Галина Агеева
Заклятые одноклассницы

Глава 1. Серая мышь

– Лариса, неужели это ты? Привет! – воскликнула стройная симпатичная шатенка в элегантном бежевом пальто, словно сошедшая с подиума.

Она перехватила Лару за руку, когда та приноравливалась заскочить на эскалатор в огромном торговом центре.

– Да, это я, – Лара остановилась в недоумении, близоруко прищурилась, пытаясь узнать в этой красотке свою знакомую, но… увы, не узнавала. – Простите, не могу вспомнить…

– Ну ты даешь, – рассмеялась незнакомка, – столько лет просидели за одной партой и уже забыла?

– Как? Ксюха? Неужели это ты? – ахнула Лара, с удивлением рассматривая ее и все еще не узнавая.

– Ну наконец-то! – рассмеялась Ксюша, – вспомнила с горем пополам. Конечно же, я…

Лара стояла, открыв рот, и не верила своим глазам. Неужели та бледная мышь, с которой она, первая красавица класса и даже школы, делила много лет парту, и вот эта супермодель – одно и то же лицо? Это просто уму непостижимо! Разве бывают такие метаморфозы с внешностью?

– Неужели так изменилась? – перехватив ее взгляд, усмехнулась Ксюша.

– Еще бы! Тебя не узнать совершенно, – с примесью восхищения и скрываемой зависти, кивнула Лариса, – ты что пластику сделала?

– Да нет, зачем? – улыбнулась Ксюша, – просто слежу за собой…

Ларе вдруг стало неуютно. Она уже давно перестала быть красавицей, махнув рукой на свою внешность – не в красоте, оказывается, счастье. Это жизнь ей безжалостно доказала. А в чем-то другом. Но в чем? Этот секрет ей все никак не открывался. Да и некогда было задумываться.

В свои 36 лет Лара была обременена лишним весом, тремя подбородками, кучей сопутствующих болячек, пьющим и гулящим мужем и дочерью-подростком, которая ее и в грош не ставила. Все эти мысли за одну минуту вихрем пронеслись в ее голове и в конец испортили настроение.

– Давай посидим где-нибудь, поболтаем, – предложила Ксюша, – ну вон хотя бы в той кафешке… Я оплачу.

– Ой, нет, мне некогда совсем, – покачала головой Лара, которой совсем не улыбалась перспектива проводить время в обществе такой блистательной бывшей "серой мыши". Хотелось побыстрее расстаться и забыть эту встречу, как дурной сон.

– Жаль, – искренне расстроилась Ксюша, – я была так рада тебя увидеть, хотелось поболтать, детство вспомнить…

– А что его вспоминать? – нахмурилась Лара, – детство уже прошло, все самое лучшее осталось в нем. Чего травить душу?

– Может, ты и права, – задумчиво ответила Ксюша, – не стоит бередить раны…

– Раны? – переспросила удивленно Лариса, – это было самое счастливое время.

– Для кого как… Для меня – не самое лучшее, – Ксюша нахмурилась, но потом едва уловимым движением словно скинула с себя навалившуюся грусть, – зато сейчас… мы сами кузнецы своего счастья. Тогда мы, дети, зависели от обстоятельств и не всегда могли с ними достойно справиться. А сейчас все в наших руках. Не правда ли?

Лара как-то неопределенно пожала плечами. Но глядя на сияющую подругу детства, невольно подумала: неужели, и правда, все в наших руках? Но… где я упустила свое счастье?

Словно прочитав ее мысли, Ксюша достала из изящной сумочки визитку и протянула однокласснице:

– Вот, если захочешь встретиться, поговорить или помощь вдруг понадобится, просто позвони… И запомни: все, что было тогда между нами – прошло, я давно все простила… Не держу никакой обиды. Наверное, благодаря этому, все у меня сейчас отлично.

Она улыбнулась лучезарной улыбкой и, махнув легкой рукой на прощание, растворилась в толпе. А Лара еще долго стояла столбом, глядя ей вслед, не в силах сдвинуться с места…

***

Лариса пришла домой, закинула в холодильник продукты, обвела грустным взглядом ободранные обои на кухне, унылые занавески на окне и медленно побрела в свою комнату. Там она упала лицом на подушку, обхватив ее руками, и расплакалась. Впервые за много лет. Последнее время она не позволяла себе такой вольности, считая это проявлением слабости. А тут… Эта невольная встреча вдруг вызвала такой всплеск чувств.

Прошло почти 20 лет после школы, и она никогда не вспоминала о тех днях. А о Ксюше вообще забыла, как о существе сером, безликом, совершенно недостойном внимания, которую она, Лара, частенько обижала, порой неосознанно, демонстрируя свое превосходство…

Глава 2. Рисунок

В Ларису с пятого класса был отчаянно влюблен Санька Соколов. Но яркая красавица не обращала внимания на маленького и щупленького одноклассника, только во время контрольной по математики она позволяла ему… дать ей списать.

Да-да, именно так все и происходило: где-то на середине контрольной она поворачивалась к нему в пол-оборота (он сидел прямо у нее за спиной) и вздыхала снисходительно:

– Ну ладно, Соколов, давай уже свой листок, что-то у меня не получается…

И счастливый Соколов украдкой протягивал ей уже готовую контрольную, написанную отдельно для нее на листочке. Она брала царственным жестом, словно одаривала рублем, улыбалась снисходительно и говорила:

– Спасибо…

Учительница математики первое время ей сердито высказывала:

– Лариса, ты бы хоть постеснялась списывать все подряд у Соколова, я же знаю твои способности.

Замечание было принято к сведению и после этого Соколову было дано задание: делать в ее варианте ошибки, чтоб уж "не слишком бросалось в глаза…".

А вообще Лариса царила в своем классе – девчонки, все как одна, стремились с ней дружить, мальчишки тоже старались угодить, чтобы добиться ее внимания – не жизнь, а малина. Так что росла она весьма избалованной: если ей кто-то не угождал – могла высмеять на весь класс. Больше всех доставалось именно Саньке и Ксюше, тем, кто помогал ей. Привыкшая к безоговорочному послушанию с их стороны, она отказывалась принимать какие-либо отговорки.

– Ксюха, ты что забыла сделать за меня аппликацию? – сердито шипела она соседке по парте, – ты совсем обалдела? Я что из-за тебя двойку должна получать?

Расстроенная Ксюха пыталась объяснить ей, что вчера она не могла – у нее болел живот. Но ее "детский лепет" не доходил до ушей оскорбленной Лары.

– Ну ты, и растяпа, – в сердцах высказывала она и отворачивалась от подруги. И могла не разговаривать с ней целый день, а Ксюха места себе не находила от переживаний. А потом подходила к ней и протягивала аппликацию:

– Вот, возьми мою, я же виновата, пусть уж лучше мне будет двойка…

То же самое было и с Санькой. Все должны были думать вначале о ее интересах, а уж потом о собственных. Но больше всего Лару раздражало, когда кто-то был в чем-то лучше ее.

Ксюша умела рисовать, как никто другой. Когда она заканчивала на уроке рисования очередной свой шедевр, все сбегались посмотреть на него. А Лара надувала губы от зависти. И старалась обесценить рисунок каким-нибудь презрительным замечанием.

– Ну что там особенного, – пожимала она плечами, – вблизи, так вовсе мазня.

– А ты, Лариса, сама попробуй так нарисовать, а потом критикуй, – пресекла ее как-то учительница, потому что никто из ребят этого сделать не отваживался.

И она затаила обиду на обеих – подругу и учительницу.

Однажды Ксюша закончила пейзаж с летним морским закатом, над которым особенно долго трудилась, чтобы поучаствовать в престижном конкурсе. Весь класс, как обычно, сгрудился над их партой, восхищаясь ее талантом – умением увидеть необычное, подбирать и смешивать краски, вырисовывать детали…

Учительница рисования так вообще была в экстазе. Рассматривая сей шедевр, она охала и ахала, предвкушая, какой общественный резонанс получит этот рисунок.

– Ксюша, гениально!!! – восторженно восклицала она, – с таким сокровищем первое место нам гарантировано, вначале на региональном уровне, а потом и на международном…

Ксюша скромно сидела за партой и сияла от распиравшей ее гордости, а Лара кусала губы от досады. Она терпеть не могла, когда кого-то хвалили в ее присутствии, а про нее забывали. Она с ненавистью смотрела на этот рисунок, готовая разорвать его в клочья, но остатки здравого смысла не позволяли это сделать.

Тогда она… как бы невольно взмахнула рукой, и ее стакан с водой опрокинулся прямо на рисунок. Все ахнули и отпрянули. Ксюша, вскочив с места, с ужасом схватила рисунок, который прямо на глазах превратился в грязный листок бумаги. Губы ее мелко задрожали, из глаз брызнули слезы.

– Ой, я нечаянно, – пробормотала покаянно Лара, отводя глаза, чтобы не выдать их ликующий блеск.

– Нет, ты нарочно, ты специально, я знаю… – вдруг выкрикнула всегда тихая и покладистая Ксюша, села за парту и, уронив лицо на руки, горько разрыдалась…