Георгий Почепцов
Гламур 2.0: Телесериалы, масскульт и соцмедиа как создатели виртуальной реальности
1.3. Обличья и контексты гламура
Гламур – часть жизни. Но это жизнь не реальная, а виртуальная. Поэтому она подчиняется другим законам. В ней есть только герои. Причем создается впечатление, что каждый может присоединиться и тоже стать героем, хотя это далеко не так, ведь гламур – в экране, и проникнуть туда не так просто.
Гламур усиливает приятные для нашего мозга характеристики. Маленькие дети, которые смотрят мультфильм, даже не зная языка, улыбаются и млеют в определенных местах развития сюжета. Для взрослых это и есть места гламура, когда имеет место естественная реакция на позитив. Мир в принципе суров, но гламур позволяет разряжать эту суровость радостью.
И. Ашинова задает, например, гламурный дискурс следующим образом: «Гламурный дискурс представляет особый вид коммуникации людей, в котором заложен определенный стандарт жизни, программа поведения, в рамках заданных ценностных ориентаций которой человек выстраивает отношение с другими и формирует свое отношение к вещам. Мы полагаем, что именно в силу своей актуальности гламурный дискурс развивается в сверхтекст, в конгломерат текстов разных речевых жанров – от аналитической статьи до анекдота. И чем выше интерес к гламуру, эмоциональный накал вокруг него – тем богаче и разнообразнее палитра текстов разных речевых жанров, созданных по данной тематике. Совокупность текстов различных речевых жанров, сконцентрированных вокруг гламура, объединяется в сверхтекст на основании единой ситуации функционирования: относительно ограниченного промежутка времени и тематической общности (тексты объединены содержательно и ситуативно)» [1].
Гламур кажется неисчерпаемым, как копи царя Соломона. Он втягивает в себя все новые и новые сферы, все новых и новых зрителей, поскольку главной его составляющей является визуальность, а она доступна каждому. Сложный текст или музыка требуют подготовки для восприятия. А увиденное глазами вдвойне представляется правдой в отличие от только что услышанного. Не может сравниться вербальное описание бассейна с его визуальной голубизной и красавицами, выходящими из воды.
Любая работающая технология сразу начинает захватывать новые сферы. Не только артисты, но и политики перенимают гламур, поскольку это работает. А разве военный парад – это не военный вариант гламура? Все одинаковые – и люди, и машины. Все движутся в едином ритме. И счастье проникает в зрителей в этом случае не от улыбок, а от суровых лиц солдат. Такие же лица можно увидеть и на плакатах.
Разные виды гламура с удовольствием помогают друг другу: так гламурные звезды соцмедиа продвигают среди молодежной аудитории новые фильмы [2]. Специалисты находят этому способу влияния следующее объяснение: последователи этих звезд чувствуют более глубокую и более интимную связь с ними, а отсюда уже следует и внимание, и доверие к их словам. Гламур притягивает гламур. И территория гламура только расширяется.
Возможным вариантом захвата новых территорий также становится гламуризация идеологии. А. Тихонов говорит об этом следующее: «Об этом свидетельствует появление такого понятия, как „гламурный фашизм”. Гламуризация фашизма представляет собой точно такое же исчезновение содержания из формы: от фашизма остаются костюм, атрибутика, и некоторая степень агрессии, которой положено выражаться в лице и позе человека, демонстрирующего костюм. Образ становится как бы застывшим, потому как естественная динамика исчезает вместе с содержанием, обусловленным историческим сюжетом и культурным контекстом эпохи. Образ начинает любоваться собой, своей законченностью, имея в распоряжении лишь небольшой набор движений и мимических вариаций, предположительно имевших место в эпоху самого фашизма. Схожим образом осуществляется гламуризация (и даже эротизация) коммунизма, терроризма, тоталитаризма, войны, полиции, оппозиции, революции. Особенно травматичной стала гламуризация антикапиталистической и антиглобалистской тематики: именно она – главное орудие дискредитации направлений, предположительно способных преодолеть диктат гламура, все с большей очевидностью предстающего в качестве продукта капитализма. Между тем, тиражирование портретов социалистов-революционеров на бутылках с кетчупом, джинсах и прочих предметах обихода – первый симптом дискредитации идей, направленных на преодоление дискредитирующего начала – гламура, а потому, в наибольшей степени для него уязвимых» [3].
Гламур не порождает ярость, он скорее порождает покорность. Созерцание чего-то большого, явно находящегося вне тебя, включает сакральное восприятие увиденного. Так миссионеры обращали людей в христианство, и работа считалась завершенной, когда человек чувствовал что-то несравненно большее, чем он сам – это элемент того же механизма, отрывающего человека от реальности.
Гламур ничего не оставляет вне себя. Любая сфера монетизируемого обществом успеха сразу привлекает гламур. Возникла даже гламурная гастрономия. В анализе гламурных ресторанных меню находят следующие особенности:
– «Уменьшительно-ласкательная суффиксация (не „каша”, а „кашка”, не „суп”, а „супчик”, не „помидор”, а „помидорчик”) годится не всегда, ибо уменьшительно-ласкательный суффикс – это детский суффикс, и, характеризуя блюда и их компоненты подобным способом, можно попасть впросак, создав у клиента неправильное представление об их объеме и размерах („супчика” не как аппетитно милого супа, а как маленькой его порции). Что же касается эпитетов и сравнений, то и здесь не все так гладко. Во-первых, казалось бы, такие красивые слова, как „роскошный”, „изумительный”, „нежнейший”, „чудесный”, „изысканный” (а равно и словосочетания того же ряда: „виртуозно приготовленный”, „повышающий жизненный тонус”, „драматургически выдержанный”, „головокружительного вкуса и аромата”, „исключительной красоты” – и, если идти еще дальше, откровенно рекламные зазывалочки: „отменная вкуснотища”, „невообразимое объедение”, „слюнки текут” или даже „Спешите попробовать!” и „Извольте откушать!”), когда их чересчур много в названии каждого блюда, девальвируют друг друга, вызывая у посетителя законное недоверие к тому, что ему предлагают»;
– «Гламурный дискурс и сам по себе чрезвычайно слащав и однообразен, а в концентрированном виде представляет собой донельзя вязкую приторную массу, которую, попробовав на вкус, тут же хочется исторгнуть из себя. К тому же – снова – любая навязчивость рефлекторно вызывает мысль, что тебя разводят» [4].
Интересно, что мнения психологов об уменьшительных функциях диаметрально противоположны. Вот точка зрения психолингвиста М. Новиковой-Грунд: «Потому что чаще всего оно свидетельствует о латентной агрессии. Это гиперкоррекция: вместо того чтобы напасть на нас, нам говорят: „сю-си пу-си, светлый человечек”. Особенно явно агрессия проявляется, когда человек при этом говорит очень тихо, почти шепотом, монотонно и низко. Это знак опасности: говорящий может сорваться. Использование уменьшительных суффиксов, кроме того, может быть признаком серьезного заболевания, например эпилепсии. Если ее не лечить, у человека меняется характер: он становится жестким, гневливым, неприязненным. Уменьшительные суффиксы дают ему возможность, во-первых, подавить свою агрессию, а во-вторых, решить свои речевые проблемы за счет удлинения слов. Конечно, ставить диагноз по тексту нельзя, но рассмотреть этот вариант стоит» [5].
Гламур, как и постправда, создает позитивные эмоции для тех, кто готов их получать. Это мир индустриального счастья, создаваемый для всех. Экран множит его в любом количестве экземпляров. Источник знаний сменился источником удовольствия, причем это удовольствие странного свойства – чисто визуальные контексты, в которые вписаны известные личности, как будто единый Бог распался на бесконечное число маленьких, доступных для созерцания.
Реально гламур усиливает представленные в обществе тенденции. Просто случайный глянец при профессиональном использовании становится системным. А системное воздействие от случайного отличается тем, что в нем уже четко запрограммированы реакции аудитории.
И. Ашинова связывает гламур с уходом с арены книги: «Гламур представляет собой социокультурный феномен, наиболее ярко проявившийся на рубеже веков, и является следствием смены эпох. Современная, так называемая посткнижная, или информационная, эпоха соответствует новому типу цивилизации, в основе которой лежит процесс глобализации, ведущей в свою очередь к еще большей информатизации, централизации и управляемости человеческим обществом, общественным сознанием, манипулируемым при помощи масс-медийных средств. Относительно целостная система знаний, культурных и моральных ценностей под воздействием масс-медиа вытесняется новой идеологией гламура. Гламур – это философия определенного стиля жизни, навязываемая через создание и тиражирование ярких, запоминающихся и обворожительных образов. Главная мысль, которую человек пытается донести до других, заключается в том, что он имеет доступ к гораздо более престижному потреблению, чем про него могли подумать. Таким образом, гламур – это создание красивого, обворожительно, но во многом недосягаемого для большинства населения образа жизни и стиля поведения в обществе, стремление к которому и объявляется главным и единственным смыслом человеческого существования. Рекламные слоганы не оставляют современному человеку выбора, о чем он должен мечтать и что потреблять. Гламур, таким образом, является структурно достаточно сложным образованием, в котором присутствуют визуальный ряд и словесное оформление. Современный человек получает субъективно переработанную, препарированную и идеологически заданную информацию, попадая в зависимость от того, кто ее предоставляет, от тех конкретных целей и задач, которые ставят перед собой СМИ, являющиеся мифотворческими средствами, присущими современной цивилизации. Переживаемая эпоха гламура, естественно, порождает и свой язык, или дискурс, также имеющий манипулятивную функцию» [6].
И еще: «Лидирующая по объему тематика гламура концентрируется вокруг межличностных отношений, секса, эротики, способов провождения свободного времени. Основной посыл гламура рассчитан на то, чтобы формировать особый тип личности, привыкший брать от жизни все, не задумываясь о ее цели и смысле. Даже поверхностный анализ дает общее понимание гламура как очарования, основанного на иллюзии, суггестии, внушении и т. д.».
Сами того не желая, мы попали в мир гламура, в мир масскульта. Это все области, где преувеличенно учитывается мнение аудитории, где знают все ее реакции и ведут ее по пути, где для нее все будет приятнее.
В. Пострел справедливо подчеркивает, что гламур – это форма невербальной риторики, убеждающая не с помощью слов, а с помощью изображений, связь желания и изображения, доставляющая нам удовольствие [7]. Его часто отбрасывают как тривиальный и поверхностный подход. Гламур не существует отдельно от объекта, он порождается взаимодействием гламурного объекта и аудитории.
Но отсюда мы можем сделать даже более далеко идущий вывод. А если эта невербальная риторика создает также массовую культуру и литературу в целом. Это более четкая, поэтому и более простая риторика, имеющая визуальное происхождение, а применение ее к вербальным объектам и производит то упрощение, которое мы видим в массовой культуре и литературе. Они просто являются результатом применения другого инструментария визуального происхождения, который несомненно носит более древний характер, поэтому не несет в себе того количества смыслов и нюансов, которыми обладает высокая культура.
Так и использование гламура в политике возвращает нас к более «древнему» эмоциональному реагированию, а не реагированию рациональному. Зеленский-кандидат оказался ближе и понятнее избирателям, чем Порошенко, закрытый имиджем президента. Этот аргумент мы можем прочесть и в медийном анализе результата выборов, где есть такой вывод: «Теплые эмоции („свой парень, близкий к людям, также ненавидит эту власть” и другие переносы качеств художественных персонажей Зеленского), преобладание видеоконтента в соцсетях, эффективные охваты аудитории (как позитивом к себе, так и негативом к конкуренту) и эффект множественного эха одних и тех же месседжей в разных медиа обеспечили фантастический перевес и в первом, и во втором туре выборов Владимиру. При том, что медийные охваты Порошенко не были ниже. Но их эмоциональная нейтральность оказалась несостоятельной против живых, горячих эмоций симпатии к одному и ненависти к другому кандидату, так умело сформированными качественным мультиэкраном Зеленского» [8]. Сюда можно добавить и умиление зрителей, например, описывающих нынешнюю британскую королеву как простую «бабушку».
В свое время американская контркультура возникает как протест против определенной «зажатости» общества времен холодной войны и страха от войны ядерной [9]. Одновременно это дало толчок обществу потребления со сменой приоритетов, где, в конце концов, гламур занял свое место на вершине пирамиды, начав движение в 1960-е как контркультура. Если государства в ожидании ядерной войны порождали ярость и страх, связанный с врагами, то население, наоборот, хотело расслабления, хотело, в конечном счете, гламура, восставая против чопорности нынешнего состояния.
Н. Мейлер написал эссе «Белый негр», в котором вывел на авансцену это новое поколение бунтарей [10]. Одновременно он стал флагом этого направления: «В тот вечер, когда Кеннеди был избран президентом, Мейлер ощутил прилив тоски – как будто он совершил страшную ошибку. „Я посягнул на ничью территорию, я сотворил архетип Джека Кеннеди в сознании общества”. (В 2003 году Мейлер признается, что явно переоценил свой вклад в президентскую кампанию 1960 года.)» [11].
Шпионская атмосфера постоянно поддерживается в массовой культуре и сегодня. Это сериал США «Американцы» и российский – «Спящие». Появился новый сериал «Красный воробей» [12]. То есть обе стороны дают почувствовать населению тревожность времени, в котором они живут. Понимая, что это кино, эмоционально зритель все равно живет переживаниями того времени.
Столкновение эмоционального с рациональным в большинстве случаев несет победу эмоциональному. Это реагирование, берущее свое начало в прошлом человечества, поэтому оно и оказывается сильнее, что и ведет к непобедимости гламура.
Литература
1. Ашинова И. В. Прецедентные феномены гламурного дискурса // www.science-education.ru/pdf/2013/6/184.pdf.
2. Villarreal Y. a.o. Social media stars are helping Hollywood reach younger audiences, for a price // www.latimes.com/entertainment/envelope/cotown/la-et-ct-hollywood-influencers-20160926-snap-htmlstory.html.
3. Тихонов А. Тоталитаризм образа: Дискурс гламура как знаковая система социальной реальности // avtonom.org/pages/totalitarizm-obraza-diskurs-glamura-kak-znakovaya-sistema-sotsialnoi-realnosti.
4. Краснящих А. Крутая бяка и товарищ Апельсинчик. Отменное объедение, или Сожри эту дрянь // www.ng.ru/style/2018–12-05/16_7456_orange.html.
5. Натитник А. Что мы говорим, когда говорим // hbr-russia.ru/karera/kommunikatsii/797131?utm_medium=Social&utm_campaign=echobox&utm_source=Facebook&fbclid=IwAR1C4jV6IN3O7-oDnxx5lQzp39uKv7O3pjjUXoBmnJh9Gw6lTK1JdURPNzs#Echobox=1554468803.
6. Ашинова И. В. Гламурный дискурс: лингвокультурологический и прагматический аспекты // cheloveknauka.com/glamurnyy-diskurs-lingvokulturologicheskiy-i-pragmaticheskiy-aspekty#ixzz5kAoWyYMB.
7. Postrel V. The Power of Glamour: Longing and the Art of Visual Persuasion. – New York etc., 2013.
8. Близнюк Е. Медийное эхо: какие медиа помогли Зеленскому стать президентом // www.liga.net/politics/articles/mir-multiekrana-kak-media-pomogli-zelenskomu-stat-prezidentom.
9. Frank T. The conquest of cool. Business culture, counterculture, and the rise of hip consumerism. – Chicago etc., 1997.
10. Mailer N. The white negro // warwick.ac.uk/fac/arts/english/currentstudents/undergraduate/modules/fulllist/special/en304/syllabus2015–16/norman_mailer_-_the_white_negro.pdf.
11. Шохина В. Последний хипстер // www.ng.ru/ng_exlibris/2003–01-30/3_hipster.html.
12. David J. ‘Red Sparrow’ used to be an actual phenomenon during the Cold War, and in some ways still is: Author // www.cnbc.com/2018/03/03/red-sparrow-used-to-be-an-actual-phenomenon-during-the-cold-war.html.
1.4. Масскульт и гламур как база новой идеологии человечества
Всю человеческую историю идеологии были либо стабилизирующими, либо дестабилизирующими. Они управляли поведением человека, задавая закономерности массового сознания. Дестабилизирующая идеология вела к революции, после которой вновь приходила стабилизирующая идеология, утверждавшая новый миропорядок как единственно правильный. Как правило, такие идеологии уже видели источники дестабилизации вне страны. Довоенный Советский Союз также своих внутренних врагов всегда «привязывал» к проискам врагов внешних.
Запад был пионером по созданию идеологии стабилизации, заложив в ее первый удачный вариант построение потребительского мира. Советский Союз выстраивал свое счастье скорее в нематериальных параметрах, поскольку не мог достичь уровня материального достатка Запада. Советский человек подпитывал свое счастье от полета в космос или победы хоккеистов. Но советское нематериальное счастье не только вступает в неравную борьбу с материальным счастьем Запада, но и конфликтует с его идеологией. Советская идеология гибнет в перестройку под давлением этих двух конфликтов – материального и нематериального.
Если Запад был специалистом по стабилизации в своей стране, то Советский Союз специализировался по дестабилизации в других странах – еще в послевоенное время мир мог «перевернуться». Компартии Франции и Италии уверенно шли к власти, и только деньги ЦРУ в пользу их конкурентов смогли остановить появление иной, чем сегодня, Европы. Это касается и других стран. Например, британский телесериал Traitors («Предатели») повествует о деятельности американской разведки в Британии, при этом американцы заняты поисками русских агентов в английском правительстве. И как это ни покажется странным, нынешняя Британия задалась после сериала вопросом: а были ли русские шпионы в правительстве премьера К. Эттли [1–2]. Для зрителей Британии это напоминает картинки Брекзита и Трампа. К. Эттли сменил на этом посту Черчилля после сенсационной победы лейбористов в 1945 году. Кстати, рассекреченные документы 1951 года показывают, что Эттли не знал о бегстве в Москву двух участников известной кембриджской четверки шпионов [3]. Интересно, что и в последующие годы возникали обвинения против правительства лейбористов [4–5]. Есть даже целая диссертация на тему коммунистической подрывной деятельности в Британии, закрывающая период с 1945-го по 1964 гг. [6].
Советский Союз оставался главным источником дестабилизации для остального мира весь период своего существования. В разные времена эта система стабилизации/дестабилизации была сильнее или слабее. СССР в соответствии с реальным или мифическим «планом Шелепина», взятым потом на вооружение Андроповым, уже в послевоенное время вновь захотел дестабилизировать Западную Европу.
С. Григорьянц в рамках этого подхода рассматривает А. Синявского как агента влияния КГБ на Западе, которому создали соответствующую биографию, доведя в результате его внедрение до уровня профессора Сорбонны. Этот свой текст он предваряет в качестве эпиграфа цитатой из В. В. Федорчука: «История с тюрьмами и высылкой за границу некоторых деятелей культуры, а еще более откровенно говоря – история искусственного создания диссидентского движения – это отдельная тема» [7].
В этом своем интервью Федорчук резко отрицательно отзывается об Андропове, трактуя его деятельность как такую, что привела к распаду СССР. Он вспоминает: «Когда я был председателем КГБ Украины, председатель КГБ СССР Андропов требовал, чтобы мы ежегодно в Украине сажали 10–15 человек. И мне стоило невероятных усилий, вплоть до конфиденциальных обращений к Брежневу, чтобы количество украинских диссидентов ежегодно ограничивалось двумя-тремя человеками. К тому же Андропов лично следил за ходом следствия по делам некоторых украинских диссидентов. Иногда задавал направление. Можете себе представить? А потом с помощью некоторых писателей во всем виноватым сделали КГБ Украины, Федорчука, которые якобы выслуживались перед Москвой» [8].
Федорчук называет имена тех, кому покровительствовало ведомство Андропова: «Это Высоцкий, Любимов, некоторые другие. А чего стоит его странная дружба с Евгением Евтушенко? Ведь доходило до курьезов. Бывало, пьяный Евтушенко в кругу друзей-писателей демонстративно звонил Андропову по прямому телефону. А мутная история с Солженицыним? Подумайте, как сельский учитель, отсидевший в тюрьме, смог получить в распоряжение тайные архивы НКВД? Причем в его книгах многие документы банально фальсифицированы, размах репрессий многократно преувеличен. О том, как лично Андропов руководил операцией по выезду Солженицына в США – это отдельная история. Спрашивается – а зачем? Чтобы он там, в США, без малейших затруднений продолжал своими книгами разрушать Союз? Так кто, если не Андропов, содействовал развалу Союза?»
В качестве причины развала он называет борьбу внутри верхушки ЦК КПСС: «Говоря сегодняшним языком – патриотов и либералов-разрушителей. В данном случае я имею в виду не противостояние по линии диссиденты – партаппарат. История с тюрьмами и высылкой за границу некоторых деятелей культуры, а еще более откровенно говоря – история искусственного создания диссидентского движения – это отдельная тема. Когда я говорю о борьбе либералов и патриотов, то имею в виду очень скрытное, искусное замаскированное противостояние внутри самого партаппарата, внутри высшего руководства СССР».
Статья самого Григорьянца заканчивается важным наблюдением, призванным подтвердить особый статус Синявского: «Очень характерным, на мой взгляд, является то, что никому, кто раскручивал эту беспрецедентную информационную кампанию (в отличие от привычного замалчивания всего, что можно и до нее и после) она не была поставлена в вину ни Хрущеву, ни Шелепину, ни прямым исполнителям: Пономареву, Яковлеву, Семичастному, Аджубею. Да, после отставки Хрущева, после окончательного поражения Шелепина внутри и внешнеполитический курс Советского Союза изменился, но даже исполнителям этой беспрецедентной в советской истории пропагандистской компании ничто не было поставлено в вину: они выполняли поручение „коллективного руководства” (кроме Пономарева). По-видимому, не только Андропов, но и Суслов в брежневском руководстве активно содействовали отвергнутому курсу и с интересом относились к его продолжению».
В качестве идеологии стабилизации можно рассматривать идеи Грамши о гегемонии, в рамках которых доминирующий класс продвигает в подчиненные классы идею правильности существующего миропорядка. Это делают интеллектуалы, обслуживающие правящую прослойку.
Гегемония осуществляется с помощью образования и культуры, сегодня – также и с помощью медиа [9–10]. Вероятно, в результате такой успешной работы уже сам человек становится проводником и пропагандистом такой гегемонии. Ему не нужна цензура – он сам становится таким цензором для других, поскольку для него цензура перестала быть внешней, кем-то навязанной извне.
Еще одной особенностью масскульта и гламура как базы новой идеологии является то, что в отличие от прошлых вариантов идеологий они одновременно являются и контентом этой идеологии, и ее каналом. Любой массовый продукт в информационной или виртуальной сфере при его тиражировании становится существенным механизмом воздействия, поскольку обладает непосредственным воздействием на разум его получателя даже без желания того, на кого происходит воздействие. Даже когда мы отмахиваемся от какой-то информации, признавая ее недостоверной, она все равно оказывает воздействие. Мы можем получить еще несколько подобных сообщений из других источников, которые в результате могут посеять сомнение. Добавив еще, будем иметь в результате отрицание прошлых представлений.
Масскульт и гламур, несомненно, являются идеологиями, стабилизирующими имеющийся социальный порядок, не призывающими ни к каким протестам, поскольку их главная задача – погружение человека с помощью современных технологий в мир комфорта и удовольствия, который он получает, сидя у разнообразных экранов: от компьютера, смартфона до телевизора.
В мир пришел новый человек, переставший бороться за выживание. Когда-то пришел человек прямоходящий, сегодня появился человек расслабленный. Он очень любит себя и свои мысли, для этого ему не нужны книги, для его развития достаточно телесериалов.
Человек, «исповедующий» гламур, полон счастья вне зависимости от того, что происходит в мире, его счастье лежит в разглядывании экранной реальности. Он никогда в жизни не увидит вживую ни этих кинозвезд, ни красной дорожки, поэтому он готов лицезреть этот условный «ТВ-высший свет» до бесконечности. Он не хочет переделывать мир, поскольку он уже и так идеален для него.
Политики тоже подделываются под требования гламура и маскульта, поскольку всегда видят своей задачей – «выхватывать» любой работающий инструментарий и претворять его в действие.
В целом нам трудно говорить о масскульте и гламуре как о мире обмана, скорее это мир самообмана, поскольку создающие их профессионалы никогда не утверждают, что они создают саму жизнь. Эта подмена происходит уже в головах получателей этой информации. Как писал Пушкин: «Ах, обмануть меня не трудно!.. Я сам обманываться рад!»
Литература
1. Martin L. Is Traitors a true story? Real-life historical background that inspired new Channel 4 show // inews.co.uk/culture/television/traitors-true-story-channel-4-new-show-historically-accurate/.
2. Sherwin A. New Channel 4 Attlee Labour government spy drama ‘echoes Brexit and Trump’ // inews.co.uk/essentials/new-channel-4-attlee-labour-government-spy-drama-echoes-brexit-trump/.
3. Verkaik R. Revealed: Attlee’s ignorance of the Cambridge spies who defected // www.independent.co.uk/news/uk/politics/revealed-attlees-ignorance-of-the-cambridge-spies-who-defected-430614.html.
4. Macintyre B. Operation Labour: how Soviet spooks infiltrated the left // www.thetimes.co.uk/article/operation-labour-how-soviets-plotted-to-infiltrate-the-left-harold-wilson-jeremy-corbyn-3rkblqr97.
5. Eden D. We came close to losing our democracy in 1979 // www.spectator.co.uk/2009/06/we-came-close-to-losing-our-democracy-in-1979/.
6. Styles W. British Domestic Security Policy and Communist Subversion: 1945–1964 // www.repository.cam.ac.uk/bitstream/handle/1810/263349/PhD_Thesis_Complete.pdf?sequence=1.
7. Григорьянц С. Четыре маски Андрея Синявского // grigoryants.ru/sovremennaya-diskussiya/chetyre-maski-andreya-sinyavskogo/.
8. О чем молчит генерал Федорчук? // intellectual.org.ua/Inform16.htm.
9. Лестер Дж. Теория гегемонии Антонио Грамши и ее современное звучание // www.politnauka.org/library/classic/leyster.php.
10. Петрушкевич М. С. Религиозная коммуникация и гегемония масс-медиа // st-hum.ru/en/node/350.
