Кен Фоллетт
Трое

От этих мыслей ее заколотило. Затем она сказала себе: если я этого не сделаю, то потеряю его; а если я потеряю его, то не хочу жить.

Она вылезла из постели. Сняв одежду, в которой она так и уснула, Сузи умылась, натянула чистый свитер и брюки, которые были в сумке. Присев за маленьким столиком, привинченным к полу, она съела сыр и несколько сосисок, которые принесли ей вчера. Причесав волосы, она, чтобы придать себе бодрости, наложила легкий грим.

Она попробовала дверь каюты, которая оказалась незапертой.

И вышла.

Двинувшись по проходу, она уловила запах пищи из камбуза. Подойдя туда, она осторожно заглянула в помещение.

Ростов сидел в одиночестве за столом, аккуратно поедая яйцо всмятку. Подняв глаза, он увидел ее. Внезапно лицо его исказилось злобой, тонкие губы отвердели, и он холодно посмотрел на нее. Сузи замялась, но потом все же заставила себя подойти к нему. Оказавшись около стола, она небрежно прислонилась к стулу, потому что ноги ее не держали.

– Садитесь, – пригласил Ростов. Она опустилась на стул.

– Как спалось?

Она с трудом перевела дыхание, словно после бега.

– Прекрасно, – сказала Сузи, не в силах справиться с дрожью в голосе.

Его острый скептический взгляд, казалось, проникал в самые глубины ее мозга.

– Похоже, вы взволнованы. – Он говорил ровным голосом, без симпатии, но и без враждебности.

– Я… – Слова застревали у нее в горле и душили ее. – Вчера… так неловко получилось. – Во всяком случае, это было правдой, и ей было легко признаться в этом. – Я никогда не видела, как кто-то умирает.

– Ах, это. – Наконец нечто, напоминающее человеческое чувство, мелькнуло в выражении лица Ростова: может, и он вспомнил, когда ему довелось увидеть умирающего человека в первый раз. Потянувшись за кофейником, он налил Сузи кофе. – Вы еще очень молоды, – сказал он. – Должно быть, вы ненамного старше моего сына.

Сузи изящно сделала первый глоток, надеясь, что он продолжит разговор на эту тему – что позволит ей успокоиться.

– Ваш сын? – переспросила она.

– Юрий Давидович, ему минуло двадцать лет.

– И что он делает?

Улыбка Ростова на этот раз была не такой холодной.

– К сожалению, большую часть времени он проводит, слушая упадническую музыку. И не учится так упорно, как ему следовало бы. Не в пример своему брату.

Дыхание Сузи обрело нормальный ритм, и руки у нее больше не дрожали, когда она держала чашку. Они понимала, что этот человек не становится менее опасен лишь потому, что у него есть семья; но он казался не таким пугающим, когда говорил о ней.

– А ваш второй сын? – спросила она. – Тот, что младше?

Ростов кивнул.

– Владимир. – Теперь в нем не осталось ничего, что пугало ее; он смотрел куда-то поверх головы Сузи, и на его лице появилось мягкое расслабленное выражение. – Он очень одаренный мальчик. Он будет великим математиком, если получит соответствующее образование.

– Это не должно быть проблемой, – сказала она, продолжая наблюдать за ним. – Советская система образования считается лучшей в мире.

Она не сомневалась в правоте своих слов, но, должно быть, эта тема имела для Ростова какое-то особое значение, потому что рассеянность его взгляда исчезла, и он снова стал холоден и неприступен.

– Да, – сказал он. – Это не будет проблемой. – Он продолжал расправляться с яйцом.

Сузи торопливо прикинула: в нем начало пробуждаться дружелюбие, и я не должна упустить его. Она лихорадочно соображала, о чем бы еще завести речь? Что у них может быть общего, о чем еще они могут поговорить? Затем ее осенило.

– Я все пытаюсь вспомнить вас в те времена, когда вы учились в Оксфорде.

– Вы тогда были очень маленькой. – Он налил себе еще кофе. – Все помнили вашу мать. Пожалуй, она была самой красивой женщиной из тех, что обитали там. А вы очень смахиваете на нее.

Это лучше, подумала Сузи. Она спросила его:

– Что вы изучали?

– Экономику.

– В те дни, как мне кажется, ее трудно было назвать настоящей наукой.

– Да и сегодня она не лучше.

Сузи придала лицу серьезное выражение.

– Мы, конечно, имеем в виду буржуазную экономику.

– Конечно. – Ростов посмотрел на нее, словно пытаясь понять, насколько она серьезна. Чувствовалось, она убедила его.

Появился какой-то офицер и по-русски обратился к нему. Ростов с сожалением поднялся, глянув на Сузи.

– Я должен идти на мостик.

Она должна быть вместе с ним. Сузи сделала усилие, чтобы ее голос звучал спокойно и непринужденно.

– Могу я сопровождать вас?

Он помедлил. Сузи думала: он должен взять меня. Ему нравится говорить со мной, он уверен, что я на его стороне, и, если даже я узнаю какие-то тайны, неужели он думает, что смогу использовать их, находясь на корабле КГБ?

– Почему бы и нет? – сказал Ростов.

Он вышел. Сузи последовала за ним.

Оказавшись в радиорубке, Ростов улыбнулся, читая текст радиодепеш и перевел их для Сузи. Похоже, он был доволен изобретательностью Дикштейна.

– Этот парень чертовски хитер.

– А что такое «Сейвил шипинг»? – спросила Сузи.

– Прикрытие для израильской разведки. Дикштейн избавился от всех, у кого были причины заинтересоваться, что случилось с ураном. Пароходная компания интересоваться не будет, потому что судно больше ей не принадлежит. Теперь он снимает с борта и капитана и команду. Не сомневаюсь, он что-то рассказал и тем, кому по-настоящему принадлежит уран.

Вот это и надо было Сузи. Ростов обращается к ней, как к коллеге, и она в центре событий; она должна найти способ, чтобы обратить их ход в свою пользу.

– Так что все препятствия им преодолены? – спросила она.

– Да. Дикштейну удалось захватить судно без единого выстрела.

Сузи быстро соображала. Когда она «предала» Дикштейна, она тем самым доказала свою преданность арабам. Теперь та раскололась на два лагеря: в одном были Ростов, КГБ и египетская разведка; в другом – Хассан и федаины. И теперь Сузи может доказать свою верность Ростову, выдав Хассана.

С наивной небрежностью она бросила:

– Что, конечно же, удастся и Хассану.

– Что?

– Хассан тоже захватит «Копарелли» без единого выстрела.

Ростов уставился на нее. Казалось, от его худого лица отхлынула вся кровь. Сузи была потрясена, увидев, как в мгновение ока он потерял всю свою уверенность и сдержанность.

– Ясиф Хассан собирается захватить «Копарелли»? – переспросил он.

Сузи сделала вид, что удивлена.

– Вы хотите сказать, что ничего не знали?

– Но кто именно? Не египтяне же, в самом деле?

– Федаины. Хассан объяснил, что это был ваш план.

Ростов грохнул кулаком по столешнице и в этот момент, разгоряченный, он стал похож на русского.

– Хассан лжец и предатель!

Сузи поняла, что наконец ей представилась возможность. Она подумала: «Боже, дай мне силы».

– Может, нам удастся остановить его…

Ростов посмотрел на нее.

– В чем заключается его план?

– Захватить «Копарелли» до того, как к судну подойдет Дикштейн, затем захватить в ловушку израильский отряд, после чего отправиться… он не говорил мне, куда точно, куда-то в Северную Африку. А каков ваш план?

– Протаранить судно после того, как Дикштейн захватит его…

– Разве мы не можем все-таки сделать это?

– Нет. Мы слишком далеко, мы не успеем перехватить их.

Сузи осознала, что если сейчас, в эту минуту, она не скажет единственные верные слова, и она, и Дикштейн погибнут. Она скрестила руки на груди, чтобы скрыть, как ее колотит.

– Значит, нам остается сделать одно-единственное, – сказала она.

Ростов поднял на нее глаза.

– То есть?

– Мы должны предупредить Дикштейна: федаины собираются устроить засаду, чтобы он мог отбить обратно «Копарелли».

Так. Слово сказано. Она не сводила глаз с лица Ростова. Он должен проглотить наживку, все совершенно логично, ничего иного ему не остается!

Ростов глубоко задумался. Наконец сказал:

– Предупредить Дикштейна, чтобы он мог отбить «Копарелли» у федаинов… Затем он будет действовать в соответствии со своим замыслом, а мы – в соответствии со своим.

– Да! – воскликнула Сузи. – Это единственный выход! Разве не так?

«ОТ: «Сейвил шипинг», Цюрих.

К: «Ангелуцци и Бьянко», Генуя.

Ваш груз урановой руды от фирмы Ф.А.Педлера задерживается на неопределенное время в связи с поломкой двигателя в море. Новая дата прибытия груза будет вам незамедлительно сообщена. Папагополус».

Когда на горизонте показался «Джил Гамильтон», Петр Тюрин зажал в углу Равло, того самого наркомана; они стояли на твиндеке «Копарелли». Тюрин действовал с решительностью и уверенностью, которых раньше у себя не подозревал. Оттеснив его в сторону, он схватил Равло за ворот свитера. Тюрин был напорист и крепок, а Равло худ и изможден.

– Слышь, – сказал Тюрин, – ты для меня кое-что сделаешь.

– Конечно, все, что скажешь.

Тюрин помедлил. Риск тут, ясное дело, был. Но выбора у него не имелось.

– Мне нужно остаться на судне, когда все вы перейдете на «Джил Гамильтон». Если я потеряюсь, скажешь, что видел меня и что я уже там.

– Ладно, договорились, конечно.

– Если меня найдут и перетащат на борт «Джил Гамильтона», то, не сомневайся, я выдам твою тайну.

– Я сделаю все, что ты хочешь.

– Так тебе же будет лучше.

Тюрин отпустил его. Уверенности пока у него не было: такой человек пообещает все, что угодно, но стоит его только прижать, и он рассыплется на куски.

Вся команда собралась на палубе. Море было слишком бурным, и «Джил Гамильтон» не мог встать борт о борт, так что с него спустили шлюпку. Всем приказано было надеть спасательные жилеты. Офицеры и команда «Копарелли» безмолвно стояли под дождем, пока шел пересчет, затем первый моряк спустился по трапу, спрыгнув прямо в кокпит.

Шлюпка слишком мала, чтобы сразу же взять на борт всю команду – надо совершить два или три рейса, прикинул Тюрин. Пока внимание всех было приковано к первому спускающемуся, Тюрин успел шепнуть Равло: «Постарайся быть среди последних».

– Хорошо.

Они вдвоем стояли с краю сгрудившейся толпы. Старпом, перегнувшись через леер, наблюдал, как идет посадка. Все остальные стояли, приглядываясь к «Джил Гамильтону».

Тюрин нырнул за надстройку.

Он оказался в двух шагах от спасательной шлюпки, брезентовое покрытие на которой ослабил еще раньше. Нос ее был виден с того места палубы, где стояла команда, но корма была скрыта от взглядов. Тюрин подобрался к ней, приподнял брезент, влез и затянул покрытие.

Он подумал, что если его сейчас обнаружат, все рухнет.

Он был крупного телосложения и спасательный жилет делал его еще объемнее. Не без труда он принял в шлюпке такое положение, при котором сквозь дырочку в брезенте мог наблюдать за происходящим. Теперь его взгляд приковался к Равло.

Он видел, как вторая группа стала спускаться по трапу в шлюпку, и услышал, как первый помощник спросил: «А где радист?»

Тюрин уставился на Равло. Да говори же, черт бы тебя побрал!

Равло помедлил.

– Он спустился с первой партией, сэр.

Молодец, мальчик!

– Ты уверен?

– Да, сэр, я его видел.

Помощник кивнул и буркнул, что не может отличить одного от другого при этом проклятом дожде.

Капитан окликнул Коха, и двое мужчин отошли переговорить поближе к тому месту, где скрывался Тюрин.

– Я никогда не слышал о «Сейвил шипинг», – сказал капитан. – А вы?

– Нет, сэр.

– В этом что-то есть – продавать корабль, когда он в море, а потом оставлять на нем механика, заставляя капитана покинуть судно.

– Да, сэр. Я думаю, что они никогда не были в море, эти новые владельцы.

– Конечно, не были, а то бы они разобрались, что к чему. Скорее всего, случайные люди. – Наступила пауза. – Вы, конечно, можете отказаться оставаться тут в одиночестве, и тогда я останусь с вами. Во всяком случае, я вас поддержу.

– Боюсь, что тогда меня выгонят.

– Верно, я этого не учел. Ну что ж, удачи.

– Благодарю вас, сэр.

Третья группа моряков спустилась в шлюпку. Первый офицер уже висел на верхней ступеньке, ожидая капитана, который продолжал бормотать о случайной публике, спускаясь вслед за помощником вдоль борта.

Внимание Тюрина теперь обратилось к Коху, который считал, что остался единственным обитателем судна. Механик, проводив взглядом шлюпку, которая подваливала к «Джил Гамильтону», по трапу поднялся на мостик.

Тюрин вслух выругался. Он надеялся, что Кох спустится в машинное отделение, и тогда он проберется в кладовую и свяжется по рации с «Карлой». Он наблюдал за мостиком, видя, как лицо Коха то и дело мелькает в его иллюминаторах. Если Кох будет торчать там, Тюрину придется ждать до темноты, прежде чем он сможет связаться с Ростовым.

Похоже, его ждет нелегкое испытание, если Кох предполагает весь день оставаться на мостике.

Тюрин приготовился к долгому ожиданию.

Когда «Наблус» оказался в той точке южнее острова, где Хассан предполагал встречу с «Копарелли», в поле зрения не было ни одного судна.

Они стали циркулировать расширяющимися кругами, и Хассан неустанно рассматривал в бинокль пустой горизонт.

– Ты ошибся, – сказал Махмуд.

– Не обязательно. – Хассан решил, что будет говорить спокойно и убедительно, без ноток паники в голосе. – Это самая первая точка, в которой мы можем встретиться. «Копарелли», может, идет и не на предельной скорости. Для того есть куча причин.

– Какие, например?

Махмуд тоже нервничает, заметил Хассан. На борту судна он уже не контролирует все и вся, только Хассан может принимать решения.

– Мы двинемся на юго-запад, наперерез предполагаемому курсу «Копарелли». Рано или поздно мы должны столкнуться с ним.

– Отдай приказ капитану. – Махмуд спустился вниз к своей команде, оставив Хассана на мостике вместе с капитаном.

Махмуд кипел от непонятного чувства гнева, причиной которого явилось напряжение. Как и его команда, отметил Хассан. Они предполагали, что к полудню уже вступят в бой, а теперь им приходится ждать, слоняясь по кубрикам и коридорам, чистя оружие, играя в карты и бахвалясь прошлыми подвигами. Они были готовы разить врагов в схватке, но единственное, что им пока остается – играть в опасные игры с метанием ножей, чтобы демонстрировать отвагу перед своими друзьями. Один из федаинов сцепился с двумя моряками, которые якобы нанесли ему оскорбление, и, прежде чем их успели растащить, порезал их осколками разбитой бутылки. И теперь команда старалась держаться подальше от федаинов.

Хассан попытался представить себе, мог бы он управляться с ними, будь он на месте Махмуда. Ему это уже приходило в голову. Махмуд по-прежнему был командиром, но самая важная доля работы выпала на него, Хассана: он обнаружил Дикштейна, проник в его планы, придумал, как захватить судно, и определил местонахождение «Штромберга». Он начал прикидывать, какое положение займет в движении, когда все завершится успехом.

Ясное дело, Махмуд думал о том же самом.

Ну-ну. Если в свое время они и сцепятся, то пока с этим торопиться не стоит. Первым делом им предстоит захватить «Копарелли» и устроить засаду Дикштейну. Хассана слегка замутило, когда он подумал, что ему предстоит. Хорошо быть закаленным в боях человеком, который ясно представляет себе ход будущей схватки. Хассан никогда не участвовал в боевых действиях, на него никто не наводил оружие, если не считать Кортоне на разрушенной вилле. Он боялся, но еще больше он опасался покрыть себя позором, если позволит увидеть свой страх, если бросится бежать, показав спину, если впадет в замешательство, как тогда, на вилле. Но вместе с тем, он чувствовал возбуждение, ибо если они победят… а они победят!

В половине пятого прозвучала ложная тревога, когда они увидели приближающееся к ним судно, но рассмотрев его в бинокль, Ясиф Хассан объявил, что это не «Копарелли»; когда корабль прошел мимо, он успел прочесть название на его борту – «Джил Гамильтон».

Спускались сумерки, и Хассан начал беспокоиться. При такой погоде, да ночью, при всех ходовых навигационных огнях два корабля могут разминуться в полумиле друг от друга. И весь день по тайному радиопередатчику с «Копарелли» не поступило ни звука, хотя Яаков сообщил – Ростов пытается вызвать Тюрина. Чтобы не пропустить «Копарелли», «Наблус» ночью должен двинуться к Генуе со скоростью «Копарелли», а потом с первыми лучами рассвета развернуться и продолжить поиск. Но к тому времени к нему подойдет «Штромберг», и федаины потеряют возможность устроить ловушку для Дикштейна.

Хассан уже приготовился объяснить ситуацию Махмуду, который как раз вернулся на мостик, когда в отдалении мелькнул одинокий огонек.

– Стоит на якоре, – отметил капитан.

– Откуда вы знаете? – спросил Махмуд.

– Об этом говорит одиночный белый огонь.

Хассан сказал:

– Что и объясняет, почему оно и не подошло к острову, где мы ждали судно. Если это «Копарелли», надо приготовиться к высадке на его борт.

– Согласен, – кивнул Махмуд и поспешил к своим.

– Выключите свои навигационные огни, – приказал Хассан капитану.

Когда «Наблус» приблизился к другому судну, ночь сгустилась.

– Я почти уверен, что это «Копарелли», – сказал Хассан.

Капитан опустил бинокль.

– На палубе три крана, а люки в кормовой части.

– Вы разбираетесь лучше меня, – признал Хассан. – Это «Копарелли».

Он спустился вниз, где выстроив в коридоре свою команду, Махмуд обращался к ней. Махмуд глянул на него. Хассан кивнул.

Махмуд повернулся к своим людям.

– Серьезного сопротивления не ожидается. Команда на судне из самых обыкновенных моряков, иметь оружие у них нет никаких основании. Мы подойдем в двух шлюпках, одна будет атаковать с правого борта, другая – с левого. На борту сразу же занять мостик и перекрыть проходы к радиорубке, чтобы никто не воспользовался рацией. Затем мы сгоним всю команду на палубу. – Замолчав, он повернулся к Хассану: – Скажи капитану подойти как можно ближе к «Копарелли» и заглушить двигатель.

Хассан повернулся. Внезапно он увидел, что снова стал мальчиком для посылок: Махмуд дал ему понять, что он остается боевым командиром. Унижение, испытанное Хассаном, заставило всю кровь броситься ему в лицо.

– Ясиф.

Он повернулся.

– Твое оружие. – Махмуд бросил ему пистолет. Хассан поймал его. Он был маленький, почти игрушкой, того типа, который женщины таскают в сумочках. Федаины покатились со смеху.

Хассан подумал: в эти игры и я могу играть. Он нашел защелку, которая выглядела, как предохранитель, и спустил ее. Нацелив ствол в палубу, он нажал спусковой крючок. Раздался грохот. Он опустошил всю обойму.

Наступило молчание.

– Мне показалось, что я увидел мышь, – спокойно сказал Хассан и кинул пистолет обратно Махмуду.

Федаины расхохотались еще громче.

Хассан вышел. Поднявшись на мостик, он передал указание капитану и вернулся на палубу. Стояла почти полная тьма. Был виден только стояночный огонь «Копарелли». Когда глаза попривыкли, сквозь стену тьмы стали различимы величественные темные очертания борта и надстроек.

Федаины уже бесшумно поднялись на палубу и стояли тут, смешавшись с командой. Двигатель «Наблуса» замолк. Команда стала спускать шлюпки.

Хассан оказался в той же шлюпке, что и Махмуд. Ялик прыгал на волнах, череда которых была бесконечной. Они подошли под крутой борт «Копарелли». На судне не было никаких признаков жизни. Конечно же, подумал Хассан, вахтенный офицер должен был слышать шум двигателей приближающегося судна, не так ли? Но никто не обеспокоился, свет не заливал палубу, никто не выкрикивал приказов и не склонялся над бортом.

Первым по трапу вскарабкался Махмуд.

Когда Хассан оказался на палубе «Копарелли», все остальные уже собрались на корме по правому борту. По трапу они спустились в кают-компанию. По-прежнему не было и следа команды «Копарелли». У Хассана возникло омерзительное чувство, что совершена какая-то ужасная ошибка. Вслед за Махмудом он поднялся на мостик. Там уже были два человека.

– Они успели воспользоваться рацией? – спросил Хассан.

– Кто? – посмотрел на него Махмуд.

Они спустились обратно на палубу. Постепенно подтягивались и остальные, обшаривавшие внутренности судна; вид у них был удивленный, и в руках они держали холодные стволы оружия.

– Останки «Марии Селесты», – пробормотал Махмуд.

Двое подтащили по палубе какого-то моряка, у которого был предельно перепуганный вид.

– Что тут произошло? – по-английски спросил у него Хассан.

Моряк ответил на каком-то другом языке. Хассану внезапно в голову пришла испугавшая его мысль.

– Давай проверим трюмы, – обратился он к Махмуду.

Они нашли трап, который вел вниз, и спустились в трюм. Хассан нащупал выключатель и повернул его.

Трюм был полон огромными бочками из-под масла, распертыми деревянными клиньями. На округлых бочках было написано слово «Запломбировано».

– Вот он, – облегченно вздохнул Хассан. – Вот он, уран.

Уставившись на бочки, они потом посмотрели друг на друга. В это мгновение все соперничество было забыто.

– Мы это сделали, – сказал Хассан. – Аллах милостивый, мы это сделали.

Когда сгустилась тьма, Тюрин увидел, как механик пошел включить белый стояночный огонь. Возвращаясь, он не поднялся на мостик, а прошел на корму и скрылся в надстройке. Скорее всего, пошел перекусить. Тюрин тоже проголодался. Он захватил с собой соленую треску и солидный ломоть черного хлеба. Весь день он просидел, скорчившись, в спасательной шлюпке и наблюдал, как Кох разгуливает по палубе. Он не мог думать ни о чем, кроме как о раздиравшем его чувстве голода; он мучил себя картинами икры, копченых балыков, грибочков и обилия мягкого хлеба.

Еще рано, Петр, говорил он себе.

Как только Кох скрылся из виду, Тюрин выкарабкался из шлюпки, с трудом размял застывшие мышцы и торопливо двинулся по палубе к кладовой.

Ему пришлось отбросить ящики и барахло, перекрывавшие доступ в маленькое помещение, где хранилась его рация. Стоя на четвереньках, он отбросил последнюю коробку и пополз по образовавшемуся проходу.

Передача началась с повторения короткого двухбуквенного сигнала. Найдя кодовую книгу, Тюрин выяснил, что предварительно должен переключиться на другую частоту. Подчинившись инструкции, он передал свои позывные.

Ростов тут же ответил:

«План изменен. Хассан нападает на «Копарелли».

Тюрин изумленно нахмурился и передал:

«Прошу повторить».

«Хассан предатель. Федаины будут атаковать «Копарелли».

 

– Господи, что же это происходит? – вслух произнес Тюрин. – «Копарелли» на месте, он на нем… Почему Хассан собирается… ну, конечно же, из-за урана.

Ростов по-прежнему что-то передавал.

«Хассан планирует устроить засаду для Дикштейна. Для претворения наших планов необходимо предупредить Дикштейна о засаде».

Тюрин было нахмурился, расшифровывая послание, а потом, все поняв, просиял.

– А потом мы появимся и вышибем всех, – сказал он про себя. – Умно. Но что мне делать?

Он передал:

«Как?»

«Вызывай «Штромберг» на постоянной частоте «Копарелли» и точно, повторяю, точно передай следующий текст: кавычки Судно захвачено, думаю, что арабами кавычки закрываются.

Тюрин кивнул. Дикштейн решит, что Кох успел передать эти несколько слов до того, как арабы убили его. Предупрежденный, Дикштейн сможет отбить «Копарелли». А затем «Карла» Ростова столкнется с судном Дикштейна, как и планировалось. Но что со мной будет? – подумал Тюрин.

Он отбил:

«Все понятно».

До него донесся отдаленный глухой удар, словно кто-то пришвартовался к борту судна. Сначала он не обратил на это внимания, а потом припомнил, что на борту нет никого, кроме них с Кохом. Подобравшись к дверям, он выглянул из них.

На борт поднимались федаины.

Задраив двери, он поспешил обратно к передатчику.

«Хассан здесь»,

– передал он.

Ростов ответил:

«Тут же связаться с Дикштейном».

«А что мне потом делать?»

«Прятаться».

Большое спасибо, подумал Тюрин. Вздохнув, он настроился на другую волну, чтобы связаться со «Штромбергом».

В голову ему пришла мрачная мысль, что ему уж больше не придется поесть даже соленой трески.

– Я было думал, что придется обвешиваться оружием до зубов, но тут это просто смешно, – сказал Дикштейн, и все охотно рассмеялись.

Поступившее послание с «Копарелли» сразу же изменило его настроение. Сначала он был просто поражен. Каким образом противная сторона смогла проникнуть в его планы настолько, что им удалось первым захватить «Копарелли»? Должно быть, где-то он допустил ужасную ошибку, доверившись кому-то. Сузи?… Но пока не имело смысла терзаться угрызениями совести. Их ждал бой. Его мрачная подавленность исчезла. Напряжение не покинуло его; оно сжалось, подобно стальной пружине, но теперь он мог управлять им на пользу делу, он знал, как его использовать.

Двенадцать человек в кают-компании «Штромберга» почувствовали перемену, происшедшую в Дикштейне, и им передалась его собранность перед схваткой, хотя они понимали, что кое-кому из них скоро придется погибнуть.

Теперь они в самом деле были вооружены до зубов. У каждого был 9-миллиметровый автомат «Узи», компактное удобное оружие весом в девять фунтов с полным магазином в 25 патронов и с откинутым прикладом всего на дюйм длиннее двух футов. У каждого было по три запасных магазина, а в кобуре на поясе – 9-миллиметровый «Люгер», обойма которого снаряжалась теми же боеприпасами, что и автомат; с другой стороны на поясе висели четыре ручные гранаты. Кроме того, каждый обзавелся оружием по своему собственному выбору: ножи, дубинки, штыки, кастеты и другое еще более экзотическое, которое трудно даже представить смертельно опасным оружием.

Дикштейн понимал, в каком настроении его боевые друзья, и понимал, что оно перешло к ним от него. Он и раньше сталкивался с таким общим духом перед боем. Всем им не был чужд страх, и, как ни парадоксально, именно он заставлял их желать скорейшего начала схватки, потому что хуже всего было ожидание; обстановка боя оказывала наркотическое воздействие, и лишь после него было ясно, кто остался в живых, кто погиб, но ни о чем больше не надо беспокоиться.

Дикштейн детально разработал план атаки и рассказал о нем. «Копарелли» – этакий миниатюрный танкер, с трюмами в передней и средней части палубы, с основной надстройкой на корме, где располагается и дополнительная. Основная надстройка включает в себя командный мостик, каюты офицерского состава и общую кают-компанию; под ней – кубрики команды. В дополнительной надстройке проход, ведущий к кладовым, а под ними – машинное отделение. На палубе обе надстройки отделены друг от друга, но внизу сообщаются между собой.

Им предстоит высаживаться тремя группами. Аббас атакует с носа. Остальные две, возглавляемые Бадером и Гибли, штурмуют с правого борта и левого по трапам, свисающим с кормы.

Обеим этим штурмовым группам предстоит сразу же уходить вниз и двигаться вперед, уничтожая врагов внутри судна, куда их должен будет загнать Аббас и его люди с носовой части судна. Поскольку принятая стратегия действий предполагала, что основной очаг сопротивления останется на мостике, Дикштейн решил сам заняться им.

Атака должна состояться под покровом ночной тьмы: в противном случае им ни в коем случае не удастся подняться на борт – их засекут едва только они окажутся на палубе. Осталось решить проблему, как не подстрелить друг друга в ночном бою. Он предложил опознавательный сигнал, слово «Алия», и атакующие силы были разведены в разные стороны, чтобы они не столкнулись друг с другом, пока все не будет кончено.

Теперь оставалось лишь ждать.

Они сидели тесным кружком на «Штромберге», столь похожего на «Копарелли», где им скоро предстояло драться и умирать. Дикштейн обратился к Аббасу.

– С носа вы будете держать под контролем переднюю часть палубы, пространство, открытое для огня. Размести своих ребят за прикрытиями и оставайтесь там. Как только враг на палубе попробует сменить позиции, снимайте его. Ваша главная проблема – подавить огонь с мостика.

Развалившись в кресле, Аббас еще больше, чем обычно, походил на танк. Дикштейн мог только радоваться, что он рядом с ним.

– И мы первыми открываем огонь.

Дикштейн кивнул.

– Да. У вас есть хорошая возможность попасть на борт незамеченными. Но не открывайте огня, пока последний из нас не поднимется на палубу.

Кивнул и Аббас.

– Я вижу, что в моей команде и Поруш. Ты же знаешь, что он мой зять, муж сестры.

– Да. Кроме того, я знаю, что он единственный женатый человек здесь. И, думаю, у тебя есть право позаботиться о нем.

– Спасибо.

Фейнберг поднял глаза от лезвия ножа, которое он острил. Теперь тощий ньюйоркец не улыбался.

– Что ты знаешь об этих арабах?

Дикштейн нерешительно покачал головой.

– Они могут быть и регулярной армией и федаинами.

Фейнберг ухмыльнулся.

– Будем надеяться, что армейские – стоит им только увидеть наши рожи, сразу сдадутся.

Шутка была не из лучших, но все облегченно расхохотались.

– Поймите, – сказал Дикштейн, – они предполагают, что, по нашему мнению, нас ждет совершенно пустое судно. И их засада должна быть жуткой неожиданностью для нас. Они ждут легкой победы – но мы подготовились к бою. И кроме того, будет темно…

Открылась дверь и вошел капитан.

– Мы в виду «Копарелли», – сказал он.

Дикштейн встал.

– Пошли. Удачи – и пленных не брать.