Франсуа Плас
Королева под снегом

5

За время короткой поездки в метро Сэм успела их рассмотреть. Фергюс был более угловатым, с усыпанным прыщами лицом. Правую бровь перечеркивал шрам, результат неудачного пирсинга. Элиот утопал в военного образца парке. Он казался более сдержанным, не таким уверенным в себе, но глаза его так и искрились, стоило ему повернуться к ней.

– Ты служил в армии? – спросила его Сэм.

– Не я, мой отец. В бронетанковых войсках, в Ираке.

– Спасибо Тони, – скрипнул зубами Фергюс.

– Какой Тони? – спросила Сэм.

– Тони Блэр. Забей. Это всё древняя история.

– Лучше не говорить нам про арабов, вот и всё, – раздраженно фыркнул Фергюс.

Сэм приняла к сведению, неприятно пораженная гримасой отвращения на его лице.

– Я этого не говорил, – заметил Элиот. – Это не они послали моего старика под пули.

– А как насчет чернокожих? С ними можно говорить? – вдруг спросила Сэм, вызывающе вздернув подбородок. – Или вы предпочитаете только белую компанию?

– Мы не расисты, – запротестовал Элиот. – Я сам наполовину поляк. И еще у меня друзья повсюду, сечешь? – Он стал загибать пальцы: – Пакистанцы, индийцы, итальянцы, латиносы…

Она с сомнением поджала губки, и он продолжил, исполненный надежды, глядя ей прямо в глаза:

– Южноаф…

Фергюс ткнул его локтем, и Элиот залился краской. Сэм отвернулась, пряча улыбку. «Туше!» – сказала она себе. Они вышли из вагона, смеясь, потому что Фергюс продолжал передразнивать Элиота, перечисляя овощи: картошка, порей, огурцы, помидоры… Парни показали ей полицейский участок на другой стороне улицы.

– Вон тот дом.

Сэм набрала в грудь побольше воздуха. Любое столкновение с официальными властями, будь они воспитательными или медицинскими, вызывало у нее опаску, плавно переходящую в ужас.

– Вы подождете меня? – спросила она дрогнувшим голосом. – Я хотела бы вас отблагодарить. Угощаю. Есть неподалеку кафе, куда я могла бы вас пригласить, типа «Старбакса»?

– Мы в такие не ходим, – ответил Элиот. – У нас своя гордость.

– Там дорого, и в этом районе их всё равно нет, – с фатализмом добавил Фергюс.

Элиот указал пальцем в конец улицы.

– Видишь железнодорожный мост? Перейдешь через него. Сразу за ним, справа, есть маленький индийский ресторанчик. Мы будем ждать тебя перед ним.

* * *

Сэм поднялась на крыльцо полицейского участка. Человек десять ждали своей очереди сделать заявление, и телефон звонил не переставая: непогода вызвала много несчастных случаев. Полицейские сновали туда-сюда, бросая «врачебные» взгляды на человеческий материал, с которым предстояло работать.

Наконец перед ней открылась дверь кабинета. Сэм прочла имя на бейджике, приколотом к гимнастерке его хозяйки: Ребекка Бёрдлоу. Женщина поморщилась, узнав, что Саманта иностранка, и поверила ее возрасту, только внимательно изучив паспорт.

Ухитрившись дать относительно точное описание одежды воров, Сэм замешкалась на вопросе о свидетелях. Элиот и Фергюс помогли ей, но ясно дали понять, что не хотят быть замешанными в ее историю.

Заметив ее смущение, полицейская насторожилась.

– Мисс Гёз, я повторяю вопрос: у вас есть свидетели?

Сэм отрицательно покачала головой.

– Вы не хотите говорить? Вам угрожали?

– Нет!

– Как угодно… Но надеюсь, что вы ничего от меня не скрываете. Это было бы не в ваших интересах.

Ребекка Бёрдлоу отодвинула стул и стала рыться в ящике стола.

– Уличные воришки хорошо организованы. Редко бывает, чтобы они нападали только вдвоем. Обычно работают шайками…

Она разложила на столе несколько фотографий и продолжала:

– Вот эти называют себя Джек-Нож-Ангелы. Промышляют в Уайтчепеле и Шэдвелле. Незаконная торговля, карманные кражи. Нескольких мы взяли, но остальные никак не попадутся в наши сети. Посмотрите хорошенько, не спешите.

Сэм никого не узнала.

– Хорошо, мисс Гёз, вы совершеннолетняя и сама себе хозяйка, но эти подонки никогда не нападают наобум, у них шестое чувство на особенно уязвимых людей. Лондон не опаснее любого другого города, но мы не можем держать под контролем все улицы, и плохая погода не помогает.

Сэм воздержалась от комментариев, только состроила гримаску капризного ребенка, которому досталось не по делу.

Полицейская вздохнула. У нее была дочь, такая же юная и хорошенькая, как эта Саманта, и ей бы очень не понравилось, если бы та потерялась в незнакомом городе.

– Помимо вашей семьи есть кто-нибудь, кому вы могли бы позвонить здесь, в Лондоне?

Сэм помотала головой, потом вдруг вспомнила.

– Есть, есть!

– Отлично. Я очень рада. Могу я записать номер в ваше досье?

– Э-э, вообще-то я не знаю его наизусть. Он был в моем телефоне, том, который украли. Ее зовут Кэти. То есть, я хочу сказать, Катрин.

Пальцы женщины зависли над клавиатурой, брови вопросительно поднялись.

Сэм не поняла, чего от нее ждут.

– Фамилия? – пояснила полицейская.

Лицо Сэм просияло.

– Конечно! Греческая фамилия, – затараторила она, – что-то вроде Стирилидос или Стилиридос. Я должна встретиться с ней в Камдене. Но всё равно, она не живет в Лондоне. Она стюардесса.

На короткий миг глаза Ребекки округлились: уж не издевается ли над ней эта девчонка?

Саманте стало неловко: она почувствовала себя мышонком на препараторском столе.

Хватило бы двух-трех кликов, чтобы найти офис авиакомпании, одного звонка, чтобы получить список экипажа, и фамилия Кэти появилась бы тотчас, как кролик из шляпы фокусника. Полицейская могла бы также позвонить на ресепшен отеля. Возможно, у них есть номер ее мобильного. Но зачем? Кэти вряд ли сделает для нее больше…

– Ладно, – сказала Ребекка Бёрдлоу, хлопнув ладонями по столу. – Вы сообщили вашему телефонному оператору и в страховую компанию?

– Нет еще.

– На ресепшене есть бесплатный телефон.

Она встала, давая понять, что разговор окончен.

– Ваша жалоба зарегистрирована. Если будет что-то новое до вечера, я оставлю сообщение в вашем отеле. Но до отъезда, очень вас прошу, будьте осторожны. Поверьте, у нас и без того хватает работы…

Сэм поднялась и пожала ей руку. В холле она отстояла очередь, чтобы позвонить, но, набрав номер отца, попала на автоответчик. Она наговорила сообщение:

– Папа, это Сэм. Со мной случилась неприятность, у меня украли телефон. Всё хорошо, не волнуйся, никто меня не бил. Я только что заявила о краже в полицию. Извини, что прошу тебя об этом, но, кажется, надо заблокировать номер и сообщить в страховую компанию, будет проще, если ты сделаешь это от себя. Спроси у мамы, у нее все коды. Я прогуляюсь по Лондону и встречусь с друзьями в Камдене. Позвоню тебе вечером из отеля. Целую.

Она глубоко вдохнула и вышла на улицу. Глупость несусветная, но ей неимоверно полегчало. Не оттого, что она подала жалобу, нет, а потому что защитила Элиота и Фергюса.

Стоя у окна, Ребекка Бёрдлоу увидела, как девочка удаляется в сторону железнодорожного моста, вместо того чтобы направиться, как ей бы хотелось, к ближайшей станции метро.

– Какой смысл предостерегать эту мелюзгу, – пробормотала она. – Они сами всё лучше знают.

6

Сэм чуть поколебалась, прежде чем пройти под мост. Она быстро огляделась, вокруг были только прохожие, спешившие по своим делам, никакая шайка не ошивалась поблизости в поисках следующей жертвы. Элиот и Фергюс не хотели ей плохого, она была уверена. Фергюс выглядел более borderline^[4], но бросился ей на помощь первым. Что до Элиота, сразу было видно, что он и мухи не обидит. Парни ждали ее, как и было условлено.

– Хотите чего-нибудь поесть? – спросила она. – Я немного проголодалась.

– Нельзя, – сказал Элиот безапелляционным тоном.

– Как это?

– Ты девочка, – объяснил он, разведя руками. – На крайняк ты можешь поставить нам по стаканчику, но пригласить поесть – ни в коем случае.

– Если бы не вы, у меня бы украли рюкзак вдобавок к телефону. Я не имею права вас отблагодарить?

Элиот задумался, нахмурив брови, словно решал про себя философский вопрос или разруливал особо деликатный случай международного протокола.

– Если приглашают, лично я не против, – сказал Фергюс, подталкивая их к дверям. – Можно взять что захотим или мы имеем право только на сандвич?

– Обижаешь! – запротестовала Сэм. – Я же сказала, я вас угощаю.

Они были в зале одни. Сэм заказала чай и самсу; мальчики взяли кебабы и содовую, потому что пива не подавали. Повар уставился в подвешенный над микроволновкой маленький телевизор, где шел болливудский фильм. Музыкальная комедия, сиропная донельзя, с куполами и пальмами, под которыми танцевали девушки, усыпанные драгоценностями. Склонившись набок, подняв одну руку к небу, они кружились в сари мандаринового цвета.

– Сэм, – сказал Элиот, прожевав, – я могу задать тебе один вопрос?

– Смотря какой.

Она отпила глоток обжигающего чая и передумала.

– Валяй.

– Если я правильно понял, ты никогда не была в Лондоне и у тебя в распоряжении только один день.

– Один денек. Часов в семь я встречаюсь с друзьями в отеле, мы вместе ужинаем.

– В отеле! – воскликнул Фергюс, откинувшись на стуле с блаженной миной. – Класс! Я никогда не был в отеле.

Элиот поцокал языком, выказывая свое раздражение. Он и без того робел перед девочкой, а его еще и перебивают…

– А что? – спросил Фергюс, снова наклонившись над столом. – Ты, можно подумать, был?

Элиот предпочел не отвечать. Когда Фергюс задавал такие вопросы, разговор грозил зайти очень далеко.

– А что ты делала здесь? Уайтчепел – не первое место, куда идут туристы.

– Я пришла повидать подругу.

– Она такая же миленькая, как ты, твоя подруга? – насторожился Фергюс.

Сэм поперхнулась, закашлялась и поставила чашку на стол.

– Надеюсь, что нет, – прыснула она и, видя озадаченное лицо Фергюса, расхохоталась.

Тот не понимал, что он сказал смешного, у этой девчонки и впрямь чердак не на месте. Элиот же с нетерпением ждал продолжения.

– Я хочу сказать, она намного старше. Это пожилая дама.

Разочарованный Фергюс повернулся к продавцу кебабов, загипнотизированному покачиванием бедра солистки с ослепительной улыбкой на экране.

Элиот никогда не встречал такой девушки, как Сэм. Сразу было видно, что она культурная, не иначе, из другого мира. Ему казались бесконечно очаровательными ее акцент и тембр голоса.

Внезапное прикосновение пальцев девушки к его руке подействовало на него как легкий электрический разряд.

– Элиот, можешь сказать, где находится Нельсон-стрит?

Он открыл свой телефон, нажал на иконку навигатора. Сэм наклонилась, чтобы лучше видеть, когда он увеличил масштаб большим и указательным пальцами, чтобы показать ей дорогу от входа в метро.

– Ты, – заметил он, – если искала эту улицу, когда тебя обчистили, уже шла в другую сторону.

– Под этим снегом я ничего не видела на экране. И пальцы замерзли.

Плечо Сэм прижалось к его плечу, и Элиот пустился в многословные объяснения, чтобы это продолжалось как можно дольше. Он чувствовал дыхание девушки, вдыхал запах ее волос, и было сладкой пыткой сдерживать себя, чтобы их не потрогать.

– Ладно, – сказал Фергюс, бессовестно вторгшись в их уединение, – думаю, она поняла. Ничего сложного. Вообще-то, – пояснил он, повернувшись к Сэм, – это суперпросто. Выходишь на Уайтчепел, идешь напротив на Кавелл и упираешься прямо в Нельсон-стрит.

– Хочешь, мы пойдем с тобой? – спросил Элиот, не обращая внимания на отчаянную мимику приятеля.

Сэм дернула подбородком с нескрываемым облегчением. Сама себе в этом не признаваясь, она еще ощущала стресс после нападения. Даже есть не могла.

– Вам не трудно?

– Лично я свободен… У меня на сегодня ничего не намечено.

– На другие дни, кстати, тоже… – мрачно добавил Фергюс, косясь на тарелку Сэм. – Ты не ешь свою самсу?

– Бери, – предложила она, отодвинув тарелку, – я больше не хочу.

Она встала и с кошельком в руке пошла расплачиваться. Повар даже не заметил, как она подошла. Завороженный кадрами, он был на другом меридиане, преодолев полдюжины часовых поясов. Он уже воображал себя на месте героя-любовника в шелковом тюрбане, с украшенной каменьями саблей на поясе, и протягивал руки к принцессе, чтобы проворковать ей про свою любовь. Напевая вполголоса их дуэт, он машинально протирал губкой раковину, устремив взгляд на пламенеющие отсветы дворца, озаренного светом свечей.

Он, кстати, отдаленно походил на героя, то же раннее брюшко, те же лоснящиеся усы, те же брови, красиво выгнутые двумя черными дугами.

Сэм вовсе не хотелось отрывать его от грез, она и сама чувствовала на себе взгляд Элиота, и наивное восхищение в его глазах странно ее волновало. Она вздрогнула, когда Фергюс хлопнул ладонью по стойке, чтобы привлечь внимание повара. Тот, недовольный, быстро повозил тряпкой, почесал ухо, нажал кнопки на кассе, выбил чек, дал сдачу и без единого слова вернулся в страну белых слонов.

На улице еще похолодало.

– Ты всегда такая? – спросил Фергюс Сэм, застегивая молнию своего бомбера.

– Какая?

– Ну, не знаю. Ты стояла там у стойки, ждала и молчала, я думал, тоже в фильм вперилась.

– Мы никуда не спешим.

– Странная ты девчонка. Как будто паришь в невесомости. А надо иногда приземляться.

Они доехали на метро до Уайтчепела, пересекли бульвар и пошли вниз по Кавелл-стрит.

Втянув голову в плечи и сунув руки в карманы, девочка стучала зубами от холода, но Элиот не решался взять ее под руку и прижать к себе. Он даже подумал было снять свою военную куртку и набросить ей на плечи как накидку, что казалось ему высшим изыском, но испугался упасть в глазах Фергюса, который посчитал бы, что после такого рыцарского обращения можно в лучшем случае отправляться в психиатрическую лечебницу. Он лишь ускорил шаг, чтобы согреться.

– Номер дома хотя бы у тебя есть? – пошутил Фергюс.

– Не держи меня за дуру, – отбрила его Сэм.

7

Они остановились у трехэтажного дома из темного кирпича, скромного и банального, ничем не отличающегося от соседних. Теперь, когда они пришли, Сэм ужасно боялась разочаровать свою подругу. Все фразы, которые она заготовила заранее, куда-то улетучились, примерно так же было в ее первый визит к психологу. Она так и видела себя перед его дверью, оцепеневшую от страха и готовую к суровому приговору о незначительности своей персоны.

– Ты уверена, что это здесь? – спросил Элиот.

Она достала блокнотик.

– Да, да.

– Имени нет. Позвоним?

Сэм тщетно давила на кнопку звонка.

– Она живет одна?

– Да.

– Попробуй еще раз, может быть, она не слышала.

Новая попытка тоже не увенчалась успехом.

– Или она работает, – предположила Сэм. – Она всегда включает музыку, когда работает.

Фергюс, поморщившись, смерил взглядом фасад.

– Не знаю, что она слушает, но не рэп и не техно. Даже басов не слышно.

– Баха, – пробормотала Сэм себе под нос.

Она позвонила еще раз, дольше. Ответа не было.

Сэм отлично помнила последнее письмо Мэдди.

Если однажды окажешься в Лондоне, заходи ко мне. Предупреждать заранее не надо, я обожаю сюрпризы. Просто позвони в дверь. Я всегда дома, можно сказать, никуда не выхожу и буду очень рада тебя видеть.

Ей и в голову не пришло усомниться в этих словах. Тем более что они были написаны на бумаге с подписью внизу. Красивым наклонным почерком, изящным и энергичным. У самой Сэм почерк был куда более неуклюжим. Диана, ее мать, так и говорила, что Саманта «пишет как курица лапой».

«Мне же не приснилось, – думала она, – это было написано черным по белому. Нельзя же так отпираться от своих слов».

Ей было горько и обидно.

– Окей, – сказал Фергюс. – Не ночевать же нам здесь. Извини, Сэм, но, прежде чем являться к людям, принято звонить. Ясно, никого нет дома. Ты идешь, Элиот?

– Этого не может быть, – пролепетала Сэм.

– Она, может быть, вышла в магазин, – предположил Элиот, – или у нее дела в городе.

– Типа на свиданку пошла, – прыснул Фергюс.

– У нее парализованы ноги, – возразила Сэм. – Вряд ли она рискнет высунуться на улицу в такую погоду, особенно в инвалидном кресле. Тротуары – просто каток.

– Как ее зовут? – спросил Фергюс, открывая телефонный справочник в своем мобильном.

– Если ты ищешь городской номер, это бесполезно, она в красном списке. Даже у меня его нет, – отозвалась Сэм.

У нее сжалось сердце, когда она представила Мэдди в больнице или того хуже. Кому она сможет объяснить, что значила для нее их переписка? Без дружбы Мэдди, без теплоты, которую она выражала так хорошо подобранными словами, Сэм бы не выкарабкалась. Она поклялась себе навестить ее. Погодные условия и вынужденная посадка предоставили ей такой случай раньше, чем она предполагала.

И вот пожалуйста – Мэдди нет.

– Как ее зовут-то? – спросил Фергюс.

– Мэдди.

Он отступил на три шага, сложил руки рупором и завопил во всю силу легких:

– Мэдди? Эгей! Мэдди!

С тротуара напротив Сэм увидела, как шевельнулась занавеска и мелькнуло встревоженное лицо, тотчас снова скрытое тюлем; видение было таким мимолетным, что она не знала, не почудилось ли ей.

– Постой, да она дома, твоя старуха! – возмутился Фергюс. – Охренеть, я только что ее видел.

Он неистово давил на звонок секунд пятнадцать.

Сэм кинулась к нему и дернула за рукав.

– Ты совсем спятил! Прекрати, Фергюс! Пожалуйста, прекрати сейчас же!

Он смерил ее взглядом, резко вырвав руку.

– У тебя и правда чердак не на месте. Придурочная. Вот что я тебе скажу: ты сама не знаешь, чего хочешь! Пошли отсюда! Сваливаем! – распорядился он и подтолкнул Элиота в спину. – Я сыт по маковку.

Красная от стыда и смятения, злая и ужасно раздосадованная Сэм пошла под снегом куда глаза глядят. Элиот, кинувшись вдогонку, угадал сквозь снежную пелену, что она поднимает локоть, чтобы скрыть слезы. Лавируя между машинами, она пересекла Уайтчепел-стрит и скрылась в метро, не сказав «до свидания».

Когда Элиот добежал до ступенек станции, Фергюс схватил его за руку.

– Куда ты намылился, Элиот?

– Пусти.

Фергюс крепче сжал его руку и развернул к себе, полный решимости никуда не отпускать.

– Ты можешь мне объяснить? Ты запал на нее? Точно?

– Дай пройти, говорю!

Он попытался высвободиться, но Фергюс ухватил его за шиворот и приблизился так, что их лбы соприкоснулись.

Вокруг прохожие ускоряли шаг и исчезали в метро. Элиот был в отчаянии. Он не имел никакого желания драться. Да и всё равно весовая категория не та. Наконец Фергюс сжалился над его убитым видом и посторонился, словно открывая невидимую дверь.

– Вали!

Элиот кинулся на лестницу, крикнув:

– Пока, Фергюс! Встретимся у Тома, посмотрим матч.

– Точно, – ухмыльнулся Фергюс. – Я попрошу его положить для тебя пиво в холодильник…

8

Проклиная потерянные драгоценные секунды, Элиот кубарем скатился по ступенькам и помчался по коридорам, без колебаний выбрав направление. Сэм наверняка отправилась в центр города. Он выбежал на перрон, когда поезд уже готов был отправиться. Не обращая внимания на звонок, извещающий о закрытии дверей, он одним прыжком метнулся в вагон, чудом проскочив в щель, и невнятно извинился перед парой, на которую почти упал, когда поезд тронулся. Вцепившись в поручень, он обшарил глазами вагон и высмотрел-таки Сэм в самом конце, на последнем сиденье. Ее кудри виднелись из-за массивной макушки мужчины в каскетке и рабочем комбинезоне. Элиот пошел по проходу, покачиваясь от тряски вагона, который вздрагивал на поворотах, скрипя колесами.

Сэм его не заметила. Она сидела, уставившись на свои ботинки, мрачная, с еще красными от слез глазами.

Он тронул пальцем ее колено; она вздрогнула.

– Как ты?

– Хорошо.

Она вздернула подбородок и огляделась.

– А где Фергюс?

– Не захотел пойти, фиг с ним.

Они проехали две станции, оба замкнувшись в молчании, грохот тряского вагона заменял им разговор. «Эта девочка, – думал Элиот, – таинственная, как запретный край, ее не угадаешь, как тропку в лесу. Она пересекает весь Лондон, чтобы навестить старушку за занавеской, а когда наконец видит ее, идет на попятный и раскисает прямо под окном».

– Ты куда сейчас, Сэм?

– В Камден.

– Просто так?

– У меня вроде как там свидание. С друзьями, я хочу сказать, с людьми…

Он наморщил лоб, будто размышляя.

– Знаешь, что я думаю?

Она покачала головой.

– Я думаю, у тебя очень много друзей в Лондоне для человека, который никого здесь не знает.

Она сдавленно прыснула.

– Такой ты мне больше нравишься, – заметил он.

Сэм робко отодвинула прядь волос, открывая лицо. Этот непосредственный жест обладал неуловимой грацией ласки. У Элиота закружилась голова.

– Фергюс очень на меня сердит?

– Да нет. Знаешь, для него девушки… Ему не надо лишних…

– Лишних чего?

– Лишних… сложностей, понимаешь?

– Понимаю. Как с друзьями, да?

– Ну, всё-таки нет! По крайней мере, надеюсь, потому что его лучший друг – я, – ответил он, вращая глазами.

На этот раз она заразительно расхохоталась под гневным взглядом ближайшего соседа, уткнувшегося в газету. Нет ничего хуже, чем когда тебя отвлекают от чтения спортивных страниц, словно говорил он, подергивая подбородком. Элиот указал на него Сэм быстрым движением глаз, подняв брови, и всякий раз, когда мужчина раздраженно расправлял газету, словно знамя, их снова разбирал смех. Элиот сгорал от желания взять ее за руку, украдкой сорвать поцелуй. Когда они успокоились, Сэм наклонилась и заговорила тише, доверительным тоном:

– Знаешь, Элиот, иногда я думаю, что люди правы, я действительно немного с приветом.

Естественно, она ожидала, что он возразит, даже надеялась на это. На худой конец, он мог бы сделать это из вежливости. Но он молчал, сосредоточенно глядя на что-то невидимое другим под полом, как будто ответ требовал долгой внутренней борьбы и пробивал себе дорогу, расталкивая доводы против, толпившиеся в глубине его мозга. Вопрос повис и стал тяжелым от последовавшей за ним тишины. Сэм закусила губу.

Поезд замедлил ход, въезжая на станцию, и возникшая сутолока послужила отвлекающим маневром. Пара рядом поднялась, освободив два места, а любитель спорта, воспользовавшись этим, вытянул ноги. Элиот протиснулся и сел на сиденье напротив Сэм. Наклонившись в проход так, что его лицо было на одном уровне с лицом девочки, он продолжал разговор чуть дрогнувшим голосом:

– Я могу ответить тебе честно?

Встревожившись, она сощурила глаза. «Только бы он не сказал мне, что люди правы. Что я ненормальная. Я умру на месте от стыда».

– Я, в общем-то, согласен с Фергюсом. Я не думаю, что ты вправду хотела увидеть эту старуху. Я хочу сказать, твою подругу.

«Черт-те что», – подумала Сэм, задетая за живое. Она поднесла пальцы к губам, как будто хотела погрызть ногти.

– Почему ты так говоришь?

– Честно, Сэм, мы же были у ее двери. Достаточно было проявить настойчивость…

– Постой, ты думаешь, что я устроила весь этот цирк…

– Не сердись. Я тебя ни в чём не упрекаю, но, по-моему, Фергюс прав. Можно было продолжать звонить. Я согласен с ним: ты сама не знаешь, чего хочешь.

Ее лицо вспыхнуло, как от пощечины.

– Откуда ему знать, твоему Фергюсу, чего я хочу? – спросила она искаженным от гнева голосом.

Элиот ответил, невольно повысив тон:

– Извини, но я был там. Мы ее видели, старуху, окей? Она была у окна. Все ее видели.

– В том-то и проблема…

Элиот поднял брови.

– Объясни!

Сэм скрестила руки, нарочито склонившись к газете соседа.

– Ничего, ничего…

– Мы были лишними, это ты хочешь сказать?

Тут ее прорвало.

– Вот именно! Я ведь тоже ее видела, а ты как думал? Я не идиотка. По-твоему, человек, который живет один, да еще инвалид, может открыть кому ни попадя? Поставь себя на ее место, Элиот. Неужели это трудно понять? Фергюс ревет как ишак посреди улицы «Мэдди!», ты хихикаешь, а я посередке между вами. Ну вот, для нее и я туда же. Она закрыла занавеску. Три хулигана орут под ее окном: естественно, она испугалась. Надо еще сказать, что вы в вашем прикиде…

– Что наш прикид? Насколько я помню, когда на тебя напали, наш прикид тебя не смущал. Мы хороши, чтобы спасти тебя от ублюдков, а потом бай-бай, валите восвояси, так? Мы портим картину? Тебе не нравится куртка моего старика? Ты будешь меня учить, как мне одеваться? Давай дальше, если на то пошло, ты уже почти обозвала меня расистом, хотя даже не знаешь, кто я.

Элиот перевел дыхание, сам удивившись посыпавшимся как горох словам. Он уже злился на себя, но увидел, что она дрогнула, и новая волна гнева затопила его, прорвав последнюю плотину.

Он ткнул пальцем, словно нанося последний удар, жестоко, злобно.

– И не вздумай больше учить меня насчет Фергюса, слышишь? Ты не стоишь его мизинца. Он чуть не попал под автобус, так спешил к тебе на помощь, и, честно говоря, не стоило. Мещаночка, вот ты кто!

«Хорошо припечатал», – подумал мужчина с газетой – даже его достали разбушевавшиеся страсти. Отвлекшись от хроники боксерского матча в Манчестере, он прислушался, чтобы проникнуть за кулисы их ссоры тайным зрителем. Рефлекс и удар у этого парня что надо. Всё равно что прямой в челюсть. Точное попадание! Такой удар заслуживает ответа того же калибра. Он покосился на девушку, прикидывая возможности ее реакции. Та же категория, руки покороче, вес не тот. Не уверена в себе, но импульсивна и может быть жестокой, если ее достать. Она получила по полной, переваривает, но еще не в нокауте. Интенсивная атака, самозащиты ноль, и не надо забывать, что она начала первая… Да и высоко задрала планку, фактически назвав его хулиганом.

Что она скажет? Что сделает? Как ответит? Хорошей затрещиной? Как знать…

Ничего. Она не ответила ничего. Глухо, как в танке. Он вскочил – выходить, – свернув газету. Мальчонка в военной куртке выиграл по очкам в первом же раунде. «Сегодняшней молодежи пороху не хватает, – думал мужчина, ускоряя шаг. – Годятся разве что для рубрики „Кроссворды“, да и то…»

Сэм для вида рылась в рюкзаке, а Элиот смотрел ей прямо в лицо. Она уступила место молодой матери с маленькой девочкой и понуро присоединилась к толпе у дверей. Поезд остановился, двери разъехались. Проталкиваясь между людьми, начавшими выходить, Сэм вернулась: ее вдруг загрызла совесть. Нагнувшись, она ласково коснулась кончиками пальцев щеки юноши. Невероятно медленным был этот жест против течения, когда поток уже уносил ее. Решительно, не все люди живут в одном пространстве-времени.

– Прощай, Элиот. Ты был прав насчет Фергюса, я не стою его мизинца. Я вообще не стою ничьего мизинца.

Элиот уклонился, отвернув голову. Он не сделал ни единого движения, чтобы удержать ее. Но когда двери закрылись и она смешалась с потоком пассажиров, когда он увидел ее кудри, танцующие среди безымянного стада, и вдруг понял, что не увидит ее, наверно, больше никогда – это «никогда» резануло бесповоротно, как лезвие ножа, – горький ком поднялся из глубины его нутра. Он дал волю слезам, не обращая внимания на насмешливые или жалостливые взгляды, бесстыдно, не сдерживаясь, сам по себе.

Маленькая девочка, удивившись, склонилась в его сторону, и ее рот нарисовал идеальное О на личике китайской куклы.

– Почему он плачет?

– Ничего, милая, это взрослые дела, – ответила мать с ноткой грусти, – он влюблен…

Девочка повернулась к ней, ожидая продолжения.

– …но сам этого не знает, – заключила мама и крепко обняла ее.

Сэм пересела на Северную линию и поехала в Камден-Таун. Выйдя со станции, она плотнее запахнула воротник ветровки. Снег всё шел. В кафе за витринами новостные программы телевидения показывали нон-стоп лыжников и детей на санках на холмах Гринвича и в Примроуз-Хилл. Она старалась идти быстро, чтобы согреться, но ее била неудержимая дрожь. Холод проникал спереди и сзади, морозил пальцы и леденил сердце. Фасады были украшены немыслимыми рекламными скульптурами, голова слона торчала из муляжа индийского дворца, красовались готические героини в полном макияже и гигантские туфли на фоне английского флага, висел на кирпичной стене дракон, его длинный язык тянулся к прохожим. Ярмарочное гулянье за полярным кругом. Исходившее от него фальшивое веселье окончательно деморализовало ее, вышедшую не вполне невредимой из страшной игры в войнушку.

Следуя за толпой и проклиная свою неистребимую неуклюжесть, Сэм зашла в магазинчик одежды, купила себе вязаную шапку с гербом клуба «Челси» и пуховик в крупных цветах, последние зимние вещи, отыскавшиеся в дальнем углу магазина. Ничего безобразнее она, наверно, никогда не носила. Она сунула скатанную ветровку в большой карман рюкзака, зубами оторвала ярлыки с новых приобретений и сразу надела их.

В витринах отражался ее силуэт в капюшоне, отделанном синтетическим мехом, и она казалась себе инуиткой. В ней боролись грусть и обида, было стыдно, что она унизила Элиота, когда так хотела его обнять. Она зашла в фастфуд и уселась с тепловатым кофе на высокий стул, лицом к улице.

Сэм думала о Мэдди, вспоминала ее фарфоровое лицо, мельком увиденное за занавеской. Она надеялась, что старушка не узнала среди трех молодых людей, вопивших под ее окнами, девушку, пришедшую ее навестить.

Мэдди, такая классная, всегда называвшая ее в письмах «дорогая Саманта».

Она единственная так делала.

Для всех остальных существование девушки было короче щелчка пальцев: «Сэм».

Этим всё о ней и сказано.