Генрих Оккервиль
Нелепая и смешная жизнь капитана К. Офицера без имени
За окном
Такая мерзость за окном
Ты занавесь его сукном,
Ложись скорее лучше спать
Чтоб сны хорошие видать.
(Из записной книжки Капитана К.)
Отрывок первый
Наполнив благоуханный рот новогодними конфетами и мандаринами, в казарму входит майор Дарлингтон. Я обожаю и боюсь его, вдруг это наш грядущий государь. Как знать. Он же не будет нас мучать и лупить без лишней на то необходимости? Вот все на это и надеются и уповают. Ну может быть, я не вполне уверен. Солдаты смотрят на него подобострастно. Вслед за ним проходит парадом вереница сказочных людей и величественных добродушных существ, которые окружают меня с самого раннего детства. Наперсники и наперсницы невинных игр и устремлений. Сколько себя помню, мы вечно барахтались в грязи, визжали, катались на метро? Ну уж нет конечно. Не катались. Некогда. Вячеслав Самсонович, последний персицкий слон, Михайлопотапыч, страдалец за оскорбленное отечество, Лизаветпетровна, ветреная огнеподобная богиня Департамента морских и небесных коммуникаций, фельшер кукушкин, премудрая кладезь витаминная, неотступный лекарь души и плоти моей, да и еще и еще и еще. Ну и ты, канареечка моя, алмазный призрак сырых александрийских лугов, государыня сердца моего. Днем и ночью тебя стерегут злые и свирепые бутошники, и государь не спускает с тебя красных и воспаленных от восторга и страшных ночей глаз. Лишь на несколько мгновений он отпадает, отвлекается, отворачивается и немного отлучается, чтобы прильнуть к дальнобойному и всезнающему подзорному просветленному телескопу и посмотреть, как там флот. Флот в полном порядке, он в свою очередь разворачивается, перемещается, расправляет белоснежные и белокрылые паруса и раздвигает могучие дымы. Флот наш застилает горизонт, орудия палят, господи, как красиво. Ну что тут еще скажешь.
Флейта и вьюга, вьюга и барабан. Смотрю в окно. Солдат миллионы. Экая ведь силища! Думаю: «надобно сей же час идти к майору и, взявшись за руки, вести солдат на…» Но только вот куда же их вести? Против мороза? Против вьюги? Мы сами как снег и вьюга.
Майор, обдумав это, дожевывая предпоследний мандарин и потирая мокрые руки, говорит мне: «ну что, капитан, надумал? Вспомни, что ты давеча говорил государыне. Я (ну то есть он) все сохраню в глубочайшей тайне».
Да ничего я такого не говорил, голубчик. Никому. Никому. Никому. Между нами не было ничего плохого, запретного или упаси боже отвратительного. Мы не шли супротив природы и здравого смысла. Так, пустяки и больше ничего. И вообще мы были как невинные бестолковые ангелы. Между ангелами ничего дурного и предосудительного быть по определению не может. Просто немое обожание и взаимное небесное восхищение.
И притяжение. Притяжение. Восторг.
Говорю ему: «Дружище! вспомни, как мы с тобой, нагие и голодные, колобродили по Серному острову!» В поисках счастья. Было дело. Но майор ничегошеньки не помнит, бог наказал его, треснув дубиной по голове. Майор обещает навести справки и уходит восвояси. Говорит мне: «капитан, безымянная скотина, ты словно слепой дождевой червь».
Ну да я червь и есть.
Ничего странного, что такой нелепый и смешной великанище, как Вячеслав Самсонович заглядывает ко мне на полночную чашечку чая. Он идет бредет ко мне на далекую Батискафную улицу, где я располагаю скромным жилищем об одном этаже на погребах, где с незапамятных времен хранится скромный запас ренских вин, плюс древесные антресоли. Вячеслав Самсонович аккуратно огибает выгребные и угольные ямы, вообще он очень ловкий и деликатный. Хотя топот и чавкание его безразмерных сапожищ слышен и на 2-й Батискафной и даже на 3-й. «Чмок… чмок… чмок…» «Стой кто идет!» – всполошится какой-нибудь осоловелый бутошник ну да Вячеслав Самсонович знай прет себе напролом. Хрустнет что-то там под подошвой, круглой и страшной, как блин, а ему и дела нет, такой уж он увалень. И вот он тут. У тебя, друг, слишком низкие двери. Я разумею язык животных и птиц, и между нами нет никаких недомолвок и перегородок. Рыбы в Ждановке и Гренадерке сообщают мне сумасшедшие волшебные сказки и печальные последние новости, и мокроокие рыжеволосые речные девы шепчут мне слова быстротечной любви. Жаль Вячеслав Самсонович утоп недавно в Обводном канале, неаккуратно сиганув с моста, имени какового я все равно не упомню, сколько бы еще пользы он принес отечеству.
Его ножищи как сковородки. Мои же развеваются свободно по ветру. Они несут меня… господи, надеюсь, они несут меня в правильном направлении, иначе зачем бы я на белом свете существую.
Говорю солдатам: «Вы ни в чем не виноваты. Просто мы – подопытное стекло в руках господа». Они застыли, завороженные.
Где-то там, на высоком холме, стоит и возвышается твой фантастический пряничный терем, выложенный слюдой и червонными леденцами, и полчища любопытных головоногих лягушек забираются и прут через островерхое высокое окно прямо в твою белоснежную накрахмаленную кроватку. Как я хотел бы быть на их месте.
В младенчестве меня записали в лейб-гренадеры. В пять лет я уже командовал полком. В шесть – странствовал по Серному острову ну и еще вдоль по Офицерскому переулку, в поисках пропитания и воинской доблести, и где я заблудился, растерял всех вверенных мне солдат и остатки своего честного имени. А кроме того саблю, пуговицы и всю прочую дребедень и амуницию. Где они теперь? О дальнейшем и вспоминать особо не хочется, но неугомонный майор Дарлингтон требует подробностей. Изложи, говорит, на бумаге. Что ж, изволь голубчик.
Изволь.
Солдатам я вроде как бог, но для тебя, небесная алмазная канареечка, и только до тебя, я червь, червь и всегда ведь будет так. Я буду свиваться в колечки, крендельки и сердечки возле благоуханных ног твоих. Возле твоих хрустальных и шелковых туфелек. И пусть государь рассматривает меня в свой дурацкий дальнобойный оптический телескоп, если пожелает. Пусть посылает на мою бедную голову громы и молнии, угрозы и проклятья, а я буду терпеливо терпеть.
Да и что во мне такого божественного? Виду я довольно устрашающего, рука моя отягощена трехпудовой саблей, пояс увешан гранатами и бомбами, мундир застегнут на сотни тысяч янтарных пуговиц и крючочков. Я половину дня провожу, расстегивая и застегивая их. Потом в изнеможении падаю на кровать. Одним словом, обычный офицер лейб-гвардии, каковых миллионы.
Майор Дарлингтон говорит наш мир состоит из миллиона хрустальных осколков.
С чего он взял, спрашивается. Фельшер кукушкин говорил наш мир это любовь.
Пусть государь сотрясает половину земного шара, верховодит солнечными лучами, сплетая из них хитроумные морские узоры, командует осенними ливнями и февральским снегом, а я буду повелевать твоим крохотным сердечком, размером с маковое зернышко, разжемчужная моя канареечка.
Майор Дарлингтон говорит мне «капитан, мандариновый сок жжет мои (ну то есть его) руки. Да и холод, знаешь ли, собачий. Они обе вдруг обе потрескались от мандарин и мороза». Ну, морозы в этом году какие-то жуткие, за что, господи, нам все это. Рельсы вдруг все полопались, паровозные трубы полопались, и с подвозом съедобного провианту возникли объективные и непреодолимые трудности. В чем мы спрашивается провинились? И спросить-то ведь некого. Существо и мудрость божия всегда были и остаются вне нашего понимания.
Вот что надо немедленно сообщить солдатам, чтобы они лишний раз не дергались.
В нашей власти мандарины, любовь, и может быть елисеевский магазин, если есть в распоряжении наличные карманные средства. Рука спускается в карман и гремит там всяким досужим мусором, пробуя откопать хоть какую-то внятную сумму. В кассу меня давно уже не пускают. Хрустальные люстры сияют во мраке, мед и птичье молоко текут через отверстые окна. Но все мимо, мимо, мимо. Куда-то в пустоту и во мрак.
Майор Дарлингтон говорит «если ты утопил пьяным образом казенную амуницию в Ждановке, то вот и ныряй за ней туда же». Майор, дружище, ну я же не рыба и не светлоокая водяная дева. Да и почему именно в Ждановке. Может быть, в Пряжке, в Прачке, или вот в Гренадерке. Ты бывал когда-нибудь на Гренадерке, дружище майор? Ты сомневаешься в ее существовании? Ну и напрасно. Она существует и булькает помимо твоей воли. Вытекает невесть откуда и впадает в тартарары, впрочем, как и все остальное вокруг. Она журчит у самого крылечка моего уединенного дома, успокаивая и баюкая меня, когда больше некому. Да и мало ли чудесных рек и речушек в нашем славном городе. Он преисполнен водоемов, как сердце любовью. Причем тут Ждановка. Причем тут Гренадерка. Думать надо.
Майор удаляется.
Пока майор бродит и собирается с мыслями, солдаты толпятся вокруг и беззастенчиво любуются мною.
Майор Дарлингтон, снова здесь, прожевывая последние огненные мандарины, восклицает «ну, капитан, ну, засранец, расскажи, кто ты есть таков, на самом-то деле, доложи государю». Ему и самому жуть как интересно.
Господи… ну мне нечего особо так докладывать. Хотя вот, если угодно. Моя жизнь настолько беспорядочна, нелепа, неумела и неугодна, что ее стыдно даже изложить на бумаге. Честное слово. Мне сразу же поотрубают руки, ноги и язык, а потом выставят для поругания на Сенной площади, а сама бумага тут же сгорит на месте. И останется один лишь пепел. Ну а там что разберешь.
Говорит «изложи все как есть изящным и неторопливым языком, с запятыми или же без оных, присущим от рождения любому офицеру лейб-гвардии». Что ж, рассказываю языком сбивчивым, но зато правдивым.
Вот тебе, голубчик майор, кратчайший путь в заоблачное царство. Запоминай, если сможешь. Тут будет изложен подробнейшим образом весь хитроумный маршрут.
Майор интересуется где мол, такое царство-государство и граничит ли оно с нашим сладчайшим отечеством. Еще как, отвечаю, граничит. Еще как. Оно в шаге от тебя, голубчик майор. Просто сделай его.
Майор размышляет некоторое время, а потом делает шаг вперед. Ну вот и молодец. Ну, дружище, слушай же. Вот отправная точка.
Колесики. Размышление
Ах любовь моя, какая тоска и незадача лежать неподвижно на спине и смотреть глазами в желтоватый потолок в гнусной и непонятной чужой комнате; но этого конечно никогда никогда не случится.
А?
Ну вот к примеру ты сидишь в Департаменте в подвижных и гуттаперчивых креслах и болтаешь по телефону с Адмиралтейством или, допустим, с покойным комендантом; погода необычайно хороша и наш флот вроде как теснит неприятеля на всех направлениях; у кресла колесики такие маленькие; одно крутится другие нет – ну нагрузка на каждое отдельно взятое колесо конечно же разная, учитывая, что я на кресле переваливаюсь с боку на бок, словно небольшого роста медведь, спинка невысокая, а других кресел нам в департаменте не выдают; и вот кресло с грохотом и шумом опрокидывается задом наперед, ты летишь вверх тормашками, хребет говорит тебе «кряк» полковой фельшер кукушкин, после небольшого и недолгого формального осмотра, укоризненно молвит «что ж братец ты был столь неаккуратен и на казенном стуле взад-вперед елозил» и вот ты лежишь недвижно на спине словно карась и смотришь в белый высокий потолок; хребет сломан, вместо живота – какая-то манная каша, ну вот еще туфли коричневые еще немного просматриваются или сапоги, каковые собака денщик так мне сегодня и не почистил.
Ну а теперь наверное уж более никогда не почистит.
И вот ты лежишь как бревно на спине и думаешь «сегодня должно было прийти счастие». Ну, если б не бултыхался бы на кресле безо всякой на то необходимости то так несомненно бы оно б и вышло. Лизавета Петровна прошмыгнула мимо со слезами на глазах и промолвила «ах голубчик как же так получилось». Директор приходил с тем только, чтобы убедиться что я не могу пошевелить ни рукой ни ногой. Швейцар Алексей Петрович выполз из своей деревянной будки, словно барсук из норы, поднялся наверх и теперь стоит надо мной, почесывая ужасную и лохматую густую бороду. Она у него словно лес густой. Он размышляет, что делать со мною дальше. Говорит: «веревкой что ли его за ноги подцепить?» А потом тащить по мраморной лестнице вниз через парадное крыльцо на Лифляндскую улицу – или попробовать через черный ход, но весь двор заставлен дровами, так что еще повозиться придется, а кому охота. Алексей Петрович размышляет. Но я все равно, в любом случае молчу. Лишь только сердце мое все бьется и бьется, словно живая и бойкая канарейка, запертая в клетке.
Тук.
За белым потолком начинается несомненно небо; добрый старик Елисеев, чьи подвалы полны фантастических сластей, и Пушкин стихотворец, у которого, сказывают, есть эликсир бессмертия. Там вообще много всего интересного, ну а может и ерунда всякая откуда мне знать.
И вот надобно встать и идти, встать и посмотреть так ли это; точно ли вокруг ерунда или мир, как в старые добрые времена, полон божией гармонии и благодати, ну да треклятое кресло тебя никуда уже не отпускает. Господи, ну отпусти ты меня. Ну дай хоть одним глазком посмотреть.
А оно тебе: «Полежи здесь голубчик пока». И вот ты лежишь здесь как пень честное слово.
Господи ну сколько мне лежать еще тут. А впереди еще столько славных дел.
И вот покойный комендант «алло, алло» в трубку а трубка молчит а ты лежишь рядом как дурак и луп-луп глазами. И ведь трубка проклятая совсем рядом, вот она под рукой, а тебе и не дотянуться.
Вот так вот. Фельшер кукушкин наш полковой кудесник говорит «засыпай голубчик забудь обо всем» и вот я засыпаю. Все, что я мог, я записал в своих записках. Бумажных оборвышей. Объедках. Огрызках. Обрывках. Тот, кто увидит, пусть прочтет. Я дозволяю. Но пусть первым прочтет многомудрый Вячеслав Самсонович, я весьма и очень надеюсь, что он будет первым, кто доберется до моих дурацких и нелепых бумажек. Ну дай-то бог.
Начало
Судя по урчанию и грохоту мусороуборочной машины, за окном было 08.39. «Она как всегда вовремя – подумал безымянный капитан – ни минутой раньше, ни минутой позже. Даже наша замечательная крепость – и та ошибается. Однажды комендант, пребывая в дурном настроении и печальных предчувствиях, пальнул из полуденной пушки на час позже, чем вызвал необычайное потрясение и волнение черни». Он открыл глаза. Похоже, он опоздал и на развод караула. И на текущий воинский парад. И на Бородинскую битву, на которую собирался всю жизнь, спешил и торопился, заставляя денщика ежедневно латать свой расчудесный радужный мундир и надраивать драгоценные пуговицы. Имя которым – легион. «Что ж – подумал он – Бородинская битва пройдет без меня с тем или иным результатом. Я ж буду думать о прошедших днях и о друзьях, утраченных и вновь приобретенных». Он взял бумагу и перо и уставился в окно. За окном, где начиналась и заканчивалась 1-ая Батискафная улица, сплошь состоящая из угольных и выгребных ям, вкруг которых брели по своим неодолимым делам злобные собаки и отставные моряки, и впрямь была красота и гармония. С чего-то надо было начинать.
Меня зовут
1. Меня зовут Капитан К. то есть большаябуквакасточкой. Я не припомню ни своего имени, ни фамилии если таковые вообще имеются. Не могу вспомнить, и все. Даже вселенная небезгранична, как говорит майор Дарлингтон, а уж мозг человеческий. Так уж важно?
2. …В раннем детстве, то есть очень, очень давно, все словно теряется как бы в тумане, мои милые родители звали меня… Но какая разница как меня звали. Вот может быть поручик Комукакао. Я так и знал что у меня таитянские корни. Надо сходить на пристань. Но потом майор Дарлингтон сказал: «Капитан, завашеповедениенаполебоя вы лишаетесь имени. Имя я себе забираю. Впрочем, все ваши награды остаются при вас же. Також и честь. Тем более, что у вас их все равно нет». Вот так вот.
3. Помню премного интересных и прелюбопытных людей а вот как пройти в Адмиралтейство не помню. Первый потом второй третий этаж смотри под ноги комн. 2а. Хорошо тут у вас. Гречу вовремя не выключили оттого и запах. Или вот когда землю на плите жарят: растениям очень полезно. Это говорит очень важно. Очень-очень. Зайди туда и отдай. Можно вам. Тоже мне. Пушкин, гуляя по Летнему (Л-ему) саду, показывал в мою сторону пальцем и говорил: «Баронетт, смотрите, вот идет Капитан К. человек без имени, без памяти но с наградами». Хотя мы совсем не были знакомы.
4. Нос наградами. Нос наградами увешан капитан висит повешен. Бес памяти. Каламбурс? На что он намекал? У меня на носу ни одной награды. Даже ни царапины. Вот только прыщик по левому борту. Но это надобно примечать особо приглядываться. Убери свою рожу кому сказал. А вечером так вообще никто не разберет.
5. А ну отвернись. Дуэлей не люблю. Не мое-с. Рука дрожит, не унять, не унять да и майор Дарлингтон не одобряет. Баловство. А в военное время – так и вовсе. Преступление. А наш чудесный город так и вечно на военном положении. Капитаны ценны, их не так уж много как вам кажется, их надо беречь. Господи как неохота вылезать из кондитерской. Денег нет нет нет да и когда бы. Отойди сукин ты сын. Или вот любовь. Капитаны под ногами (не) валяются. Это ошибка. Меня вообще следовало бы завернуть в папиросную бумагу. Заверните.
5а. Ей?
6. Ловил рыбу в (Ф-ском) заливе. Льдины потрескивали, будто хворост. Сказала: «Отпустите меня, г-н капитан я ваша судьба». Все это так неожиданно. Продрог.
6а. Неглубоко.
7. Хитрая лиса. При первой же встрече перебежала к г-ну майору Дарлингтону. Никогда не забуду. Отдельная квартира на 3-ей линии.
8. Волосатые уши. Это у кого волосатые уши? На себя бы посмотрел. (А я не могу не могу зеркало мухами заляпано мне вообще… мне вообще все это апельсин напоминает все равно ничего не разобрать в зеркале оранжевый туман туман да и какая разница). Господи ну что ты уставился?
8а. В городе беспоярдки. (Вычеркнуть).
8б. Волосатые мухи. Только мухи волосаты. (Вычеркнуть).
9. И на войне был. Смотри п.2а.
10. В полковой столовой вилки и ложки прикованы к потолку якорными цепями. Когда едят гремят. Вам бы голубчик ноздрей рвать. Пауки улыбаются. А тарелки прибиты гвоздями прямо к доскам. И ведь какая силища! Как же их тогда моют? Ел руками. Ты просто животное, сказал г-н м-р Дарлингтон. А ты червяк. Сам-то вилку в кармане носишь. Да как ты смеешь, сказал г-н м-р. Супротив властей. Я эту самую вилку в Ропше нашел. Ага думаю. Или нет, не так. Про Ропшу не надо. Вычеркни. Мне эту вилку сам государь пожаловал. «Ты говорит голубчик из кармана ее никогда не вынимай никогда даже ежели шведа в Тележном переулке увидишь». Да как же я его увижу. Да и когда б мне быть в Тележном переулке? Ты, брат, просто пьян. (Пьян, пьян…)
10а. У нас тут райское местечко да пауки шипят.
10б. Майорский живот набит гречневой кашей оттого он сильно не в себе. Капитан… голубчик… умираю… передайте государыне… Что передать-то? Ну полно придуриваться. Да и передавать-то нечего.
11. Всех, кто отличился на Сукином болоте, государь жалует… Но и тут кому какое дело? Я-то проспал.
12. Даже как-то боязно. И это говорю я, Капитан К., человекбезимени!
13. Смотрел Кутузова. Смотрел, смотрел. Можно ли вообще верить этому человеку?
14. Г-н м-р Дарлингтон говорит конечно.
15. Ну уж.
16. Ураган был такой силы, что повалило Александрийский столп. Ходил смотреть.
17. Гулял Большой Морской калошах босу ногу. Она и говорит мне: «Капитан… в этих калошах вы просто ангел…» Ну да ведь так оно и есть… Хлюп-хлоп… Правая просто заглядение я влюбилась в нее (как) дурочка это ангельская калоша; а вот левая словно дырявая угольная баржа из которой на свет божий прет мрак и чернота. Или вот в которой чулки еще дырявые возят. Господи да разве ж есть на свете такие баржи? Да и какие сейчас любовь моя чулки их воспретили. «Чулки пробуждают воображение, волнуют кровь». Ну еще бы. Ночью. Сама видела. Ангел в колготках. Идет такой. Хотя нет. Нетнетнет. Ангел в калошах. Хлюпает хлюпает… Вот она садится в мокрую воду деревянной задницей (ну видели б вы ее!) нос задирается кверху – прощайте морячки! прощайте товарищи… прощай Фонтанка… прощайте… – а потом все разом шмух… бултых… Мокро. Пузыри. Пьянь вокруг собралась «смотрите – там потонул наш флотоводец». Да где уж там. Все там будем. Плавал, плавал. Неву сапогом не выпьешь. А ты пробовал голубчик? Ты сукин сын хоть единожды пил невскую водицу? Умиротворись. Так говорил майор Дарлингтон а впрочем ничего он такого не говорил. У нее рожа как клюква. Сама ты дура. Их сиятельства сами изволили видеть.
17а. В марте лужи стоят по колено
В них дрейфуют тазы и полено
Перемены грядут перемены.
17б. Брюки бы не запачкать.
17в. Нам такие в полку выдают.
18. Единообразие дорога убогости. Сильный жар. Все бы тебе от гауптвахты смыться. Посидел бы с мое.
19. Довыпендривался.
19а. Снимите все это.
19б. Подчинился беспрекословно.
20. Полковой фельшер: ну ты г-н капитан разнесло тебя как пивную бочку а кто виноват? полюбуйся: слопал гарнизонный запас витаминов. Не тыкай я дворянин. Ну-ну. Сам же говорил: открывай пасть капитан открывай да пошире. В тебя брат лопата пролезет. Им бы только антибиотики. На них говорит вся Россия-матушка держится. Ну да разве. Ничего кроме не знают и знать не хотят. Его сиятельства пили, говорит, и дальше пить будут. Я этим шприцем носорога проткну.
20а. Тык.
20б. И надобно фельшер ты мой кукушкин бить носорога со всей силою кожа у него толстенная а сам он на тебя посматривает дерзко.
20в. У нашего фельшера огромная рыжая бородища он ее кормит объедками в солдатской столовой ну знаете после солдат остается. Да я и сам если что поем а что. Пусть говорит привыкает бородушка моя лебедушка моя люблю люблю.
20г. Ежели бороду опустить в гороховый суп она непременно поплывет.
20д. Солдаты сидят разинув рот господи как это прекрасно прекрасно прекрасно. Плывущая фельшерская борода совершенно обездвиживает и завораживает их. Они стоят. Снег залетает в отверстые солдатские рты. Белый снег.
20е. Плывущая фельшерская борода… государыня вот тоже сошла с ума глядя на это. Она как (белая?) гусыня… она как (желтая?) канарейка. Вот канарейка скорее нежели чем гусыня пожирнее будет. Да и разве канарейка шипит.
20ж. Говорю ему фельшер голубчик состригите к чертям собачьим эту бороду… а он мне «я те состригу» покудова народ страдает бородища моя будет расти. Расти… расти… расти… Бородища моя будет плыть.
20з. Надобно думаю сделать так чтоб народ не страдал а то сил нет смотреть на фельшерскую бороду. Фельшерская борода чавкает в солдатской столовой.
20и. Отвернись. Ах она канареечка. И ведь поет как.
20к. Наверное она рехнулась фельшерская борода жуть как страшная.
20л. Она вся в горохе. А ведь государь ничего не замечает.
20м. Да и как сказать ему?
20н. Он слеп.
21. Государыня: я запачкалась вся… но… но… вы спасли мне жизнь капитан. Голубчик… голубчик… Какие у вас сильные и подвижные короткие руки. А теперь вот что ангел: вот что: снесите это на костеобжигательный завод да смотрите не открывайте. Ну. Вы такой проныра.
22. Гуляя по лабиринтам Адмиралтейства.
23. Гуляя по лабиринтам Адмиралтейства словно споришь с судьбой.
24. Гуляя по лабиринтам Адмиралтейства, словно споришь с судьбой, вот только г-н м-р Дарлингтон как всегда невовремя, что вы здесь делаете, герр капитан, ваше место на гауптвахте и т.д. и т.п. На себя бы посмотрел.
25. Когда случилось большое наводнение, волна вынесла меня на чудесную землю необитаемую. Где это я в раю? Это остров Серный пролепетала она. Как странно. Ведь здесь прошла моя молодость.
26. Серный самый красивый остров архипелага.
27. Кто вы ангел нимфа невская. Екатерина Петровна Полубак гимназистка незамужем 4-ой Прогрессивной женской гимназии с непрерывным мужским уклоном. А вы? Как же-с, как же-с, меня даже вся Карповка знает. Вы знаете Карповку? Это не кто, это водная артерия. Странно не знать.
27а. Нимфа а чавкаешь вроде как свинья.
28. Пронюхала.
29. А ведь убирал на антресоль. Добралась! Добралась!
29а. Фельшерская борода лезет на антресоль? Ну это ведь глупости. Что ей за интерес?
29б. Я не мог влюбиться в фельшерскую бороду я офицер.
29в. Если офицер влюбится в фельшерскую бороду его расстреляют. Я ж еще слишком молод.
29 в – в. Я.
29г. У офицера широкое сердце только вот вместит ли оно туда внутрь фельшерскую рыжую борододищу… бородищу…? Эх борооодушка-лебедушка все места в сердечке офицерском заняты. Там и фельшер и фельшерская борода знаете ли и адмиралтейство. Адмиралтейство! Желтый магический куб! Ты видал адмиралтейство голубчик? Господи как стучит. Экая громада. А вот борода рыжая это я давно приметил.
29 г – г. Мне и полковой фельшер сколько раз говорил: капитан… сукин ты сын… у тебя сердце как разверстый деревянный шкаф. Ну почем ты знаешь душа пилюлькина. Смотрел ли ты внутрь туда? Да и что значит – разверстый. Слово-то какое кабацкое.
29д. На ней объедки съедобные еще вот греча ну или что там солдаты едят… Гречу нам давно не давали.
29е. Капитан сукин ты сын безымянный поедешь ли ты подлец с фельшерскою бородою в Екатерингоф? Ах Екатерингоф… капитанский рай… Что я дурак вам что ли что я там забыл-то. Сколько солдат там перетонуло. А заради чего? Ну да хрен ево знает.
29ж. Вот совершенно забыл про выходные а майор Д-н так тот и вовсе свинья свиньей. «Вот тогда я говорит с фельшерской бородой гулять поеду; под ручку стало быть ее; только ты никому не сказывай я ж еще слишком молод». И так чмок ее. Чмок ее фельшерскую бороду. Ну целуй меня целуй рыжая ты засранка. Цоп ее. Цоп ее за одно место. Вот за что спрашивается погоны дают. Я б ему не давал.
29з. Г-н майор все свои губы исколол об фельшерскую бороду; солдаты шепчутся; как бы это не стало причиною беспорядков… чернь переглядывается… Ну да хрен с ним.
29и. Говорит такой «покуда народ страдает бородища моя будет плыть» господи ну уже слышали а во вторых ну куда ж ей плыть-то. Вокруг бороды тарелка.
29к. В тарелке гороховый суп ну и вообще вкуснятина необыкновенная ну я говорил уже. Господи господи господи вы должны посмотреть. Гляньте вот сюда.
29л. Опять извазюкалась.
30. Нет смысла в бальном платье полезать в трамвай. Тем более 41 маршрута.
31. Я за вас заплачу вот только где кошелек.
32. Это совсем недорого.
33. Все у нас есть и розы и сосиски и колбаса.
33а. Вот сюда.
33б. Вот сюда.
34. Приснилось я капитан. Проснулся я капитан. Жизнь есть сон. Г-н м-р Дарлингтон примерно того же мнения.
35. Там где русский офицер
Там печален Люцифер.
36. Приглашал солдат на вечеринку-с я ведь такой же как они так сказать плоть и кровь ну почти угощал их шпицрутеном. И все же я не такой живодер как майор Дарлингтон тот вообще свою собаку замучил перекормил сухим кормом а покупал на Сенной разумеется «во-первых недалеко» «всегда там беру» «и буду знаешь ли голубчик далее брать» давно просрочен просрочен или вовсе подделка дешевка дешевка! новую пошел покупать а с ней такая же примерно история.
37. Батюшка велосипед грешно или нет.
38. Вот только звоночек придется свинтить.
39. Народ как-то утихомирился птиц не гоняет.
40. Много вокруг удивительных птиц
Падают люди пред птицами ниц.
41. И все же корюшка куда вкусней например бекаса. Тот как резина жуешь словно сапог плюешься а все кругом ах как вкусно. Охотился на бекасов чуть не утонул в болоте помогите помогите а вокруг одни волки да медведи. Ур. Это божественное слово. Поймали извозчика – он куда прикажете барин? – а они его едят. И это в трех верстах от Невского! Зато корюшка как мармелад. Или вот как слегка недоспелый арбуз. Готов идти на край света чуть не утонул приходит фельшер говорит капитан аспирин.
42. А я вот не люблю ананас, потому что крутится.
43. Майор Дарлингтон был маленький но страшный.
43 а – а. В полку его у нас жуть как любят. Вот за что спрашивается.
43а. Пауки ему улыбаются.
44. Сударыня, клопы кусаются не так уж сильно если не во множестве.
44а. Червяки перед ним пресмыкаются.
45. Сударыня не извольте беспокоиться. Это не эльф это комар.
45а. Пищеварение г-на майора пребывает в отличном состоянии.
46. Капитан хватит скакать и займитесь делом уж. А я чего.
47. Детский сад опустошенный
Как майор умалишенный,
Одинок стоит как перст
Всем ветрам вокруг отверст.
48. Враки. Я не одинок в своей любви к Отечеству. Трое суток гауптвахты.
49. Зашел в Гостиный двор – хотел на Перинную у меня там друзья – полным-полно друзей – но попал прямиком на сосисную. Эти линии пронзают мое трепещущее сердце любовь моя. Господи где все… шаром покати… Спрашиваю: где друзья? а они мне Нева-матушка приходила всех друзей унесла с собой «пойдемте со мною говорит» «пойдемте со мною котятки» господи думаю уж лучше бы шведское ядро… А куда идти-то матушка? О ненасытная. Какие запоры супротив тебя? И в щелку малую заглянет ну как вы там и в окошко отверстое. Всюду пролезет. И юнкера толстого (вычеркн.) тощего приберет и генерала. Генерал потолще юнкера. На Шпалерной девки очень хорошие только открыли сундук а туда Нева уже внутрь шнырь ну там бельишко всякое девичье плавает. И вот как теперь. Копошится копошится во всяких панталонах ну или что там у девок.
49а. Нева это жидкость.
49б. Господи как холодно! А панталоны спрашивается где.
49в. Ну черт думаю с вами черт думаю с вами Нева-матушка жрите жрите нашего брата. Оголодала родимая. Это рядом рядом. Вот соседняя наверное дверь. Вот думаю: совмещаются и мирно вполне сосуществуют и сожительствуют совершенно разные и различные внематериальные миры как то: сухое и мокрое; майор лейб-гвардии и рыжая мокрая фельшерская борода. Ах солнце мое… Екатерингоф в полном твоем распоряжении. Ну иди сюда. Рыжая-бесстыжая. Ну об этом и ненадобно было писать; это наверное ведь лишнее. Г-н майор говорит «капитан за такие слова язык рвут» а я думаю мы что людоеды такие что ли да ведь нет же ведь. Это все сон да вот и фельшер кукук… да вот и фельшер кукушкин пилюлькина душа то же самое наверное думает.
49 г – г. Мы давно уже не людоеды вон сколько времени прошло да и Бог на нас сверху поглядывает и вот тут как тут к каждому с плоскогубцами не подойдешь просто так вот наверное запросто. «Открывай рот братец» ну это как-то не по людски согласитесь.
49д. Полковой фельшер посетив девок на Шпалерной говорит им: «Ну девки теперь ваш сундук с бельишком напоминает бурлящий суп с макаронами». Бурлящий сундук. После чего раскланялся с девками. Господи ну причем здесь макароны витаминная твоя душа нешто девки на себя макароны напяливают.
49е. Да и где ты видел кипящий сундук? Говорю ему «ну и где ты голубчик девок в макаронах-то видел» а он мне «не твое дело» а сам бороду свою поглаживает и мурлычет она у него растет и мурлычет он ее очень любит. Ах ты кисонька моя.
49ж. О Господи. Аромат кромешный. Капитан голубчик ангел за телячью сосиску я бы продала к чертям собачьим все что угодно… Коломенскую честь… Часть… Представьте себе. С потрохами. У меня слюньки бегут и вот что с этим делать. Не унять… Не унять…