Галина Муленкова
Анатолий Букреев. Биография величайшего советского альпиниста в воспоминаниях близких
Лыжник в горах
В 1957 году на ядерном химкомбинате «Маяк» в Челябинской области произошла авария. Радиация не пощадила никого, в том числе и семью Букреевых. Анатолий родился в 1958-м, через год после аварии, он страдал от аллергии, от хронического заболевания бронхов, его донимала астма. Проклятый задых не давал разогнаться, ограничивал активные движения, но упрямый Толя победил – он бегал на лыжах, вдыхая морозный воздух полной грудью. Болезнь не ушла, но глубоко затаилась и пока не мешала жить.
Анатолий рос в большой семье. В маленьком шахтерском городке на Урале над плоскостью равнины возвышались шатры шлака. Зимой, под снегом, они казались горами, а еще мальчишкой Толик поднимался на вершины Уральского хребта. «Броня была крепка, а танки – быстры», в те времена спорт щедро финансировался государством, и редкие дети не посещали спортивных секций. То было время массовости в спорте, когда количество неизменно переходило в качество.
Спорт – это путь, по которому можно пройти от начала до конца, из детства в старость, от этапа начальной подготовки до спортивного мастерства, и будет меняться только твой статус. Известно, что в школе Толя был членом кружка юных геологов, которым руководила альпинистка Татьяна Ретюнская. Он много времени проводил на природе, ходил в поход под руководством Ретюнской по Уральским горам, и наставница разглядела в нем самородка. Есть понятие «двигательная одаренность», а Анатолий был щедро одарен от природы. Но по состоянию здоровья к восхождениям Толю не допускали, и как теперь сопоставить достижения всемирно известного альпиниста с медицинским заключением?
Это пример того, как не впустить в мозг токсичную информацию о невозможности полноценной жизни.
Букреев доказал, что все решают воля человека и его намерение, которое, словно упавший с дерева желтый лист, лежит под снегом, но не виден до наступления весенних дней.
Спорт и учеба в Челябинском педагогическом институте стали для Букреева дорогой в жизнь. В студенческие годы Анатолий дважды побывал в Заилийском Алатау, в альпинистском лагере «Талгар», и понял, что хочет ходить в горы. Лыжи были его первой любовью, а горы – второй, и после института он устремился в Алма-Ату. Как предположил Ильинский, начитался газет и знал, что в этом городе есть команда альпинистов. Он начал заниматься скалолазанием в секции СКА САВО, которую тренировала прапорщик Ирина Давыдова. Тренер сообщила Ильинскому, что приехал крепкий парень, но в скалолазании он не силен, и возможно, из него получится альпинист. На первых же соревнованиях по двоеборью Букреев показал лучший результат в забеге и был переведен в секцию альпинизма.
Ерванд Ильинский вспоминал: «В двоеборье были лидеры – Павел Попов, Вадим Смирнов, Валера Халитов. Это были сильные ребята, мастера спорта с большим багажом восхождений, а у Буки тогда был третий или второй разряд. Мы устраивали гонку с перепадом высот в триста метров и соревнования по скалолазанию. В гонке он выиграл у всех и больше минуты «привез» Попову. Тот «рвал на себе тельняшку» и горячился – быть такого не может, чтобы его обогнали! А я говорил – это же прекрасно, что у нас появился еще один боец. Когда Анатолий вырос и стал известным спортсменом, он в шутку называл себя лучшим альпинистом среди лыжников и лучшим лыжником среди альпинистов».
Осенью 1981 года Ильинский позвонил старшему инструктору турбазы «Алматау» Владимиру Плахуте и попросил пристроить на зиму перспективного парня.
– Присылай, – ответил Владимир.
У них на базе был большой дружный коллектив, за чаем познакомились с Толей поближе, потом общались с ним долгие годы. Плахута инициировал переименование вершины, которая возвышается над турбазой «Алматау», в пик Букреева, потому что Толя постоянно тренировался на ее склонах. Друзья Анатолия занесли туда памятную табличку и колокол.
В Малоалматинском ущелье Заилийского Алатау, где классифицировано множество маршрутов разной категории сложности, из печных труб хижин и вагончиков в выходные валил дым. Там обитали представители нескольких альпинистских секций. Старались подняться наверх в пятницу, после учебы или работы, чтобы в субботу или в воскресенье сходить на гору, а на исходе выходных целые толпы людей с рюкзаками спускались в город. В ущелье работал альплагерь «Туюксу», а в альплагерь «Талгар», который находился в Среднем Талгаре, ходили через еловый лес и заросли малины. Это законные владения бурых медведей, и кто-то из ребят однажды встретился с мишкой нос к носу, притормозив на тропе и набирая горсть спелых ягод. Счастье, что и медведь, и парень были молоды, полны сил и прыти, чтобы разбежаться в разные стороны.
Каждое лето уезжали в экспедиции на Памир и Тянь-Шань. К осени возвращались и снова встречались в ущелье, где пересекались все пути, дорожки, тропинки. Тренировались круглый год, а когда район был закрыт из-за непогоды и лавинной опасности, нагоняли упущенное время в спортивных залах. Лучшие из лучших переходили в армейский клуб – в одну из сильнейших команд страны.
Альпинист Юрий Горбунов вспоминал, как чуть ли не на первой тренировке в СКА Букреев заявил чемпионам СССР: «Ребята, вы как-то неправильно тренируетесь». Возможно, как лыжник он видел, что из спортсменов на тренировках выжимают не все возможное. Толя всегда был уверен в своей правоте и упорно стоял на своем. Как утверждают психологи, в детстве формируются понятия – я лидер, я победитель, я неудачник и так далее. Некоторые становятся отшельниками-одиночками, им важно личное мнение, но безразлично мнение окружающих, и они не нуждаются в социальном одобрении, потому что у них есть внутренняя правота. Такие люди не задумываются о том, что их цель может оказаться недостижимой только потому, что никто еще не делал подобного.
Ильинский вспоминал: «Первое высотное восхождение Толя сделал с нами на пик Ленина, потом ребята сходили на пик Коммунизма с ледника Беляева, и когда спустились, Зиннур Халитов с восхищением говорил: «Ну Толя и прет, мы за ним бежим, бежим, а не угонимся». На скалах, где начинались технические участки, ему было сложнее, а на «ишачке» он выглядел просто здорово. Толя был физически и функционально очень силен, а на скалах ему пришлось много работать, чтобы подтянуться технически и войти в обойму».
«В его первый сезон мы пошли на высоту, и он оказался выше всех, – вспоминал Юрий Горбунов. – В команде была бешеная конкуренция, много сильных спортсменов. А когда перед Толей встала проблема, с кем сделать в двойке маршрут 5Б категории сложности, вызвался я. Мы сходили на пик Литва на Юго-Западном Памире. До Канченджанги у него не было ни одного участия в чемпионатах и он не котировался. А вот когда на отборах во вторую советскую гималайскую экспедицию на Канченджангу Букреев поставил в неудобную позу сборную СССР, оказавшись сильнее многих, его заметили».
Анатолий Букреев первым стал бегать на маршрутах, он совершал одиночные скоростные восхождения, чем вызывал негодование и насмешки одноклубников. Но если ты один и рассчитывать не на кого, наблюдается такой феномен, как стабилизация психики, когда мобилизуются все эмоциональные и физиологические ресурсы. В Союзе альпинизм считался коллективным видом спорта, одиночные восхождения не приветствовались, хотя прецеденты были. Но потом, когда одним из критериев отбора в экспедицию на Канченджангу были забеги в гору, бегать были вынуждены уже все, а сильный и заточенный на результат Анатолий Букреев оказался очень серьезным конкурентом.
Летом 1981 года Анатолия и перешедшего в СКА САВО из «Спартака» Рината Хайбуллина отправили в район альплагеря «Варзоб» в Таджикистане. «Здоровый белобрысый парень очень быстро ходил, – вспоминает Ринат, – и я всю дорогу гнался за ним. Нам надо было пройти неблизкий путь и преодолеть перевал, за которым находился лагерь армейцев под руководством Ильинского. Мы несли с собой все снаряжение, было тяжело, а когда на перевале он достал из рюкзака увесистую дыню, я был ошеломлен, но это была самая вкусная дыня в моей жизни. В 1986 году мы ходили в одной команде и за лето выполнили программу восхождений на звание «Снежного барса», что было серьезным спортивным достижением».
Позднее оба участвовали в одних и тех же экспедициях, но никогда не были большими друзьями, хотя Ринат часто проводил время в бараке у Букреева, где они хором пели «Зойку», ту самую, что «плоть и кровь моя была, любовь мою ты продала». Однажды, во время восхождения на пик Корженевской, Букреев встретил пожилого американца, который упустил свой рюкзак. Мимо прошло немало альпинистов, но никто не помог, а Анатолий спустился и нашел пропажу. Позже Анатолий Букреев и Ринат Хайбуллин в качестве гидов сопровождали этого американца на Мак-Кинли. Юрий Горбунов говорил, что это были два лидера и два конкурента, но Толя быстро ходил, а Ринат хорошо лазал по скалам. Его в шутку называли лучшим скалолазом среди альпинистов и лучшим альпинистом среди скалолазов, хотя в команде были такие мастера-скалолазы, как сам Юрий Горбунов, Анатолий Денисенко, Вадим Смирнов, Павел Попов, Станислав Рябов и другие. По мнению Юрия Горбунова, Букреев был тяжелым для скалолазания и не мог работать первым на стенах, но имел свою сильную сторону.
Рината Хайбуллина назначили руководителем поисково-спасательной операции, когда стало известно, что Букреев и Соболев попали в лавину. Хайбуллин вел переговоры с Симоне Моро, чтобы отыскать оставшуюся на склоне палатку. Он снял с горы, вывез и сохранил вещи и документы Букреева, сдав часть снаряжения в музей СКА. При поддержке Федерации альпинизма Ринат стал проводить в Заилийском Алатау забеги, посвященные памяти Анатолия. По его мнению, Букреев приобрел известность благодаря журналисту Джону Кракауэру, который сначала в статье о событиях на Эвересте, а потом и в своей книге «В разреженном воздухе. Самая страшная трагедия в истории Эвереста» «повесил всех собак» на русского. Несомненно, название его книги очень уж американское, а по законам жанра в произведении должен быть отрицательный персонаж. Другой американский журналист работал вместе с Букреевым над книгой «Восхождение», написанной в ответ на обвинения Кракауэра. Вестон ДеУолт предполагал, что тот выбрал в качестве мишени Анатолия, потому что он плохо говорил по-английски и не был ни американцем, ни европейцем. То есть руки его были коротки, чтобы оправдаться или дотянуться до Кракауэра с азиатских просторов.
Когда Толя жил в горном поселке, он постоянно бегал по дороге в сторону турбазы, где летом готовились к походам туристы, а зимой катались горнолыжники. Массовый туризм в те годы был невероятно популярен, в Заилийском Алатау существовали известные всесоюзные маршруты. Букреев часто встречал на отрезке между Горным Садоводом и турбазой «Алматау» местного банщика – всегда веселого и разговорчивого. Но вот он бежит по горной тропе в далекой Америке и вдруг слышит знакомый голос – мол, а ты, парень, все бегаешь? Улыбчивый банщик сидел недалеко от тропы и заверил Толю, который остановился поздороваться, что можно жить не внапряг, а в свое удовольствие, и он просто никогда не пробовал существовать по-другому. Толя спросил, а что сосед по селу делает в Штатах, и тот ответил, что вместе с друзьями открывает русскую баню с парилкой. Умел человек жить легко и с удовольствием, а Букреев создавал себе трудности и с успехом их преодолевал. Ведь не зря существует поговорка, что альпинисты всегда думают, как бы покруче перезимовать лето. Но у каждого свое предназначение, мы интуитивно чувствуем это, находим или не находим свой путь. Толя нашел свою дорогу и ушел по ней за горизонт, не дожив и до сорока.
Психолог Ганс Айзенк в книге «Измерения личности» утверждает, что мозг экстраверта менее возбудим, чем мозг интроверта. Экстраверты легче реагируют на различные ситуации и мало заботятся о том, что думают о них окружающие. «Мозг интровертов более возбудим, что делает их неустойчивыми к перемене настроения и заставляет вести насыщенную внутреннюю жизнь. В результате внутренней эмоциональной перегрузки, являющейся своеобразной формой самозащиты, интроверты стараются избегать слишком активных социальных контактов, которые они расценивают как психологически токсичные. Или, ввиду того, что они ведут активную внутреннюю жизнь, они просто не испытывают потребности в глубоком социальном взаимодействии» (Том Батлер-Боудон, «50 великих книг по психологии»). Восприятие интроверта находится на более высоком уровне, они насторожены, сдержанны, пессимистичны, склонны к переживанию постоянного чувства вины и заниженной самооценке.
История знает прекрасный пример, как неуверенный в себе японец Наоми Уэмура[4] стал выдающимся путешественником. Он сознавал, что комплекс неполноценности был движущей пружиной его существования, и к 29 годам взошел на высочайшие вершины пяти континентов, стал одним из первых японцев, достигших вершины Эвереста, в одиночку сплавился по Амазонке, а это 6000 километров, побывал в Антарктиде, десять месяцев жил у эскимосов Гренландии, после чего соло прошел на собаках по северным странам. В 1978 году Наоми Уэмура первым достиг в одиночку Северного полюса. В 1984-м он пропал без вести при попытке одиночного зимнего восхождения на Мак-Кинли.
Могу предположить, что Анатолия в начале пути тоже подстегивал комплекс, ведь годы нашего детства не были слишком сытными. Мы из одного поколения, из одного времени, и я помню, что подгорелая горбушка, натертая чесночком с солью, была в радость, а белый хлеб, посыпанный сахаром, заменял пирожное. Новые сандалии родители покупали, когда большой палец бесстыдно вылезал из прорезанных дырочек на носах старых башмаков, потом обрезались пятки, а одежду перешивали из старой, или дети донашивали вещи за старшими. Чтобы приобрести книги, собирали макулатуру и по ночам отмечались в очередях перед книжными магазинами. Ну неоткуда было взяться чувству особой уверенности в себе.
Букреев выбрал спорт. Он честно и неустанно работал над собой, совершенствовал свои знания по физиологии и навыки в горах, закалял тело и рвал в голове шаблоны.
Когда человек сдается на милость болезни, он и остается больным. Кому-то это нравится – вызывая жалость, такие страдальцы получают жизненную энергию. Сильному человеку не пристало искать сочувствия. Похоже, Анатолий не допускал даже мысли о том, что болезнь всю жизнь будет держать его на короткой веревке. Утвердившись в статусе гида, он жил на три страны, по полгода пропадая в Гималаях, где его домом, или его однокомнатной холостяцкой квартирой, была палатка. А когда в 1996 году Сенат США предложил Букрееву принять «забугорное» гражданство за спасение троих американских граждан на Эвересте, он говорил в своих интервью, что за океаном ему не хватает родного воздуха и он никуда не уедет, потому что остается советским человеком. К своему сорокалетию, к 16 января 1998 года, Анатолий собирался завершить затянувшуюся экспедицию на Аннапурну, о чем он сообщал в записке, отправленной с Андреем Старковым в Алма-Ату.
«18.12.97 г. Сегодня мы спустились на высоту 1760 м в поселок с горячими источниками на отдых. Две недели стояла погода, необычная для Непала. Засыпало снегом более чем на 3,5 метра. Откапывали палатки и топтали тропу до АВС. Потеряли две палатки. Завтра возвращаемся наверх, в базовый лагерь. Будем пытаться делать восхождение до 16 января, после чего надеюсь вылететь в Алма-Ату. С 5 февраля у меня приглашение в Иран и потом – в Америку. Анатолий».
25 декабря 1997 года трое мужчин прокладывали себе путь по склону семитысячника Фанг в массиве Аннапурны. Позже Линда Уайли напишет, что лавина приснилась Толе за девять месяцев до того момента, как снег, который лыжник Букреев любил с детства, поймал его в западню и перенес в другое измерение. Женщина могла бы попытаться удержать или остановить, но знала, что ее друга интересуют только горы. В последний раз Анатолий звонил Линде из Покхары 30 ноября, перед вылетом под Аннапурну. Сказал, что слишком долго был в горах в этом году и устал. Он увез все свои записи об экспедициях в Америку. Подруга, партнер и агент Букреева Линда Уайли опубликовала его дневники в 2001 году. В предисловии сказано, что она выступала посредником между Букреевым и журналистом Вестоном ДеУолтом во время работы над книгой «Восхождение», а в книге «Над облаками», как Линда назвала дневники Анатолия, она написала и о приснившейся ему лавине, предположив, что Букреев предчувствовал, каким будет его конец.
С подачи альпиниста Асета Даньялова записями Анатолия, изданными в США, занимался российский переводчик и журналист Сергей Бойко. Предисловие к изданию на русском языке подготовил альпинист Владимир Фролов. Так дневники Анатолия Букреева вернулись домой.
«На нас упала стена…»
Начальник спортивного клуба армии генерал-майор Павел Новиков сидел за рабочим столом и держал в руке факс от Симоне Моро. На его скулах играли желваки, он поднял трубку телефона и приказал дежурному вызвать главного тренера по альпинизму Ильинского.
– И Рината Хайбуллина пригласите, – добавил генерал после короткой паузы.
В трубке послышалось четкое: «Есть!», и пока Новиков в десятый раз перечитывал факс, в кабинет вошли Ильинский и Хайбуллин. Генерал показал рукой на стулья перед его столом, приглашая сесть. Новиков протянул Ильинскому факс.
– Смотри, как итальянец написал: «На нас упала стена, и это было ужасно!» Видно, огромная была лавина. Его выпустила, а наших проглотила. И Соболев со своей видеокамерой, считай, попал под раздачу. А ведь Толя официально попрощался со мной перед экспедицией, будто чувствовал. Подарил мне свою книгу, – пояснил Новиков.
Ильинский передал факс Ринату, сидящему рядом. Тот внимательно прочитал.
– Да, перевод правильный: «На нас упала стена…»
– Эрик, собирай спасательный отряд, – сказал генерал, – из Америки звонила подруга Букреева. Ринат говорил с ней. Она в отчаянии и готова оплатить часть расходов по спасательной операции. Я дам команду выписать командировочные на четверых альпинистов и срочно заказать им билеты. С нашими вертолетчиками в Непале договоримся, чтобы спасателей забросили прямо под гору и они не теряли драгоценное время.
Все понимали, что искать людей в такой лавине бесполезно. Пока Симоне спустился, пока дождался вертолета, пока долетел до Катманду, пока отправил факс, прошло время. Но надо было использовать любой шанс. Генерал встал со стула и нервно ходил по кабинету. Начальник спортивного клуба армии был огорчен и подавлен, но привык «держать лицо». Двое мужчин – Новиков и Ильинский, связанные службой и давней дружбой, по-товарищески переглянулись.
– Кого возьмешь? – спросил Ильинский у Рината.
– Я? – удивился Хайбуллин.
– В Непал полетят четверо. Ты назначаешься руководителем поисковых работ, – твердо сказал тренер.
– Я возьму Диму Муравьева, Андрея Молотова и Сергея Овчаренко, – мгновенно сориентировался Ринат.
– Анатолий хотел работать и зарабатывать деньги, – продолжил свою мысль генерал. – Он же не переставал ходить даже в начале 90-х, в самую смуту, когда был крах всего, что строилось семь десятилетий, когда многие альпинисты были вынуждены бросить горы, чтобы выжить. Мы же все сдавали экзамен на твердость духа, – горячо продолжал Новиков, – и в спорте остались только самые преданные. Но самое-то любопытное заключается в том, что он тратил заработанные деньги на организацию новых экспедиций. Замкнутый круг какой-то!
Генерал вопросительно смотрел то на Ильинского, то на Хайбуллина, но эти двое были альпинистами экстра-класса и хорошо понимали мотивы Букреева. Они знали, что тот мог бы выйти из круга, только выполнив поставленные цели. Ведь таких горовосходителей, которые посягнули на программу «14 высочайших вершин», во всем мире единицы, и у Анатолия был бы очень высокий рейтинг. Только вот на двенадцатом восьмитысячнике судьба установила для него финишную черту, поставила жирную точку, словно он выполнил свою жизненную программу.
Тут позвонили из канцелярии, сообщили, что командировочные удостоверения готовы, а курьер поехал в авиакассу.
– Хорошо, ждем, – ответил генерал-майор.
Павел Максимович поднялся из-за стола, подошел к книжному шкафу и достал оттуда книгу «Восхождение», изданную на английском языке. Он положил ее на стол и открыл.
– Мне иногда казалось, что он просто одержим горами, – заговорил Новиков, – и что это было, если не прощание?
На титульном листе четким и острым почерком Букреева, выдававшем сильную, волевую, целеустремленную личность, были написаны стихи.
Горы имеют власть звать нас в свои края.
Там навсегда остались лежать наши с вами друзья.
Тянутся к высоте люди большой души.
Не забывайте тех, кто не пришел с вершин.
Под четверостишием стояла размашистая подпись Букреева.
– Толя пришел ко мне, рассказал, что отправляется в зимнюю экспедицию на Аннапурну, и подписал для меня эту книгу. Мы поговорили и пожали друг другу руки. Когда он вышел из кабинета, я прочитал это и понял, что Букреев попрощался. Если бы я только мог его вернуть, сказать, что горы стояли и стоять будут, а жизнь – одна… А помнишь, Эрик, как Букреев приехал к нам из Челябинска? У нас уже была команда мастеров, чемпионов СССР. Как вы его звали тогда?
– Поначалу ребята звали его Челяба, – сказал Ильинский, – потому что тогда он был простым парнем из Челябинска. С альпинистами общался мало, а вот на турбазе «Алматау» его друзьями были инструкторы-горнолыжники.
– Он ведь работал в школе тренером по лыжной подготовке? – уточнил генерал.
– Так вот он и показал всем нам, на что в горах способен лыжник, – ответил тренер.
Букреев советовался с Ильинским по поводу тренерской деятельности в альпинизме, но не успел этим заняться. Он не оставил после себя ни учеников, ни потомства.
Его остров в океане был поглощен пучиной.