Gora
Оживи меня

Пролог

Девятая заповедь сатанизма гласит: Сатана – лучший друг, которого Церковь когда-либо имела. Так как Он единственный, кто сохраняет этот бизнес все эти годы.

Вокруг слышны крики и стоны, они разносятся, ударяясь о стены. На вершине, в резном кресле, сделанном из человеческих костей, сидит мужчина. Он жадно осматривает все девять кругов, наслаждаясь людскими мучениями. Хитрая, злая и одновременно коварная улыбка озаряет его лицо. Безумный алый взгляд проходит по всем кольцам Ада, где в агонии бьются души.

– Бафомет, вас вызывают, – послышался сумасшедший голос. Он нервно хихикает, переходя на истеричный смех.

– Знай своё место, убожество. – Строгий бас пронёсся, отскакивая от стен, оставляя за собой грозное эхо. Бес дрогнул, юркнув обратно в чертоги Ада.

Демон устало подпёр голову кулаком, одна прядь чернильных волос упала на лоб. Его веки медленно открываются и закрываются. Ему явно скучно находиться здесь. Гортанно рыча, устало потёр переносицу, закрыв глаза.

Он поднялся, будто гора, осматривая Преисподнюю. Разрезая пространство массивными плечами, пошёл мимо палачей и распределителей, которые отвечают за отправку сущности в тот или иной круг.

Не обратив на них ни малейшего внимания, он вошёл в залы и зашагал туда, куда его звал сам Повелитель царства мёртвых.

– Бафомет, – услышал дьявол своё имя из уст приятеля. Тот повис на нём, чуть подмигнув,

– Отвали, Астарот. – Скривился тот, скинув ладонь друга.

– Какой ты всё же мерзкий. – Чуть отстранившись, Астарот шутливо поднял руки вверх.

– Решил говорить комплименты? Тебе что-то надо? – Не останавливаясь и даже не замедляя шаг, интересуется бес.

– Помнишь то хрупкое турмалиновое украшение в виде кольца, но это не оно. Отдай его мне. – Демон шныряет вокруг Бафомета, ища подступы к его прогнившей душе.

– Нашёл, что вспомнить. Половина тысячелетия прошла, – плюнул в ответ он.

– А ты считаешь года с того времени, я смотрю, – съязвил друг.

– Больно надо. Я убил владелицу этого украшения. А теперь даже не знаю, где оно. – Слышно цокнув языком, он устало потёр переносицу.

– Очень жаль. Турмалин сейчас в цене поднялся.

– Пристань к кому-нибудь другому, – прорычал Бафомет уже с заметным возмущением и недовольством. Он явно напряжен, думает о своём. Его не заботит ничего, кроме собственных мыслей.

– Убил. С кем не бывает. Но ты же любишь её, – пытается выведать информацию соратник. – Скоро ли она вновь появится здесь? Когда её срок ожить?

– Да чтоб ты сам сдох, – пробубнил демон.

– А вот и убогие, – послышался ещё более язвительный голос. Перед ним предстал самый могущественный грех человечества.

– Гордыня. – Бафомета передёрнуло от раздражения. Его взбесило не столько появление этого беса, как то, что ему пришлось остановиться из-за того, что тот резко преградил дорогу. Дьявол осмотрел своего врага с ног до головы: чёрные волосы спадают до самых плеч, из под смоляной рубашки на груди виден вытатуированный лев. – Какой ты скучный. Убожество.

Толкнув плечом ненавистного, он прошёл мимо. Гордыня снова звучно ухмыльнулся, закатив свои изумрудные очи.

– Высокомерный ублюдок. Это мы еще посмотрим, – голос греха был пока тих, но лишь потому, что он знал больше, чем другие.

Зайдя в зал, набитый мерзкими существами и уродливыми тварями, он сел в своё кресло. Перед ним стоят демоны: некоторые прекрасны до безобразия, а остальные отвратительны до умиления. Липкая кожа свисает на лице одного из них, он ехидно посмеивается, сложив покорно свои тонкие пальцы перед собой. Другой оскалил кривые зубы, живые опарыши лазят между щелей, будто поедая беса изнутри. Недалеко появился ещё один. Всё его тело покрыто язвами и гниющими ссадинами из которых выпадают насекомые. Его немного потряхивает, будто ему щекотно.

Гости посматриваю на сидящего в кресле, ехидно скаля агатовые зубы. Мышцы лица Бафомета начали подрагивать, пошли желваки. Кончик губ от брезгливости дрогнул. Выпрямив руку, он приманил одного беса. Тот, не медля ни секунды, подскочил к претенденту на трон, как побитая собачка.

Резко вскинув кисть, дьявол сжал горло уродца, надавив большим пальцем ему на кадык.

– Почему же вам так весело? – прорычал Бафомет низким, властным басом, скривившись от ненависти. Но существо, которое напоминает человека с сильной анорексией, зеленой кожей и глазами навыкат, лишь кряхтит и шипит, пытаясь выбраться. Демон продолжает надавливать на глотку. – Почему больше не смеёшься?

Раздался хруст, палец провалился под тонкую кожу существа. Чёрная субстанция испачкала ладони претендента на престол. Несчастный обмяк, его голова завалилась на бок.

– Какой нежный, – ухмыльнулся Бафомет, откинув жертву в сторону.

Массивные двери залы раскрылись и в проёме показался обворожительный юноша с горящим взглядом.

– Люцифер, – начались перешёптывания. – Владыка… Повелитель.

Бафомет цокнул, глаз дёрнулся от напряжения, каждая мышца от брезгливости задрожала. Неприкрытая ненависть этого демона к Люциферу переполняет его. И это видно каждому, даже невооруженным взглядом.

"Чёртов ангел", – взорвался голос в голове.

– Сегодня состоится суд! – воскликнул юноша, раскинув руки.

"Идиот". – Он вновь нервно потёр переносицу. Его явно раздражает всё, что происходит.

Неожиданно все посмотрели на Бафомета. Дьявол поднял одну бровь, не понимая такого резкого внимания.

– Все твои некроманты мертвы, – будто заигрывает Владыка со своим поданным.

– Какая чушь, – фыркнул обвиняемый, устало положив голову на свой кулак. – Я видел их вчера.

– А сегодня они мертвы. Теперь ты не сможешь выйти на поверхность, ведь у тебя нет некроманта, который призовёт тебя и запихает в нужный сосуд. – Люцифер будто играет с ним. Демон сразу это понял, потому решил не подавать вида, чтобы узнать, что тот задумал.

– Я подожду, когда вырастет наследник, – произнёс подсудимый, вальяжно растянувшись в своём кресле, который предназначен исключительно для него.

– Вот незадача, – лыбится Сатана, пытаясь вывести на эмоции своего врага. – А наследников то и нет.

Бафомет с силой стиснул зубы. По лицу пошли желваки. Каждая мышца сжалась, по коже пробежала дрожь. Его передёрнуло от брезгливости к своему Правителю.

– Убил их всех? Как низко пал, – закинув ногу на ногу, фыркнул он. – Переродится. Ничего.

– Зачитайте ему приговор, – плюнул Люцифер, выпрямившись.

В центр зала вышло существо, покрытое ранами и ссадинами.

– Бафомет приговаривается к заключению на земле с разделением души.

– Идиоты, – закатил глаза обвиняемый, даже не поменяв позу.

– Пока все осколки не соберутся воедино, ты будешь скитаться бесхозным дымом по людскому миру.

– А за что? Даже стало любопытно. – Но на лице ответчика лишь скука, никакой заинтересованности.

– За секс с одной из жён Владыки на празднике Оргии, – произнесло мерзкое существо, каратель мёртвых.

– А за какую именно? Или за всех сразу? – Один кончик губ подсудимого дрогнул, взгляд стал дьявольским, с небольшим прищуром.

Люцифера затрясло от такой наглости, но он ждёт, когда избавится от ненавистного соперника, который также претендует на трон.

– Приказ привести в исполнение, – чуть вскрикнул Сатана.

Внезапно Бафомет будто что-то вспомнил. Его веки расширились, он поднял голову, начав искать в толпе Астарота.

– Встреть эту дуру, – выплюнул он другу. – Она скоро оживёт на седьмом круге и появится в Аду.

После этих слов, он громко рассмеялся от мучительной боли и спазм. Его тёмное, грязное сознание начали расщеплять на части, желая наказать. Демона потряхивает, но тот лишь наслаждается судорогами, которые сковывают его, дробя на куски. По залу проходит звонкий, безумный бас. Сумасшедший смех агонии проникает под кожу каждому.

Двадцать пять лет части одного демона рыскают по миру, ища пристанище, ожидая своего некроманта, который, наконец, призовёт его и поселит в подходящем сосуде.

Глава 1

Свет от больничной лампы освещает мертвое тело, лежащее на операционном столе лицом вниз. Молодая женщина лет сорока не подает никаких признаков жизни. Её прямая линия сердца издает назойливое долгое пищание.

– Таня, ты совершенно обезумела. Посмотри на меня! – рычит на меня моя подруга. – Склонившись над шеей свежего женского трупа, аккуратно вонзила скальпель ей в шейный отдел и повела.– Чокнутая! Ненормальная!

– Когда я научусь оживлять людей, ты мне такого не скажешь, – огрызнулась я.

– Ты проводила эксперименты только на мертвых животных, – пытается вразумить меня девушка.

– Но они же были успешные, – отвечаю, не отрываясь от работы.

– Они умирали через несколько минут. Что за богохульство?!

– Мне дали добро, Маш. Не капай своими нравоучениями и Божественными изречениями. Ты знаешь, что я давно не верю в Бога.

Взяв толстую иглу, на другом конце которой торчат множество трубок, проткнула шейный отдел позвоночника. Она вошла мягко, будто ложка в растопленное масло.

– Ты сама уже будто эти покойники. Как машина, которая упорно идёт к своей цели, – уже срывается она, не понимая, как я могу хладнокровно "издеваться" над умершим человеком.

– Отвлекаешь меня, Маш. Сколько можно болтать? – Другое остриё ввела в костный мозг. – Я близка к прорыву для человечества. Ты хоть это понимаешь?

– Ты уже сделала многое. Твои эксперименты на скончавшихся животных…

– Этого мало, – жёстко отрезала.

Взяв третью иглу, пронзила ей спинной мозг.

Подойдя к аппарату, нажала на кнопку, пустив по венам трупа специальную жидкость, лично мной разработанную. Но ничего, даже электрические разряды, которые проходят по телу умершей женщины, не помогают. В комнате раздаётся треск. Моего эксперимента чуть потряхивает.

– Давай! Чёрт! Давай, оживай!

Мертвец трясётся, но не более того. Он лишь имитирует мышечные спазмы, не подавая признаков жизни.

– Оживай! Чёрт тебя возьми! Ненавижу! – По коже прошла мелкая дрожь. Обернувшись, истошно закричала. – Маша, всё из-за тебя. Говорила без умолку. Время ушло. После смерти у меня есть несколько часов. Понимаешь, как трудно найти свежий труп?

– Тебе их привозят, – фыркнула та, скрестив руки на груди.

Сняв резиновые перчатки, кинула их на пол. Облокотившись на стол с покойником, стала осматривать озабоченное лицо подруги: чуть курносый сморщенный носик и пронзительные голубые глаза, которые она прищурила.

– Ты вообще работаешь в педиатрическом отделении больницы. Чего пришла? – спросила, скинув с головы медицинскую шапку, высвобождая свои пшеничные волосы, которые чуть не достают до плеч.

– Сегодня твой день рождения, но я не смогла до тебя дозвониться, – с ноткой претензии выговаривает она мне.

– Потому примчалась сюда?

– Да. Я подумала, что с тобой что-то случилось, – шипит она, нахмурившись.

– Как тебя вообще ко мне пропустили?

– Они же знают, что я почти твоя родня. Наши семьи дружат, если вдруг забыла.

– Да, точно… – пробубнила, потирая переносицу от усталости.

– Твой отец владеет всем этим, но…

Начала она, но я резко перебила её, будто машинально:

– Он не мой отец.

– Не важно. Одиннадцать часов ночи. Ты работала целый день в свой праздник.

– Такой великий праздник, по-твоему? Всего лишь мне исполнилось тридцать. Нет повода для паники. – Вздохнув, потянулась к карману на халате. – Идём, хочу курить.

Оторвавшись от операционного стола, пошла в соседнюю комнату, где я часто ночевала: кровать, душ, моя одежда, стол и кухня. Всё сделано для того, чтобы я не отрывалась от работы.

– Тебе тридцать, а смотри чего добилась…

– Пока я ничего не добилась, – вновь перебила её. – Но скоро… Вот увидишь.

Переодевшись, мы вышли на свежий воздух.

Небольшой снег кружит вокруг, падая на мои светлые чуть растрепанные волосы. Лёгкий мороз щиплет щёки и нос. Засунув руки в карманы, мы с подругой пошли домой. Как всегда на улице многолюдно. Чёрные куртки проходят мимо. Для меня это всего лишь прохожие без лиц, которые сразу забудутся, как ненужный мусор или стёртая информация на компьютере.

– Ты уже перешла на людей. Что за маниакальная потребность?

– Я хочу победить смерть… – произнесла, достав пачку сигарет и закурив. Благодатный яд медленно проникает ко мне в лёгкие, на секунду давая спокойствие и нужное блаженство, заставляя забыть себя.

Шестнадцать лет назад

Я вспомнила свой жуткий час. У меня никого не было, кроме брата. Когда ещё была маленькая, мы потеряли всю семью и остались одни. Он воспитывал меня, дал мне всё, что было необходимо. Он был мне не просто родным человеком, но и другом, отцом.

В тот вечер, 28 декабря, ровно шестнадцать лет назад, он упал… Упал…

Мы шли с магазина домой, Коля громко шутил и разговаривал, жестикулируя одной свободной рукой. Внезапно, поскользнувшись, он повалился, ударившись головой. Больше брат не очнулся.

Я смутно помню всё происходящее. Лишь отрывки воспоминаний, которые не убил мой мозг под действием стресса. Серый и грязный лёд из-за многочисленных ног, которые ступали по нему, окрасился в алый. Из виска родного человека лилась бордовая жидкость, пачкая мёрзлые хлопья.

Крупные снежинки, кружась, падали на его белое застывшее лицо.

– Брат, тебе холодно, вставай, – кричала я, теребя его куртку. – На тебя падает снег, замёрзнешь. Идём. Идём же. Коля, заболеешь. Давай, поднимайся!

Сначала люди проходили мимо, но после начала скапливаться толпа. Они вызвали скорую, перешёптывались. А я не могла поверить, для меня это была очередная шутка любимого человека.

– Вставай. Все смотрят на нас. Они думают, что ты умер. А ты жив, – захлебываясь от слёз, кричала я. Чёрная дыра внутри меня засасывала все мои чувства, эмоции, мою душу. – Очнись! Прошу тебя! Ты живой! Они не верят мне!

Скорая приехала на удивление быстро и констатировала смерть. И я ничем не смогла помочь.

Сейчас

С этого дня я отчаянно желаю узнать, как одолеть смерть.

Именно после этого инцидента больше не праздную свой день рождения.

– С чего такая уверенность, что сможешь? – Голос подруги вернул меня в реальность.

– Что?

Я сделала ещё одну затяжку, выпуская дым на прохожих.

– Ты сказала, что хочешь победить смерть. Повторюсь. Откуда такая уверенность, что сможешь?

– Знала, что когда человек умирает, он становится легче на 21 грамм? Столько весит душа, – равнодушно говорю, докуривая сигарету. – И я уверена, что смогу схватить её и не дать выйти из тела.

– Ты же понимаешь, что это не доказано. Для этого нет доказательной базы, – всё пытается вразумить меня назойливая девчонка.

– А Виктор Франкенштейн?

– Он всего лишь плод воображения писательницы Мэри Шелли. Не воображай, что был прототип.

– А как же русский физиолог Алексей Кулябко.

– И что с ним?

Подойдя к урне, выбросила окурок, убрала руки в карманы серой куртки, нехотя продолжив разговор.

– В 1902 году учёный воскрешал мертвых животных, а в 1903 году ему удалось заставить снова забиться сердце трехмесячного ребенка, умершего по естественным причинам, после того, как младенец пролежал без признаков жизни уже целых два дня. – Переведя дыхание, продолжила, пытаясь доказать Маше, что я права. – А после, он в качестве подопытного взял мужчину. В сосуды мертвеца он закачал смесь хлорида кальция, хлорида калия, бикарбоната натрия и декстрозы, после чего сердце покойника начало биться в груди.

– Хочу напомнить, – ухмыльнулась девушка, – что он признал сам, что у него не вышло.

– Хочу напомнить, – съязвила я. – Что его помощники бежали из лаборатории, когда сердце покойника забилось, а через 20 минут учёный сам вытащил трубки и заявил, что он оплошал. Что эксперимент не удался. Но я уверена, что он просто испугался того, что смог стереть грань между жизнью и смертью.

– Это всё сказки, – отмахнулась подруга.

Такие разговоры всегда чуть оживляют меня, заставляя верить в то, что всё, что я делаю, не напрасно.

– Но таких людей уйма. Например, Сергей Брюхоненко. Главным его изобретением стал так называемый «аутожектор» – сложная система трубок и клапанов, при помощи которой ученому удалось более 100 минут поддерживать жизнь в отрезанной голове собаки.

– Это ужасно, – поморщилась она, прикрыв рот рукой, будто желая сдержать позывы тошноты.

– Дворняжка даже ела с его ладони! – воодушевленно воскликнула. – Представляешь?! – Люди оглядываются на нас, с презрением осматривая, будто чудаков. – И когда он взял голову самоубийцы и подключил её, она тоже открыла глаза. Но тут случилось то же самое, что и у Алексея Кулябко. Он сам выключил аппарат. Испугался. – Я перевела дыхание, глаза уже горели от восторга. – Боже, мне лишь бы запустить сердце. Чтобы оно билось и все органы стали работать. Это уже будет прогресс.

– Овощ? Хочешь, чтобы был овощ?

– Это только первый этап. А дальше… Боже! Мне надо добиться хотя бы этого.

Внезапно мы услышали пронзительный крик девушки. Она просила о помощи, разрывая свои голосовые связки.

Обернувшись, увидели толпу, которая скопилась вокруг кричащего голоса. Бросившись к женщине, пробились через людей к ней.

На земле лежит мужчина, на виске виднеется кровоточащая рана, а рядом окровавленные ступени. Я подняла взгляд. Впереди виднеется мост, запорошенный снегом, и два фонаря по бокам. Почему-то в мыслях возник образ Рая.

Меня бросило в дрожь, я будто вернулась назад в прошлое. В тот день, когда погиб Коля.

– Брат… – прошептала, вспомнив смерть родного мне человека.

– Вы врач? – кричит незнакомка, сидя на коленях перед мёртвым парнем. – Помогите.

– Да, я врач, – выдавила из себя. – Склонившись над мужчиной, приложила два пальца к сонной артерии. – Пульса нет.

Подняв его запястье, так же попыталась ощутить биение, но по-прежнему ничего.

– Что с ним? Что с ним? – вопит девушка.

Достав из кармана телефон, трясущимися конечностями набрала отчима.

– Пересечение улиц Декабристов и Глинки. Быстро.

– Вы поможете ему? Вы всё сможете? – с надеждой в голосе произнесла она, дрожа от страха.

– Таня? – обратилась ко мне подруга, уже и сама всё понимая.

Взглянув на Машу, я отрицательно помотала головой, показывая ей, что мужчина мёртв.

Бригада, замаскированная под парамедиков, приехала быстро.

– Я поеду с вами, – всё вопит женщина, порываясь сесть в машину.

– Вам нельзя. – Преградила я ей дорогу. – Вы будете только мешать.

– Но прошу вас… – ещё сильнее завыла незнакомка.

Сжав губы, зажмурилась, понимая её. По коже прошёл холод, мурашки пробежали по телу. Я еле слышно прошептала:

– Нельзя, простите.

Сев в автомобиль скорой помощи, Маша печально осмотрела труп мужчины.

– И как у вас это делается?

Машина с мигалками помчалась в научный центр.

– Скажут, что у него обнаружили какую-нибудь заразную опасную болезнь и выдадут ей только прах.

– Ты будешь его сейчас…

– А зачем, по-твоему, я забрала его с улицы? Думаю, что его сердце ещё можно запустить.

Глава 2

Труп привезли в лабораторию. Вокруг забегал персонал, готовя его на стол.

– Поезжай, Маш, – нервно выпалила, намывая руки.

– Ты сколько не спала? – мельтешит она вокруг меня, переменная пальцами вязаные варежки.

– Роботы не спят, – ухмылялась, убирая волосы под шапку.

Посмотрев на часы, поняла, что уже давно за полночь.

– Справишься сама? – переживает за меня подруга.

– Хочешь помочь…? – съязвила.

– Ладно, пойду, – оборвала она меня, не желая принимать участие в дальнейшей, как она выражалась ранее, экзекуции.

Девушка махнула и ушла.

Натянув резиновые перчатки, подошла к операционному столу.

Все иглы заменены, подопытного раздели и протёрли антисептическим средством.

Проведя скальпелем по холодной коже шейного отдела, аккуратно ввела туда иглу. Тонким шприцем сделала несколько проколов в тазовой кости, пустив туда раствор. Нащупав место между позвонками, проникла остриём в спинной мозг, стараясь не задеть нервные окончания.

– Оживай! Прошу тебя! – Для меня этот мужчина стал чем-то вроде символа. Его смерть пришла к нему неожиданно, как и к Коле. – Я обязана тебе помочь! – шепчу я. – Родителям не помогла! Брату тоже! А ты живи! – Чувства берут надо мной верх, а такого не должно быть. – Переверните его.

Объекта эксперимента положили на спину, прикрыв его белой простынёй по пояс.

Подняв иглу, стала аккуратно зашивать открытую рану на виске.

Послышались еле слышные постукивания на мониторе. Всё нутро сдавило, по коже прошёл озноб. Но как биение пропало, я вновь впала в отчаяние.

– Скальпель! – прокричала, протягивая руку. В ладонь мне вложили холодный металлический предмет, которым я скрупулёзно намерена провести операцию.

– Что вы делаете? – спросила уже немолодая помощница, которую отчим для чего-то для меня нанял.

– Оживляю его! – прорычала.

Женщина сразу замолчала и отошла.

– Ты будешь жить! Обязательно будешь жить! – С горла вырываются протяжные хрипы. Мышцы сжались, глаза слезятся.

"Брата не смогла спасти, но его… Обязана!" – вопит голос в голове.

– Принести мне ИКД, – вскрикнула я.

– Он же мертв, – возражает сотрудница. – Зачем ему ИКД?

ИКД – имплантируемый кардиовертер-дефибриллятор. При остановках сердца он подает небольшое количество тока для стимуляции.

Бросив испепеляющий взгляд, полный ненависти и злости, я лишь смогла прошипеть сквозь зубы:

– И… К… Д…

Служащая вздрогнула и помчалась прочь.

Появилась минута передохнуть и впервые рассмотреть мёртвое тело.

Передо мной лежит парень лет тридцати, с плотной небритостью и чёрными волосами. Его смуглые широкие плечи, ключицы, мощная грудь, всё до запястья в тату, будто подчёркивая какие-то события в жизни. Это заставило меня взглянуть на свою кисть. Между указательным и большим пальцем правой руки набит крестик.

– Не говори мне, что умрёшь, как он. Нормального пульса не было уже больше двух часов. – Взяв холодную ладонь в свою, тихо прошептала. – Прошу тебя, только оживи. Не потому, что я хочу… чего-то добиться, – подбираю слова, будто боясь его обидеть. – Просто, чтобы ты жил.

Его губы высохли, но ещё не посинели. Он будто крепко спит, желая проснуться. Появляются трупные пятна ярко-фиолетового цвета.

Женщина вновь вбежала в комнату, и начался процесс внедрения ИКД.

ИКД внедряется под кожу человека, а его "усики" "кладутся" на сердце. Произведя надрез в левой части, ближе к подмышке, медленно, с помощью мелких камер, пытаясь не повредить мышечную ткань, устанавливаю аппарат. Пульса по-прежнему нет, хоть оборудование жизнедеятельности продолжают работать.

– Всё, можете идти. Я справлюсь сама. Всегда всё делаю одна. Уходите.

Сотрудница встрепенулась и пошла к выходу.

Появилось чувство, что она заберёт у меня всё. По мышцам проходит дрожь от липкого страха, что она отнимет у меня этого незнакомца и не даст доделать начатое.

– Всегда одна. И тебя я спасу сама. Проживёшь ещё длинную жизнь, – шепчу.

На счету каждая минута, но я не поскупилась на время и продолжила аккуратно проводить операцию по установки аппарата.

– Чем я занимаюсь? Зачем я внедряю трупу кардиостимулятор?

Несмотря на вопросы, упорно провожу операцию почти вслепую.

Продев последний шов, отошла от мертвеца, но он так и не двинулся, а на мониторе всё ещё пищит одинокая полоска смерти.

– Очнись! – рычу на него. – Я же всё сделала! Все правильно! Ты не можешь умереть! – перешла на крик в то время, как слёзы уже застилают зрение. – Ты не смеешь умереть, как он. Тебе нельзя! Ты обязан проснуться!

Совершенно мне незнакомый парень, с рассечением на виске, лежит на операционном столе и не двигается.

– Проснись уже! – вскрикнула, начав не сильно бить его по щекам, желая привести в чувства. – Борись за эту грёбанную жизнь. Даже не думай…

Душа стиснулась. Я будто вновь испытала смерть своего брата. Грудь сдавило так, что воздух перестал поступать в лёгкие. Колени стали ватные, ноги подкосились и я рухнула на пол.

– Не можешь умереть… – Все мышцы задрожали. Застывшими пальцами начала тереть лицо, глаза, сжимая волосы. Из глотки раздался протяжный рык, переходящий в вой.

Не знаю, сколько времени я провела на кафеле, стараясь придумать хоть что-то, чтобы оживить уже мёртвого человека. Сознание в тумане, перед глазами агатовая пелена скорби. Вновь нутро разрывается, вспоминая "спящее" лицо брата в гробу. На его виске виднелась зашитая рана. Близких не было. Лишь я и какие-то добрые люди, которые на когда-то накопленные средства моих родителей, раскопали для Коли могилу. Его труп уже давно сгнил. Компанию ему составляют черви да опарыши. От этой мысли с горла вырвался нервный смешок.

"Дерьмо".

Пересилив себя, села на стул. Подняв холодную ладонь мертвеца, произнесла:

– Думаю, что твой мир лучше, чем мой. – Я негромко усмехнулась, потупив взгляд. – Оживляю людей, надеясь, что когда-нибудь и сама, наконец, умру.

От сильной усталости веки сами закрываются. Мышцы расслабляются, мозг отключается. Я не заметила, как погрузилась в сон.

Темень и мрак обволакивает мой разум. Через пелену вижу маленькую девочку, сидящую за фортепиано. Её светлые волосы собраны тугой резинкой, а мятое платье свисает по обе стороны стула. Мелодия из-под пальцев льётся, проникая в душу, разрывая её на миллионы осколков. Малышка смотрит вперёд, по её щекам катятся слёзы. Впереди она видит нечто, что дробит сознание. Глаза расширены от ужаса, но она продолжает играть, смотря в окно, в котором непроглядная тьма. И лишь тусклая лампочка освещает бледное тельце. Полупрозрачная тень шныряет вокруг ребёнка, заставляя вздрагивать и стонать от непередаваемого страха. Кто-то шепчет в комнате и стонет. Девочка с силой зажмурилась, но не прекратила, успокаивая себя музыкой, пытаясь забыть разодранное, окровавленное лицо матери. Разбитого отца, висящего на руле. Крики сирен в её ушах, они громче, чем мелодия из-под пальцев.

– Мамочка! – бьётся голос в ушах сидящей малышки. Она начала играть быстрее, интенсивнее. Очи уже не видят. А тень продолжает скользить вокруг несчастной, заставляя беззвучно вопить в темноте.

В комнате послышалось назойливое пищание. Открыв глаза, обнаружила себя, лежащую головой на тыльной стороне ладони подопытного. Меня потряхивает от жутких воспоминаний, которые нахлынули на меня. Мой взгляд сразу упал на настенные часы.

"Уже десять утра".

Что-то настойчиво пищит, заставляя меня просыпаться.

Писк переходит в подёргивание, а после в слабое постукивание. Я замерла, услышав этот звук. Вскочив на ноги, сразу кинулась к аппаратам. На них видна неуверенная линия, которая иногда вздрагивает в такт с сердцем. Нутро сжалось, я опешила и застыла. Мои пальцы потянулись к экрану, обводя изгибы.

Вытащив дрожащими конечностями телефон, набрала Машу.

– Алло, – послышался сонный голос подруги.

– На мониторе… – шепчу сдавленным, полуживым тоном. – Не знаешь, куда положила свои сигареты?

– Что? Что такое? Что там? – уже проснувшись, кричит в трубку девушка.

– На… линия… – выдавливаю из себя. В горле свербит, губы пересохли. – Тут…

– Сердце забилось? Как пациент?

– Я… Я не знаю. – По коже прошла дрожь, гортань перекрыло. – Я сразу позвонила тебе.

– Боишься? – переживает Маша.

– Боюсь, что я сейчас проснусь, – отвечаю тихо, монотонно, лазая по карманам, ища пачку сигарет.

– Иди к нему. Проверь.

– Курить хочу…

– Ты чего? У тебя человек ожил! – завопила она так, что мне пришлось убрать динамик от уха. – Какой курить?

– Ладно, – выдавила из себя, всё ещё не веря, что слышу постукивания на мониторе.

Положив трубку, убрала телефон в карман.

Переведя взгляд на незнакомца, осмотрела его посвежевшее лицо, чуть пухлые розоватые губы. Глубоко вздохнув, взяла себя в руки и подошла к своему детищу.

Надев перчатки, стала обводить пальцами его тело и, осматривая, делать выводы:

– Запись. – После данной команды в комнате автоматически включается запись голоса. – 29 декабря. Трупных пятен больше нет, признаков полной смерти тоже. Пульс неровный и слабый.

Подняв палочку со стола, медленно вожу ей по телу незнакомца, иногда надавливая на различные точки.

– Чувствительности нет.

Достав из кармана маленький фонарик, раскрыла ему глаз и посветила, но зрачки никак не реагируют.

– Зрения нет.

Проверив свой эксперимент полностью, пришла к выводу:

– Все органы чувств отсутствуют. Он не может говорить, слышать, видеть и не ощущает прикосновений.

Сделав УЗИ, затряслась, будто пигалица. В груди что-то трепещет, а по венам идёт обжигающая дрожь.

– Все внутренности работают в должной мере, но с небольшими отклонениями. – Выдохнув, произнесла. – Запись окончена.

Ноги подкосились и я рухнула на стул.

– Смогла? – зашептала, осматривая мужчину. – Я смогла! – уже громче завопила. – Я смогла!!! – Внезапно отдёрнула саму себя. – Нельзя расслабляться.

Неожиданно вокруг послышался бурлящий звук, доносящийся из моего живота.

– Да, действительно. Мы с тобой когда последний раз ели? – шутливо выдохнула, обращаясь к своему эксперименту. – Ты даже дышишь самостоятельно. Так бывает?

В кабинет постучали. От этого звенящего шума встрепенулась, подскочила и кинулась к двери. Сердце стало биться так сильно, что я почувствовала, как в глотке пульсирует. Во рту появился неприятный вкус желчи.

– Что? – не открывая, произнесла я.

– Вам нужна помощь? – спросила моя помощница.

– Да, принеси еду. Я есть хочу.

– Вы откроете? – с надеждой прошептала она.

– Если уйдешь… – ухмыльнулась.

– Вы заперлись и никого не впускаете.

– Я здесь работаю и хочу кушать.

– Да, хорошо, – послышался обиженный голос девушки.

Подойдя к своему подопытному, положила руку на его запястье и, улыбаясь, воодушевленно прошептала:

– Гидролизаты белка и аминокислоты… Не лучшая еда, скажу я тебе, но надо.

Взяв иглу с катетером, ввела её ему в вену. Ни одна его мышца не сжалась от боли.

– Ничего не чувствуешь, да? – отчего-то разговариваю с ним так, будто он меня слышит.

Поставив капельницу с раствором, начала смотреть, как он капает, устремляясь в вены.

– Выжил? Почему? Почему именно ты?

В дверь вновь постучали. Подойдя к ней, открыла её и забрала поднос с едой.

– Спасибо, – сухо произнесла, закрывая её обратно на ключ.

Сев на стул возле незнакомца, начала есть, разглядывая тело мужчины. Его грудь тяжело поднимается и опускается, пронзая воздух тихим, еле заметным хрипом. Плотная чёрная щетина обрамляет его мужественное лицо, темно–каштановые волосы растрепаны.

– А если я вытащу иглы из твоего костного, спинного мозга и шеи? – рассуждаю вслух. – Или я тороплюсь…? Как ты думаешь, Подопытный?

Внезапно я ощутила дуновение, еле слышный стон, исходящий откуда-то позади меня. Нутро сдавило от какого-то непередаваемого ужаса. Резко обернувшись, увидела что-то тёмное, оно шныряет по кабинету, будто бы ища пристанище. Склизкая масса перемещается по белым стенам, оставляя пятна. Агатовая тень просочилась в вентиляцию и пропала.

Поднос с едой со звонком упал на пол. Мышцы окоченели, дыхание перекрыло. Конечности затрясло, появился тремор во всем теле. Пот бусинами покатился по лбу. Желудок скрутило от напряжения. Меня внезапно затошнило и я вырвала всё то, что съела.