Гаянэ Павловна Абаджан
Частные случаи
Через два месяца, после больницы, Надя с мужем отвезли бабульку на проживание к тем бывшим соседям – друзьям её молодости. Старики жили одни в просторном деревенском доме, и даже очень обрадовались появлению новой жилицы. Стасик тоже был очень рад, переживал ведь молча эту ситуацию. Сказал, что приедет помогать огород копать, если что.
Алёна, блистая познаниями, объясняла:
– Понимаешь, здоровая сущность всегда сохраняется, потому тебя, Надюха, и плющило. Говорят: "Удобно быть разумным – это даёт возможность найти или придумать причину для любого из того, что ты собираешься сделать". Только на практике – не помогает это, проблема пока остаётся внутри тебя, то от неё через невроз можно до чего угодно дожиться. Неважно, что ты в обиде, что тебе страшно, что ты станешь такой как твоя мать. Понимаешь, у тебя было рациональное объяснение: если мать возьмёшь к себе, то семья рухнет. Муж точно уйдёт, скажет: "Пошла ты со своей мамой – алкоголичкой." Видя маму каждый день ты бы и сама стала такой – обычное повторение, копирование. Дочки при всём этом вырастут… То есть – тройная яма.
Теперь слушай, выход невротика: "А мы покрасим чёрное в белое, и скажем, что мы маму выгнали во имя высших целей." А вот не срабатывает это "во имя высших целей". В эту ловушку люди и попадаются, собирают факты и называют цвет тёмно- белым. Нельзя здесь найти ни кусочка белого. И надо осознать: "В том что я делаю ничего хорошего нет. Давай-ка я подумаю, что сделать хорошего".
История с твоей матерью может даже дышать тебе не давала, а ты это игнорировала. Люди любят колдовать над чёрным, уговаривая себя, что если принять во внимание то да сё, оно уже и не чёрное, а вот уже и серое, а если ещё и это вспомнить, то вообще светло- серое. Нет. Есть чёрное и есть белое. И чёрное можно только исправить белым, и желательно его должно быть больше чёрного. Тогда и комфорт на душе появится.
Понимаешь, все манипуляции строятся на морализации. Невроз всегда содержит в себе компонент этой защиты – я это не могу сделать, нельзя, грешно, стыдно, страшно… Ничего людей не пугает лучше, чем морализация. Даже самые грязные и самые гнусные доводы становятся очень эффективными. Углубляться в дебри защиты нельзя. Защита – это защита, но это не реальность. Ситуацию всегда надо только решать.
Ещё через месяц Надюха по совету Алёны пошла работать в детский садик. Потому что дома дурные изо всех углов мысли мешали её покою. Напоследок перед отъездом Алёна ей по научному объясняла про депривацию. Не сказать, что Надя сильно поняла, но что ей пора выбираться к людям – а то сидя дома невесть до чего додуматься можно, про это она уже и сама осознала.
Моряк
= Страх =
Вот сейчас опять промелькнуло. Толик замечал это за собой всё чаще: как только он стоит на балконе рядом с дочерью, то мысленно скидывает её вниз. Или весело смеётся, разговаривает, и вдруг: "Въехать бы ей сейчас по затылку". А сколько раз он чертил по воздуху как жена из окна свесилась и вниз, вниз… головой в бетон.
Вчера было по другому: он сидел в комнате, увидел жену с младшей дочерью на балконе и мысленно их обрушил. Что не так с его головой? Часики тикают и надо остановиться пока не произошло кошмарного. Почему же видится эта дурость? Он же их всех любит.
И вроде всё хорошо, его магазины работают, прибыль косится. Связи, командировки, китайцы… Только разве что бессонница…
Вот в прошлом году мог уйти из семьи, но нет же. Сам принял решение и вернулся. Сам сел и всё посчитал: где ему правильно находиться, где ему нужнее, где его сберегут.
Жена! Она одна умеет его приласкать так, чтоб он заснул. Даже и не приласкать, а как мать – гаркнуть и он сразу спокоен. Тоже ведь странно: почему она умеет, а с Алёной ничего не получалось, даже после секса не наступал покой?
Вообще, зачем он с Алёной связался? Чего ему не хватало? Она – дурочка всё бросила – хорошую работу в Италии, и прикатила сюда – в этот вымирающий донбасский городишко и пошла работать к нему. Зачем? Они ведь так хорошо долго переписывались. Приехала и всё… Кому теперь писать? И что с ней делать? Брать и новый дом строить? Новых детей заводить? Они что лучше будут? Или просто другие? Просто другие? Тогда зачем? А с этими как быть? Тоже ведь он будет заботиться. Бегать туда- сюда? Так сложнее всё контролировать, можно что-то важное упустить. Нет, семья у него уже есть. Вот только эти дурацкие видения…
Надо к врачу. Но не здесь, здесь каждая собака знать будет, здесь доктора дурные. Подальше отсюда отъехать, и – к врачу. А вдруг на таблетки подсадит? А вдруг всё же скину? Где гарантии? Гарантий не бывает. Их нет ни в чём, только постоянный контроль.
И ещё! Этот навязчивый сон… Надо же так дожиться, и в каких-то тридцать семь! Днём видения, ночью – сон.
Толика последнее время преследовал один и тот же сон: на него смотрел лев, и так близко- близко, что из пасти на него несло гнилью от переваренной плоти… То есть сначала снились прерии, жужжащий зной, пляж с незнакомыми отдыхающими, и среди них почему-то одиноко играется малыш лет трёх.
За тем на пляж выходит лев, даже два. Охотятся. Все убегают, а малыш – стал как вкопанный и смотрит, хоть ему и не убежать – маленький совсем. И он – Толик тоже застыл в ступоре, не может шаг сделать. Куда бежать? Ведь вот – ребёнок, значит надо защищать, но против льва – без шансов. И ждать нечего – все сбежали, есть только он, лев и малыш… И тут Толик всегда выскальзывал – просыпался. Вот к чему это?
Раньше всегда обычно снилось море, скорее даже океан. Свободная чистая бескрайняя стихия… Это его единственное приятное воспоминание из прошлого, он ведь с пятнадцати лет – моряк, мореходку окончил и, до сих пор часами залипает на "Discovery". Просто смотрит как ловят крабов, как буксируют трал, перекладывают сети…
Морю ведь как? Ему не важно кто ты и кто твой папа. Тут ты или умеешь что-то делать, или нет. Или утонем, или выплывем… Но в двадцать два он с этим завязал. Нет, дело было не в том, что приходилось месяцами не трахаться, его это вообще никогда не напрягало, он даже и не думал об этом… Небо, волны, и никаких новых людей. Страшно не было вообще. Пусть под ногами, километры бездны, но это не пугало, ведь сверху – гладь и свободная тишина. Но он всё бросил и ушёл… Недавно даже фото в форме не смог найти. Старший лейтенант с кортиком – прошлая жизнь… Теперь море только снится, даже не осталось никаких знакомых, всё отрезано.
А нет! Вспомнил и другой сон. Вот интересно почему тот не пугал… Целая повторяющаяся новелла. Там была гора, и в ней огромная запертая на люк пещера. И раз в двадцать семь (почему именно в двадцать семь?) лет к ней направляется большая группа людей. Затем они выбирали кого-то спуститься обследовать что за это время произошло внизу. Жив ли оставленный в прошлый раз человек? И вообще где и что…
На этот раз спустился именно Толик. И увидел как за ним закрывается люк, значит следующая жертва – он сам. Но ему совершенно не стало страшно, даже стало очень комфортно – интересно же. Теперь можно спокойно изучать лабиринты, ходы пещеры, весь этот огромный мешок в земле. Он даже надеется, что найдёт прошлого, что тот остался жив и одичало бродит по закуткам… Может это даже женщина…
Страх! Страха вообще нет. То есть он есть, но победимый. Где найти непобедимый?
Последний раз, когда строили девятиэтажку, то Толик поднялся на самый верх и, стоя на парапете смотрел вниз на рабочих. Сначала – да, жутковато, но он совладал.
Зачем залез? Смысл? "Я вижу, что альпинисты работают, облицовывают и думаю: "Ну, им же не страшно, а чего мне страшно?" Выглянул, встал, посмотрел. Ну, да, страшновато сначала, но перебороть могу. Недостаточно страшно".
Ужастики? Тоже редко по настоящему толковые попадаются. Вот зомби, вампиры, вурдалаки, трупы в клочья – да! Названия, сюжеты.. Оно надо?. Просто зрелище! А взять фильм "2012" – казалось бы экшен, но по факту – только красивая картинка… Здания пусть и рушатся, но ведь люди-то не умирают. Нигде ведь в фильме нет умирающих лиц. Падают какие-то фигурки и только. Нет! "Индиана Джонс" какая-то. Вообще не впечатлил. Земля рушится? Ну, дальше что? Никого же не убили. Расчленения тел то нет.
Нет, всё же пора подлечиться. Может он из-за командировок так сдал? Но несколько дней назад в Китае в гостинице он спал на удивление ровно. Ни бессонницы, ни видений не было, а тут дома постоянно на него что-то находит. Неспроста.
И прошлогодний инсульт… Он тогда так в больницу и не пошёл. На днях как раз годовщина… Какой был ужас, проснулся в туман, всё кружится, голова раскалывается…
Что ж, Толик сразу сделал выводы, он начал заботиться о здоровье. Теперь ходит в бассейн, занимается спортом. Но как видно этого мало…
Ключ! Должен быть ключ и тогда всё станет ясно. Подсознание ломится и надо понять: закрыться от этой бездны, или открыть дверь в тот долбанный переполненный сарай и навести там раз и навсегда порядок. Какой именно? Что есть порядок?
Толик в своей жизни уже столько раз наводил порядок, но каждый раз им же самим всё сметалось. И дальше – совсем новое здание, кирпичик за кирпичиком, обязательно совсем в другом месте, в другое время…
Может настал момент ещё одного строительства? Тогда понятно: падающий балкон сметает все долги, и Толик – свободен от всех, кого наделал и привязал к себе. И потом хоть лети к другим мирам в заморозке на сотни лет – в космос, ему ведь больше не надо будет никого контролировать.
Толик попытался помассажировать зажатые мышцы затылка: "Не знаю. Надо думать". Тик-тик-тик… Выключите, выключите эти часы! Толик подскочил и вытащил батарейку из самолично им же недавно привезённых из Шанхая стенных "под старину" часов. Не тикать!
Он сел обратно в кресло, потом опять встал и вообще снял часы со стены. Стена должна быть чистая. Пустая стена должна быть. Без этих дурацких бирюлек. Жена молча покосилась: "Сам повесил/ сам снял", а дочки даже не заметили, они смотрели новый мульт и стенные часы их не интересовали вовсе.
Толик принялся листать объявления, он пойдёт к врачу – порядок и контроль нельзя упускать. Вот! Попробует к этому. Он набрал номер…
== Жена ==
Вероника краем глаза следила за манипуляциями мужа. Толик! Что опять не так? Ему нужен контроль и прямые команды. Без всяких сю-сю. Он так привык, не зря мореходку окончил. Но по правде он от горшка такой. Мамаша его бешеная так с ним отрывистыми командами и общалась. Так что "с молоком матери" что называется. Вероника долго шла к тому, чтоб это понять. Она бы и не поняла, если бы не книги. Читала, читала, искала. А что-то надо же было делать.
Свекровь и доныне ему мозг проедает. Что он только ни делал, чтоб всё наладить – он не понимает, что иногда решения нет. Просто его нет. Принять, понять, отпустить. А он всё туда картоху таскает, чтоб Вероника потом за ней через неделю заезжала: "Заберите свою картошку! Она мне тут гниёт и воняет. И ничего мне от вас не нужно. Вы все воры!"
Только немецкая натура Вероники смогла устоять и выстроить для себя и девочек единственно правильный бастион со свекровью: спокойствие, ровное как штиль отстранённое спокойствие.
И когда Толик у них во дворе своей маме флигель полтораэтажный строил, то Вероника и глазом не моргнула, хоть понимала, насколько свекровь инородна им всем, даже младшенькой – совсем тогда малышке.
С одной стороны мать вроде бы холодна и не эмоциональна, но с другой – развестись с мужем через сорок лет брака и пойти жить в свою однокомнатную хрущёвку на свою нищенскую бухгалтерскую пенсию… И почему? Он видите ли вор и мошенник, и выносить такое соседство она не намерена. Раньше бы в таких случаях в монахи постригались, а теперь – в хрущёвку уходят.
Вот и сына мордует с этими продуктами: он их – лучшие ей из своего магазина завозит, а она строго через неделю к ним домой всё обратно нетронутым притаскивает: "Заберите. Мне от вас ничего не надо".
Так что и во флигеле мамашка не задержалась, ровно через тот же дежурный интервал – неделю уже грузила монатки в машину к старшенькому любимцу, чтоб обратно на свой наблюдательный пункт на пятом этаже хрущёвки водвориться. Стоило ли Толику этот дом тут строить чтоб напоследок услышать: "Я с вами ворюгами и тварями жить не могу"? Что ж, у каждого свой путь познания, значит ему это было необходимо.
Напоследок бабушка ещё и на их девочек напала, что они не пойми какими растут. И нашла к чему же прицепиться: надо какое дело – не знают слова "озимые". Ну, не знают, нафиг бы оно им – невестам пригодилось? Чай не за тракториста их замуж планируем. Не зря же Толик на них уже сейчас два участка в Карпатах оформил, точно не под озимые. Колотится Толик за своих девочек, не то что свекровь за него – в пятнадцать лет сбагрила на другой конец планеты за восемь тысяч км во Владивосток и справилась: "Сам захотел!" Мало ли что пацан надумает. Вот и Толик два года по морям походил и на том точку поставил, даже фоток от его великой деткой цели не сыщешь.
Это свекрухина натура мозги рвущая: с одной стороны: "и денег ваших грязных не возьму", а с другой: "а вот соседке сын вчера уже картошки на зиму завёз". И как это всё можно осмысленно выдержать? Только со спокойствием.
Лучше о старухе вообще не вспоминать. Но как тут свекровь не вспомнишь, если от неё Толик столько терпит, и всё новое ищет, как же сделать, чтоб правильно. Да, никак. Просто не хотела она этого сына, вот и весь квест. Старшего хотела, для себя рожала, всю жизнь любит, и хоть что тот вычудит – любить будет. Он для неё всегда самый правильный и умный. Пусть со своими двумя высшими по деревне таксует , но в её глазах он – академик.
А этого – через семь лет, кто знает при каких обстоятельствах… И пусть отец ему гроша на начало бизнеса не дал, Толик сам всё с нуля построил, а с мореходкой своей он для неё – неуч, пусть хоть что сделает – не такой.
Семья там такая, что никакой правды не добьёшься, историю точно не напишешь. Вот Толик даже не слышал как его родители познакомились. Ничего он про них не знает.
Вообще, что не повезло Веронике со свёкрами, то не повезло. И не дело в том, что она сама им сразу не понравилась – слишком нищая, невзрачно одетая сухая немка, слишком ниоткуда.
Откуда в девяностых в их городке взрачно одетым, да пышущим соком красоткам взяться? Они тогда все по центрам и за границу умотали. А дело в том, что они – Толины родители сами себе кривые схемы мироздания выстроили, и ребёнка в этой кривой матрице вырастили. И он на этой кривой земле свой фундамент укрепляет, а тот проседает в разных местах. Вот от этого у их сына голова лопается.
Ничего никуда из его детства не выветрилось, варилось и дозревало. И вот теперь её муж Толик смыкает местную газету, ищет кудесника по объявлению, который всё ему в голове поправит. Но кудесники эти – только по их объявлениям "с гарантией", а практически – чтоб случаем его в другую сторону не подтолкнули.
Веронике надо как-то это всё проконтролировать. Ничего. И в этот раз всё получится, она уже с опытом, только не пускать на самотёк. В прошлый раз с его итальянской зазнобой получилось, и сейчас жена руки опускать не намерена.
Вероника посмотрела на полку истрёпанных книг "по тематике". Что она только не прочитала за прошлый год, пока разрешала свои семейные проблемы. А куда деваться? Сама что ли до всего дойти должна? Жизни не хватит. А тут надо момент не упустить.
– Главное, чтоб не дойти до стадии, когда только таблетки помогать будут, – разрешил мысли жены Толик. И взялся звонить по выбранному объявлению.
Вероника сверилась с газетой, тупое "с гарантией" присутствовало. Она вздохнула и пошла укладывать дочек спать.
== Братан ==
Брат Толика Степан в свои сорок два уже пару лет перманентно пребывал в состоянии счастья. Правда на техосмотр денег последний раз ему младший брат подкидывал, да и вообще Стёпу не забывал, но релаксу Стёпы эти мелкие подробности никак не мешали. Он праздновал свободу.
Два года назад Стёпа ушёл из отцовского бизнеса, где всю жизнь до этого под надзором папочки руководил производством на его фирмах. У отца была целая сеть инвалидских мастерских на льготном налогообложении, а Стёпа был его ногами. Но надоело.
Никогда отец к нему за все его труды с уважением не относился. А ведь Степан мог и другим чем заняться – два института за плечами, и оба столичные – один в Киеве, другой – в Москве. И что он в итоге получил? Напитанный пылью шахтёрский городок? И всю свою жизнь слушать отцовские команды и окрики, как будто он навсегда остался его дурным малолеткой.
Поняв, что или всегда будет только так, или надо проявить твёрдость, Стёпа в сорок лет развернулся и ушёл. Его жена сначала произошедшего не поняла, но полгодика поприсматривалась и убедилась, что мужа к реальности уже не вернуть – он полностью перешёл в другое измерение. Про самостоятельные способности Степана к бизнесу жена иллюзий никогда не имела, поэтому подогнала грузови, загрузила шмотки и с квартиры съехала.
Остался Стёпа в трёх пустых комнатах один, походил там, подышал… И ему на удивление стало ещё легче, будто и второй мешок с горба стянули – он наконец освободился от всего бренного. Стал Степа на прошлыми трудами нажитом "Мерседесе" таксовать, и жизнь потекла. Мать, которая за пару лет до того тоже с отцом распростившись перебралась на старость лет из особняка в однокомнатную квартирку, во всём сына поддерживала: Стёпа-то правильный, это мир перевернулся. А Толику постоянно тыкала: "Вот! Это ты так состоялся потому что ты, как и твой отец – вор. И вы построили такую страну, в которой умные люди, такие как твой старший брат – не состоялись, а состоялись те, кто не имеет права. А образования у тебя нет!"
Пусть не состоялся, но если брать по параметру "счастье", то Степан просто им засветился, чего все прошедшие годы за ним не наблюдалось. Даже со стороны не понятно было когда он больше был доволен: когда сидел с книгой на парковке в ожидании клиента, или когда появившийся заказ отвлекал его от этого занятия и он лихо гнал по битым улицам на своём Мерсе.
== Отец ==
Отец Толика – Дмитрий Алексеевич был безусловно ярким персонажем своего времени. А ему, напомним, в детстве, когда он плавал в Неве гребным винтом отрезало ноги. Много ли людей с подобным увечьем вообще вышли из дому? Да и выплыть при таком кто бы смог? А он смолоду немного побаловавшись алкоголем, с наступлением времён кооперации увидел свою нишу и построил целую бизнес – систему, состоящую из нескольких видов деятельности.
Да, личные комплексы заставили его никого не жалеть, жёстко играть на том поле, на котором он мог победить. Но раз тут такие правила гнилые, то что же ему – инвалиду поделать, жизнь такая. Дмитрий Алексеевич эти правила не только принял, но ещё и усилил, а для себя вообще возвёл в ранг религии и убрал исключения.
"Раз со мной как с равным себе мужиком никто общаться не станет… Как же! Я ведь калека безногий! Но вы все – продажные, вы все продаётесь, значит я вас всех куплю, а потом ещё и перепродам. Будет вам от меня ваше место в этом полноценном мире.
И в восьмидесятых ещё молодой Дима очень заторопился. Он организовал первую в регионе инвалидную артель, и дальше – только расширял своё дело, добавляя ремёсла.
Теперь у него денег вполне хватило бы на дом где- нибудь на Карибах, но он не спешил одаривать своих родственников. Никаких у отца особо тёплых чувств они не вызывали. С деньгами расставаться он не собирался. Зачем они ему? "Раз вы- падлы все продаётесь, то вы будете знать своё место. А тот, кто может меря купить – тот круче меня", – вот зачем. Сумма нала – имеет значение, каждый отданный грош – шаг вниз. А ему надо только вверх, настолько, насколько он успеет. Это и есть его лестница, лестница для безногого.
Старший сын оказался вообще слабак, мамочкин любимчик, таксист. Два десятка лет при отце провёл и ничего сам не может. Аб-со-лют-но. Только бегать по поручениям и надзирать за производством.
Младший конечно тоже по сравнению с отцом – грязь под ногтями, но последние годы как-то поднимается. Магазинчики, стройки, подряды… Копейки на бензин с продуктами не считает. Вот в строительство гостиницы в области генподрядчиком влез, за одно и себе дом отгрохал – не стыдно людям показать… Но по сравнению с отцом, с ним – с Дмитрием Алексеевичем, и рядом не стоял. Ладно уже! Поговорить с ним уже как-то и можно. Он, конечно, дерьмо, но – можно. И гордый – никогда ничего не попросит. А может понимает, что всё равно ничего не дадут. Все кругом – твари продажные. Шиш! Шиш вам от Димки – безногого.
== Расщепление ==
Расщепление? Раньше просто болела голова. Да, Толик ходил в больницу, здесь – в своём районе. И что? Вот он пришёл через год за справкой для ГАИ и его спросили:
– Как вы себя чувствуете? Вам лучше?
Толик вообще не понял. А когда у него уточнили:
– Тут записано. Как ваша шизофрения?
Его качнуло:
– Как моя что? У меня просто болела голова!
– В карточке записано "шизофрения".
Идиоты! Он больше сюда не придёт.
Последнее время в его голове что-то стало происходить. Толик ещё не до конца сам понял, но что-то внутри него это осознало. Перестройка? В нём пробуждается второй, кто-то другой, чужой. Или знакомый? Но в любом случае его надо уничтожить. Да! Прямо здесь и убить! Кого он напоминает своими очертаниями? Своими смутными неприятными очертаниями кого он напоминает?
Толик в жизни не мог пройти мимо нищего. Он знал это и сторонился своих денег. Везде на своих фирмах он – только владелец и помощник, но директор – кто-то другой. Иначе, если он сам, то может всё раздать, потому что он такой щедрый…
А его отец такой жадный! Хоть не понять, что ему – старику с этих денег, если даже его собственные дети и внуки для него – ничто. Деньги ради значимости? "Я могу тебя купить, значит я – сильнее! Ты можешь меня купить? Значит – ты сильней". Это его гири? Или канат?
Но что со старика взять? Его мозг искалечен – им движет злоба на весь мир. Но и мир его не пощадил. Как он вообще сумел выжить тогда ребёнком на Неве, когда ему – мальчику отрезало ноги? Но выжил, и стал подобен миру – такой же жестокий.
Тилик ни за что не хотел хоть в чём-то походить на отца, он должен во всём быть другим. Другим в каждом своём поступке. В каждой ситуации поступать иначе. Но это как?
Надо создавать ситуацию и поступать в ней иначе! Совсем прямо наоборот. Это сверхзадача убийства. Да! Убийства в себе отца. Щедрость и семейные ценности! Для Толика его дети – это святое, он их страж, он сам так постановил.
== Без второй попытки ==
Толик с детства делал всё идеально с первого раза, лишь бы не обсуждать, не контактировать: "Вон иди и проверяй, только молча". В школе – выучил, сдал, "отлично", без вопросов. Суп сварить? Вон – на плите. Брюки погладить? Вот, пожалуйста. Только всё – молча.
Он когда-то и рисовал, но рисование не принесло ему никакого удовольствия. Начертить? Пожалуйста, любую деталь. Просто дайте на неё посмотреть, и получите со всеми сечениями, глубинами, пропорциями. Не надо её крутить и мерить. Толик посмотрел, и – получите ваш чертёж.
Музыкальная школа? Хорошо, пусть так. Он играет на фортепиано, хоть музыка – она же не приносит никаких эмоций. Это вообще не искусство, а технологии, лишь последовательность звуков, которые могут быть красивыми, или неправильными.
Почему за фортепиано давно не садился? Да, можно и сесть, но – не трогает.
Спорт? Да, занимался в детстве какой-то борьбой. Максимальное достижение? Третье место на районных соревнованиях. Но когда пришёл с этой грамотой домой, то ни отец, ни мать не обратили на Толика никакого внимания. Вообще ноль внимания на его грамоту.
В мореходке нагнало… Владивосток, Толик – старшина первой статьи… Владивосток это всегда холодный, пронизывающий ветер. Его дежурства, личный состав, плац, палуба…
Личный состав – это не то чтоб Толику было приятно. "Под ветер океанский плац подмести? Это не то, что можно сделать самому, но сделаем. Иначе будут разговаривать с Толиком… Плац будет блистать. Но чтобы он блистал, то разговаривать приходилось Толику. Всегда кому-то что-то не нравилось и выбор был прост: самому в дыню дать, или других послать с этой целью. Или доложить? Или идти уговаривать?
И так каждое дежурство: "Как заставить этих проклятых людей, с которыми приходится жить вместе, делать то, чтобы жить можно было спокойно?"
Теперь это позади. Ничего не осталось от прошлой жизни, никаких друзей училища, никаких контактов, только сны о море…
== Дорога ==
Заметно темнело, Толик.гнал на обычной для себя скорости. Торопился домой после первого визита к психологу "с гарантией" как его выбор окрестила жена.
Им оказался одутливый долговязый мужик с рыхлой изъеденной шрамиками от юношеской угревой сыпи кожей. По координации движений было видно, что он в своей жизни отродясь никаким спортом не занимался. Если добавить ещё и посвистывающую дикцию, то вряд ли дворовое детство целителя прошло безоблачно.
Сан Саныч вёл приём в маленьком угловом кабинетике сидя спиной к единственному окну за старым светло-коричневым не полированным письменным столом, но реклама гласила, что это Клиника.
Зайдя в кабинет Толик первым делом осмотрелся. Перед столом друг напротив друга стояли два разношерстых потрёпанных дивана – книжки, в углу – этажерка с книгами. Сбоку над столом висела ещё одна полка. На стене напротив стола висел портрет Фрейда. На всех поверхностях красовались разнообразные сувениры и талисманы. На общербанном подоконнике Толик разглядел красно – жёлтую аромалампу, над столом – пару нецке, на этажерке – большой чёрный коллекционный автомобиль, кажется BMW. На столе Толику приглянулась серебряная фигурка Наполеона, стоящая на колоколе. "Это перевёрнутая стопка", – моментально догадался он. Рядом стояли маленькие песочные часы и лежали деревянные чётки.
Толик не глядя, на ощупь порылся в бумажнике, вынул подходящие купюры и положил их на стол возле прозрачной пирамидки с вмонтированными часами. После этого уселся на правый тёмно- синий заметно потёртый диван сначала на самый краешек, потом пересел к столу поближе. Но тоже как-то не ощутил нужной свободы и пересел напротив – на коричневый и стал разглядывать стоящую возле входной двери металлическую вешалку. "Как-то тут поудобнее",– определился он и повернул голову в сторону Сан Саныча.
Сан Саныч всё это время, пока Толик усаживался, что-то проверял в своём пухлом исписанном коричневом блокноте, за тем высморкался, засунул платок обратно в карман, и наконец поднял голову. Глядя в лицо Толика он задумчиво покрутил в пальцах бордовый "Паркер", затем несколько раз передвинул лежащие на столе вещи, и наконец заговорил…
Теперь, когда это общение было позади, Толик гнал домой, ему остро хотелось принять душ. На ста сорока км скорости чётко орудуя рулём, пролетая мимо полей, он на ходу решал вопрос: помогла ему эта первая беседа или нет. Следующий раз уже сразу был договорен – на восемь через день. И Толик знал, что жена с ним приедет обязательно.
За время приёма Сан Саныч просто из себя выходил требуя от Толика какой-то правды об импотенции. Кружевлял вопросами, повторял их… Неужели он – Толик настолько хреново выглядит, что только так и не иначе можно на него подумать? И всё у Сан Саныча выходило, что он импотенцию свою скрывает, а все проблемы у него – от неё.
Деревья сменились городом, скоро уже дом.
== Дочки ==
Когда Толик вернулся домой, то жены и дочек на удивление ещё не было. Он вспомнил, что его предупреждали – они могут сильно задержаться у соседей. Там гремел праздник, который начался ещё в полдень как детский, но как постоянно бывает в этих местах – плавно перешёл в вечеринку с фейерверком.
Толик сел в кресло на веранде и стал глядеть на мелькающие огни соседского дома. Все его мысли всегда крутились вокруг семьи: чтоб было по людски, чтоб у них всё было. Жена/ дочки, жена/ дочки…
Вся его жизнь, это – стремление построить правильную, счастливую семью.
Что такое счастливая семья? "Это не так, как было у нас дома," – прокручивал он любой сценарий, любую обстановку из отношений со своими родителями, возобновлял и, пытался завершить противоположным способом. Но противоположный способ далеко не всегда получался. Это Толика разрушало.
Так откуда эти страшные фантазии? Не подсознательное ли желание освободиться? Может этот второй в нём? Тот чужой, который просыпается, он уже планирует что-то, а он – Толик настоящий ещё не встал на борьбу с ним? В мыслях крутилось: он связан, он должен.
– Ну, что я с ними сделаю? Ну, куда я их дену? Куда? Я не могу!
Брат освободился. Но какой ценой! Таксистом Толик стать решительно не мог.
Он – Толик честный, искренний, добрый. Он – защитник и воин, он весь как на ладони.
Он никогда ничего не пытается скрывать.
Почему любовницу пришлось бросить? Потому что он дома не мог врать, бесконечно рассказывать, что он где-то на совещании, с друзьями. Он должен был говорить всё как есть, или по крайней мере не отвечать на вопросы, это – максимум.
Толик перевёл взгляд на свой сад, покрытый чётко распланированными дорожками. Деревца ещё совсем невысокие. Ничего, несколько лет и они вырастут, будет всё как задумывалось.
В дальнем углу сквозь надвигающуюся тьму виднелась недостроенная беседка. Толик отвёл взгляд. Темноты он боялся. Патологически. Есть два страха темноты: первый – в темноте я абсолютно один, а второй – там кто-то есть. Для Толика этот страх был смешанный: " Я в темноте и не могу контролировать тех, кто остался за её пределами. Вдруг в это время придёт кто-то с топором и их поубивает!" И когда Толик выйдет, то проблемы семьи наконец-то не будет. Вот тогда-то он освобождённый пойдёт и повесится.
Как легко сегодня психолог вывел его в этом на чистую воду:
– Хорошо. Давайте представим до конца – семья трагически погибла. Всё. Теперь вы повеситься сможете? Да? Поэтому вы хотите их убить, и у вас фантазии об убийстве, чтобы освободиться наконец и делать "что хочу".
Он не может покончить собой потому что у него на руках дочки и жена? Он ими связан? Связан с жизнью?
Тут Толик наконец увидел своих дочерей, впереди матери бегущих с шариками по тропинке и встал им на встречу.
== Второй визит ==
Вероника стояла в тусклом коридоре у окна и смотрела на открывающийся вид разрушенного завода: сгнившие полуразваленные трубы, разобранные рельсы… Когда-то в юности она провела тут почти месяц на практике, и здесь всё кипело. Экскурсовод рассказывал насколько это перспективное и значимое производство – трубы практически всех диаметров. Теперь – вот что осталось. Мрачности придавала и причина визита. Муж притащил её к психологу, чтобы она подтвердила, что он не импотент. Она подтвердила, теперь её до конца терапии выперли из кабинета…
