформлено официально по линии российского обеспечения невоенными грузами с кодом дипломатического допуска. Одно «но»: помощь внеплановая. У кого-то это вызовет вопросы в дружественном Узбекистане, служители закона которого признаны самыми вредными и «неприступными» в СНГ. У кого? – неизвестно.
* * *
– Слышь, Секунда, а чем ты занимался до отсидки? – спросил Кряк.
– Джаз играл. – Спецы весело заржали, в вагон удивленно заглянул часовой – что-то шумно для раннего утра: на столе чай, конфеты.
– Все нормально, сержант! – Спирин подлил кипяточку в тяжелые стаканы, приготовившись слушать человека, раскрывшего им с Кряком здесь, в Душанбе, тайну «золотого столыпина».
– Музыка, конечно, здорово, но больше это напоминало карточную игру с тузом в рукаве.
