Георгий Александрович Азановский
Русские на службе у Вермахта
«Александр Бутенко (он же Масловский Василий Иванович), капитан Вермахта, бывший преподаватель в Летценской контрразведывательной школе.
Александр фон Шуберт (клички «Шуберт» и «Александров», прозвище «Доктор») – бывший преподаватель в разведывательных школах Валга и Стренчи.
Алексей Хоментовский – бывший главный резидент Зондерштаба «Р» в резидентской области «С 1».
Анатолий Юркин (он же Леонид Васильевич Соболевский, он же Кравцов) – бывший резидент Зондерштаба «Р» в городе Дубно.
Антонина Челищева – бывшая сотрудница 2-го отдела Зондерштаба «Р».
Борис Золотун – бывший преподаватель стрелковой подготовки в разведшколах Валга, Стренчи, Мыза-Кумна, бывший начальник хозяйственной части в Вайгельсдорфе.
Борис Коверда (клички «Сергеев», «Василенко», «Сафонов»), знаменитый мститель, ликвидировавший убийцу Николая II – советского полпреда в Варшаве П. Л. Войкова. Бывший сотрудник осведомительного сектора 2-го отдела Зондерштаба «Р».
Василий Кукрицкий – бывший курьер украинского отдела Зондерштаба «Р».
Георгий Моисеев – бывший курьер резидентуры Зондерштаба «Р» в Киевском районе Киевской области.
Иван Смирнов – бывший начальник учебной части в разведывательных школах Валга и Сренчи.
Константин Подгорный – бывший штатный агент резидентуры Зондерштаба «Р» в городе Пинске.
Луциан Майборода – настоящее имя и фамилия Алексей Литвин, бывший изготовитель фиктивных документов Полтавской диверсионной школы.
Муса Юсупов (псевдоним «Низами»), лейтенант Вермахта, бывший следователь и вербовщик в абвергруппе-101.
Петр Холявка – бывший курьер Зондерштаба «Р» в резидентской области «С».
Рихард Бенц – бывший сотрудник 104-й команды абвера, отвечавший за переброску агентуры в 1941 – 1943 гг., один из руководителей «мельдекопфа» в Зихельберге, переправлявшего агентов Вайгельсдорфской разведшколы.
Даже этот небольшой перечень показывает, какие люди собрались под началом Смысловского. Чтобы вывести разведчиков и агентов такого уровня на Запад, требовалось прикрытие».83
К концу апреля 1945 года, ситуация в Европе для всех русских коллаборационистов была угрожающей. Армия Смысловского попала в окружение 6-го армейского корпуса США и частей 1-й французской армии на границе Германии и Австрии. Попасть в плен к американцам или французам для Смысловского и его людей означало бы неминуемую выдачу советским войскам. Чтобы избежать столкновения с этими войсками, Смысловский повторил подвиг знаменитого русского маршала Александра Суворова, перейдя опасный и узкий горный перевал в Альпах – «Чертов мост». Впоследствии, это подвиг Бориса Алексеевича и его подчиненных воспевала русская эмигрантская пресса за рубежом. «Момент неожиданности был решающим и поэтому для перехода был использован труднопроходимый горный путь. Части армии фактически вступили на те тропы, которые были путями славы Батюшки-Суворова в 1799 г.».84
30 апреля 1-я РНА вступила в австрийский город Фельдкирх, расположенный у самой границы Лихтенштейна. Здесь к Смысловскому и его армии присоединился глава дома Романовых великий князь Владимир Кириллович вместе со своей свитой.
В Фельдкирхе Смысловский приступил к разработке операции по переходу Швейцарской границы и вступлению в Лихтенштейн. Эту страну для эвакуации своих людей он выбрал не случайно. Во время Второй мировой войны это небольшое княжество в Западной Европе заняло нейтральную позицию относительно всех участников конфликта. Однако правительство данного государства имело, пускай и достаточно скромные, но все-таки дружественные контакты с нацистской Германией. Королевская семья княжества Лихтенштейн приобретала некое имущество, отобранное немецкими нацистами у зажиточных евреев в Австрии и Чехословакии. В период между 1933 – 1945 годами, Княжество передало в руки нацистского режима примерно 165 беженцев из Германии и Австрии.85 Возможно, Борис Смысловский знал о некоторых дружественных отношениях между Германией и Лихтенштейном, поэтому он и выбрал эту страну для спасения. К тому же, переход границы этого княжества был заранее обговорен и подготовлен им совместно с немецкими военными.86 Армия Смысловского сумела успешно перейти государственную границу Лихтенштейна. Вот как этот переход описывала русско-эмигрантская пресса: «В ночь со 2 на 3 мая 1945 г., при огромной снежной буре, колона штаба и части кадров едва начавшей формироваться русской армии в полном боевом порядке, сговорившись с германской пограничной стражей, в 23.00, перешла у Хинтершелленберга швейцарскую границу княжества Лихтенштейн. Вооруженные пехотинцы шли по обеим сторонам дороги, а посередине двигалась колонна, частью состоящая из машин и из конных повозок с традиционной русской упряжью».87
Совсем маленькое княжество Лихтенштейн в 1945 году имело собственное население 12 тысяч человек. Кроме того, незадолго до того, как Борис Алексеевич вместе со своей небольшой армией перешел нежданно границу этого государства, Лихтенштейн уже столкнулся с большим наплывом беженцев из соседних европейских стран. «Например, 2 мая пограничная охрана зафиксировала переход 2950 человек: 33 швейцарцев, 21 лихтенштейнца, 1667 французов, 279 поляков, 57 голландцев, 114 бельгийцев, 633 русских, 27 греков, 6 хорватов, 32 сербов, 1 румына, 60 итальянцев, 1 чехословака, 2 люксембуржцев, 9 канадцев, одного болгарина и одного черногорца».88 Все эти люди в последние дни Второй мировой войны в Европе по разным причинам искали убежища в нейтральной стране. Большинство из этих людей были гражданскими, или заявлявшими себя таковыми. Но армия Бориса Смысловского была особым случаем. Для властей Лихтенштейна сам генерал и его люди являлись военнослужащими иностранных вооруженных сил, и, по всем правилам военного времени, подлежали интернированию: «…речь уже шла не просто о беженцах, а о воинском формировании, в отношении которого следовало проводить совсем другие политические меры – интернирование (чего и добивался Смысловский). Уже однажды прошедший через эту процедуру».89
После долгих перипетий, Борис Алексеевич Смысловский вместе с 1-й Русской национальной армией, командующим которой он все еще являлся, оказался за границей нейтрального государства. Теперь судьба бывшего генерала немецких вооруженных сил и его подчиненных находилась полностью в руках властей княжества Лихтенштейн.
Судьба 1-РНА и ее командования решалась на переговорах правительства Лихтенштейна со Смысловским в пограничной таверне «У льва» («Wirhschaft zum Lüwen»). В этих переговорах участвовали со стороны Лихтенштейна глава правительства доктор Йозеф Хоооп, председатель правительства доктор Алоиз Вогт, а также начальник корпуса безопасности в стране Йозеф Брунхарт. По их итогам, власти этой страны согласились предоставить военнослужащим 1-й РНА убежище от советских властей в виде интернирования.
Прежде чем все интернированные военнослужащие были размещены в местах временного проживания, школах и гостиницах, они были вынуждены сдать все свое снаряжение и оружие. И такового, согласно историческим свидетельствам, у офицеров и рядовых армии Бориса Смысловского было немало: «… «слысловцы» сдали 10 машин, в том числе несколько грузовых и бронетранспортер, 1 мотоцикл, 17 велосипедов, 6 лошадей с повозками, 235 винтовок разной модификации, 14 карабинов, 9 автоматов (немецкого и советского производства), 42 пулемета MG-42, 72 пистолетов и револьверов, 1 саблю, 8 противогазов, 6 касок, 23 ручные гранаты, знамя и боеприпасы различного калибра».90 Заботу о новых «военнопленных» взял на себя лихтенштейский Красный крест. Спустя некоторое время, Хольмстон-Смысловский направил письмо Князю Францу Иосифу Второму с просьбой предоставить политическое убежище всем его людям.
Но власти этого государства тянули с ответом. Пребывание русских в немецкой форме, принимавших участие в еще не окончившейся войне на стороне нацистской Германии, создавало немалые проблемы для Лихтенштейна. Вскоре эти проблемы дали о себе знать в полной мере. «В конце июня 1945 г. князь Франц-Иосиф II поручил правительству скорее вывести русских из страны, так как в противном случае имелись опасения, что против граждан Лихтенштейна, находящихся в советской зоне оккупации, могут последовать репрессии. Подобный шаг был оправдан, поскольку государство уже стало подвергаться политическому давлению со стороны союзников».91 Вскоре в Лихтенштейне появилась советская комиссия по репатриации. Позиция советских представителей была проста: «По словам Н. В. Новикова (участник группы по репатриации советских граждан. Прим. автора.), Советский Союз рассматривал военнопленных, которые были привлечены Германией к военной службе, как невиновных и обещал им предоставить «полную амнистию». Те же, кто вызывал недоверие и не желал возвращаться, должны были быть репатриированы, в том числе и с помощью силы, если возникнет в том необходимость».92
Первая встреча «смысловцев» с советской репатриационной комиссией состоялась 16 августа 1945 года в городской ратуше столицы Лихтенштейна – Вадуца. На этой встрече генерал Смысловский сознательно отказался говорить с советскими представителями на русском языке. Обязанности переводчика при нем исполнял русский эмигрант барон Эдуард фон Фальц-Фейн. Советские представители начали вести среди репатриированных русских жесткую пропаганду. «Они убеждали их, что в СССР им будет предоставлена полная амнистия, никаких уголовных дел на них заводить не станут, в том числе и на тех, кто воевал против Советского Союза в Вермахте, исключая, однако, лиц, участвовавших в военных преступлениях».93
Пропаганда и лживые обещания советских посланников растрогала многих «смысловцев». Некоторые из людей, пересекших границу Лихтенштейна вместе с генералом Смысловским, пожелали скорее вернуться назад, на «родину». Всего о своем желании вернуться в СССР заявило 200 человек из числа репатриированных.94 Как выяснилось позже, эти люди, поверив большевикам, совершили страшную ошибку. Всех репатриированных из Лихтенштейна солдат и офицеров Смысловского советские спецслужбы расстреляли на территории Венгрии в 1946 году.95 Сам генерал, стараясь объяснить поведение своих бывших подчиненных, поверивших советским «благодетелям», вспоминал позже: «… причины этого разнообразны и непросты: многие подпали под едва ли не гипнотическое воздействие от появления тех, от кого еще недавно зависела их судьба, кто-то подумал, что «чему быть, того не миновать» и решился ускорить ход событий, третьи поверили в амнистию, а четвертых погубила тоска и ностальгия по дому…»96
Что же касается самого Смысловского, то вскоре бывший генерал Вермахта покинул Лихтенштейн. Случилось это 1 октября 1947 года. На руках у Смысловского было несколько виз: В Аргентину, в Швейцарию, в Португалию и Испанию. Генерал мог выбрать одну из трех европейских стран, но выбор его пал на Аргентину. «… ситуация на континенте была неспокойная, и не желая еще раз испытывать судьбу, генерал решил отплыть на корабле в Латинскую Америку».97
В Аргентине Смысловский был радушно принят местным президентом Хуаном Перроном. Глава латиноамериканского государства желал использовать богатый разведывательный опыт Бориса Алексеевича в борьбе против оппозиции и политических экстремистов.98 Здесь Смысловский занимал пост советника президента по антипартизанским операциям и борьбе с терроризмом, а также возглавил несколько удачных коммерческих предприятий. Занимался Борис Алексеевич и политической деятельностью. В сентябре 1948 года был организован «Союз русских бывших участников войны имени фельдмаршала А. В. Суворова, получивший вскоре название «Суворовский союз». Главной задачей данного союза, сами его участники называли объединение большинства эмигрантских военных союзов в единую организацию с целью последующего создания «Российской Национальной Освободительной Армии».99
Однако все столь громкие начинания участников Суворовского союза так и не вышли за рамки красивых манифестов и газетных статей. В послевоенные годы Смысловский занимался и литературной деятельностью. Известными его книгами стали: «Fir macishen Wtcen» (На заколдованных путях), «La cierra nazi-sovietica» (Нацистско-советская власть заканчивается), «Избранные статьи и речи». Что же касается шпионской деятельности Бориса Алексеевича Смысловского, к которой бывшие союзники СССР во Второй мировой войне проявляли интерес сразу же после окончания сего конфликта (Известно, что во время его пребывания в Лихтенштейне, Смысловского посещал будущий глава ЦРУ Аллен Даллес), то вскоре стало понятно, что устаревшие разведывательные навыки Бориса Алексеевича не нужны западным разведкам в начавшейся «холодной войне» против Советского Союза. «Ставка на прямой вооруженный конфликт с последующей оккупацией СССР была нивелирована. Необходимость в фигурах вроде Смысловского фактически отпала».100
Но в своих мемуарах Борис Смысловский все-таки надеялся на обратное. «В грядущей Третьей мировой войне нейтральных или «тепленьких» не будет. Всем придется ясно сказать свое горячее или холодное историческое слово. Где, кто и за кого?»101
«Международный процесс объединения может быть результатом тотальной победы атомной технологии англосаксонцев над миром коммунистической идеологии или наоборот: последователи «евангелия» Карла Маркса покорят к его подножию англосаксонские демократии с их сателлитами».102
«В политике, как и в стратегии, инициатива берется в свои руки. Советы сейчас взяли в «холодной» войне инициативу в свои руки и до сих пор ее не выпускают. Они совершенно ясно и правильно рассматривают ее как вступление, вернее, как подготовку к будущим военным действиям. Советы навязали свою волю дипломатии западных демократий, которые все время работаю в психологической атмосфере полного мира, не желая понять, что мира уже давно нет, и что противником ведется наступательно-подготовительная политическая, экономическая, временами огневая война вместе с планомерной подрывной работой всех «пятых» и «шестых» колонн по всем правилам военного искусства. Политика Советов… ясно отдает себе отчет в том, что можно выиграть огненную войну и проиграть дипломатический мир, а потому, выиграв Вторую мировую на полях Германии, а последующий мир в Тегеране, Ялте и Потсдаме, они хотят сочетанием всех выше указанных способов и действий приготовить для себя военно-политические базы для выигрыша Третьей мировой войны».103
Борис Смысловский не дожил до краха СССР и большевистской системы всего несколько лет. Он умер 5 сентября 1988 года в столице Лихтенштейна – Вадуце. На момент смерти бывшему генералу Вермахта было 90 лет.
Его участие во Второй мировой войне на стороне немецких вооруженных сил многие современные российские и зарубежные ученые оцениваю достаточно высоко. О том, что Хольмстон-Смысловский сыграл важную роль в антипартизанской борьбе немецких спецслужб во время войны Германии против СССР, писали авторы биографии этого генерала, российские ученые-историки И. В. Грибков, Д. А. Жуков, И. И. Ковтун. С. И. Дробязко писал, что Смысловский создал хороший разведывательный аппарат, который потом успешно использовался спецслужбами Западной Германии.104 Французский исследователь А. Герэн в свое время давал крайне негативную, выгодную исключительно советской пропаганде, оценку всего русского коллаборационистского движения во время войны, включая, конечно же, и вооруженное формирование Бориса Смысловского: «Пираты, бандиты? А фактически подручные фашистов. Они слепо повиновались гитлеровцам…».105
Высоко оценивал боеспособность военного формирования генерала Смысловского немецкий историк Йоахим Хоффманн.106 Иностранным формирования Третьего Рейха на территории России посвящали свои исследования и англоязычные авторы.107
Советская контрразведка достойно оценивала работу противника – агентов из школы разведчиков Б. А. Хольмстон-Смысловского. Схема приведена из книги И. Грибкова и Д. Жукова «Особый штаб «Россия».
Военная карьера Бориса Смысловского во время Второй мировой войны была неразрывно связана с Вермахтом. Именно здесь он приложил максимум усилий в борьбе против СССР и большевистского режима. В отличие от некоторых других русских коллаборационистов, о которых речь пойдет ниже, Смысловский до конца исполнял свой долг перед страной, на службе которой он находился. Его делом было содействие немецкой армии в ее борьбе против СССР. Как генерал Вермахта, как руководитель качественной и продуктивной разведывательной системы, Смысловский занимает достойное место среди военнослужащих Германии во время Второй мировой войны. Стоит отметить, что памятник Борису Алексеевичу Смысловскому и его 1-й Русской национальной армии до сих пор находится в селении Хинтершелленберг, расположенном на границе Австрии и Лихтенштейна. На том самом месте, где в мае 1945 года русская армия под руководством Смысловского перешла границу княжества Лихтенштейн, спасаясь от смертельного советского плена.
Но одной лишь фигурой Б. А. Смысловского участие бывших военных аристократов царской России на стороне Германии во Второй мировой войне далеко не ограничивается. Более трагическая судьба, нежели у генерала Вермахта Бориса Алексеевича Смысловского, была у бывшего офицера Русской императорской армии Петра Николаевича Краснова (1869—1947), который также выступил на стороне немецких вооруженных сил против большевистского правительства в России во Время второй мировой войны. Биография Краснова не менее большая и интересная, чем у его коллеги Смысловского. Петр Николаевич был не только военным, казачьим атаманом, политиком, но и весьма талантливым писателем. «Его жизненный путь настолько насыщен событиями, настолько богат в части творческого наследства, что хватило бы на три такие книги. Его литературный талант писателя, научно-исторические труды и путешествия по странам Востока – одна книга. Участие в русско-японской и в первой мировой войне, слава полководца и создателя казачьего Донского государства, летопись антибольшевистского сопротивления на юге России в годы гражданской войны под его началом – тема второй. И, наконец, Краснов, – активный и последовательный участник белоэмигрантского движения, сотрудничавший с фашисткой Германией ради борьбы с ненавистной ему советской властью – герой третьей книги».108 Как мы сможем убедиться, у Краснова как у русского офицера были свои, веские причины вступить в борьбу против СССР на стороне Германии в ходе Второй мировой войны. Но обо всем по порядку.
Петр Николаевич Краснов родился в Санкт-Петербурге в семье талантливого поэта и литератора, а также военного – Николая Ивановича Краснова: «… военный писатель, один из основоположников русской статистики, генерал-лейтенант генерального штаба, участник обороны Севастополя 1854—1855 годов, польской кампании 1863 года. Уже после рождения Петра, под знаменами генерала Скобелева он освобождал Болгарию».109 Братья Петра Краснова пошли по разным жизненным и профессиональным путям. Старший сын Николая Ивановича – Платон окончил первую петербургскую классическую гимназию и физико-математический факультет университета в Санкт-Петербурге. Другой брат Петра Краснова – Андрей стал основателем школы русского туризма и Батумского ботанического сада. Брат Иван – инженер-путеец, преподаватель высшей математики.110 Кроме того, уже взрослый Петр Николаевич Краснов упоминал о существовании своей родной сестры, следы которой историкам-исследователям биографии великого русского военного найти не удалось. Как мы видим, из всех своих братьев, только Петр Николаевич выбрал для себя военную карьеру. В возрасте 18-ти лет, закончив Александровский кадетский корпус в Санкт-Петербурге, он поступает в Павловское военное училище. Выбор именно этого военного училища молодым Петром Красновы был обусловлен его сильным желанием попасть в самые престижные войска Российской империи: «Павловцы по престижности в иерархии военных училищ Петербурга стояли на первом месте… «Павлонам» легче всего было получить вакансию в столичные гвардейские полки. А фельдфебелю выпускного юнкерского курса Петру Краснову нужна была только гвардия!».111
В 1889 году, закончив свое обучение, Петр Краснов, было ему тогда двадцать лет, в чине хорунжего принят на службу в элитный полк Всевеликого Войска Донского. Данный полк был включен в состав 1-й Гвардейской кавалерийской дивизии. «В нее, помимо трех казачьих полков, входили полки, составляющие «цвет» русской императорской кавалерии: кавалергардский, кирасирский и лейб-гвардии Конный полк».112 Петр Краснов полностью отдался службе, он также активно занимался верховой ездой, и даже участвовал в конных состязаниях. В это время, молодой офицер Краснов также стал уделять время литературной деятельности. В газете «Русский инвалид» (Никакого отношения это издание к людям с ограниченными способностями не имело. Оно являлось печатным органом Военного министерства Российской империи) в номере от 17 января 1891 года, появилось небольшое сочинение Петра Краснова.
В следующем, 1982 году, Краснов был отчислен из Николаевской Академии Генерального штаба из-за провала одного из экзаменов. Однако для него это не стало большой трагедией, так как он смог после этого полностью отдаться своему любимому хобби – писательству. «В 1896 году в Санкт-Петербурге увидел свет первый исторический труд Краснова – «Атаман Платов». В том же году была издана в 219 страниц карманного формата книжка – «Донцы. Рассказы из казачьей жизни». Сборник рассказов чисто чеховского вида, названия рассказов бытовые, почти не военные: «Денщик», «Не люба…»».113
Литературную деятельность Краснова в конце XIX века прервала краткая командировка в Абиссинию (Так когда-то называли нынешнюю африканскую страну – Эфиопию.) Здесь русские эксперты инструктировали и обучали гвардейцев местного императора Менелика II. Об этом своем первом военном опыте Петр Краснов оставил потомкам очень красноречивую книгу: «Казаки в Абиссинии». Вот какие подробности о службе русских солдат и офицеров в этой далекой от России стране сообщал Петр Краснов на страницах своего сочинения: «А между тем абиссинцы не так уж страшны… Их нужно давить волей и духом, они бегут цепями, их надо атаковать сомкнутыми ротами, эскадронами, рвать эти цепи, хватать резервы, идти туда, где отчаянно визжать солдатские жены… Они идут 70-80 верст в день, идите 100, 120 и они удивятся и сдадут.
Кого уважают они теперь из европейцев. Одних русских, потому что одни русские оказались сильнее их волей и духом. Русские врачи ковыряли своими белыми руками в вонючих гнойных ранах абиссинских солдат, до которых абиссинец, считая это «кефу» (скверным), не прикоснулся бы ни за что. Гнойные раны заживали и солдат возвращался в строй. Русский кавалерист поручик Б-ч метался по Абиссинии, производя разведки с быстротой и энергией, превосходящей абиссинские, и вот его прозвали «огонь человек», «телеграф человек» и начали уважать.
«Уважать белого воина» – это очень, очень много для абиссинца».114
К этой своей книге Петр Краснов приложил своеобразное руководство по общению с африканскими аборигенами. В нем были и такие строки: «Помни, что ты белый, человек высшей расы, и не теряй своего достоинства рукоприкладством и суетой. Олимпийское спокойствие внушит к тебе уважение».115
После возращения из столь увлекательного приключения на другой континент, Петр Краснов уже не мог мирно проживать в своей уютной петербургской квартире. Его манили новые приключения и испытания. В самом начале двадцатого века Краснов посетил турецко-персидскую границу, Китай, Индию, Японию и Маньчжурию. После завершения всех этих длительных поездок по далеким странам, Краснов вернулся на родину, где был удостоен должности полкового адъютанта гвардейского Атаманского полка. В таком звании он и встретил начало Русско-Японской войны 1904—1905 гг.
Петр Николаевич Краснов, как и многие другие русские военные аристократы его времени, с пренебрежением относился к своему азиатскому противнику – японцам. В их представлении, война Российской империи против этой небольшой островной империи будет недолгой, и, обязательно, окончится победой русских. В газете «Русский инвалид» после начала конфликта между Японией и Российской империей стали появляться статьи Петра Николаевича Краснова под общим названием – «На войне». В этих письмах Краснов нередко выражал свое собственное отношение к японцам: «Весьма вероятно, что японцы грубо и жестоко обращаются с ранеными и с пленными, но это происходит оттого, что они не умеют обращаться хорошо… Никогда не надо забывать, что это дикари, лишенные главного достоинства дикаря – мягкости души».116
Однако совсем вскоре обнаружилось, что японцы не только превосходно владеют оружием, но и прекрасно умеют воевать. Это обстоятельство несколько шокировало российскую военную элиту. Ярким примером тому стало Мукденское сражение в феврале—марте 1905-го года. «В Мукденском сражении русские потеряли убитыми 10 генералов, 2100 офицеров, более 58 тысяч нижних чинов. Без вести пропали два генерала, 310 офицеров. Еще 27 тысяч русских воинов попали в плен. Таких потерь русская армия не несла со времен скобелевских походов».117 Очень поздно, но к русским военным все-таки пришло отрезвление, и они поняли, что имеют дело не с азиатскими дикарями, а с вполне цивилизованной и хорошо организованной армией противника.
Сам Петр Краснов участвовал в этой войне лишь в качестве фронтового журналиста. На фронте он исполнял обязанности собственного корреспондента военной газеты «Русский инвалид». Однако статус журналиста не помешал Краснову испытать на себе все «прелести» настоящей войны. «… военкор так же лазит по окопам в грязи, в холоде, в сырости. Так же не досыпает и грызет те же сухари. Его также не пощадит осколок или пуля, как любого из воинов. Вот только строевой офицер получает ордена, чины, должности, льготы при поступлении в академию. Ранят его, глядишь, – вместе с рукой на перевязи, на груди уже белеет крестик Святого Георгия… А убьют военного корреспондента – никто и не заметит. Его кровь, его жизнь стоят не больше газетной статьи, которая живет, как известно, лишь один день».118 Однако за свою журналистскую деятельность Краснов все же был удостоен рядом престижных российских военных наград. Он получил орден Святой Анны 4-й степени с надписью «За храбрость», орден Святого Владимира 4-й степени с мечами и с бантом, а также мечи к уже имевшемуся у него ордену Святого Станислава.
После поражения России в войне против Японии, Петр Краснов несколько изменил свое предвзятое отношение к японцам. Вскоре после окончания Цусимского сражения 28 мая 1905 года, в ходе которой российская 2-я эскадра Тихоокеанского флота России была полностью потоплена, Краснов писал в газете «Русский инвалид»: «Войны ведутся не армиями и полководцами, а народом!»119. Тем самым молодой офицер признал высокую боеспособность и цивилизованность людей, которых он еще совсем недавно называл «дикарями».
После войны, Петр Краснов вернулся в Санкт-Петербург в звании подъесаула. В это время Краснов становится свидетелем начавшейся Русской революции 1905—1907 гг. Как потомственный военный аристократ, Петр Краснов воспринял все масштабные и кровавые события тех лет, как банальный бунт толпы. Для него эти революционные события, происходившие в Санкт-Петербурге и Москве, стали лишь обычными уличными беспорядками, которые, по мнению Петра Николаевича, нужно было как можно скорее подавить. «Клинки донских казаков нанесли мало вреда японцам. Зато вволю поплясали казачьи ногайки по спинам соотечественников – бастующих рабочих и бунтующих крестьян. Для Краснова события, получившие название «первая русская революция», стали всего лишь отменным театральным представлением в Москве».120
После событий Русско-японской войны, Петр Краснов решает временно сократить свои литературные труды, и заняться своей физической подготовкой и военной службой. В 1907 году он поступает в Офицерскую кавалерийскую школу. После ее окончания остается работать в ней же инструктором. Своим прилежным трудом и разнообразными служебными навыками, Петр Краснов заслужил хвалебные отзывы от своего руководства: «Много раз бывал за границей. Знает иностранные языки… Работоспособность и энергия его, разумная инициатива строевой деятельности исключительные, поэтому всякое поручение исполняется этим штаб-офицером превосходно и с ярким оттенком высокого воинского духа. Прекрасный семьянин, чужд кутежей, азарта и искания популярности. Рассудительный, тактичный, настойчивый с сильной волей и характером, он пользуется авторитетом у сослуживцев и подчиненных. Бережливый к казенному интересу, одарен организаторскими способностями. Выдающийся штаб-офицер этот достоин возможно скорейшего выдвижения по службе и назначения командиром казачьего полка без очереди»121.
