Галина Ширяева
Дневник прабабушки
Неподалеку от Кауфманского сквера, на улице Соборной, находился кинотеатр Хива, аптекарский магазин Каплана, построенные по проекту известного архитектора Георгия Сваричевского. Это место служило своеобразным клубом для местного общества. Мы с Петром любили вечерком там прогуляться ,чтобы узнать о местных новостях и просто пообщаться с людьми.
Как-то, одна из дам, супруга штабного офицера госпожа Мария Третьякова, упросила меня пойти с ней на местный базар – купить материал на платье. Мы взяли экипаж, что было большой редкостью для Ташкента. В основном местное население передвигалось пешком или на арбе с огромными колесами, запряженной осликом. Базар произвел на меня незабываемое впечатление, нигде я не видела такой пестроты и разнообразия товаров. В купеческих лавках глаза разбегались: здесь были – маргиланский шелк, русский ситец, разноцветный атлас. Накупив тканей, мы пошли дальше. Во фруктовых рядах было невиданное изобилие: горой лежали дыни, персики, яблоки, виноград. Немного утомившись от шума и суеты базара, мы решили ехать домой. Уже подходя к воротам, стали свидетелями неприятного инцидента. На базарную площадь, не разбирая дороги, ворвалась ватага всадников. Во главе небольшого отряда был человек одетый в красивый парчовый халат и белоснежную чалму. Видно, это был богатый человек. Народ бросился врассыпную, чтобы ненароком не попасть под копыта лошадей, но один бедолага не успел увернуться. Он упал на землю, скорчился и стал громко кричать. Видно это был бедняк, одетый в видавшие виды бязевые штаны и такую же рубашку. Богач на секунду остановился, бросил прямо на землю какую-то монету и как ни в чем не бывало поскакал дальше. Я не осталась равнодушной к этому несчастью и попыталась уговорить людей, чтобы беднягу отнесли в больницу. Но, меня никто не слушал.
По словам Анатолия Петровича Симакова, в городе было около двадцати врачей, примерно столько же фельдшеров и несколько медсестер. Это, конечно, очень мало. Местное население лечилось у табибов, местных лекарей, не особенно доверяя современной медицине. Но, самоотверженный труд русских врачей и медсестер постепенно менял ситуацию. Все больше людей стало обращаться за медицинской помощью и работы у врачей становилось больше.
Доктор Симаков работал в больнице, жена ему помогала. Но их в любое время могли вызвать на дом к больному. Однажды, когда я навещала заболевшую Наталью Михайловну, прибежал какой-то мальчишка, и начал уговаривать доктора быстрее пойти к больному. Тот взял чемоданчик с инструментами и попросил меня сопровождать его, так как он не имел право заходить на женскую половину дома – ичкари.
Узкая улочка тянулась вдоль высоких дувалов – заборов, сделанных из глины и соломы. По ней в пыли бегали местные полураздетые ребятишки. Когда мы пришли в квартал ремесленников. меня пригласили войти в дом. В комнате, на циновках, под теплым одеялом лежал ребенок лет трех-четырех. Его мама, совсем молоденькая девушка по имени Зухра, сидела рядом на полу и громко причитала. Даже мне, не имеющей медицинского образования, стало ясно, что ребенок болен бичом этих мест – малярией. Доктор дал мне порошки хинина и объяснил, что нужно делать. Я тогда уже немного могла изъясняться на местном языке и, как смогла, объяснила Зухре, как ухаживать за ребенком. Женщина немного повеселела когда поняла, что ребенок наверняка выздоровеет. Оказалось, что у отца ребенка небольшая гончарная мастерская. Его заработки не всегда хороши и часто семья нуждается в самом необходимом. Очень велики были различные налоги и подати. Поэтому натруженные спины этих добрых и честных людей никогда не разгибались, а с их рук не сходили мозоли. Комната в доме была с земляным полом, промасленная бумага служила вместо окна. Но сад и двор были чистыми и ухоженными. Сад радовал большим количеством фруктовых деревьев.
Здешняя жизнь была достаточно однообразна, и поэтому я не догадывалась, что вскоре мое спокойствие будет нарушено. В конце октября 1917 года до Туркестана дошел слух о произошедшей в России революции. Сердце мое сжалось от страха. Все вокруг говорили о неизбежности гражданской войны, а также о возможности нападения на Россию других стран. У меня в Петербурге оставались родственники, и я была уверена, что волна революционных настроений докатится не только до города на Неве, но и до Туркестана. Нам оставалось лишь молить Бога и ждать распоряжений высшего командования. Тем не менее, жизнь шла своим чередом, и в июле 1918 года у нас родился сын Коленька. В начале 1920 года Советская власть уже вовсю хозяйничала в крае. Создавались Кошчи – советы народных депутатов Туркестана. Но, по моему мнению, до 1920 года они слабо влияли на общественную жизнь. Как и раньше, всем заправляли баи и богачи. Но в начале двадцатого года все изменилось. Передовая молодежь Туркестана приняла новую власть, парни уходили на фронт сражаться с басмачами. Женщины продолжали ходить в парандже. Мне не нравилось смотреть на женщин с ног до головы закутанных в темное одеяние с волосяными сетками на лице. Но, здесь ничего не поделаешь, ведь трудно отказаться от традиций и обычаев предков. Даже самые отчаянные девушки не решались сбросить паранджу- за это могли и убить. Однако, новая власть начала создавать специальные Женские отделы- там женщин обучали многим полезным вещам: уходу за детьми, личной гигиене и даже оказывали правовую и медицинскую помощь. Сначала я не знала как относиться к новой власти. Но замечая, как эти затравленные создания начинают улыбаться прониклась к ней некоторой симпатией. Со временем я поверила, что власть несет освобождение для нищего и порабощенного народа, хотя и со скрипом и многочисленными людскими потерями.
