Галина Ширяева
Дневник прабабушки
А на мирном фронте тоже происходили заметные изменения. В 1920 году Туркестанский врач, Моисей Слоним, создал лечебный факультет, Среднеазиатского государственного университета и больницу при нем. Для меня такие прогрессивные изменения были как глоток свежего воздуха.
Петр, не желая ввязываться в братоубийственную гражданскую войну, решил подать в отставку. Я привыкла к Азии и не хотела уезжать. Но мысль о том, что я снова увижу Неву и Исаакиевский собор, приводила меня в трепет. Почти перед самой отставкой, в апреле, Петру дали задание. Прощаясь, он сказал, что будет отсутствовать не более двух-трех дней. Если бы я тогда знала…
Когда прошла неделя, я всерьез забеспокоилась. Вскоре пришла ужасная весть: самолет, на котором летел Петр Александрович, не прибыл к месту назначения. Горя моего не передать словами! И только поддержка друзей, и в первую очередь семьи Симаковых, помогла мне выжить. Оставался маленький ребенок, ради которого я должна была жить. Через некоторое время по городу поползли возмутительные слухи: якобы мой Петр исчез вместе с частью золота бухарского эмира Саида Алим – хана. Я, конечно, попыталась укоротить языки тем негодяям, которые разносили эти слухи о моем муже. Я точно знаю, что мой муж, русский офицер и человек чести и никогда бы не опустился до воровства, тем более не бросил бы нас с Николенькой. Потом пришло донесение, что самолет Петра Александровича был найден в пустыне Кызылкум. Осмотр показал, что биплан был неисправен и совершил вынужденную посадку. Но тело Петеньки не нашли, наверное, он покоится где-нибудь, занесенный песком.
До октября 1920 года я работала санитаркой в больнице вместе с четой Симаковых и растила сына на свое небольшое жалованье.
В октябре 1920 года произошло необычное событие. Однажды вечером в дом пришел какой-то человек. Он был одет в богатый парчовый халат и лицо закрывала густая черная борода. Я вышла спросить, какое у него ко мне дело, но взглянув в его глаза, упала без чувств. Меня можно было понять, потому что я узнала своего пропавшего мужа. В ту же ночь мы с Петей и Николенькой уехали в Петербург. Единственный человек кому я рассказала правду и успела попрощаться, был Анатолий Петрович. Я знала, что могу ему полностью довериться. На жизненном пути иногда встречаются люди, которые гораздо ближе кровных родственников.
Надо сказать, что путешествие представляло собой весьма опасную авантюру. Железная дорога под Оренбургом была в руках атамана Дутова, а на юге хозяйничали англичане. Но, в конце концов, после долгого пути, живыми и невредимыми, мы оказались в Петербурге. Я чувствовала, что муж чего-то боится ,но старалась не бередить раны и не расспрашивать его о катастрофе в пустыне и последующих приключениях. Было видно, что ему очень нелегко даются эти воспоминания. Самое главное, что мы вместе. Между нами всегда были доверительные отношения и я верила, что придет время и он сам мне все расскажет.
Не знаю как, но Петру удалось выправить документы на чужое имя. В Петербурге нам пришлось снова пожениться, так как Петр официально числился погибшим. Преодолевая все трудности военного времени, разруху, голод, а после мирного, но совсем не простого времени, мы в ладу жили с ним до 1941 года, в котором началась Великая Отечественная война. Петр был уже не молод и на фронт его не взяли. Как видного хозяйственника его отправили руководить военным заводом в эвакуации. И где бы вы подумали? В Ташкенте. Я чувствовала, что Петра не слишком радует это назначение, но, он не имел возможности отказаться. Я же была просто счастлива. С замиранием сердца я возвращалась в милую моему сердцу Азию. Но душа была не на месте. Николенька воевал на фронте за нашу Родину. Не буду писать о том, сколько дум было передумано и сколько страхов пережито. Как бы банально это не звучало. Нам с мужем было конечно непросто, но вдвоем намного легче, ведь мы служили друг другу поддержкой и утешением.
Ташкент сильно изменился, но старый город, как и прежде, состоял из запутанных тупичков и переулков. Много времени я потратила на поиски Симаковых, но, мне удалось узнать только то, что они вернулись в Россию.
В 1943 году хлынули беженцы, которых город принимал в большом количестве. Имея деятельную натуру, мне не хотелось сидеть дома, и я опять устроилась на работу в больницу.
Хотите верьте, хотите нет, но в городе я познакомилась с Фаиной Раневской. Однажды она занозила палец на руке, он распух и воспалился, что говорило о плохом иммунитете. Хотя, какой может быть иммунитет в голодные военные годы. Друзья чуть ли не силой привели ее в больницу. Надо сказать, что местные мальчишки не давали ей прохода. Они бегали за ней и кричали:
– Муля, не нервируй меня.
После оказания первой помощи, я ей сказала:
– Фаина Георгиевна, берегите себя.
-Эх, милочка, Анна Михайловна, – грустно ответила Раневская, – если больной хочет жить, то врачи бессильны.
Почему-то мне хочется верить, что я была первой, кто услышал это популярное впоследствии выражение.
Помню, когда город был уже переполнен, и беженцы сидели на узлах прямо у вокзала, узбеки приходили и брали их на постой. Сами голодные, они отдавали беженцам последний кусок хлеба. Добрый город, добрые люди!
С замиранием сердца мы ждали писем с фронта. К счастью, мой Коленька вернулся домой живой и невредимый, не считая двух ранений. Родина наградила его за воинский труд орденом Отечественной войны 1 степени и медалью За отвагу. Я очень гордилась сыном.
