Харпер Л. Вудс
Что таится за завесой

Для тех, кто находит свободу во тьме

Harper L. Woods

What Lies Beyond the Veil

All rights reserved.

No part of this book may be reproduced in any form or by any electronic or mechanical means, including information storage and retrieval systems, without written permission from the author, except for the use of brief quotations in a book review.

© 2022 by Harper L. Woods & Adelaide Forrest.

© Map design by Abigail M. Hair

© Е. Бойченко, перевод на русский, 2022

© ООО «Издательство АСТ», 2023

О книге «Что таится за завесой»

Когда-то мы поклонялись им как богам.

Почти четыреста лет Завеса защищала нас от фейри Альвхейма. При них мы жили в разврате и грехе, а после их ухода, под руководством Новых богов, нам пришлось выживать, культивируя добродетель. Всю свою жизнь я ухаживала за садами у границы между нашими мирами, и мерцающая магия Завесы всегда влекла меня – как пламя влечет мотылька.

Потом мы гибли от их мечей.

Все изменилось в один день – Завеса рухнула, снова впустив фейри в наш мир. Своей магией фейри метят тех, кого хотят забрать с собой, но Стража Тумана, обороняющая Нотрек, старается уничтожить нас, пока до нас не дотянулись фейри. Выбора нет. Если я хочу дожить до своего двадцать первого дня рождения как свободная женщина, мне надо бежать. Бежать и бросить все, что я знала.

Теперь они потребуют то, что принадлежит им.

Но я им не достанусь – Кэлум спасает меня от Дикой Охоты. Он тоже меченый и тоже в бегах, и только он может дать такой отпор, на который сама я не способна. Мы прошли путь от временного союза до всепоглощающей страсти, и наша связь крепнет по мере того, как нас окружают фейри, а зло подкрадывается все ближе. Сейчас, когда на карту поставлена моя жизнь, он – все, о чем я и мечтать не смела, но при этом Кэлум отвлекает меня, а этого я себе позволить не могу. Я не могу остаться в стороне, даже когда на кону стоит нечто большее.

Мое сердце.

ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ О ТРАВМИРУЮЩИХ ЭПИЗОДАХ

События книги «Что таится за завесой» разворачиваются в похожем на Средневековье мире, где женщины из мира людей подчиняются своим партнерам-мужчинам. Этот мир – темное и опасное место для женщин, особенно для тех, кто не соответствует общественным стандартам и культуре чистоты и непорочности, определяющей их образ жизни. Поэтому некоторые события в книге могут травмировать чувства определенных читателей.

• Религиозная культура чистоты и непорочности.

• Словесные оскорбления и физическое насилие (НЕ главный герой).

• Упоминания об ухаживании за несовершеннолетними или подчиненными со стороны власть имущих и применении к ним насилия (НЕ главный герой).

• Ритуальное жертвоприношение.

• Суицидальные мысли и идеи.

• Сцены насилия.

• Сцены сексуального характера.

Глоссарий

Альвхейм: мир фейри.

Ведьмы: бессмертные существа, обладающие силами, связанными со стихиями и небесными телами. Существуют ведьмы теней, ведьмы луны, ведьмы природы, ведьмы воды и т. д.

Верховный жрец/жрица: главные жрец и жрица, которые утверждают, что разговаривают с Отцом и Матерью и передают людям их послания.

Виникулум: метка фейри на теле человека, представляет собой чернильный завиток цвета двора фейри, нанесшего ее. Располагается на руке и тянется до плеча или груди.

Дикая Охота: армия фейри-призраков из двора Теней, которым поручено выслеживать и ловить людей с меткой фейри, чтобы доставить их к таким же меченым в Альвхейм. Они также ведут охоту на всех, кого можно считать врагами фейри.

Древние боги: самые могущественные представители расы фейри, известной как сидхе. Чаще всего это потомки Первородных.

Завеса: магическая граница, отделяющая Нотрек, мир людей, от Альвхейма, мира фейри.

Жрец/Жрица: мужчины и женщины, которые стоят во главе храмов и служат Новым богам (Отцу и Матери), исполняя их волю.

Инеберн-Сити: столица мира людей, сверкающий город золота.

Калфолс: Разрушенный город. Его когда-то построили в честь бога Мертвых, который и разгромил его во время войны между фейри и людьми.

Королевская гвардия: армия, которая действует от имени короля Нотрека и следит за тем, чтобы люди в королевстве вели мирную жизнь и подчинялись воле короля.

Мистфел: деревня, расположенная у Завесы, на границе с Альвхеймом. Служит точкой перехода между мирами, когда проход открыт.

Новые боги: Отец и Мать. Люди стали им поклоняться, когда узнали правду о том, что Древние боги на самом деле были не богами, а фейри. Отец и Мать определяют, куда отправится душа после истинной смерти в конце цикла из тринадцати жизней – в Вальхаллу, Фолькванг или Хельхейм.

Нотрек: мир людей.

Первородные: первые существа из всех сотворенных. По своей природе они не имеют человеческого облика, хотя могут принимать его по тем или иным причинам. Они просто олицетворяют то, чем являются.

Сидхе: человекоподобные фейри, которые не принадлежат к первым поколениям и менее могущественны, чем Древние боги. Они обладают магической силой, но гораздо более ограниченной, чем магия их древних собратьев.

Сопротивление: тайное сообщество, проживающее в катакомбах Полых гор (а также в других местах Нотрека), которое борется против правил королевства и живет как заблагорассудится. Они также противостоят фейри и предлагают защиту меченым (людям с меткой фейри) и другим беглецам, спасающимся от Королевской гвардии или Стражи Тумана.

Стража Тумана: отдельная армия, единственная цель которой – защита Завесы от повреждения и борьба с фейри, если Завеса падет.

Иерархия богов и фейри

ПЕРВОРОДНЫЕ

Хаос: первородное существо Пустоты, существовавшее до сотворения.

Ильта: первородное существо ночи.

Эдрус: первородное существо тьмы.

Зейн: первородное существо неба.

Диэлль: первородное существо дня.

Убель: первородное существо, ответственное за тюрьму в Тартаре – бездне.

Брин: первородное существо природы.

Ошун: первородное существо моря.

Гервин: первородное существо любви.

Эрвина: первородное существо морских тварей.

Темпест: первородное существо бурь.

Пери: первородное существо гор.

Сауда: первородное существо ядов.

Анке: первородное существо принуждения.

Марат: первородное существо света.

Эйлам: первородное существо времени.

Мойры: первородные существа судьбы.

Ахимот: первородное существо обреченности.

ОСНОВНЫЕ ДРЕВНИЕ БОГИ:

Адерин: богиня Урожая и королева двора Осени.

Аластор: король двора Зимы и муж Твайлы до ее смерти.

Джонаб: бог Смены Времен Года. Убит во время первой войны фейри.

Калдрис: бог Мертвых.

Кало: бог Зверей и король двора Осени.

Маб: королева двора Теней. Известна в основном как королева Воздуха и Тьмы. Сестра Рейгана.

Рейган: бог Солнца и король двора Лета. Законный король двора Благих.

Сефтис: бог Преисподней и король двора Теней.

Твайла: богиня Луны и королева двора Зимы. Законная королева двора Неблагих.

Тиам: бог Юности и король двора Весны.

Шена: богиня Флоры и королева двора Весны.

Дикая охота сидхе

1

Ледяной ветер с севера с воем трепал ветви деревьев в садах у самой границы и рвался к мерцающей Завесе, что отделяла наш мир от мира фейри. Дрожа и колыхаясь на ветру, тонкий белый барьер простирался вдаль, насколько хватало глаз, и исчезал, растворяясь в сверкающих лучах осеннего солнца.

Ноющими от холода пальцами я убрала с лица выбившиеся пряди волос и почувствовала, как стекает по коже кровь. Стараясь не обращать внимания на вязкую сползающую от виска каплю, я снова протянула трясущуюся руку к кусту с усыпанными шипами ветками, на которых висели крупные темно-лиловые ягоды. Сорвав одну, круглую, с голубоватым отливом, и осторожно вызволив руку из колючего плена, я положила ягоду в корзину, висевшую на другой руке. Спина у меня нещадно ныла, потому что сборщики работали практически в одном и том же положении – кланяясь ягодам – изо дня в день, в течение нескольких недель. Осторожно перемещаясь, чтобы облегчить тянущую боль, я осматривала ветки в поисках плодов характерной окраски, достаточно крупных, чтобы занять целиком мою ладонь.

– Шевелись, Барлоу! – рявкнул на меня один из членов Королевской гвардии, надзиравший за сбором урожая, во время очередного обхода.

При сборе плодов, росших в Королевских садах, осторожность никогда не была лишней. Урожай лорд Байрон отправлял в столицу, Инеберн-Сити, чтобы Двор оставался сытым в суровые зимние месяцы. На нас же – тех, кто жил в Мистфеле круглый год, – всем было наплевать. Мы могли сколько угодно страдать от холода и голода, питаясь только тем, что росло на наших мизерных наделах.

Я вздрогнула, ожидая удара хлыста от гвардейца, и, сморщившись, сунула руку в куст. Впившиеся в нее шипы раздирали кожу на подушечках пальцев, пока я, наконец, не сомкнула их вокруг мягкой плоти ягоды.

Сорвав ягоду и осторожно уложив ее в корзину, я скривилась: светло-фиолетовый плод покрывали рубиновые – цвета моей крови – пятна. Лорд Байрон заставит меня вымыть ягоды, затем усадит к себе на колени и начнет кормить. И я должна буду благодарить его за внимание, которым он меня одаривает, и за плоды, которые в противном случае мне никто не позволил бы даже попробовать.

Тонкие белые шрамы, петлявшие на моей руке, сияли, как паутина Арахны, когда на нее падал солнечный свет. Они казались слишком бледными на фоне моей кожи – бронзовой от нескольких лет работы под солнцем. Однажды я вызвала недовольство лорда Байрона, и вот теперь, уже много лет, собирала урожай и обрабатывала лиловые ягоды. В течение многих месяцев я рвала плоды, считавшиеся деликатесом из-за боли, которую растение причиняло тем, кто пытался их сорвать. Последний день сбора урожая в конце года всегда был самым трудным, но в то же время и самым важным для обеспечения процветания Двора, и потому нас тянуло к Завесе, как мотыльков тянет к огню.

Мы работали под надзором Королевской гвардии, которая несла в саду службу в тандеме с группой элитной Стражи Тумана, охранявшей Завесу. И у таких людей, как мы с братом, другого выбора не было. Мы напряженно работали каждый день, много часов, которые тянулись ужасно медленно, и почти не разговаривали, опасаясь навлечь на себя гнев гвардейцев, которые стремились вернуться ко Двору до первых заморозков. Они очень торопились покинуть деревню Мистфел, спешили уйти как можно дальше от магической границы, отделявшей нас от них.

От фейри Альвхейма.

И нельзя было винить их за это. Все, у кого имелась хоть капля здравого смысла, боялись находиться так близко к Завесе и ко всему, что она собой представляла. Созданная из магии древних ведьм, которые принесли величайшую жертву, чтобы защитить нас от кошмаров того света, она походила на тончайшую ткань, развевающуюся на ветру, мерцающую светом заключенных в ней тысячи звезд. Она казалась прозрачной, но была непроницаемой, а туман, сотканный из воды за ее пределами, создавал иллюзию одиночества в этом мире.

Даже если мы были совсем не одиноки. Даже если мы никогда одиночества и не знали.

Несмотря на наш страх перед Завесой и скрывающимися за ней фейри, их часть земли влекла нас – магией Первородной природы, проникающей сквозь саму почву. Именно это и заставляло некоторых жить в этой деревне – адской дыре, где более полугода идет снег и зима погружает мир во тьму, которая кажется бесконечной тем, кто жаждет солнечного света.

Самые богатые урожаи в деревне Мистфел собирали в садах, которые располагались ближе всего к Завесе. Ягоды там вырастали размером с мою ладонь, а овощи – такими крупными, что одним можно было накормить целую семью. Вот почему мы осмеливались жить рядом с Завесой и проклятой магией фейри.

Здесь была самая плодородная почва в стране. Жизнь самого Альвхейма проникала сквозь землю под Завесой, потоком вливаясь в нашу жизнь, и дарила миру людей щедрые, ни с чем не сравнимые урожаи. Мы неустанно благодарили Первородную природу из Альвхейма, потому что она взяла почву и воду и, вдохнув жизнь в получившуюся глиняную форму, создала первых людей. Она защищала нас от фейри, но в итоге даже она, по слухам, обращалась с нами как с неразумными питомцами.

Завеса содрогалась и как будто ворчала, сквозь нее проносились грозы с громами и молниями, часто без видимых причин, словно сама магия была соткана из бурь. Но все-таки не из неба черпала силы завеса, а из чистой, непредсказуемой, дикой магии. Внутри вспыхивали осколки света, заставляя барьер мерцать закручивающимися спиралями лунного сияния, и ничего красивее этих вспышек я в своей жизни не видела.

Люди, которых заставляли работать в Королевском саду, были беднейшими жителями Мистфела и соседних деревень: расходный материал для лорда Байрона. Ему требовались рабочие руки, чтобы поставлять королю его любимые плоды на зиму, но это не означало, что он не имел права оказывать кому-либо покровительство или выделять любимчиков среди тех, кто исполнял его поручения.

И поэтому нам с братом приходилось собирать лиловые ягоды в глубине сада. Кусты росли довольно далеко от Завесы и укоренившейся там магии, но зато рядом с поместьем Мистфел. Таким образом, лорд приграничной деревни мог наблюдать за мной с балкона своей библиотеки, когда пожелает. Наша семья была одной из самых бедных. Таких, как мы, обычно отправляли работать у самой Завесы, в страданиях от всепроникающей магии, которая пыталась достать нас через барьер. Наша мать должна была бы заниматься этим каторжным трудом вместе с нами. И никого не волновало, что она осталась почти калекой после тяжелой беременности и моего рождения и что сама работа могла очень быстро убить ее.

Долг есть долг, даже если ты почти мертв.

Однако ей повезло. Она работала в самом поместье, помогая консервировать продукты, которые нельзя хранить долго. Но за это везение следовало платить.

Я тяжело сглотнула. Платить приходилось мне. Немного позже, ночью. Ночью мягкие, ухоженные руки лорда Байрона будут кормить меня лиловыми ягодами и другими деликатесами, а его затвердевший член будет прижиматься ко мне.

Он не мог лишить меня девственности – не с нашими законами и требованием богов сохранять непорочность до брака. Иначе вечным страданиям предадут не только меня, но и его самого. Но это не значило, что он не мог прикасаться ко мне, не мог причинять боль.

Пока я боролась с дрожью во всем теле от этих мыслей, страж оставил наконец в покое меня, двинулся дальше и принялся тиранить другого сборщика. Я с облегчением вздохнула, немного утешившись тем, что меня не выпороли за медлительность. В последний день сбора урожая все мы были смертельно уставшими, истощенными, готовыми свалиться чуть не замертво и проспать целую неделю. Мы с нетерпением ждали конца дня, который все никак не наступал.

– Бран, – прошипела я себе под нос, обращаясь к брату, когда тот сунул в карманы две лиловые ягоды.

Ему повезло, что карманы до сих пор не порвались, потому что он постоянно воровал плоды из Королевского сада, рискуя своей рукой. Только ради того, чтобы вкусить немного той роскоши, попробовать которую иначе он не мог бы и мечтать.

– Однажды тебя поймают.

– Расслабься, сестренка, – сказал Бран с приглушенным смешком, казалось, совершенно не обращая внимания на бдительные глаза стражей Тумана, когда те прохаживались по дорожкам в саду. – Все так торопятся закончить сбор урожая, что никто и не заметит двух пропавших ягодок.

– И все же это не помешает им лишить тебя руки, если тебя поймают на воровстве, – огрызнулась я, раздраженная его безрассудством.

Он осуждал меня за склонность к полуночным прогулкам в лесу, но рисковал всем ради того, чтобы пару раз укусить запретный плод. Он мог лишиться не только руки, но и благосклонности, которую я зарабатывала для него все эти годы, терпя прихоти лорда Байрона. Благосклонности, которая дорого обходилась лично мне.

Какой бы ужасной ни казалась цена, которую меня вынуждали платить, какой бы невообразимой она ни представлялась мне по ночам, когда тело сочилось по́том и я не могла уснуть от страха перед воспоминаниями, что могли преследовать меня в кошмарах, работа у границы с Завесой была куда более грозной перспективой. До меня доходили слухи о растениях, которые росли непосредственно перед мерцающей Завесой, – что они могут с легкостью поглотить тебя, как будто ты и есть они. Если человеку вдруг удавалось выжить после этого, он страдал от спровоцированной магией болезни, которая высасывала молодость из человека и превращала его в скелет – кости и кожу.

– Прекрасно. Значит, мне не придется делиться с тобой позже, да? – спросил Бран с самодовольной ухмылкой, прекрасно зная, что именно лиловые ягоды я когда-то считала своим любимым лакомством.

Когда была маленькой девочкой.

В самые первые дни после смерти моего отца лорд Байрон вызывал меня в свою библиотеку, чтобы жрица обучала меня частным порядком, и угощал меня лиловыми ягодами. Мне ужасно нравился этот намек на роскошь. И если бы не дурные намерения лорда Мистфела, которые испортили сладость, превратив в кислятину, то я бы до сих пор любила эти плоды.

Глаза Брана потемнели, когда он увидел, как я, сунув руку между ветвей и взявшись за очередную ягоду, побледнела. В кожу на тыльной стороне ладони вонзился шип. Я дернулась, зашипев от боли, но он, отвалившись от ветки, только глубже погрузился в мою плоть.

Медленно я вытащила руку из куста, стараясь не уронить зажатую в пальцах ягоду, и отогнала от себя воспоминание: лорд Байрон, водя по моей коже губами, нашептывает обещания о жизни, которая могла бы быть у меня, если бы только я была терпеливой. Если бы я могла закрыть глаза на некоторые детали, которые делали отношения между нами одновременно невозможными и отвратительными.

Например, на его жену, его возраст (он был в два раза старше меня) и на тот факт, что он заставил меня смотреть, как Верховный жрец перерезает горло моему отцу и приносит его жизнь в жертву Завесе.

Такие вот мелкие детали.

Со всей осторожностью положив ягоду в корзину и поставив ту на землю, я посмотрела на свою руку и вздрогнула. Шип, вонзившийся в кожу, проник глубже, чем я надеялась. Я растопырила пальцы, и плоть вокруг шипа шевельнулась, а когда я неуверенно прикоснулась пальцем к ране, из-под него хлынула кровь, окрашивая кожу красным.

– Вы должны работать более аккуратно, леди Эстрелла, – произнес мужской голос у меня за спиной.

Я застыла на месте, сердце замерло от страха, и краем глаза я заметила, как Бран с большим усердием продолжил собирать лиловые ягоды. Медленно повернувшись и уважительно опустив взгляд в землю, я присела в реверансе, сжимая грязными, окровавленными руками края поношенного серо-зеленого платья.

– При всем уважении, милорд, мы оба знаем, что я не леди, – сказала я, выпрямляясь во весь рост, но отводя глаза в попытке выказать ему уважение, которого он, по его мнению, заслуживал.

– Терпение, – проворковал он, приблизившись ко мне и взяв мою руку в свою.

Он зажал шип между большим и указательным пальцами и принялся медленно вытягивать его, а мои губы кривились в болезненной гримасе.

Он завороженно смотрел, как оставшаяся после шипа ранка заполняется кровью, и наслаждался видом моих страданий. Он знал, что сегодня вечером сможет заняться моими ранами в уединении своей библиотеки.

– Вы позволите мне позаботиться о вашей ране позже? – спросил он, приподняв бровь.

Возможно, он и сформулировал фразу как вопрос, но на самом деле это было не что иное, как требование прийти к нему ночью.

– Прошу прощения, милорд, но должна вам признаться, что сегодня я очень устала, – сказала я.

Он уставился на меня, изучая мое лицо, и, вероятно, круги у меня под глазами заставили его поверить.

– Очень хорошо. Тогда завтра, – сказал он, слегка улыбаясь, и наклонился вперед, чтобы коснуться ртом раны на тыльной стороне моей руки.

Его губы оказались перепачканы моей кровью, когда он отстранился, и лорд, высунув язык, облизал их.

– Завтра, – согласилась я, возненавидев это слово, как только его произнесла.

Мне как никогда хотелось сказать, чтобы он заботился о здоровье своей жены, а не проводил время со мной. Но я промолчала и повернулась к кустам с лиловыми ягодами.

Потому что долг был превыше всего.

2

Блики от закатившегося солнца погасли, сменившись свечением Завесы, из-за которого я не могла заснуть. Сияя в лунном свете, она влекла меня к окну тесной спаленки, и я смотрела и смотрела на нее, пока стекло не запотело от моего дыхания. В голове у меня, как всегда, звучали последние слова отца, призывавшего меня вырваться на свободу, в ночь, узнать обо всем том, что ожидало меня за пределами этой жалкой деревушки.

Улетай на свободу, Маленькая птичка.

Я плотнее укуталась в старое драное одеяло, пытаясь прогнать озноб, но холодный воздух поздней осени упрямо просачивался сквозь щели оконной рамы. После смерти отца много зим назад, в жалкой попытке сохранить тепло самыми суровыми зимними ночами, я заткнула дыры лоскутами ткани от старых платьев, из которых уже выросла.

Осенью я была почти уверена, что этого окажется достаточно. Но как только наступала настоящая зима, я присоединялась к брату на полу перед огнем, а наша мать спала рядом в кресле-каталке, которое лорд Байрон изготовил для нее после принесения нашего отца в жертву.

Моя спальня когда-то служила чуланом. Сейчас в ней практически не было мебели, за исключением моих скудных пожитков и кровати, сделанной руками отца. Пол почти полностью прогнил, и брат латал его каждый раз, когда он проваливался у меня под ногами.

Дотронувшись до прохладного потрескавшегося стекла, я заскользила пальцами по кругу, который вытирала рукавом столько раз за эти годы, что и не сосчитать. Когда дрожащие пальцы наконец коснулись защелки посередине, я оглянулась, чтобы убедиться, что брат не появился в дверном проеме, намереваясь поймать меня, когда я в очередной раз ускользаю на ночную прогулку.

Открыв защелку, я потянула створки, и ветер почти распахнул их настежь. Холодный воздух резко ворвался в спальню, и у меня перехватило дыхание. Я едва успела поймать, створки, чтобы они не стукнули и не перебудили немногочисленных обитателей нашего ветхого домишки. Пряди темных волос, выпавшие из косы, сдуло с лица. Я забралась на подоконник и села, свесив ноги. Кожу покалывало, когда лунный свет целовал мои голые руки.

Мне не хотелось проводить эту ночь в заточении, внутри этой полуразвалившейся ловушки, которую трудно было назвать настоящим домом. Только не сегодня, когда с другой стороны подоконника меня призывало к себе ночное небо, а из леса лился свежий аромат сосны, которым я никак не могла надышаться.

Мои бунтарские прогулки по лесу действовали на меня глубоко исцеляюще. Было в них что-то привлекательное – некий протест против строгих запретов, наложенных на меня прогнившим обществом, которое требовало от женщин сохранять чистоту и непорочность для мужей, которых даже еще не выбрали. Приличных мужчин в Мистфеле насчитывалось совсем немного – они были скорее редкостью, чем нормой. Я не смела и надеяться на такой брак, в каком жили мои родители, – полный счастья, любви и тепла.

Сбросив одеяло на пол спальни, я опустилась на траву и пошарила руками в поисках своей палки, пока глаза привыкали к темноте. Ощупав пальцами землю, я нашла палку и стряхнула с себя пыль, поднявшуюся с лишенной ухода почвы, на которой отказывались расти даже сорняки.

Когда я поднялась на ноги и закрыла оконные створки, с пальцев посыпались сухие песчинки. Просунув ветку в щель в подоконнике, я повернула ее так, чтобы она зацепилась с другой стороны и удерживала окно закрытым. Вернувшись, я смогу проскользнуть внутрь через окно, чтобы брат не обнаружил, что я опять гуляла.

Наш дом представлял собой старую мазанку. Наружные стены были возведены частично из досок, частично из переплетенных веток и покрыты глиной. Поскольку за домом никто не ухаживал, стены деформировались и потрескались, а дырявая соломенная крыша протекала во время дождей и нуждалась в ремонте.

В доме было всего два стеклянных окна, составленных из осколков, которые отец и брат получили в подарок, когда помогли одной из богатых семей заменить их окна.

Оставив дом позади, я направилась к роще, которая располагалась прямо за нашей деревней. Вдали что-то выло на луну, призывая меня во тьму, где под звездами бродили разные твари, а жители деревни Мистфел опасались за свою жизнь. Но вместо страха, который должен был бы пульсировать в теле, мной владело только одно чувство, которое никогда не посещало меня в дневное время, когда по улицам бродили люди.

Свобода.

Конечно, это была лишь временная иллюзия в моем мире, самообман, притворство, чтобы смягчить гнетущую реальность, ведь я не могла выбирать. На данный момент мою жизнь определяли в первую очередь лорд Мистфел и силы элитной Стражи Тумана, которые отошли от своей первоначальной цели и превратились в извращенную армию, выполнявшую все, что бы ни потребовал лорд. Следующим учитывалось мнение моего брата. В отсутствие отца, которого лорд Байрон и Верховный жрец принесли в жертву Завесе, он диктовал мне, что делать.

Придет время – гораздо раньше, чем мне хотелось бы, – и мою судьбу и мою жизнь будет определять муж, вот тогда-то для меня и начнется настоящий кошмар.

Я подошла к опушке леса, провела рукой по коре первого попавшегося дерева и покружилась вокруг него, не удосужившись оглянуться. Затем нырнула в рощу, и тьма, заключив в тесные объятия, быстро поглотила меня целиком и понесла вперед, взывая к той моей части, которая жаждала ночи, в отличие от тех, кто ее боялся.

Даже звуки, которые издавали маленькие существа, ползающие в подлеске у ног, не заставили меня бежать из леса. Даже холодный воздух, что щипал кожу, оставляя на щеках розоватые пятна, не побудил повернуть назад.

Единственное, что имело значение, – это окружавшая меня тьма и чувство уединения, которым одаривала глубокая ночь. Только она спасала меня от назойливых взглядов людей лорда Байрона, следивших за мной, искавших признаки, не собираюсь ли я выкинуть очередной фортель.

Я ускользала все глубже в лес, стремясь уйти настолько далеко от деревни, насколько хватит смелости. Обычно каменные тролли предпочитали не слишком отдаляться от своих домов. Они предпочитали добычу, которая сама охотно шла к ним в руки, чтобы укрыться от стихии. Но я не хотела испытывать судьбу и бродить вблизи их мест обитания.

Если я попаду в ловушку каменного тролля, свобода, которую я обретаю лишь на мгновение, обратится в жестокую смерть в пасти чудища в три раза больше меня. Плоть мою разорвут в клочья, а то, что от меня останется, истечет кровью на земле.

Я держалась подальше от тропинок, по которым, без сомнения, будет патрулировать Стража Тумана, и проводила пальцами по деревьям, словно могла запомнить каждое и потом найти дорогу домой. Я и раньше ходила этой дорогой, ориентируясь только по луне и звездам, освещающим мой путь. Много раз – так много, что не сосчитать.

Мое внимание привлекла целая россыпь мерцающих вдали огней, двигавшихся кругами среди деревьев. Остановившись, я оглянулась, стараясь определить, не следят ли за мной, не поджидают ли меня среди деревьев лорд Байрон и его прихвостни из Стражи Тумана, чтобы поймать, как любопытную домашнюю кошку, которая гуляет сама по себе там, где ей не место.

Но за спиной у меня был только лес. Сначала я решила, что пора бы вернуться, но потом передумала и, пригнувшись к земле, стала медленно пробираться вперед, чтобы посмотреть на странные всполохи.

Они напомнили мне об огнях фейри, о которых рассказывали родители, когда я была маленькой. В давние времена, еще до Завесы, эти мерцающие блики завлекали и уводили человеческих детей – их похищали фейри, а взамен похищенных оставляли подменышей. В те века фейри свирепствовали над миром людей и забирали себе все, чего желали, заставляя остальных гнить и страдать от последствий их набегов.

Мерцающие огоньки перемещались по поляне и манили к себе. Когда я подошла достаточно близко, то увидела людей, одетых во все белое, и у меня перехватило дыхание.

В центре поляны на своде блестящего бежевого черепа стояла одинокая свеча, а вокруг, тихо бормоча что-то себе под нос, чтобы их никто не услышал, ходили фигуры в белом. Я присела у подножия вечнозеленого дерева, прижалась щекой к шероховатой коре и принялась наблюдать за их ритмичными движениями. Внутри меня любопытство боролось со страхом, заставляя сердце бешено колотиться, и в какой-то момент мне показалось, что незнакомцы могут его услышать.

Люди шли по кругу, тихо напевая, в пределах границ, которые выложили из веток. Внешняя граница была примерно в дюжине шагов от черепа, расположенного в середине и напоминавшего центр мишени.

Время от времени один из незнакомцев поворачивал голову в мою сторону. В руках у них были плотно зажаты свечи, которые они поднимали и опускали. Огоньки плавали вверх и вниз, периодически освещая приоткрытые рты людей. Я не могла отвести глаз от черепа на земле – все остальное сосредоточилось вокруг него. И мне стало интересно, кому же это так не повезло, что его кости используют в каком-то непонятном ритуале.

Я понятия не имела, чему стала свидетелем, однако, без сомнений, это было что угодно, но только не поклонение Отцу и Матери, разрешенное Короной. Прошли столетия с тех пор, как король Беллхэм Первый освободил нас от Древних богов, которые погрузили наши жизни в пучину греха и разврата, а затем привел к добродетели, которую мы обрели с Новыми богами.

Одна из фигур в мантии остановилась, тело изогнулось в сторону так, что стало понятно: это женщина. Она повернула голову ко мне и посмотрела так многозначительно, что я не сомневалась – меня заметили. Я ожидала от нее враждебности и страха, поскольку поклонение Древним богам было строго запрещено Короной, но женщина одарила меня доброй улыбкой, вздохнула, склонив голову набок, и ее темная коса упала на одно плечо.

Она вышла из круга, перешагнув через границу, которую они выложили из палок и веток. Когда женщина направилась ко мне, все в кругу остановились. Меня же словно пригвоздило к земле, хотя самым разумным в моем положении было бы бежать. Прямо сейчас я могла поплатиться за свое любопытство – вряд ли эти люди решат оставить меня в живых. Они не стали бы рисковать, ведь я могу сообщить о них Страже Тумана и потом посмотреть, как их сожгут на костре за ересь.

Дыхание у меня сбилось, в легких застрял воздух, который затем вылетел легким облачком изо рта, проплыл перед лицом и рассеялся в ночном воздухе. Женщина шла ко мне, и добрая улыбка не сходила с ее лица. Двигалась незнакомка медленно, будто приближалась к испуганному животному. Когда она подошла совсем близко, я уже не сомневалась, что она жила не в Мистфеле, а оглядевшись, поняла: и ее спутники, с чистыми волосами и кожей, в хорошей одежде, тоже. Откуда бы ни пришли, они точно были чужаками и просто не могли жить в мрачной деревушке, которую я называла домом.